Встреча

  Уличный граммофон с привычной хрипотой играл военные песни. Весь городок в три пятиэтажных дома выходил на улицу и стремился в концертный зал, на входе которого висела табличка: « Сегодня выступает танцевальный ансамбль « Любава»».  Из всех развлечений городка, приезжее группы и заезжие ансамбли были самыми любимыми у людей. Гриша вышел из своей комнаты в общежитии офицеров и закрыл за собой дверь. Идеально выглаженная форма, аккуратно сидящие погоны, до блеска отполированные ботинки и прямая осанка показывала всем окружающим, что представления об идеальном офицере должны выглядеть именно так. Выйдя на улицу, Гриша на секунду остановился и посмотрел на спешащих людей, офицеры в парадных формах со своими женами и детьми шли в концертный зал, чтобы на пару часов забыть о службе делах и о постоянном повторении, медленно текущих изо дня в день. Ветер порывов как бы подгоняя людей, пролетел по дороге, стараясь первым проникнуть в зал и занять лучшие места.

- Гриша, ты чего встал, концерт скоро начнется!- Максим с игривым настроением положил руку на плечо Гриши и посмотрел в направлении его взгляда.
- Уже иду, - ответил Гриша,- просто хотел посмотреть, кто туда идет. – Поправив свои густые и черные как сажа волосы Гриша надел фуражку по всем требованиям устава. Рельефные брови в сочетании с голубыми глазами предавали его лицу серьезность и какую-то детскую непринужденность и искренность.

Максим хотел что-то сказать, но в толпе заметил девушку, одиноко следовавшую среди бегающих детей, строгих офицеров и их жен, гордо идущих с ними. На ней было легкое платье и потертое пальто. Хлопнув Грише по плечу, и подмигнув ему, указывая на девушку, сорвался с места, и быстрым шагом элегантно подошел к ней. Гриша решил еще немного понаблюдать за своим другом. Девушка поначалу сильно засмущалась, не ожидая такой непредвиденной встречи. После нескольких фраз Максима и небольшого Па около нее, она рассмеялась и расправила плечи, словно скинула с себя невидимый груз. Максим подставил ей свою руку, она посмотрела на него еще раз с улыбкой, которую хотела скрыть, но не могла ее утаить и приняла предложение. Они шли уже не спеша и о чем-то беседовали.
Гриша шел, наступая своими лакированными туфлями по не идеальному асфальту, вокруг все казалось не серым и невзрачным кроме него. Каждое его движение вперед распространялось, словно волны от брошенного камня в тихую воду. Он не замечал тех взглядов, которые возвышали его, завидовали ему или презирали. Они  пролетали мимо как пули, пытающиеся убить, но так и не достигшие своей цели. Гриша думал о доме. Ничего так не заставляет думать о родных краях и людях, как твое бессилие прикоснуться к ним всеми своими чувствами. Улицы начали пустеть. Остались лишь офицеры, пришедшие только со службы, и бегущие в зал занять оставшиеся места.

-Товарищ капитан, - обратился к Грише майор, начальник штаба,- вам уже успели доложить о том, что после концерта, вы заступаете на сутки дежурным во вторую роту?
- Никак нет, товарищ майор. – Гриша не был удивлен услышанному. Рядом с майором стояла жена, хорошенькая блондинка, с влюбленными глазами, наблюдающая за каждым движением не своего мужа, а капитана. Гриша знал, что майор видит желания своей жены, и единственное, что он мог сделать, это причинить страдания объекту желания своей жены. – Но…- Гриша хотел сказать, что только продежурил сутки, но увидев ехидно- презренную улыбку на лице офицера, произнес – Есть, товарищ майор!
Майор развернулся и увидел взгляд жены, наполненный сожалением, который ни когда не видел по отношению к себе, одернул ее, и потащил за собой. Гриша оглянулся на пустые улицы. Последние лучи уходящего солнца бьются сквозь скелеты деревьев, но так и остаются за ними. Сняв фуражку, Гриша зашел в зал.

В зале Грише показалось, что он попал в большой улей, где все возятся и ерзают на своих местах. А на улице тишина подумал Гирша, и ему захотелось уйти из душного кипящего здания, но служба не позволяла такой подрыв дисциплины у офицерского состава. Найдя свободное место, Гриша пошел туда своей уверенной походкой, держа под рукой снятую фуражку и не замечая своего магнетизма, своего влияния на других людей, которые наблюдали за ним, словно пришли сюда смотреть на него. В зале потушили свет, и сцена озарилась ярким светом. Стало тихо, и именно этого и не хватало Грише. Он любил тишину и думал о ней, как о чем-то дорогом и очень ценном. Человек, говорящий на сцене, не смог пробиться сквозь мыли Гриши, и остался в своем мире. Тоска опять нахлынула на Гришу, он начал думать о своей матери, которая после смерти отца, взяла на себя груз всего хозяйства. Хотя успокаивала мысль о старшем брате, оставшимся с ней и беря на себя часть тяжелой работы. «Если бы только он не пил», думал Гриша о своем брате, так как в деревне сложно уйти от этой напасти, видно это единственное лекарство от собственной жизни.
Фруктовый сад позади дома и поля с их лесами и грибными местами, речка, нежная и извилистая, словно змея, ползущая к новым местам. Только эти мысли о доме и заставляли Гришу выполнять все приказы с четкостью и всей ответственностью. Большую часть зарплаты, заработанные на службе, Гриша каждый месяц отсылал матери в деревню, оставляя себе минимум для проживания и житейских принадлежностей.
Аплодисменты, и уходящие за кулисы артисты, выдернули Гришу из своих воспоминаний.

