ЛЭСЬ В ЛЕСУ

Посвящаю  моим  любимым  пи-
сателям – Владиславу Крапивину и
Сергею Лукьяненко, у которых дей-
ствительно болит сердце за каждого
ребёнка на нашей планете и во Вселенной




Рассказ

     Подошвы туристов скользили по хвое, густым слоем покрывавшей розоватую землю между высокими соснами. Чем-то это напоминало бескрайний зал с высокими колоннами, уходящими ввысь, где так странно кое-где просвечивало голубое безоблачное небо. Может, стоящей в лесу тишиной, а может, особым настроением, от которого все разговаривали, невольно понизив голос, а вернее, разговоры обрывались, едва успев начаться. Несмотря на ясное солнечное утро, в лесу было прохладно, и Дана радовалась, что надела с утра курточку и джинсы с кроссовками, а не лёгкое летнее платьице, из тех, в которых ходила все эти тёплые сентябрьские дни, и не любимые босоножки. Хотя она всё равно уже успела ушибить ногу обломком серо-розового камня. Их множество валялось среди серебристой хвои, напоминая, что они находятся в горном лесу высоко над морем, а гостеприимный и уютный Южный берег остался внизу…
     Всё было в этом прекрасном тенистом лесу как-то не так. Земля и сосновая хвоя – непривычных цветов, и хотя умом Дана понимала, что это всего лишь возможные оттенки из тех, на которые так щедра природа, особенно южная, сердце её трепетало в предчувствии приближающихся чудес. И в любом, самом крошечном происшествии, - лёгком порыве ветерка, заставившего как-то особенно качнуться могучие сосны, незнакомой птичьей трели – что это за птица, какая? – она была готова увидеть их предвестника…
     Остальные тоже так? Она оглянулась на извивающуюся между соснами цепочку одетых по-походному людей. Все они были в куртках, в кроссовках, а некоторые и в сапогах, многие, особенно мужчины, тащили битком набитые тяжёлые рюкзаки. Их лица выражали самые разные чувства, от яростного нетерпения и предвкушения встречи с Неизведанным, до откровенного ужаса. Дана не удивлялась и не осуждала никого, ведь никто не знает, что, кроме простого любопытства, толкнуло их совершить в это спокойное осеннее утро такую необычайную экскурсию…
     Её нога соскользнула с осколка скалы, замаскированного густым слоем опавшей хвои, и Дана чуть не упала, не удержи её твёрдая мужская рука. Их проводник, бывшей всю дорогу лишь мелькавшей в некотором отдалении широкой спиной в тёмной куртке, успел поддержать Дану, буркнув:
     - Смотрите под ноги!
     Он тут же вновь отвернулся, Дана успела заметить только тень густой чёрной бороды. Это неожиданно рассмешило её, просто «Собака Баскервилей» какая-то, честное слово!.. Но смех тут же замер на её губах. В разрыве между соснами справа мелькнула картина неправдоподобной яркости и красоты – выступающий мыс зелёной горы и ослепительная морская синь у его подножья… Там, за пределом этого горного леса, распахивался необъятный горизонт, оттуда дул свободный морской ветер, там в белых домах на берегу жили самые счастливые в мире люди, а она добровольно уходила оттуда, пусть ненадолго, не как остальные, но покидала этот мир, не зная в точности, что произойдёт с ней дальше, и вернётся ли она сюда прежней…
     - Не бойтесь.
     Звук хриплого детского голоса раздался совершенно неожиданно и вынудил Дану вздрогнуть. Она медленно повернула голову влево. Рядом с ней по едва обозначенной тропке шагал мальчик, лет одиннадцати-двенадцати, совершенно обычного вида, в перемазанных школьных брючках и далеко не новой спортивной курточке, с рюкзачком на плече, откуда высовывались несколько скомканных тетрадей и недоеденный рогалик – похоже, «молния» у рюкзачка была давно и безнадёжно сломана…
     - Ты кто?.. (Вообще-то Дана хотела спросить «Ты откуда взялся?», но от удивления у неё вырвался именно такой вопрос).
     - Я – Лэсь, - совершенно спокойно и дружелюбно ответил мальчик. – Я буду с вами при Переходе. Не надо бояться, всё будет хорошо.
