Дела земные. Носки от кутюр

НОСКИ ОТ «КУТЮР»



            Оно ведь как бывает…. Люди живут одинокими, а счастье их бродит рядом с ними, таким же одиноким. Иногда совсем близко, да не разглядеть всё равно! Оно не блестит и не сверкает, в противном случае, такое счастье склевали быстренько вороны. Не разглядели его и два человека, проживающие двумя этажами выше в этом же подъезде. Семья, как семья, в порочных связях не замечена. Сына вырастили, деревья с ним сажали, дом ему построили. Надули мать с отцом финансовый парус над его головой, и по жизни у парня всё складывалось. Самим уже за сорок, глаза на закат, как поёт Малежик. Да не отучились от скверной привычки, ругаться. Гав да гав…. Когда бы ни шёл мимо их квартиры, только и слышны перебранки. Справедливости ради, необходимо сказать, что инициатором такого поведения всегда была женщина. Поводы всегда одни и те же. Пахло от него чем-то, вернее кем-то или пришёл позже положенного да чаю купить забыл. Словно ногтем по стеклу звучит истерический женский голос и сейчас.
            — Ну, будет тебе. —
            Бубнит в ответ покорный голос мужчины.
Время происходящего не ограниченно. Заканчивалось всегда одним и тем - же. На пыльную лестничную площадку вылетал пиджак или пальто, в зависимости от времени года. Со стуком выставлялся чемодан, и с треском захлопывалась дверь. Перед закрытой дверью оставался мужчина с поникшим лицом.

            У соседки проживающей рядом, создалось впечатление, что чемодан никогда не разбирался и был всегда наготове. Глаза у соседки на восток, как поёт Малежик. Потому легко ей было и весело рассматривать происходящее, через дверной телескопический глазок. И не лень вовсе, совсем да наоборот! Квартира ей досталась от бабушки. Покойница при жизни жалела соседа бедолагу, и рассказывала внучке о женщинах, которых и хлебом с маслом не корми, а дай только проорать, и тогда только им хорошо будет. Большое удовольствие доставляло молодой соседке, тут - же выйти, якобы за чем-то из квартиры, чтобы пройти мимо сидящего на ступеньках мужчины. Коснуться, как бы невзначай, краем одежды его плеча. Тряхнуть гривой волос и спускаться.… Спускаться, плавно покачивая, чем надо, показывая, что надо. Кокетливо поправить бретельку маячки, а то нагнуться и застегнуть, вдруг нежданно расстегнувшуюся босоножку. Скорёхонько вернувшись, она мимоходом здоровалась с ним и извинялась, что забыла это сделать, когда спускалась вниз. Ведь это так неожиданно, когда ты выходишь из квартиры, а на полу мужчина сидит. В ответ никогда ничего не звучало.

            Когда в квартире соседей проживал сын, перебранок было меньше. Отец и сын смотрелись как брат старший и младший. Вечно что-то мастерили в гараже, затем выносили свои творения во двор на детскую площадку. Там до сих пор стоят гриб боровик, гриб мухомор и фигурки сказочных персонажей, вытесанные топором из цельного дерева и выкрашенные их руками в яркие краски. Сделали оградку к ёлочке ими же посаженной. Все качели и карусели смазывались ими солидолом каждое начало лета. С трудом вериться, но скворечники они тоже делали и вешали на деревья. Немного, но были жильцы, которые выходили к ним на помощь. В их числе и молодая соседка. Она была старше, лет на пять или семь, сына соседа. Этим и объяснялось отсутствие девичьего интереса к нему, а у него к ней. С отцом, легко и весело было грести сухую листву, печь картошку, засыпать опилками розы на зиму, а ёлочку кутать в марлю от жаркого солнцепёка. После таких общественных работ спалось хорошо, и утро приходило ярким и радостным даже в дождливую погоду. С уходом сына во взрослую жизнь, как-то состарился и ссутулился отец. Замок на его гараже покрыла ржа. Гаражные ворота заросли травой лебедой. Не стало общественных дворовых работ, и молодая соседка чувствовала себя в чём-то даже обделенной.