-А сейчас вы увидите новый номер, впервые исполняющийся на этой сцене. – Ведущий концерта небольшой лысоватый мужичок в простом костюмчике и микрофоном в руках, объявил номер и с ниспадающей улыбкой и жестом руки, показывал на выход ансамбля. Десять девушек в народных платьях начали кружить по сцене, словно паря над землей, играла спокойная музыка, знакомая Грише с детства. Опущенные головы девушек нельзя было увидеть, лишь их движения говорили об их хрупкости и невинности. Когда музыка начала немного ускоряется и танец на сцене прибавил динамики, девушки с веселой улыбкой подняли головы и вскрикнули в такт. Гриша ощутил удар, но не физический, а удар в сердце, он не сразу понял что произошло. Словно молния, блеснувшая на краю взгляда, и оставившая после себя вопрос, была ли она вообще,  гром дал понять, что был. Гриша еще раз решил взглянуть на танцующую девушку, которая и была той молнией и ударом, отразившейся в его сердце. Он наблюдал, забыв обо всем, с упоением смотрел и впитывал каждое движение незнакомки, выполнявшую на сцене новый танец, словно он был последним. Сердце сжималось в каждый раз, когда она поворачивалась к нему спиной, и расцветало при виде ее. Время, которое они танцевали, показалось Грише ничтожно коротким, и все до этого мига превратилось во что-то старое и не важное. Не дождавшись аплодисментов и поклона выступающих, он встал и захлопал, устремив свой взгляд и восторг ей одной. Девушки на сцене смотрели на человека с идеальной осанкой и мужественным лицом, смотрящим на одну из них и, заставляя ее краснеть, принимали невидимую силу от человека из зала. Его взор был настолько точен и магически привлекателен, что у девушек не возникло вопросов на кого он его устремил. Они посмотрели в сторону их подруги с искренней завистью и поклонились публике. Зал взорвался овациями. Юная девушка начала всматриваться в лица и искать того, кто сделал ее своим выбором. Она не знала почему, но знала, что должна еще раз увидеть тот взгляд голубых глаз, черных густых волос и то выражение любви, о котором читала только в книгах.

Концерт, рассчитанный на два часа, продлился, и Гриша не мог сидеть до конца, нужно было заступать на сутки. Он вышел из зала на улицу. Было уже темно и уличные фонари осветили контур улиц, оставляя место темноте и воображению. Первое, о чем он вспомнил, смотря в темноту, это история из детства. Как-то раз они с отцом уже в сумерках возвращались с поля на повозке через лесную дорогу. Отец управлял поводьями, а он, маленький, сидел на краю повозки и наблюдал за отдаляющимся полем и заходящем солнцем в конце туннеля из деревьев и кустов. Вдруг лошадь резко остановилась, встала на дыбы. Отец в ожидании волка или кабана схватился за ружье, прижав его к плечу. Прищурив один глаз наблюдал, затаив дыхание. Повернувшись от отца обратно на заходящее солнце Гриша увидел как нечто, маленькое и не похожее на человека переходит дорогу, он знал, что там, где прошло непонятное существо, было болото, но связь с увиденным не стал учитывать. Полностью лысое и непонятного цвета существо спокойно прошло дорогу и скрылся в кустах. Лошадь успокоилась и потащила тележку вперед. Гриша не испытал страх, а лишь детское любопытство, и теперь каждый раз при виде темноты, задает себе вопросом, что же он видел на самом деле в тот день с отцом уезжая с остывающего поля?
Гриша шел и думал о случившимся с ним на концерте, где-то в нутрии он сказал себе, что это девушка станет его женой, но страх того, что он больше ее никогда не увидит, заглушал вулкан счастья. Открыв дверь своей комнаты в общежитии, Гриша ощутил приступ одиночества, но источником его был не дом, как раньше, а разлука с той, которую он искал. Переодевшись, Гриша поспешил на службу. Из Концертного зала начали выходить люди, многие остановились у входа, что бы выкурить сигарету и обсудить концерт.
Грише позвонил телефон. Это был КПП:
- Товарищ капитан, автобус с приезжими выезжает, пропустить?
Она сидит в этом автобусе, не зная, что его приказ разлучит их на всегда. Ему хотелось сказать «нет», вбежать и забрать ее с собой, вопреки всем уставам и всему миру. Он понимал, что выбора у него нет, хотя уже в своем воображении он прожил с ней целую жизнь. Почему именно его решение должно разделить их? Он не знает ни ее имени, ни откуда она, и вообще знает ли она о его существовании? Это было не важно. Важно это то чувство, поселившееся внутри, и Гриша это понимал.
-   Пропустите. – Гриша положил трубку.





          Это было первое выступление Галины в ансамбле «Любава» и ее первый выход на сцену с залом, наполненным людьми. Изящная, юная Галя с легкостью и гибкостью выполняла все движения четко и гармонично, словно это был полет лебедя, без лишнего и тяжелого. Переодевшись после очередного выступления, она услышала голос ведущего:
-… номер, впервые показывающийся на этой сцене.- Девушки выстроились в ряд за кулисами, волноваться времени не было, музыка включила невидимый механизм отработанных движений уже отделившихся от сознания и живших своей жизнью.
Неизвестно  почему, но Галю магнитом тянуло взглянуть на дальний ряд слева. Необъяснимое чувство, которому она сопротивлялась все выступление, победило в конце выступления. Хлопки доносились с того самого места, куда вырывался ее взгляд. Она увидела стоявшего среди всего зала мужчину в форме, так хорошо сидевшую на нем. Голубые глаза светились даже из темной глубины дальних мест, черные волосы были темнее обстановки и гуще чем засеянное поле. Галя смутилась и покраснела, поняв, что взгляд посвящен ей, и этот человек внимает каждому ее движению. Группа встала на поклон и зал начал аплодировать и вставать. Галя поднялась, держа за руки своих подруг. Лица перемешались, она понимала, что сейчас уйдет за кулисы и может больше никогда не увидеть того лица, того взгляда, который думала, что бывает только в книжке. Тут руку ее дернула подруга и они все вместе ушли за кулисы. Следующее выступление было последним в их концерте, и Галя ждала выхода на сцену, ждала, надеялась, что это не было ошибкой, что это не сон и он, человек с голубыми глазами, сидит там в такой же надежде увидеть ее. Выйдя на сцену, Галя увидела пустое место в дали зала и закрыла в своем сердце сказку.
Усталость в автобусе навалилась на нее пуховым одеялом, прикрыв и защитив от всего внешнего быстрым и сладким сном без мыслей, чувств и голубых глаз в конце концертного зала.