     - Я и не… - Дана оборвала ненужную, какую-то детскую браваду.
     - Я всё-таки боюсь, - призналась жалобно. – Никогда ещё не Переходила. А ты часто?..
     Он неопределённо мотнул головой, выудил из рюкзака рогалик. Стал жадно грызть.
     - Не успел в школе… - пробормотал невнятно. – А для Перехода нужны силы. Вы позавтракали? Ну, да вам неважно…
     Дана, внутренне ахнув, пошарила в своей сумке, нащупав яблоко, протянула голодному ребёнку. Он не отказался, буркнув: «Шпашибо!..» Его слегка веснушчатые, бледные щёчки раздулись, как у хомячка…
     Дана вновь оглянулась, немного нервно. Никто не смотрел в их сторону. Как-то всё это…
     - А где твоя мама, солнышко? – спросила она ласково, немного фальшивым тоном, каким взрослые говорят с детьми в трудной или опасной ситуации. – Она здесь? Она вообще знает, куда ты пошёл?
     - Нет… Моя мама… не здесь. Я с папой…
     - Но папа твой здесь? – настойчиво допытывалась Дана.
     - Он вам мешает?! – неожиданно обернувшись, гневно загремел проводник. – Лэсь! Вот чёртов мальчишка!.. А ну иди сюда!
     Втянув голову в плечи, мальчик нехотя приблизился к мужчине, волоча за собой по траве снятый с плеча рюкзачок. Всё его слабенькое тельце содрогнулось от мощного подзатыльника, отпущенного каменно-твёрдой лапищей строгого папаши.
     - Не смей мешать женщине!.. Сколько раз тебе говорил!!!
     - Он мне не мешает! – воскликнула Дана. – Мы просто разговаривали!..
     На этот раз проводник не удостоил её даже слова. Схватив сына за шиворот, он поставил его перед собой.
     - Вот твоё место! Марш вперёд, и не слова больше! Подожди, я ещё проверю, что у тебя в дневнике!..
     Лэсь то ли всхлипнул, то ли судорожно втянул в себя воздух. После полуминутной заминки отряд двинулся дальше.
     Море исчезло, лес густел. Тропинка заметно пошла под уклон. Вслед за мальчиком и проводником люди спускались в широкий овраг, поросший густым кустарником и стройными, светлыми деревьями с листвой золотистого цвета. Сосны остались наверху, здесь царило буйство осенних красок. Среди разлива охры, лимона и киновари как-то не сразу становились заметны бурые стены затерявшегося в кустах строения. Неужели всё?..
     - Пришли, - шмыгнув носом, подтвердил мальчик. – Это Мельница…
     Молчавшие всю дорогу люди внезапно обрели дар речи. С глухим говором начали выстраиваться друг за другом в шеренгу, руки полезли в карманы брюк и рюкзаков, будто впереди предстоял переход обычной границы, и срочно требовались паспорта… Ближайшая к Дане женщина лихорадочно причёсывалась и красила губы перед зеркальцем, словно перед свиданием.
     Дана услышала ироничное хмыканье проводника.
     - Вот глупая курица! – процедил он сквозь зубы. – Думает, ей Там суждено стать графиней! Дай Бог, чтобы посуду в корчме мыть взяли! А то и вообще перед солдатнёй придётся ноги раздвигать!.. 
     Поскольку он вроде бы обращался к ней, Дана сочла возможным ответить:
     - Но ведь в этом же и состоит вся притягательность Перехода: неделю побыть в совершенно новой роли, не зная заранее, что тебя ждёт! И каждый раз – новое! И никто никогда не узнает, что Там было с тобой!..
     На этот раз он посмотрел прямо ей в лицо из-под насупленных бровей.
     - Притягательность?! Что же вы, госпожа корреспондентка, не сочли нужным пойти до конца и испробовать эту притягательность на своей шкуре, чтобы потом радовать ваших зрителей да читателей? Что, кишка тонка!?
     Дана была готова к такому вопросу, она не раз в своей работе сталкивалась с подобным, поэтому спокойно и холодно ответила:
     - Я не нуждаюсь в подобных зарядах адреналина, и редакция уполномочила меня осветить лишь сам Переход, а не то, что делается по Ту сторону. А вот то, как вы тираните вашего сына, может заинтересовать многих, в том числе – компетентных лиц и ваше начальство в том числе!