            Вот опять, в очередной раз, скрипучий женский голос скандальной соседки, оповещал подъезд о своей неудавшейся жизни. Барахтая ногами, чтобы освободить их от одеяла, молодая женщина соскочила с кровати и на одной ноге запрыгала к двери. Второй тапочек всегда где-то прятался от неё. Вот и дверной глазок. Всё-то же, самое! Спина человека горбатится на ступеньках, и чемодан стоит рядом. Подъездная ничейная кошка притихла рядышком, по капельке впитывает тепло идущее от человека. Шутка ли, ноябрь за окном, и батареи в общественном подъезде всегда холодные.

            Почувствовала холод и подглядывающая соседка, переминающаяся с ноги на ногу за своей дверью. Второй тапок так и не нашёлся, и когда из кухни свистнул чайник, женское терпение лопнуло. Натянула на ноги две пары носков от бабушки. Мелькнула весёлая мысль:
            — Носки от бабушки, звучит как носки « ОТ КУТЮР». —
Перестал чувствоваться холодный пол, пора и почаёвничать. Молодая женщина усаживается за кухонный стол. Перед глазами чашка с блюдцем, зелёная фейхоа, перекрученная с сахаром и кошка с мужчиной на каменном полу подъезда. Ну, какой тут аппетит! Подогретое молоко в блюдце, несколько раз плеснуло на коврик, пока свободная рука отпирала дверные засовы.
            — Я вот тут, молочка кошечке... —
            И осеклась молодая соседка, увидев оскаленную тоску в глазах соседа.
Выходит кошке молока, а человеку фигу. Стыд ожог и загнал молодую женщину назад в квартиру. Только не стало от этого лучше. Всё также горбатилась спина на ступеньке. Всё также жалась к ней кошка, вылизывая лапу, которой мыла мордочку, напившись молока. Время шло, перемирие затягивалось. За окном темнело. Глазок в двери стал тёплым от бесконечного прикладывания к нему женского лица. Решилась молодая соседка и, сосчитав до десяти, смело шагнула за порог и охнула. Сгорбленная спина, с низко опущенной головой, выглядела как вообще без неё в сумерках надвигающейся ночи. Рядом, вдоль стены лежало тело в мужском пальто и тоже без головы и даже без ног.
            — Не бойтесь. —
            Сосед с трудом поднял голову и привалился к перилам.
            — Это остатки моих вещей, набитые в пальто, застёгнутое на все пуговицы. —
            — Согласен, смотрится страшновато. —
            Соседку стал пробирать нервный озноб. Вспотевшие ладошки незаметно вытерла об одежду.
            — Я вот что подумала. Давно уж вы тут… —
            — Согреть чаю, у меня сухарики с изюмом есть? —
И не услышав отказа, метнулась назад в комнату.
Спустя несколько минут, холодные руки соседа держали кружку. Весёлый попугай легкомысленного вида украшал её бок.
            — Смешной. —
            Сухие губы соседа пытались изобразить улыбку.
            — Я ещё смешнее выгляжу. —
            — Разменял пятый десяток и превратился в бомжа с пропиской. —
            — Не угодили опять чем-то? —
            Только и нашлась, что сказать молодая женщина.
            — Жена человек не плохой, только не может, без этого…. —
            Слабая улыбка стёрлась с мужского лица, как и не бывало. Открылась дверь его собственной квартиры.
            — Я те пожалюсь…. Ой, я те пожалюсь… —
            — Ты ей ещё в подол поплачь, да высморкайся! —
            — Домой быстро, давай… —
            Подбоченившаяся женщина, воинственно притопывала ногой в атласной домашней туфле с розовым пушком, таким же легкомысленным, как тот попугай на кружке. Открытый бюст, нарочито раскачивался из стороны в сторону. Молодая соседка зная, что нужно повернуться и уйти, не могла сдвинуться с места от страха.
            — Чего глаза выпучила, корова молодая! —
            — Чаем своих мужей поить надо, коих не имеется. —
            — И в радиусе ста километров, не видать и не предвидится… —
            Затягивая атласный халат по талии, ещё глубже обнажила белые батоны грудей соседка.
            — Не смей кричать на меня… на нас… —
            Одна рука мужчины держалась за перила, другая легла на грудь.
Побагровев от услышанного «на нас» жена соседа стала похожа на недавно упомянутую молодую корову с выпученными глазами и так быстро шагнула назад в свою квартиру и хлопнула дверью, что обоим показалось, что она растворилась в ней.
            — Курить хочется. —
            Тихо проговорил сосед.
            — Я не курю… —
            Ответила соседка.
            — И, слава Богу. А я пойду, покурю, с вороной дворовой поболтаю. —
            Раскачиваясь из стороны в сторону, тяжело ступая негнущимися ногами по ступенькам, живой труп спускался по лестнице к выходу.
            — Я присмотрю за вещами. —
            Пообещала молодая женщина.
Этого мужчина не слышал. Бесконечное количество горячих молоточков били барабанную дробь в голове и в каждой жилке его тела. Руки и ноги словно залили свинцом. Спасение, это лавочка у подъезда, да до неё дойти надо.
            — Умру, наверное. —
            Эта мысль так сдавила грудь и сердце, что пот, побежавший по груди от шеи, оказался спасением. Только не пот это, а кровь из носа, дорожкой капельками пролегла до самой лавочки. Стало легче дышать. Барабанная дробь ушла в затылок.
            — Вороны нет. Шлется где-то. —
            Холодный воздух освежил человека. Зато появилась нервная дрожь, заставившая стучать зубами. Пришлось опять идти в подъезд. Кажется, прошла целая вечность, пока дошёл до своей площадки. Сел. Одиноко и холодно. Холодно и одиноко. Что-то горячее у бедра со спины, стало прогревать одежду. Развернулся посмотреть. Оказалось чуть не сел на кружку с горячим молоком и блюдце, в котором светились два солнышка из двух жареных яиц похожих на два глаза и ломтик батона похожий на улыбающийся рот.
            — Как кошке. —
            Мелькнула горькая мысль.
            — Кстати, где она? —
            А рука уже брала дар человека человеку.
Сил после еды прибавилось, но стала одолевать дрёма. Голова ни как не могла примоститься к перилам. Глаза искали чучело, набитое вещами. Нет чучела и чемодана нет!
            — Может этаж не мой? —
            — Нет мой, и номер квартиры мой. —
            Бокал и блюдце отнес и поставил на подоконник подъездного окна. Тело ломило от неудобного сидения. Надо размяться. От одной двери до другой два шага, так и шагал он вперёд, назад.
            — Досчитаю до трёх и толкну. —
            Мужчина положил руку на свою дверь. Холод дерева поразил его. Развернулся и без сил прислонился спиной к простенку между квартирными дверями. Одна опущенная рука вдоль родной двери, вторая вдоль соседской двери.
            — Отче наш, сущий на небесах!
            — да святится имя Твое;
            — да приидет Царствие Твое;
            — да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
            — хлеб наш насущный дай нам на сей день;
            — и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
            — и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
            — Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