- Майор опять поставил тебя на сутки? – спросил Гришу старший лейтенант Тимошенко, сидевший с ним в одном кабинете. – Знаешь, тут поговаривают, что его жена как то приходила к тебе тайком. Уж не знаю, что она от тебя хотела, но точно не чай, - Тимошенко начал смеяться, но увидев серьезный взгляд Гриши, остановился, продолжил.- Знаешь, я тебя не виню, если бы она ко мне пришла, я бы за себя не ручался. Многие завидуют майору, но обладать такой красотой вещь опасная не позавидуешь ее хозяину.- Гриша молчал, Тимошенко призадумался, давая себе насладиться фразой, которую он произнес. У него была жена и маленький ребенок, ни чем не примечательный человек, живущий обычной жизнью. Он женился, потому что уже срок подошел, вся его жизнь была пропитана театральным кратким содержанием пьесы, где драма это или комедия, будет известно только в конце пути. Тимошенко был из тех людей, которые не любят ссориться и это качество Грише не нравилось в нем, он считал таких людей способными на предательство, способными выдать самое сокровенное другого человека за лишь легкое поглаживание по голове. А в целом это был обычный офицер.

Гриша не хотел говорить с ним про тот вечер, когда ночью пока майор был дежурным, его жена пришла к нему ночью. Она постучалась в тот момент, когда Гриша дочитывал главу книги, последней на сегодня. Он открыл дверь и увидел высокую блондинку в длинном пальто серого цвета, накрашенную свежо и пахнущую только что нанесенными духами. Взгляд ее был уверенный и слегка наглый. Это был взгляд женщины, не знающей поражений и добивающейся своей цели. Взгляд Гриши не выражал ничего, что слегка смутило гостью. Они оба понимали цель столь позднего визита, но его итог у каждого в голове прокручивался по-разному. Она прошла, словно облако не спросив разрешения войти и стала посреди небольшой комнаты. Оглядевшись она не увидела ни одного неопрятного или неубранного угла и места, все было чисто, строго, и это было выражения внутреннего совершенства хозяина этой комнаты. Гриша закрыл дверь. Блондинка подошла к Грише и попыталась его обнять, но четкие движения офицера и точное распределение силы не дали ее рукам доделать задуманное. Гриша направил женщину прямиком в кресло. Она не ждала такого и была ошарашена поступком Гриши.
-Что ты делаешь Наташа? Я никогда не позволю случиться тому, зачем ты сюда пришла. Анатолий мой друг, начальник, я его уважаю, но дело не только в этом. Посмотри на кого ты похожа, красивая женщина, жена офицера, ходишь по ночам к мужикам, пока муж на сутках. Думаешь, он не знает? Он любит тебя и прощает. В нашем городке что-то утаить очень тяжело. Если у вас с ним проблемы так решай их с ним, а не ходи в поисках сомнительных удовольствий, убивающих вашу семью. Любая хотела бы оказаться на твоем месте, а ты?- Он смотрел  прямо в ее глаза, не боясь своих слов и ее дальнейших действий.  Наташа заплакала. Слезы вырвались из ее накрашенных глаз, смывая тушь, словно грехи, прилипшие к ее душе. Они стекали по щеками и скапливались на выраженном подбородке, и каплями падали на чистый ковер.
-Я тебя люблю, Гриша,- эти слова вырвались как то не уверенно и отчаянно.
- Чушь! Вспомни, как вы с Анатолием познакомились. А свадьба? Какие вы там были счастливые, вам все завидовали и радовались за вас. Помнишь?- Наташа слегка улыбнулась и кивнула головой.- Что с вами стало? Да, он на сутках, но это не повод бегать по мужикам. Поговори с мужем и все у вас будет хорошо.
- Гриша…- слезы повторной волной вырвались из ее глаз,- у нас после завтра концерт, тогда в этот вечером дома с ним и поговорю. Спасибо.- Гриша подал ей платок и открыл дверь. Наташа ушла, оставив после себя запах духов. Гриша открыл окно, сел в кресло и дочитал главу до конца.