     Бородач разинул огромную зубастую пасть и расхохотался прямо ей в лицо, потом презрительно сплюнул почти на кроссовки и отошёл. Люди поспешно подходили, почти подбегали к нему, совали ему в лапы радужные купюры (хотя вся экскурсия была, разумеется, полностью и весьма дорого оплачена ещё внизу, в городе), причитая:
      - Ну, вы уж не забудьте о нас!
      - Вернитесь через недельку!
      - А мы вас не обидим!..
      Их искажённые страхом и дикой жаждой Предвкушения лица почти потеряли человеческий облик. Отвернувшись от них, Дана ещё раз увидела Лэся. Он бросил прямо на траву возле бурых стен Мельницы свою курточку и рюкзак и жадно пил воду из пластиковой бутылки. Дала подошла к нему.
     - Ты как?..
     - Нормуль! – он мимоходом потёр свежий синяк на лбу. – Сейчас пойдём!
     - Тебе… не холодно? (Она хотела спросить, не больно ли…) В одной рубашке… Всё-таки, осень!
     Он улыбнулся, показав неровные передние зубки, и неожиданно став почти симпатичным, этот забитый и болезненный типичный городской ребёнок.
     - Это тут осень. А там… Не поймёшь, что! Да и тут замёрзнуть не успеешь. Дело такое!
     - Лэсь! – громыхнул, приближаясь, его кошмарный отец. Мальчик тотчас вскочил.
     - Сейчас, папа!
     - Пора!
     - Да, папа!
     - Внимание! – громогласно обратился проводник к туристам. Выстроившись полукругом, те пожирали его глазами. – Обращаюсь к тем, кто идёт в первый раз! Больше повторять не буду! Все становятся в ряд, один за другим! Никто не держится за руки! Все идут за пацаном, повторяют его движения! Если надо – все делают всё, что он скажет, все, понятно?! На той стороне вас встретят и всё объяснят! Успехов, господа, и до встречи через неделю!
     Дана не успела ещё ничего понять, как Лэсь уже поставил ногу в расхристанной кроссовке на нижнюю ступеньку довольно-таки ветхой лесенки, ведущей на балкончик, окружающий Мельницу. И… в этот момент раздался гул, строение словно ожило, его тёмные крылья, кажущиеся совсем тёмными и неподвижными, завертелись!
     Словно в замедленной съёмке, Дана наблюдала, как Лэсь поднялся по лестничке на мельничный балкон, прошёл по нему справа налево и исчез с другой стороны здания, как это же самое делали идущие за ним люди… Она рванулась следом, её удержала жёсткая рука.
      - Куда?! Вы – последняя, как и договаривались!
      - Но Лэсь… Вы… - лепетала Дана. – Разве вы не идёте?!
      Тут она впервые увидела его глаза, мрачные и пустые провалы.
      - Что – я? – раздельно спросил проводник. – Я, как все! Туда никто не может попасть, никто, кроме него! Я только провожаю сюда и отсюда, а Переходит – он! Пусть работает, зарабатывает деньги, он мне навсегда должен, моя жена умерла, рожая этого шкета! Из-за него я один! Никто не хочет со мной быть! Даже за деньги!
     - Даже Там? – Дана сама с трудом понимала, что она говорит, следя за людьми, один за другим исчезающими за углом мельницы. Вот исчез один… ещё один…
     - Там? – он сплюнул. – А что мне ТАМ делать? Нет уж, МОЙ мир – здесь! Я не такой дурак, как все эти… Всё, идите! – он отпустил её руку и резко подтолкнул к лестнице. – Сейчас ваша очередь!
     На подгибающихся ногах Дана вскарабкалась по лесенке и засеменила по дощатому балкону, за бревенчатым углом которого как раз исчезала спина последнего туриста. Показалось ей или нет, что возле тёмных брёвен висит какое-то лёгкое марево, вроде облака мельчайшей мошкары?.. Этого она не знала, но, поворачивая за угол, ощущала, как натужно хрипит и клокочет старая мельница, будто в ней бьётся живое натруженное сердце. За углом она не успела ничего увидеть, от страха зажмурившись за секунду… и тут же почувствовала, как её холодные пальцы сжимают чьи-то чужие, маленькие  и горячие пальчики. Навстречу её перепуганному взгляду искренне, широко и кривозубо улыбался Лэсь.
