Американская мечта

Когда я впервые увидел его в редакции одной провинциальной газеты, он ничем не привлёк моего внимания. Серенький костюмчик, довольно потёртый, явно не самой модной модели, неухоженные волосы цвета выцветшей соломы на небольшой круглой голове, серые глаза с почти незаметными ресницами, движения тихие, осторожные, голос жителя глубинки какого-то неопределенного тембра, скорее, неприятный, чем располагающий. Я жил в этом городе уже шесть лет, и голоса его жителей всё больше не нравились мне. Словно обесцвеченные скукой, запорошенные пылью они резко отличались от голосов столичных жителей. Что-то неизбывно унылое слышалось в их простодушно-мягких обертонах. Непроваренные душевные процессы плохой выпечки лезли наружу во всей наивности людей, не слышащих, да, пожалуй, и не видящих себя со стороны. Голоса почти не отличались один от другого, так что, слушая  выступавших по местному радио, нельзя было разобрать, кто и кто говорит. От звуков их голосов портилось настроение. Когда начиналось вещание местной радиоточки, я бросался к приёмнику, чтобы поскорее выключить его. У меня появился страх, что я и сам незаметно для себя стану говорить таким же голосом, с теми же интонациями и с тем же выражением не вполне проснувшегося человека.
Обладатели этих голосов и внешне были похожи. Почти все одного роста, невысокие, кряжистые, небрежно одетые, бесцветные по наружному виду и такие же по темпераменту, они были чрезвычайно высокого мнения о себе и о своём городе. Пословицы: «всяк кулик хвалит своё болото» и «на безрыбье и рак - рыба» оказывались в применении к ним как нельзя более уместны. Конечно, при более близком знакомстве нельзя было не заметить, что при всём своём ментальном сходстве они были разные. Разнообразие характеров, как и во всяком скоплении живых особей, присутствовало и здесь. Все классические, издавна известные типы были в наличии. Не буду их перечислять.
Время шло своим заведённым порядком, пока не началась так называемая Перестройка. Прежний порядок сломался. Идеи коллективизма рухнули под напором либеральных свобод. Главной из них оказалась идея обогащения. Наиболее продвинутая часть бывших партработников кинулась разбирать новые выгодные места в обществе свободного рынка. В людях проснулись подавленные, долго дремавшие инстинкты собственников. В какую бы сторону ни обращалась их деятельность, её конечным пунктом становились деньги. Одна и главная сверхзадача завладела умами большинства. Способности, талант, гений, качества личности ничего не значили в сравнении с коэффициентом добытой любым путём валюты в виде доллара и евро. Зарождалось ли новое книжное издательство «с целью поддержки» прозябающих в безвестности талантов, распахивал ли двери новый магазин, кричала ли реклама,  уверяющая, что всё, что существует, существует только и исключительно для блага пользователей и покупателей, - за кулисами, иногда тайно, иногда и явно, высвечивалась идея обогащения. Сыр, и в самом деле, оказывался бесплатным только в мышеловке.
Я забыл сказать, что мой знакомый был журналист старой закалки. В новые времена у него вдруг отросли крылья. Он стал даже как будто выше ростом. Серые глаза засветились зеленоватыми огоньками, движения сделались резче, даже в голосе появились крепкие ноты. Как и многие люди новой выделки, он стал говорить гортанно, выжимая из голосовых связок утиные крякающие звуки. Они придавали ему уверенности и служили опознавательным знаком принадлежности к классу «новых русских». Золотой цепи из дутого «цыганского золота» он, правда, не носил. Всё-таки был человек интеллигентной профессии. Помимо журналистской рутины посягал и на художественное творчество в области вымысла в стихах и прозе. Был у него и некий багаж эрудиции, весьма солидный для советских времён.