- Не хочешь рассказывать, тогда я пойду спать первым, и подменю тебя в два часа.- Заявил Тимошенко и вышел из кабинета. Наступила тишина. Та самая, которую Гриша ставит в абсолют всему. Он думал, что тишина это от Бога, ведь перед тем как создать мир, Бог был в тишине. Ей не важно, свет или тьма, она ощущается также, как все вокруг, но воспринимается по разному. Кого-то поглощает, а кого-то отталкивает, все зависит от человека. Контрольный пульт горел лампочками, на нем можно было наблюдать за жизнью всей части, где есть люди, а где ни кого нет, и там тоже есть тишина: думал Гриша.  В голове зазвучала медленная мелодия и появилась сцена, на которой танцует та незнакомка для одного зрителя. Не зная почему, Гриша быстро вскочил  со стула и подошел к окну. На улице была глубокая ночь, звезд видно не было, но он знал, что они где-то там, за пеленой облаков, озонового слоя в идеальной чистоте светят вопреки тому, что их могут не увидеть. Гриша подошел к столу, достал лист бумаги и ручку, снова сел на стул и синим цветом понес по бумаге, превращая слова в строчки, эмоции и мысли воплощались, образовывая твердь. Стих рвался наружу быстрее, чем его мог контролировать Гриша, время перестало существовать, он писал, зачеркивал и снова писал, оттачивая свои слова, словно ювелир обрабатывает драгоценный бриллиант, зная меру своему идеалу. Гриша положил ручку и выдохнул, на столе лежал лист отображающий внутренний его мир. Он бережно, словно поднимая младенца, поднял лист и, подойдя к окну, начал читать свой стих, словно та, кому он посвящен, находится в его комнате.

Как хотелось бы мне затеряться
Где-нибудь с синеокой тобой
Никогда ничего не бояться
И писать тебе песни одной.

И под куполом звездного неба,
На виду пуховых облаков,
Стать нужней тебе теплого хлеба
И желаний других мужиков.

Только разве услышишь когда то
Мои крики в осенние дни,
Мое нежное веское слово
Моей первой и краткой любви.

Никуда не уходят печали
Наломал я не мало дров.
От себя мы с тобой убежали,
Но в сердцах сохранили любовь.



Тимошенко зашел в кабинет и громко зевнул.
- Гриша, иди отдыхай, только смотри не проспи, в шесть часов жду тебя.
Гриша аккуратно сложил листок и положил в карман. Идя по коридору до комнаты отдыха, Гриша почувствовал усталость, но внутри было легко. Закрыв глаза он уснул на взбитой подушке и под теплым одеялом, тепло защищающим его от окружающего зноя.

Прошла неделя после концерта и мимолетной встречи. Гриша не мог объяснить почему, но стоило ему подумать о той девушке, как рождались стихи. Они могла прийти к нему с утра, за завтраком на службе или глубокой ночью, поэтому пришлось всегда с собой носить блокнот, а если его не было под рукой, любой рваный лист мог подойти для мыслей.
Любимое время для стихов была ночь, успокаивающая и длинная, давая возможность выйти всему потаенному и предоставляя свободу.
Гриша вышел из диспетчерской и направлялся в сторону технического склада. По дороге он увидел бегущего бойца, уверенно направляющегося прямиком к нему.
- Товарищ капитан…- рядовой немного отдышался, встал по стойке смирно и приложил руку к голове отдавая воинское приветствие.- Товарищ капитан разрешите обратиться, рядовой Кулагин.
- Разрешаю,- спокойным голосом ответил Гриша.
- Товарищ майор вызывает вас к себе в штаб, сказал срочно.
- Хорошо, спасибо, - Гриша хотел было задуматься, но заметил стоящего на месте рядового.
- Разрешите идти?- вытянувшись по струнке и приложив руку к пилотке, спросил боец.
- Ах, да иди,- ответил ему Гриша и, развернувшись, пошел в сторону штаба.