     - Вот и всё в порядке! – с облегчением сказал он. – А вы боялись!
     - А… Переход? – пискнула Дана.
     - Переход? – переспросил мальчик. – Так вы уже перешли! Мы уже Здесь!
     - Пере… - Дана зашарила глазами вокруг. Та же поляна, с другой стороны мельницы. Туристов не видно – должно быть, уже скрылись среди кустов. Кусты… Да, с той стороны мельницы они стояли в осеннем уборе, а здесь – пышно зеленели, словно на этой стороне поляны ещё было в полном разгаре великолепное южное лето. Но кроме этого никакой перемены Дана не замечала.
     «Так я и знала… Это просто жульничество – Кампании или нашего замечательного проводника лично! И слава Богу!» - Дана с облегчением перевела дыхание. Почему-то ей было намного легче убедиться в том, что множество людей (и она сама) попросту подарили немалые деньги группе нечистоплотных жуликов, играющих на тёмных сторонах человеческой натуры, чем согласиться, что в горах действительно существует такое место, где с помощью Проводника можно перейти в совершенно Иной мир и неделю прожить в нём в совершенно другом и неизвестном качестве, прежде чем какой-то неотвратимый изгиб времени и пространства выкинет тебя назад, в родное измерение… Конечно, она ощутила и лёгкое разочарование, всё же жажда невероятных приключений живёт в человеке с раннего детства, но облегчение было намного большим… Она улыбнулась Лэсю.
     - Спасибо, солнышко. Ты скажи мне… это же такая шутка, правда? Это твой отец… заставляет тебя так шутить? (Она уже прикидывала, в каком виде изложит всю эту историю читателям. «Наш личный корреспондент», собственноручно пройдя через «Переход», разоблачает финансовую аферу крупнейшей туристической Кампании Южного берега!.. И, чтобы мелодраматизировать ситуацию и вызвать слёзы отзывчивых читательниц, добавить несколько слов о тяжёлой жизни юного Лэся, который под давлением жёсткого вдового отца вынужден существовать в самом центре обмана, в самом низу финансовой пирамиды… )
     Она с надеждой впихнула свой микрофон почти в лицо ребёнка, ожидая сенсационных разоблачений, но, к её вящему разочарованию, мальчик непонимающе заморгал:
     - Нет, папа никогда не шутит… Мама! – заорал он вдруг и стремглав кинулся с мельничного крыльца  куда-то вбок.
      Ага, вот уже и мама появилась… Дана кисло поплелась за ним. Все её надежды на сенсационный репортаж стремительно улетучивались. Дело пахло обычным мелким семейным мошенничеством.
     С этой стороны мельница выглядела вполне обжитым строением. Между деревьями протянуты веревки, на которых сушились простыни, какие-то серые портки и даже пелёнки. Семейство юного Лэся стремительно разрасталось… Откуда-то доносилось отчётливое муканье коровы, пахло навозом, кудахтали куры… Возле сарайчика возилась невысокая пышноволосая женщина в старомодной юбке и белой запачканной блузке. Лэсь с размаху кинулся ей на шею.
     - Мама, как я по тебе соскучился!.. Сто лет не видел!
     - Всего неделю… - она осторожно обняла его запачканными руками и смущённо улыбнулась подошедшей Дане. – Простите, госпожа… Вы запоздали, мы уж думали, нынче никого больше не будет. Сейчас подойдёт мой муж, он вам всё объяснит и проводит вас до тракта.
      - Нет, мама, она дальше не пойдёт! – вмешался Лэсь. – Мне сказали, она тут только всё посмотрит, и я должен буду отвести её обратно на ту сторону.
     Глаза женщины расширились, она недоумённо оглянулась вокруг.
     - Да что ж тут смотреть, госпожа…
     - Дана, - машинально представилась она.
