Сад закрыт на просушку. Глава вторая..

  Глава вторая.
 
                4.
    
    … Как-то в  конце июня, когда экзаменационная сессия была в  самом  зените,  редактор, а было это в конце дня,   вынул из портмоне пятьдесят рублей и протянул  их Глебу.
     — Держи!  Это твоя компенсация:  и за машинистку и вообще, за хорошую и отлаженную работу.
     Глеб поблагодарил шефа,  отметив про себя, что редактор все же не забыл  и сдержал свое  слово.  Немного смущало только то, что деньги Глеб рассчитывал получить из институтской кассы, а не из личного кармана Циперовича. Но это, по мнению Глеба,  уже не имело  никакого  значения, тем более,    что деньги ему нужны  были позарез и пришлись очень кстати.      Обувь молодого человека к тому времени изрядно поистрепалась,  а на покупку новых полуботинок сэкономить из зарплаты  не получилось...
     — Да, кстати, Глеб, скоро близится отпуск, —  тем временем продолжал редактор,  — жизнь в нашем институте замрет  до августа.  Я тоже уйду  на два месяца. Газета не будет выходить аж  до начала нового учебного года.
      Редактор многозначительно посмотрел на  литсотрудника:
      — А ты, небось,  тоже хочешь отдохнуть?
     Глеб,  честно говоря,  об отдыхе даже и не мечтал, т.к.   отработал он всего ничего — каких-то два с лишним  месяца. Но в глазах парня мелькнул блеск.
     — Дополнительные каникулы — это было бы  здорово!  Против них я ничего не имею. 
     — Хочу сказать тебе, Глеб,  что поработал  ты  отлично, и я тобой вполне  доволен, — заключил редактор. — С  администрацией института я договорился,  за июль ты получишь зарплату полностью,  а в августе поможешь в работе приемной комиссии. Договорились?
     — Премного благодарен, — шутливо  поклонился Глеб,  но  в груди у него все пело и ликовало.
     — Да, вот еще что…  С сентября месяца ты, Глеб,  будешь получать оклад  в  сто рублей,   и тебе будет оплачиваться  единая карточка на проезд.  Ты доволен? А я,  таким образом,  буду перед тобой чист как херувим, и смогу со спокойной совестью отдыхать.  И последнее, — вспомнил шеф, уже одевая шляпу.  — Я пробил новую единицу фотокорра,  правда, пока на полставки.
     Сколько  же приятной информации свалилось на литсотрудника!  Жизнь, как говорится, налаживалась,  и впереди маячили  неплохие перспективы.  «Отпуск!»  —  Глеб зажмурил глаза и  представил себя загорающим на берегу небольшой реки:  ласково пригревало летнее солнышко, от цветка к цветку порхали разноцветные бабочки,  по высокому небу плыли воздушные облака,  и голове Глеба  не было ни одной тяжелой мысли…
     …Уже поздно ночью, когда общественный транспорт  прекратил свою работу, Глеб возвращался из Дома прессы в свою квартиру. Этот выпуск газеты задержался.  Редактор подписал  номер  еще до полуночи и уехал домой,  но Глеб долго и тщательно  вычитывал  оттиски. Захлопнул портфель он только после того, как  его  стал гнать домой  ответственный  за выпуск газет. Глеб в приподнятом настроении шел по ночным улицам  Ленинграда,  на душе у него  было легко и спокойно  —  завтра последний рабочий день. И его незапланированный отпуск не какое-то наваждение и  совсем не мираж…

                5.      
    