- Разрешите войти товарищ майор?- Приоткрыв дверь кабинета, спросил Гриша.
- Да, Гриш входи.- Как давно он не слышал от майора обращения к нему по имени. Анатолий сидел за большим столом, солнце вливалось в его кабинет, создавая антураж чего-то веселого и доброго. Майор, как показалось Грише, выглядит по другому, он хотел подобрать слова тому, что видит и смог остановиться только на слове «живым». Да, именно живым, и причину этой новой жизни он еще не мог уловить. Может это солнце и теплая погода, а может неожиданная премия, но все же думал Гриша, этого мало для таких перемен в человеке.
- Присаживайся, - спокойным голосом сказал Анатолий.- Насколько я знаю, ты уже как второй год без отпуска, у нас все время не хватало людей, да и ты и сам знаешь…- Гриша знал, но также он видел, как это не мешало его друзьям уходить в отпуска,- так вот,- продолжил майор.- Я хочу дать тебе отпуск, на месяц,- повисла тишина, Анатолий знал, что Грише будет тяжело поверить в услышанное. Майор не жалел о прошлом отношении с Гришей, он был человеком честно оценивающим и взвешивающим свои решения и действия, не давая чувствам преобладать над совершенным. Его поступок не был актом извинения за  ночные смены, сутки и грязные работы, это был жест благодарности. Гриша молчал, его ровная осанка показывала выдержку и стойкость, но глаз и взгляд выдавали внутреннюю радость и одновременно сомнение столь неожиданному предложению.
- Когда можно убыть домой?
- Когда тебе будет удобно.
- Завтра.- Майор молча снял трубку, и сообщил кому-то на другом конце провода, чтобы сегодня оформили бумаги на отпуск и рассчет.- Я свободен?- спросил Гриша.
- Да,- ответил майор и добавил,- спасибо Гриша.-  Гриша хотел было спросить «за что?», но губы сжались как пружины и Анатолий заметил, что после небольшого недоумения,  Гриша все понял. Майор легким кивком головы с одобряющим взглядом дал понять, что тот правильно нашел причину, улыбнулся ему и погрузился в работу.
Гриша сел в свой вагон и смотрел в окошко, выходившее на перрон. По плитке с взглядом собак ищеек ходил патруль, ища свою жертву. Они подходили к каждому человеку в форме и спрашивали отпускные документы. Майор и два высоких сержанта не дали бы шанса ни одному дезертиру подумал Гриша, они тоже подходили к нему, точные слова по уставу, подозрительный взгляд и холодные приветствия подтверждали их репутацию. Гриша не мог заострять на них внимания, он все еще не верил, что едет домой, что все происходящее с ним - правда. К своему удивлению, он обнаружил, что его тело все еще меняется. Попытки надеть гражданскую одежду, окончились фиаско, рубашка порвалась на спине, а брюки так и не налезли. Он обнаружил, что мышцы обрели более выраженную форму, как и взгляд, перестающий походить на юношеский. Дверь-купе открылось и зашли двое мужчин.
- Вчера перед отъездом решил на рыбалку сходить, так сказать напоследок. Водочки взял, закуски и пару удочек.- Начал говорить первый, укладывая свой чемодан.
- А на что ловил?- спросил второй, усаживаясь рядом со мной.
- На опарыша и червя, пробовал на мотыля, но как-то не пошло.
- А прикормку сыпал?
- Целую буханку хлеба им скормил.
- И?- второй все не унимался.
- Сорвалась,- первый развел руки до размеров сапога показывая размер рыбы, - а потом ловились небольшие, я их кошке принес, она у меня любит свежатину.
Поезд тронулся. Картинка в окне медленным слайдом начала уходить в сторону, люди провожающие других людей, махали руками. Кто-то шел наравне с поездом, стараясь отсрочить момент расставания хотя бы на мгновение, но перрон закончился, давая отсчет километрам дороги до следующей остановки.   
- Ну, доставай, -  сказал первый, потирая руки в предвкушении чего-то давно ожидавшего.- Первый зашуршал пакетами в своем рюкзаке. Сначала газету постелил, а затем достал бутылку водки «Советская» и небольшую нарезку из черного хлеба, колбасы и соленого огурчика.
- Эй! Сосед,- окликнул Гришу первый,- будешь с нами?- Два года, подумал Гриша, ко мне обращались с уважением по званию люди, которых я видел каждый день, а тут услышал «Эй» вместо приветствия. Гриша понимал, что они не виноваты в том, что не научились вежливости или элементарному этикету. Уважение к другим им было дико, так же как и уважение к себе.
- Извините, я не пью.- Гриша поднялся со своего места, мужики молча смотрели сначала друг на друга, затем на уходящего Гришу. После того, как дверь закрылась, в купе раздался дикий смех злобных гиен, отвергающих любую красоту и нравственность, не подходящую под их рамки и устои.
Поезд шел полным ходом, словно стрела, выпущенная в нужном для Гриши направлении, она несла его домой, на Родину, к матери, братьям и сестре. Он прокручивал в голове, как откроет калитку и увидит работающую в огороде мать, подбежит к ней и расцелует, как подарит куклу сестренке и брюки брату, а старшему рубашку. Как выпьет свежее молоко от их коровы и ночью, выйдя на крыльцо, не сможет надышаться ароматами, которые воспитали его с рождения. Смех опять донесся из его купе. Гриша продолжал смотреть на бегущие и неуловимые деревья, росшие рядом с рельсами и медленно бегущие за ними поля. Гриша хорошо помнил своего отца, пришедшего после войны, запивающего память алкоголем. На его маленьких глазах герой войны, отец превращался каждый раз в подобие человека. Каждый день маленький Гриша говорил себе, что никогда не будет пить, что не сломается ни под каким предлогом, не заставит себя страдать и не предастся медленной смерти. С возрастом все его друзья начали баловаться сигаретами и выпивать алкоголь. Детские шалости, превращающиеся потом в зависимость, не воспринимались детьми всерьез.
-Гриш, затянись разок, ничего страшно не будет, смотри,- мальчишка поднес к губам сигарету и с едва сланным потрескиванием тлевшей бумаги и табака, Гриша чувствовал, как неприятный и горький дым наполняет легкие парнишки. Тот протянул ему сигарету, мальчишки смотрели в ожидании реакции, чего Гриша не мог понять. Он с опаской и не доверием поднес окурок ко рту и резким вдохом вдохнул. Кашель начал драть горло, организм никак не мог понять, что за отраву ему предложили и добросовестной хозяйкой погнал прочь нежеланного гостя. Мальчишки все разом захохотали, оголив свои желтые прокуренные зубы, они были рады видеть, что еще один человек поддался их слабости, они словно вирус пытались заразить каждого своей слабостью перед дымом. В дальнейшем, сколько Гришу не уговаривали, он не прикасался к сигаретам на протяжении всей жизни. Первый Новый год в части. Гриша с офицерами новичками решили отметить его в местной столовой. Заказали у местных поваров еды, закуски и целое изобилие салатов. Водка стояла у каждого блюда, как основное украшение. Гриша ни когда не мог понять, в чем же состоит секрет напитка, лишающего тебя здравомыслия. Люди на протяжении всей истории доказывали друг другу свою человечность, право быть человеком и все это было ложью. Еще Гриша заметил, кто больше всех говорит про себя, как про великого человека, всегда падает ниже всех, когда пьяный. Десять часов, все собрались в столовой и приступили к трапезе. На каждых четырех человек был один, который разливал водку. Дошло дело и до Гришиного стакана.
- Мне не наливай, Дима.- Сказал Гриша, слегка делая жест рукой в отталкивании бутылки. Дима смотрел на него, как на чужого, не веря своим ушам. Сидевшие рядом с Гришей офицеры, слегка опешив, начали настаивать.
- Наливай,- хором сказали они,- в честь нового года можно, немного,- они попытались взять Гришин стакан.
- Нет…- сказал Гриша. Спокойный и уверенный голос был для них вызовом. Они напомнили Грише вирус, пытающийся переделать под себя здоровые клетки. Эта зараза не принимала другой формы, кроме как свою.- Я не пью. – Стол завибрировал от шума и возмущения, общая волна недовольства заразила, вирус победил всех и его конечной целью был Гриша. Крики доносились с разных краев стола «Ты нас не уважаешь!», «Ты что, не офицер?», « Не бойся!». Были только слова, никто не переходил к действиям, Гриша был крупнее многих и не каждый хотел бы помериться с ним силами. Напряжение сжимало пространство вокруг Гриши. Он ударил кулаком по столу и встал, все замерли.
- Товарищи!- Первое слово далось тяжело. Гриша понимал, как важно не остаться белой вороной в коллективе, как важно остаться человеком для себя, как важно не осудить людей, которые сидят за столом, как важно не сдаться. – Так уж получилось, что я не пью. В моем выборе нет ни капли намека на неуважение к вам или сложившимся традициям. Прошу вас уважать мое решение и больше не поднимать этот вопрос. А теперь давайте приступим.-  Без злобы в глазах и даже без намека на раздражение поразил сослуживцев. Они смотрели на диковинку в виде Гриши, еще никому в жизни не доводилось слышать такое. Дима передвинул свою руку к соседскому стакану. Впредь больше ни кто не предлагал Грише выпить и никто не делал из него белую ворону.
Проезжая очередную станцию, Гриша увидел зажигающиеся фонари. Он посмотрел на часы, они показывали половину восьмого. Через пару часов он уже будет дома, в купе заходить не хотелось. В вагоне включили свет. Вид за окном потерялся в безмолвно проносящейся темноте, изредка подающий признаки жизни желтый свет электрофонарей. В голове снова заиграла медленная музыка, и девушка, выходящая одна на сцену и танцующая, словно лебедь перед полетом. На лице у Гриши появилась легкая улыбка, и он начал про себя говорить:




Они нас сводят и разводят,
Несут и радость и беду.
Порой от счастья нас уводят,
Порой к желанному приводят,
Мы у дорог на поводу.

Без них сидели б мы на печке
Или лежали на спине,
А не бродили где к речки
Своей любимой при луне.

Они зовут из дома в дали
Кого- к горам, кого - к пескам,
К морям волнующей печали,
На полюс северный, ко льдам

Кого куда - не перечислишь.
Не миновать и нам дорог,
Бегущих (ближних и неближних),
Зовущих к милой на порог.

Такое видно у них свойство:
Манить к себе, но и всегда
Они – надежда, беспокойство,
Любовь, разлука и беда.


Гриша хотел было записать, но вспомнив, что ручка и бумага в купе, решил оставить его висеть в воздухе около окошка с видом на убегающую темноту. Он не понимал, откуда берутся слова и рифмы, где, то место, внутри которого было скрыто от него самого и ждало подходящего момента, чтобы вырваться наружу необузданной энергией слова. В голове появился образ девушки со сцены, и он наконец-то понял, что источник жизни слов не в нем, а в неуловимой незнакомке, которую он может больше никогда не увидеть.




Гриша проснулся ровно в шесть часов, годы службы закалили организм вставать не зависимо от будильника. Мать уже отвела корову на пастбище и готовила завтрак. Запах каши, и жареных яиц показался ему самым приятным на свете, не сравнимым ни с какими французскими духами. Лучи солнца словно потягивались на небосклоне, подтаскивая за собой ослепительный шар, лениво не желающий вставать. Прошла неделя, как Гриша приехал домой. Чувство, что этот отпуск скоро закончится, не давал покоя. Он старался не потерять ни одного момента впустую, был или с матерью или с братьями, брался за любую работу, а по вечерам рассказывал про службу и слушал про жизнь в деревне.
- Гриша, сегодня поедешь в город и купишь кое-что на рынке, я список написала, да и ты хоть развеешься, а то всю неделю как Папа Карло работаешь.- Мать Гриши говорила быстро и громко, после войны у нее перестало слышать правое ухо, а левое еще продолжало принимать и связывать ее с внешним миром, хотя не так хорошо как в молодости. Мать воспитывала своих детей строго, но с любовью, которую редко где найдешь. Однажды, когда в деревне случился авиа налет, мать взяла его с братом на руки и побежала в лес, прятаться. Гул самолетов становился громче и вызывал звериный, природный, ничем не смешанный чистый страх. Когда начали скидывать бомбы, мать остановилась, и закрыв своим телом детей, замерла, создав крепость из собственного тела, возвысив в тот момент истинную любовь до его абсолютного Божественного совершенства самопожертвования. Мать не любила вспоминать войну, как и многие ее прошедшие.
- Хорошо, мам, - Гриша поцеловал ее, как и каждое утро, в щеку и пошел умываться.
- Поторопись, завтрак уже готов, и позови остальных.- Сказала мать выходящему во двор Грише.
Вдохнув свежий воздух нового дня, Гриша пошел к умывальнику, стоящему позади дома около бани. Проходя через сад, он увидел брата Витю, перепахивающего поле. Еще увидел сестру Валю, равняющую землю граблями. Гриша почувствовал небольшую вину за то, что встает так поздно по сравнению с ними.
-Витя, Валя!!- Они остановились и посмотрели в сторону Гриши.
- Доброе утро, соня!- С небольшой улыбкой произнес Витя.
- Завтрак готов, умывайтесь и идите есть!- Гриша уловил себя на мысли, что фраза оказалась слишком в приказном тоне каким он отдавал приказы рядовым.
- Как дела у Ильи?- спросил Гриша про младшего брата, когда все собрались за столом.
- Хорошо, уже второй курс, возмужал, как ни как милиционером будет, летом обещал приехать после сессии.- Ответил Витя, уплетая яичницу.
- А где планируете свадьбу сыграть?- Гриша посмотрел на сестру.
- Ешь молча, - сказала мать,- вот приедешь и посмотришь. Нечего, тут вопросами приставать, что, да как. Давай доедай и на автобус, он через час будет.
- О! Гриш, ты в город?- с весельем заговорил Витя,- можешь мне купить бутылочку пивка холодненького, у нас в деревне такого нет, а так хочется вечерком после баньки расслабиться.
- Я тебе дам расслабиться!- крикнула мать,- кто позавчера под утро расслабленный пришел, песни всю ночь орал по деревне? Стыдно. Жену бы себе нашел, а не шлялся с пьяницами.-  Витя подмигнул Грише, намекая на то, чтобы его просьба была выполнена.
- Так у Кольки день рожденье было, - начал оправдываться Витя, - мы и отпраздновали. Обещаю, как жену найду, закончу с этим делом.
- Знаю я, как ты закончишь,- с небольшой грустью произнесла мать.