            Рука, перекрестившая человека, опустилась. Тепло соседской двери согрело её. Не веря этому, положил ладонь чуть выше дверного глазка. Просто так, проверить, согреться… Совершенно бесшумно, без всякого натиска, дверь стала открываться. Пахнуло тёплым воздухом и запахом пищи. В дверном проёме, в ореоле света от ночной лампы из комнаты, стояла соседка, закутанная в бабушкин плед, в бабушкиных носках и с ничейной кошкой на руках.
            — Я боялась, что кошка съест то, что вам оставила. —
            Ничего в ответ не говорил человек. Он шёл и шёл и не мог дойти до источника тепла и света.

            Конечно, интересны подробности дальнейших событий. Только все эти подробности собраны из штрихов пережитых каждым. С одной лишь разницей – не в этом месте и не в это время.

            Утро пришло ярким и радостным, несмотря на то, что за окном ноябрь. Два чужих, а как будто родных человека, смеялись и радовались чему-то новому, своему. Была найдена ещё одна пара бабушкиных носков для мужчины, и почему-то, как раз большого размера. Вещи соседа не пропали, занесла их соседка, после долгого караула. Что-то ярко красное, в это утро, клевала ворона на первом тонком снежке возле лавочки у подъезда.


Продолжение: Дела земные. Мужик - http://www.proza.ru/2016/06/10/1616