     Наутро, когда   привезли последний номер газеты,   в голове у Глеба был полный бедлам. Во-первых,   он  до сих пор не знал, как  правильно распорядиться предоставленной возможностью отдохнуть. Еще вчера вечером ему позвонила Оксана,  и он поделился с ней своей  радостью. Оксана предложила Глебу воспользоваться путевкой по линии профсоюза. Например,  съездить отдохнуть в Дом отдыха.
    — И стоит  такая путевка недорого, — взволнованно убеждала  девушка, —  не свыше пятнадцати рублей за один срок, и это целых двенадцать дней. А если очень захотеть,   то можно выпросить путевку  на два  срока  подряд, — тогда вообще  здорово получится!
     Но Глеба все острее мучил финансовый вопрос. Съездить в Дом отдыха было бы неплохо,  вот только  на что? Отпускные  ему не полагались. Поэтому, праздно прослонявшись   в стенах института,  он решил «примазаться» к  какому-нибудь стройотряду и отправиться на трудовые заработки.  С этой мыслью молодой человек  и направился в комитет комсомола.  А куда  еще мог поехать Глеб?  В его личной жизни  пошел перекос.  Его девушка Алла,  с которой он  переписывался, еще  находясь на широких просторах Сибири,  стала предъявлять к Глебу  претензии. И эти претензии были весьма справедливые.  За последние два с половиной месяца как   парень устроился на работу в редакцию, молодые люди  виделись всего лишь несколько раз.  А все их общение сводилось в основном к разговорам  по телефону. Алла делала попытки вытащить Глеба в театр или в  филармонию, но   эти  попытки оказывались тщетными. Глеб,  правда,  обещал придти,  и Алла его терпеливо ждала в фойе театра, но звенел первый и второй звонок…, Глеб не приходил,   и купленные билеты пропадали.  Молодой человек  заработался настолько, что начисто забыл даже про Аллин день рождения, вспомнил о нем  только поздно вечером.  Хорошо, что  догадался позвонить по телефону и на словах поздравил девушку.  Алла,  похоже,  надулась,  их  отношения приближались  к разрыву.  «Ну, и ладно,  — думал Глеб. — Время — лучший доктор.  А недолгая разлука — наилучший  способ для примирения!»   
     …Секретарь комитета комсомола Коля Рябцев, выслушав просьбу Глеба, смешался…
    — Понимаешь, старик, все стройотряды укомплектованы еще весной, включая медперсоналом и даже поварами. Подожди, минуточку…
     Коля набрал телефон местной АТС и связался с комиссаром объединенных студенческих отрядов Анатолием Головченко. Увы… Свободных вакансий не оказалось. И тогда комсомольский вожак, почесав затылок,  махнул рукой и решительно произнес:
     —  Резервным  поваром  поедешь?
     — Но я же совсем не умею готовить, — недоуменно пожал плечами Глеб.
     — Ты только никому не говори  об этом, — ссадят на полпути! Глеб, не дрейфи, — поезжай поваром, а там что-нибудь придумаем и сделаем замену. С раствором  когда-нибудь имел дело?
     — Обижаешь, начальник, да я целый год в Сибири бетонщиком пропахал!
     — Это меняет дело. Иди  тогда к комиссару отряда «Молния», он сидит сейчас в сто четырнадцатой комнате.  Скажи ему, что  я прислал.  А  сам я ему перезвоню.
     Окрыленный,  Глеб побежал оформляться…
     Отряд, в который попал  молодой журналист, должен был строить  кирпичный коровник в Волосовском  районе области. В стройотряде подобрались мастера своего дела.  По приезду Глеб честно признался командиру отряда,  что готовить он не умеет. Зато выдал заверение, что из него выйдет превосходный подсобник, который  виртуозно может мешать бетонный раствор.
     — Мешать вручную не понадобится, — улыбнулся командир. — Для этого есть электрическая бетономешалка. Лучше ты будешь главным на растворном узле и подчиненным тоже,  —   все в одном лице.  Смекаешь?
     …И понеслись будни. Глебу нравилась организация труда в стройотряде; быт и работа были налажены без лишней суеты. Каждый из студентов был на своем месте, и в этом была заслуга мастера отряда — молодого энергичного парня,   инженера-строителя по профессии...
     Кирпичик по кирпичику, и уже через две недели появились очертания будущего коровника. Работала студенческая молодежь   по десять часов ежедневно. С работы  ребята приходили  усталыми, но вполне  довольными.  Суббота  — короткий день, а вечером — баня.  Воскресенье — законный выходной. Весь объем работы, включая внутреннюю отделку и электроснабжение, студенты должны были завершить в двухмесячный срок. У Глеба в запасе  был всего лишь один месяц. Когда  до окончания отпуска оставалось два дня, журналист выпросил у мастера день отгула на понедельник и поехал в институт. Там он нашел председателя приемной комиссии, долго что-то ему втолковывал и,  надо же,  ему удалось  уговорить того закрыть глаза на  прогулы Глеба.  В приемной комиссии  на общественных началах работало много студентов-старшекурсников, и присутствие — отсутствие одного человека  никаким боком на режиме работы института   не сказывалось.
     Председатель приемной комиссии ободряюще похлопал Глеба по плечу и напутствовал:
     — Ты — парень молодой,  знаю — денежки тебе нужны, так что  езжай, —  вкалывай!   А с больших барышей кружку пива поставишь!
     — Ящик выкачу, — пообещал Глеб и,  довольный тем, что все так легко и просто у него получилось, умчался на  вокзал.
    Он уже строил планы, что, заработав кругленькую сумму денег, купит  себе новый костюм и пальто, а Алле что–нибудь  из дорогой парфюмерии.
     Председатель колхоза не мог не нарадоваться на качественную работу студентов. Еще в прошлом году силами того же отряда был возведен свинарник и силосный бункер, а сегодня, — вот он и коровник, почти под крышей….
     …Уже много позже,  на торжественной отвальной по случаю завершения строительства, председатель колхоза — хмельной и довольный, — с улыбкой до ушей провозгласит тост за ребят:
     — И в следующем году приезжайте, бойцы!  Дорогу  нашу будете приводить в порядок, а то она у нас  — яма на яме!   Да и новые мастерские надо строить.  Приезжайте, без дела не останетесь!
     Близился новый учебный год. На Глеба нельзя было смотреть без жалости:   худущий, с изможденным лицом,  —  он был похож на огородное чучело. Глаза у парня были  воспалены от хронического недосыпа — в стройотряде ложились спать около часа ночи,  поднимались в шесть утра.  Если  бы студенческая стройка  затянулась еще недели на две,  Глеб   сломался бы просто физически,  тем самым обмишурившись   перед своими ровесниками.
     «Слава богу,  что  работе  пришел шабаш» — думал Глеб.  По предварительным расчетам, согласно коэффициенту трудового участия, на его долю  выпадало около семисот рублей.  После всех вычетов,  затрат на питание,  а кормили здесь просто здорово,  — спасибо повару и заботам председателя артели, — оставалось чуть больше пятисот рублей. Для Глеба это было целое состояние. Конечно же, заработки бывалых студентов – строителей оказались значительно выше Глебовых,  но и,  положа руку на сердце, квалификация мастеров была — не чета ему,  разнорабочему на подхвате:  «Мешай себе раствор и вся недолга…».