Знакомые деревенские улочки, ведущие к автостанции, сидящие бабушки на крылечках обсуждающие хоть и не насыщенную, но все, же жизнь. Курицы и гуси без страха, ходящие по дорогам и толпы мальчишек, беззаботно бегающие в поисках приключений и новых ссадин, давали ощущение дома. Гриша видел себя мальчишкой, бегающим по улицам и играющим с друзьями, проходя мимо соседского забора, вспомнил, как они с другом Колькой тайком перелезали его и воровали красную сливу, их любимое лакомство, а потом убегали от кричащего на них соседа.  Гриша любил свое детство и воспоминания, связанные с ним. Он всегда тянулся к природе, видел в ней нечто магическое, и в своих долгих одиноких прогулках никогда не чувствовал себя одиноким. Поле, речка, лес или мамин сад, все будоражило сердце Гриши. Он мог часами сидеть на месте и наблюдать как какой-нибудь жук ползет в траве, или как ветер мотает верхушки деревьев и создает рябь на воде. Но больше всего Гриша любил закат, любил солнце, отыгравшее свой спектакль и медленно заходившее за кулисы горизонта, одаривая своих зрителей нежными лучами тепла и света. Это была любовь к самой жизни и к ее первородному проявлению. Если люди могли извратить ее смысл и саму суть, пасть в низ своих желаний и плотских потребностей, то природа это совсем другое. Она была стабильна, совершенна и вечна, ее нельзя было испортить, как не скрывай под горами мусора или домов, она останется неизменной и воплотиться в новой жизни.