      - … госпожа Дана! Мы – люди бедные, живём в глуши. Всего-то добра, что мельница… Вы бы шли дальше, как вон остальные господа поступают! Там, по тракту, и города есть, и замки, и диковинок всяких, говорят, немеряно! В Серых горах и драконы водятся, и великаны, и гномы есть! А тут что – глухомань, лес густой! Всего-то нас четверо здесь и живёт – муж мой, я, наша дочка и Лэсь, сынок мой, от первого брака! Овдовела я, значит, шесть лет назад, - торопливо рассказывала женщина, не забывая размешивать лопаткой какое-то пойло в деревянном корыте. – Муж мой первый был мельник, выпить любил, не буду вас обманывать. Как-то со скалы и свалился, зашибся насмерть, остались мы с Лэсем одни… Потом уж я Яроса встретила… Сынок, отнеси свиньям поесть, а я госпоже всё разъясню…
     Лэсь послушно наклонился, как был, в школьной рубашечке, с видимым усилием поднял своими худенькими руками корыто и понёс его в приземистый сарайчик, откуда доносилось недовольное хрюканье. Женщина поманила Дану за собой к деревьям и принялась снимать с верёвок пелёнки и простыни, бережно складывая их в приготовленный жестяной таз.
     - Вы, госпожа Дана, на нас не обижайтесь. Мы – люди простые, живём бедно, смотреть у нас нечего. Какие диковины могут быть у простого лесника! Кабы ещё мельница работала, так не успеваем мы одни. Вот муж мой на Лэся и сердится, что тот на месте не сидит. Всё носит его где-то… Господ приводит, что на тракт хотят пройти. Да с них заработка – курам на смех! Денег наших у них нет, вещами все расплачиваются, а что нам их вещи! Да и негоже забирать последнее, у путешественников-то… И что их всё несёт в наши края, паломничество что ли, какое?! – она вопросительно посмотрела на Дану. Та пожала плечами, чувствуя, что не в силах ничего ей сказать.
     Лэсь вышел из сарайчика, на ходу вытираясь, пробежал к домику, через секунду появился опять, держа на руках протестующе вопящего и дрыгающего голыми ножками крупного младенца. С гордостью продемонстрировал его Дане.
     - Это наша Гелочка!..
     - Вот моё сокровище! – мать приласкала пушистую белую головку. – Так что, сами видите, госпожа… - тут лицо её омрачилось, она тревожно прислушалась. – Лэсь, папа идёт, - шепнула она. – Он нынче очень сердит… Шёл бы ты от греха…
     Затрещали кусты, и на поляну выкатился, как медведь, здоровенный светловолосый и светлобородый мужик в длинной расшитой рубахе. Полоснув Дану холодным взглядом, он заревел на мальчика так страшно, что сказать просто «он очень сердит» было явным преуменьшением:
     - ЛЭСЬ!!! Ах ты, ублюдок, дитя греха!..
     Гелочка от ужаса прямо на руках у брата обмочилась и заревела так громко, что стало понятно – лужёную глотку она унаследовала не иначе как от папочки. Не обращая на неё никакого внимания, тот схватил мальчика за плечи и гневно затряс:
     - Где ты шлялся?! А?.. Я СПРАШИВАЮ!!!
     - Яросик, ведь тут госпожа Дана! – робко вмешалась хозяйка. – А что, остальных господ ты провёл? Заплатили они тебе что?..
     Никак не реагируя на жену, отчим так рванул мальчика за ухо, что тот невольно вскрикнул.
     - Я ТЕБЯ спрашиваю, поганец!..
     Высвободившись и потирая ухо, Лэсь тихо ответил:
     - Ты же знаешь, Ярос… Я был на Той стороне… 
     Выхватив из его рук дочку и прижимая её к себе, женщина затрещала:
     - Сто раз мы тебе говорили, Лэсь, не Ярос, а папа, и что ты всё время туда-сюда шляешься, когда ты здесь нужен, мельницу кто будет вертеть, а свиньи, а гуси, и за ребёнком присмотр нужен, когда я так занята, а папочка наш лес караулит от поганых разбойников и чужих рыцарей!..