                6.
   
    — Ну, орел,  дай-ка я на тебя подивлюсь, —  редактор газеты  заключил Глеба  в свои  объятия…
     Марк Натанович  только что вернулся  с юга, его   худощавое, гладковыбритое лицо покрывал  ровный бронзовый загар. Отдых редактору явно пошел на пользу, —   над брючным ремнем проглядывался довольно округлый животик.
    — А ты-то чего такой худющий,  неужели прямиком из Освенцима прибыл? — не совсем удачно пошутил шеф.   
     И его юмор имел под собой основу. Внешне Глеб выглядел не лучшим образом. 
     — Не в коня корм... — грустно поддержал его шутку бывший стройотрядовец, поделившись с редактором,  как он  провел свой отпуск.
     — Ну, герой, да ты у нас — молодец!  И здесь ты оказался прав, перемена труда — тоже отдых, да и в кармане не пусто!  Быть может,  угостишь после трудов праведных?
     Глеб несколько смутился и почти принял шутку  за чистую монету,  хотя прекрасно знал,  что  Марк Натанович, его шеф,   спиртное и  на дух не выносит. Как говорил сам редактор: «Свое он   отпил  еще в молодости…».
     …В тот же день Глеб познакомился и с новенькой машинисткой. Это была грузная тетя в возрасте, как  видимо, пенсионерка. На вид женщине  было   чуть больше пятидесяти лет, она слегка картавила и всячески краснела при этом.  Похоже, стеснялась своего произношения.
     Глеб снова окунулся в омут привычных редакционных забот,  работы у него хватало,  и приходилось засиживаться до самого вечера.  В один из вечеров к  нему  на огонек заглянула  недавняя знакомая — студкор  Оксана Гольдштейн.  Девушка явно зашла не случайно, а тщательно готовилась к встрече:  на ней красовалась   яркая шелковая блузка с пикантным вырезом на груди. Блузка была заправлена в юбку-плиссе, смоляные волосы девушки прибраны  в замысловатую прическу,  а   глаза и губы  умело подкрашены.  От Оксаны исходил тонкий запах  дорогого парфюма.  Глеб в это время  был в кабинете один; машинистка ушла домой пораньше, да и  редактор тоже взял себе привычку по вечерам на работе не задерживаться. Он и так  постоянно закрывал своим телом амбразуру «дзота»,  когда с готовым макетом  один раз в неделю ездил в газетный центр на выпуск номера.
     — Привет, Глеб!  — поздоровалась Оксана, — к тебе можно?
     — Заходи, — кивнул головой Глеб, с облегчением отодвигая от себя недописанную статью.
     Девушка присела на кончик стула, вынув из своей кожаной заплечной сумки-торбочки  бутылку десертного вина «Токай» и два яблока.
     — У тебя найдутся   чистые  стаканы? — деловито поинтересовалась она.
     Глеб суетливо нашарил  в ящике  письменного стола две фарфоровые чашки и побежал их мыть. Оксана аккуратно нарезала яблочки ломтиками и  разложила  их  на  бумажной салфетке,  как бы случайно оказавшейся  у нее  в сумке.
     — Что за праздник сегодня?  По какому поводу гуляем? — спросил воротившийся Глеб. В руках он держал две вымытые чашки.
    — Как  природа весной пробуждается от спячки, так и наш вуз после каникул, — загадочно улыбнулась Оксана. — Давай,  Глебушка,  выпьем с тобой за начало учебного года, — он у меня выпускной, а заодно выпьем  и за твою первую рабочую неделю после отпуска.
     Оксана наполнила чашки и предложила Глебу выпить… на брудершафт.
     — Мы же с тобой и так на «ты», — удивился молодой человек. 
     — Брудершафт вдохновляет людей на поступки, — тихонько вздохнув, выдала Оксана.
     — А почему так грустно?
     — А с чего это ты взял,  что я грущу? — девушка залпом выпила вино,  икнула и   захрустела ломтиком яблока.