Когда отменили цензуру и открылись частные издательства, он пустил в мир накопившиеся словесные сокровища. Качества они были среднего, и он это сознавал, но радость  свободы опьянила его, как и многих его собратьев по перу. Его авторское имя стало известно двум-трём десяткам знакомых. Центральные издательства были по-прежнему малодоступны. Они охотились за бестселлерами, особенно в политически-разоблачительном духе. Он попробовал себя и на этой стезе. Однако успеха не добился. Но жажда признания с каждым днём разгоралась в нём всё больше и больше. Он прознал, что на просторах Интернета добиться своей цели легче, и, овладев премудростями электронного общения, стал посылать свои произведения по разным адресам. «Мы с удовольствием опубликуем вашу книгу», ; отвечали ему и предлагали внести кругленькую сумму для публикации в журнале или альманахе. Обещали даже выдвижение на премии разных калибров. И, конечно, при условии денежного пая. Суммы были значительными для вышедшего на пенсию провинциального автора. «Акулой пера», будучи трезвым и здравомыслящим, он себя не считал. В число опять-таки «золотых перьев» его никто зачислять не собирался. Просторы Интернета, хотя и  манили обширностью, почти безграничностью своих пространств, были освоены первооткрывателями ещё до него. Ковбоем в прериях электронной словесности он себя явно не чувствовал. Нет, сделать себе имя, продвинуться в сумасшедшей гонке самолюбий было можно… при наличии первоначального капитала. Но именно его у нашего автора не было. Многочисленные издательства обещали райские кущи, всемирную славу. Некоторые готовы были опубликовать его книги в электронном магазине совершенно бесплатно. И он послал несколько своих произведений по указанным электронным адресам. Компьютерный робот закрутил такую канитель с текстом, что наш незадачливый автор чуть не сошёл с ума. Несколько дней и ночей он, выбиваясь из сил, потеряв покой и сон, добросовестно исполнял все требования интердемона, но издательства выдвигали всё новые требования. Он почувствовал, что не справится с ними. Так и написал издателям. Ему ответили, что могут сделать всю работу за него, даже написать книгу. «Это так, примерно, как писали несколько десятилетий назад книги за «дорого Леонида Ильича», получавшего Ленинские премии и щедро делившегося прибытком с наёмными борзописцами», ; мелькнуло в смущённом сознании литератора. Его это покоробило. Но жажда славы делалась всё сильнее. В бессонных мечтах он видел свои книги на прилавках электронных магазинов всех стран мира. Шуршащие банкноты с профилем американского президента двигались конвейером по бесконечной ленте. Южные острова с кокосовыми пальмами и шоколадными красотками приветливо улыбались ему. Ласковые волны сулили покой и блаженство. Ради этого стоило пойти на многое. Все богачи начинали с малого: с лишений, голода, непонимания близких, даже неблаговидных поступков. Он знал, что никакое богатство не достигается без компромиссов с совестью. Он заложил квартиру. Выпустил одну книгу, потом другую. Заплатил за продвижение. У него стали брать интервью, записывать на радио, приглашать на фестивали. О нём писали хвалебно критические статьи. И деньги пошли к нему сначала тоненьким ручейком, потом всё более и более широкой рекой. Все его риски оправдались. Он победил. Великая американская мечта сбывалась. Правда, иногда появлялось странное щемящее чувство, что во всём происходящем что-то не так. Он понял механику происходящего. Для издателей было неважно, какой ты писатель, каково качество твоих произведений, есть ли у тебя стиль. Важно было одно: деньги. Их количеством измерялись и талант, и человеческие качества, вообще всё на свете. Они стали мерилом успеха, смыслом жизни, заменившим идеи, религии, книги, любовь.
Со смущением вспоминалась прежняя жизнь. Денег было немного, но всё же довольно, чтобы жить не бедствуя. Писалось с интересом. Выход каждой статьи ожидался им и его друзьями с нетерпением. Почти каждый успех отмечался дружеским застольем. Теперь же радости было всё меньше и меньше. Главным удовольствием было подсчитать, сколько дивидендов он получит после очередного книжного издания, сколько придётся отдать редакторам, сколько вложить в будущий проект. Были и путешествия на острова, и обольстительные красотки в стиле Поля Гогена, и многое другое. И по мере того, как прибывало его богатство, он делался всё мрачнее, скупее. Никому уже не давал взаймы, от предложений учредителей благотворительных фондов отворачивался, отчасти потому, что ему не хотелось делиться своими сокровищами, отчасти по подозрению, что деньги попадут не в те руки. И внешне он сильно изменился. Стал хорошо одеваться, питался по новомодным диетам. Всё: мыло, гели для ванн, зубные пасты и щётки, бельё, обувь ; было высшего качества. Прежние друзья, ничего не добившиеся в новой жизни, в супермаркетах и закоулках «свободного рынка», шарахались от него, как от существа, пошедшего какой-то неведомой им эволюционной дорогой. Встретившись с ним как-то раза два, я не поверил своим глазам. Передо мной был человек, явно преуспевший, холёный, упитанный хорошей пищей, но глаза его блестели каким-то полубезумным стальным огнём, во всей фигуре чувствовалась готовность куда-то устремиться, не опоздать, схватить самое лучшее. Чем-то недобрым веяло от его лица. Даже дети, встречаясь с ним взглядом, в испуге прятались на спины отцов и матерей. 
Чёрная меланхолия разливалась в его душе, как желчь разливается в больной печени. Однажды после очередного банкета в роскошном столичном ресторане в честь новой книги  преуспевающего литературного дельца затошнило. Он едва успел выбежать в туалет, как его вырвало. Непроварившиеся остатки экзотических блюд отвратильно гнилостным потоком выливались из него вместе с кровью, как из   бездонной бочки. Когда рвота прекратилась, он посмотрел на себя в зеркало. Бескровное лицо, похожее на маску мертвеца, таращилось на него белыми глазницами. Он чувствовал себя так, как будто из него выкачали почти всю кровь. И, вместе с тем, странное чувство чистоты было во всём теле.
- Нет ничего глупее американской мечты… » - сказал в нём внутренний голос помимо его воли.
Ноги не держали. Он сел на кафельный пол, потом свернулся калачиком. Искавшие его телохранители так и нашли его в позе эмбриона.
Но в числе раскаявшихся грешников у врат Рая ангел пропустил его первым.