     Злобно хрюкнув, Яросик вновь занёс над Лэсем карающую длань, но тут вмешалась Дана. Она торопливо вложила в поросший рыжим волосом гигантский кулак цифровой фотоаппарат:
      - Знаете, что это? Им можно снять всё, что вокруг, ну, как картины рисуют…
      - Я знаю, - буркнул лесник. Хмуро оглядел цифровик, бросил жене:
      - Схожу в замок. Если повезёт, будет у нас сегодня, мать, вторая корова!
     И тут же, не прощаясь, исчез среди кустов. Не скрывая облегчения, хозяйка затараторила:
     - Вот спасибо, добрая госпожа, а теперь вы уж шли бы на тракт или куда, Лэсь вас проводит, а потом ему надо дома быть, чтобы отец вновь не рассердился, и скажите ему вы хоть, ведь мы ему только добра желаем, кто ж от своего дома всё время бегать будет!? Здесь его жизнь, его работа, недаром говорят, где родился, там и пригодился!..
     - Идёмте, госпожа Дана, - тихо сказал Лэсь.
     Вслед за ним журналистка спустилась с довольно обрывистого берега вниз, где среди покрытых мхом камней бился и стремглав катился вниз, к морю, горный ручей.
     «А на Той стороне ручья не было, - невольно подумала Дана. – Не было… может, поэтому Там мельница и не работает?»
     Глядя, как Лэсь обмывает ледяной водой своё бледное личико, смывая размазанную грязь и слёзы, как прижимает мокрые листья к пламенеющему уху, она не выдержала и спросила:
     - Лэсик, но зачем тебе возвращаться сюда?! Если тут такой Ярос…
     - Тут – мама, - просто ответил Лэсь. – И Гелочка… И – они правы – кто-то должен работать на мельнице, как когда-то папа… Вот подрасту ещё и начну. Здесь такой лес хороший… Чистый…Машин нигде нет. Не придумали ещё…
     - Ну, хорошо, тогда зачем тебе Туда?! Оставайся здесь, на тебя не будут больше сердиться…
     - Как вы не понимаете?! – почти сердито спросил Лэсь. – Там же папа, совсем один! Кто с ним, кроме меня, будет, кому он нужен!? Это он так просто сердится, а вы знаете, какой он бедный, когда пьяный! Он плачет, говорит: «Все меня бросили, Лэсик»… Как же я его брошу?!
      И добавил, показывая в смущённой улыбке свои кривые зубки:
     - Потом – там школа… И ребята… Тут, в лесу, я один всё. Ходить куда-то времени нет – хозяйство!
     - Но ты же надорвёшься! – простонала Дана. – Что же это такое – два мира держатся на одном ребёнке! Ты же уникальный, Лэсь! Не понимаешь?! Ты один на свете такой человек, единственный, а ты – «папа», «хозяйство»! Справятся они без тебя все, а ты… а тебя учёные изучать должны! Может, благодаря тебе на Земле новая жизнь начнётся!
     - Не справятся, - возразил Лэсь. – Как они все без меня?! Они же… как дети! Я за них всех отвечаю. Я сильный, вы не думайте. Вот! – он согнул руку. – Видите, какие мускулы! Особенно как поем или молока попью! Если Ярос сегодня вторую корову пригонит, буду вечером вдоволь молока пить! Много сил будет! Смотрите! – он указал вверх по течению ручья. Там над сверкающей на солнце водой повисло лёгкое марево, будто крошечное облачко слетело с горы попить ледяной свежести. – Видать, там ещё проход есть! Вот наберусь сил, схожу, разведаю! Если не побоитесь, проведу вас потом. Знаете, какие классные миры бывают! Красивые. Я люблю их находить. Жаль только, никто больше так не умеет. Скучно одному… Вот вы, госпожа Дана, сказали: я такой один! Но, может, неправда? Может, ещё такие мальчики есть? Или пусть даже девчонки?
     - Не знаю, Лэсь… Боюсь, что нет.
     - Ну, тогда… - он задумался. Вокруг кружился горный лес. Пахло влажной листвой, нагретой хвоей, щебетали птицы, жужжали пчёлы, шумел ручеёк. – Значит, судьба моя такая, - совсем по-взрослому сказал мальчик. – Что поделаешь… Тяжело или нет, а жить-то надо! Кто, кроме меня, будет жить?! 


 
Сентябрь 2015 – апрель 2016.                Ялта-Одесса.