    — Тааак,  — протянул парень, — даме мы пока что не наливаем. По-моему, ты и так пришла  немного подшофе, не правда ли?  Что у тебя случилось, Оксанка? Давай — выкладывай!
    — Ничего у меня не случилось,  — из глаз Оксаны брызнули слезы. Она продолжала грызть яблоко, не обращая   внимания  на соленые ручейки, бегущие по щекам,    стараясь не смотреть на парня.
     —  И все-таки…
     — Ну, если ты так настаиваешь, — буду с тобой откровенной. Как,  по-твоему,  дожить до тридцати лет и оставаться до сих пор в девках, — это,  по-твоему,  нормально?
     — Ну, не знаю… — протянул Глеб, — я об этом как-то никогда  и не задумывался.
     —  Вот-вот, — никогда не задумывался — передразнила его Оксана. — Не задумывался, потому что ты — не женщина. Так будь же ты смелее. Глеб…  Мужик ты,  в самом деле,  или нет?  — и  Оксана,   скрестив чашки,  заставила Глеба выпить до дна, после чего полезла к нему  целоваться.
     Глеб опешил от такого наступления и напряг все свои мышцы, стараясь удержать Оксану на некотором расстоянии.
     — Ну,  возьми же меня, возьми, — Оксана разжала объятия и взъерошила  парню волосы. —  Глебушка,  милый, я тебя очень  прошу...  Понимаешь, мне уже тридцать лет,    и  с каждой ночью я начинаю испытывать комплекс неполноценности. Эх, знал бы ты,  как он мне мешает в жизни…  Помоги мне, Глеб,  я тебя очень прошу.  Я хочу, чтобы первым мужчиной  у меня был  ты…
     — Но ведь я не люблю тебя, чокнутая! —   воспротивился,   было,  Глеб, выбираясь из  объятий девушки. — Да к тому же   у нас с тобой сумасшедшая разница в возрасте.  Ведь  перед тобой я еще совсем  теленок.
    —  А я и не прошу тебя жениться на мне. Глеб!  Просто разбуди во мне женщину,  а я дам тебе слово, что никогда  не свяжу тебя по рукам и ногам,   — глаза Оксаны блестели от слез, ее  голос  дрожал  от волнения.
     Глеб выскочил на лестницу и побежал в спортивный зал, который к счастью был еще открыт, — шел  только девятый час вечера.  Он  схватил первый попавший под руку спортивный мат и,  крадучись, попятился назад к лестнице, боясь кого-либо встретить по дороге. Когда запыхавшись, видимо, от волнения тоже, Глеб ввалился в редакционную комнату, Оксана благодарно повисла у него на шее. Ее не нужно было долго  упрашивать. Расстелили на полу мат,  у Оксаны вдруг, откуда  ни возьмись, появилась чистая белоснежная простыня и накрахмаленное полотенце. Видимо,  она  предусмотрительно взяла  этот набор с собой. Постельное белье  лежало отдельно в большом полиэтиленовом пакете и ждало своего часа. 
     Глеб в такой пикантной  ситуации   еще  никогда не находился.  Конечно же, он не был мальчиком в полном смысле этого слова.  Случались у него контакты с женщинами и раньше,  в Сибири, например.  Но те контакты были по его желанию, он сам  хотел   тех  женщин и  они отвечали ему взаимностью.  Сейчас же желание  девушки  взяло верх над его самообладанием и он,   вспомнив пословицу,  «чего хочет женщина, — того хочет бог»,  рухнул в «постель», приготовленную  Оксаной. Девушка обожгла  Глеба горячим жаром страстных  поцелуев; пуговки на ее кофточке как бы сами собой расстегнулись, обнажив высокую грудь,  и  у парня, пронзенного  током любви,  возникла неуемная  сила страсти.
     — Выключи  же свет, глупый,  — шепнула ему на ухо Оксана.
     Глеб, как в тумане,  поднялся, нащупал на стене выключатель, и редакционная комната погрузилась во мрак.


    Продолжение следует.