Галя продолжала жить, если можно назвать жизнью отсутствие покоя и  взрывы сердца, разносящие ударную волну по ее телу в небольшом мимолетном намеке на то, что он может быть в любом прохожем. Она чувствовала любовь, знала, что тот мужчина ее тоже чувствует, хотя и время их было лишь мигом. Но разве для огня не нужна искра, и цветку достаточно капли, что бы расцвести, но где взять воду, что бы поддержать цветок и дрова для огня в сердце. Галя боялась забыть и потерять чувство доселе ей не известное, но казавшимся знакомым и настоящим. Знакомым с детства, того забытого, которое с годами заволакивается туманом и находится на грани между реальностью и вымыслом. Решив для себя, что такое чувство похоронить или забыть будет самым подлым предательством в ее жизни, она решила, каждый день напоминать себе и верить, что он найдется, даже если ей придется прожить всю жизнь, отказавшись от общественного стандарта и посветить себя своим высшим убеждениям. День за днем Галя жила обычной жизнью, не раскрывая своей тайны ни кому. После удачной защиты диплома она думала о дальнейшем выборе пути, или остаться дома, устроиться на работу и помогать родным, или поступить в институт и биться в общественную дверь счастья. Выступление в ансамбле единственное, что будоражило память, обновляя ее чистой водой. Каждый день, кроме субботы и воскресенья в шесть часов вечера она ходила на репетиции в зал, доводя свои движения и тело до-совершенства. Она не могла подвести ни себя, ни его. Он видел, как она танцует и это было их единственной связью. Движения посылались в пространство, импульсы рассекали его. Только один человек мог расшифровать их и принять, и она просто не могла загубить то единственное, что было у них вместе. Дома, перемены увидела лишь мать. Она хотела узнать причину, по которой глаза Гали стали печальными. Выпуск из училища, хорошие достижения в ансамбле, внимание молодых людей, не было для нее чем-то особым, тем более ее достижение уже не были только ее, а праздновать в одиночку было предательством. Мать со временем перестала тревожить дочь вопросами, осознав свое бессилие она выбрала единственное верное решение, как матери - любить свое дитя. Хотя  боль от дочери ощущала и мать, но проявить слабость - значит сломить ее до конца.
Была суббота. Галя проснулась в хорошем настроении, выспавшаяся и после принятия утреннего душа, освеженная. Позавтракав она поехала на автовокзал, встречать свою подругу, которая приехала посмотреть на ее выступление. Галя шла по улице обогретая нежным солнцем, словно редкий цветок, который можно обжечь при небрежном отношении. Она шла и не понимала причин своей улыбки и хорошего настроения, но и не хотела знать, ей было хорошо и легко. Ее веселило, как солнце отражается от окон и зеркал, наполняя улицы своим весельем, которого ни кто не замечал на автовокзале. Люди спешили, встречались и уезжали. Она вспомнила, как пересекла КПП части и на секунду вспомнила свою грусть, но подруга, окликнувшая ее, вырвала Галю из тени воспоминаний.
- Галя, привет, как ты хорошо выглядишь!- Подруга обнялась с Галей и встала напротив, разглядывая ее, словно статую или произведение искусства.- Да, танцы сделали тебя только лучше. Сколько я тебя не видела? Ну не важно! Рассказывай, кто он?- Галя отвыкла от такого напора своей подруги, от ее быстрой болтовни и прямолинейности вопросов.
- Таня!- Немного стесненным голосом сказала Галя.- С чего ты взяла, что у меня кто то есть? Нет, я одна, - эти слова стиснули сердце железной проволокой, но быстро отпустили, - а впрочем, и не важно. Как доехала? Как  Ленка поживает с Костиком?
- Знаешь, сначала, я очень переживала из за погоды, ну знаешь все таки иду в место, где будет много мужчин и не хотелось быть одетой в тяжелые вещи, а тут солнце вышло с утра я и обрадовалась. К этому дню купила себе новое платье. Посмотри, как тебе?- Галя посмотрела на голубовато зеленое платье с кружевами по контору и одобряюще кивнула. Вдруг, что-то заставило ее остановиться и оглянуться, словно невидимая рука схватила ее за плечо и заставила повиноваться ей. Она пыталась понять, найти, увидеть в толпе людей причину, но не нашла.
- Ты чего, Галь?- вдруг прервавшись, спросила Таня.
- Показалось.- Задумчиво прошептала Галя.
- Так вот, на чем я остановилась? А вспомнила…
Показалось, думала Галя, неужели это был первый посыл отчаяния, когда сердце подает команду разуму, и он с хищным аппетитом цепляется за любой намек похожий на него. Солнце светило все так же, нежно лаская своим теплом, но только пространство вокруг Гали стало другим, более чувствительным. Внутренний фильтр не пропускал словесные помехи ее подруги, а голова отдельно от разума кивала и говорила однозначные ответы.
Внешний мир превратился в большую кладовку, где среди огромного множества вещей нужно найти одну. Галя всматривалась в каждого мужчину пытаясь уловить из памяти шаблон и подставить под настоящее. Но нет, все попытки тщетны.
- А потом мы пошли на речку,- Таня посмотрела на Галю, отстраненно идущую с ней,- что с тобой такое.
- Да, да, все в порядке,- сказала Галя и поняла, что выглядит глупо,- да я слушаю просто задумалась о сегодняшнем выступлении.
-  Ой, смотри, вот твой плакат.- На афише около большой площади, в конце которой стояло здание с колоннами, висел плакат: « Сегодня Любава!!!»
Они стояли возле афиши и рассматривали ее как картину. Волна нахлынула снова, датчики сработали, но почему, и что заставило ожить их. Галя начала вертеть головой, словно перископ подложной лодки в поисках врага. Но штиль вокруг не походил буре в ее душе.
- Пошли отсюда.- Властным и грубым голосом приказала Галя и, взяв Таню за руку, повела прочь от того места, где надежда играет чувствами ради своей забавы.
Галя всегда умела принимать решения и всегда они были правильными, не из за ее выдающегося ума или каких-либо других качеств. Нет, они были ее и не зависели от других. Детство, прожитое между двумя братьями старшим и младшим научили ее принимать решения и нести за них ответственность. Старший брат часто попадал в передряги, и Галя часто прикрывала его перед родителями, жертвуя собой ради брата. Младшего всегда оставляли на присмотр сестре и за каждый его проступок ругали ее. Галя научилась быть ответственной за других и нести ее на своих плечах, две стороны самопожертвования были ее основным двигателем в достижении целей. Не нужно было надеяться на кого то или бояться, в ее руках было оружие, и это оружие - ответственность. Мать всегда удивлялась, как в таком нежном теле могут скрываться такие качества. Галя с Таней пришли домой и за чашкой чая продолжали разговор.







Гриша смотрел на приближающийся к нему город. Голые строения из кирпича, бетона и железа, расстелились среди таких же обнаженных деревьев. Солнце желтым светом жизни разливалось по улицам, беспрепятственно и свежо оно давало любому желающему напиться собой как не иссякающим источником. Из-за еще не распустившихся деревьях Гриша наблюдал, как невидимые лучи играют на стеклах зданий, как они веселят людей и пытаются донести до них свою радость, но кроме него их так никто не замечал. Выйдя из автобуса, Гриша решил остановиться и подумать, куда ему лучше пойти в первую очередь. Люди суетились и перебегали с места на место, волоча за собой сумки разных размеров и веса, словно муравьи, хаотично облепившие свой муравейник, но четко знающий каждый свое предназначение. Гриша не любил суету, движение больших городов утомляло его, он не понимал, куда можно постоянно спешить, а еще заметил, что люди практически не смотрят на небо, они ходят, в поиске чего то у себя под ногами. Поначалу ему захотелось вернуться в деревню, но листок бумаги с покупками напомнил ему о миссии. Рынок находился в другой стороне города. Гриша решил пройтись пешком, посмотреть на город с его широкими улицами и красивыми домами. Купив мороженное, он пошел по тротуарной плитке, не спеша, уверенно шагая и рассматривая все вокруг, протестуя тому ритму, что установил город. Он шел мимо большой площади, в конце которой стояло здание с колоннами. Пройдя ее, в конце стояла афиша с наклеенными на нее листовками, расписаниями и объявлениями.
Загипнотизированным взглядом он шел к ней, где большими буквами было написано:
 «Местный ансамбль «Любава»» выступает каждую субботу в Центральном зале». Не сам факт того, что ансамбль выступает  каждую субботу, а то, что он находится в этом городе, больше поразил его. Вот почему мысли о той девушки не покидали, она была его судьбой. Высшие силы направляли его к ней. Он подумал, вдруг она проходила мимо него, а он не заметил, вдруг она так же ищет его. Рой мыслей начали летать в голове, забивая друг друга. Он шел дальше, внимательно вглядываясь в каждое лицо проходившей мимо девушки, в надежде увидеть глаза, которые единственные не расплылись в его памяти.