Работники ножа и топора

          То, что я расскажу вам сейчас, дорогие читатели, может и было, а может и не было, но память  штука интересная, нет-нет да и преподнесет нам сюрпризы.
          В 1981 году я закончила школу, как говорили тогда – десятилетку. Скрылась за поворотом школьная пора, отшумел выпускной. Впереди была широкая дорога для будущих знаний, умений, выбора профессии, которая должна была плавно перейти в любимую работу. Еще доучиваясь в 10 классе, я потихоньку собирала адреса заведений, в которых учили на артистов кукольного театра.   
       Мне, очень нравились, кукольные спектакли  Сергея Образцова, которые показывали по телевизору, нравилось, как актеры здорово  «оживляли» кукол своими невидимыми движениями, как мастерски их озвучивали. Я была в восхищении от актерской работы! Куклы не были в их руках собственно куклами, они были живыми персонажами со своим характером, привычками. И, вообще, мне все это дело нравилось, что-то было в этом особенное, таинственное. Мне казалось, что когда люди укладывались спать, куклы оживали и у них начиналась какая-то своя жизнь. Они смотрели на нас, сонных, и обдумывали план действий. Ну, это я так для отстраски.
         Где-то лет с десяти я начала увлекаться куклами, в то самое время мы с тетей ездили отдыхать в Ессентуки и там купили две или три куклы из семейства «веселых человечков» Цветочного города из сказки Н.Носова про Незнайку и доктора Пилюлькина. Они надевались на ладонь руки, как перчатка, и ими можно было руководить. У меня получалось изменять голос и делать движения для каждой куклы: семья и родственники смеялись. Меня это забавляло. Мне же было 10-12 лет. И, вообще, сколько себя помню, мне всегда нравилось выступать, петь, танцевать, смешить, поднимать на должный уровень настроение окружающих. И так вот продолжалось до окончания школы. Самым близким от нас городом, в котором было «кукольное» училище, был город Саратов. Недалеко. Но слепая любовь моих родителей не дала осуществиться моим планам. Сразу были рассказаны какие-то страшные истории про убийства молоденьких девочек, которые остались одни в чужом городе, еще какие-то там страшилки про монстров с мужским обличьем. Но скорее всего родители не отпустили меня, потому что старшие сестры жили своими семьями, и им было бы скучно одним. Вот такие пироги. На профессии, связанные с техническими направлениями меня не тянуло, и по настоятельному совету мамочки мне пришлось поступить в педагогическое училище, чтобы стать достойным воспитателем детишек в детском садике, о котором я вспоминаю как о черном пятне из моего «счастливого» детства. Благодаря этому, с позволенья сказать, садику я до сих пор не люблю манную кашу, которой приходилось давиться, запивая ненавистным киселем, а потом доедать куриную кожу, которую я предварительно обдирала, думая, что не заметят. Но доблестные работники воспитания почему-то всегда обращали внимание на эту кожу  и заставляли под «страхом смерти» её съедать. Вот таким примерно воспитателем я и собиралась стать. А может и лучше, чище, возвышенней и добрей. Моя мама когда-то, в далеких сороковых, тоже закончила это самое педагогическое училище и какое-то время работала в школе, тогда оно учителей выпускало. Может быть, прежнее обаяние стен этого старого учреждения и сподвигло меня туда же определить. Но как бы то ни было я поступила и стала учиться воспитывать детей по разным методам воспитания. Тут и Сухомлинский свою лепту внес, и Н.Крупская, и Ушинский, и, конечно, не обошлось без Владимира Ильича Ленина и Карла Маркса, у которого были «молодые годы». Сейчас поясню. Тогда  прошел сериал «Маркс. Молодые годы». И наша учительница по педагогике Тамара Петровна, объясняя нам тему, говорила, глядя поверх очков: «И если смотреть на это с марксистской точки зрения,… помните Карл Маркс – молодые годы…?» До сих пор не пойму, причем здесь его молодые годы? Пойдем дальше. Вот все мы учились, постигая трудности педагогической науки, а трудности были немалые, шутка ли в деле, детей – будущее нашей страны - беремся воспитывать. И тут секретарь комсомольской организации нашего учебного заведения вещает с высокой трибуны: «Все на овощебазу! Товарищи учащиеся, поможем нашим товарищам досрочно перевыполнить план по обеспечению нашего населения продуктами необходимого пользования!» Вот так громогласно и трепещуще прозвучало воззвание, в 80-е годы еще модными были лозунги подобного типа. Оказалось нас звали чистить капусту. И ехать в самое воскресенье. Вот так всегда: за поэзией скрывается проза.
          Взбодренных идеей социалистической собственности нас погрузили в кузов грузовика (где-то человек 20-25), обтянутого брезентом, и мы покатили по ухабам родного города помогать «товарищам». «Товарищи» встретили нас с выражением лица, обдумавшим  заранее все направления нашей деятельности. По хлюпающей под ногами осенней грязи нас завели в обширный подвал с низкими потолками, откуда свисали тусклые лампы и стояли длинные столы, возвышались горы  капусты и было холодно, как в холодильнике. Выдали резиновые перчатки, ножи и «фартуки мясника», и доброжелательно объяснили ход  дела. А заключался он в том, что надо взять кочан из одной «горы», очистить  от верхних листьев и сооружать, только нежно,  другую «гору». Всего-то, делов на копейку! Кое-где на полу лежали внушительного вида топоры, создающие определенное впечатление. Смутное чувство закралось в наши души. Я пошутила: «А, может, порубаем эту капусту, как дрова, этими топорами. Хе-хи-хо!». Но топорам в этой истории предназначалось совсем другое место.
          Капуста была мерзлой и слизкой, и очень холодной! Поначалу она выскальзывала у всех из рук, пока мы не научились её прочно держать в своих хрупких ладонях. Впрочем, у деревенских получалось лучше, сказывалась сноровка  и выучка с детства. И вот мы, как заправские изуверы, орудуя огромными ножами на жертвенных столах, кромсали бедную капусту. После 5-6 вилков у многих начали коченеть пальцы. А тут еще добрые работники овощебазы  так неброско подсказали нам, что надо еще и ножку у кочана срезать (мама называла это кочешок). «А чем?» - заморгали мы от темного света. «А вот, – показали нам работники овощебазы, - видите, топорики? Ими и отсекайте ножку-то». Веселенькое дельце наклевывалось. Из сумрака дальнего конца стола послышался робкий голос: «А топоры-то тяжелые». Ну так-то да. Ничего себе «топорики», их еще бы поднять, а ведь надо в одной руке держать. На что «сочувствующие» работники овощебазы ответили: «Зато сразу все обрубите!» Вспомнились слова песни: «Комсомольцы-добровольцы, надо верить, любить беззаветно…» В данной ситуации, верить, что не обрубишь себе палец, вместо той самой ножки и любить дело, которое тебе доверила страна.
          Когда уже закоченели и ладони вместе с пальцами, мы уже бегло приводили внешний вид капустных кочанов в порядок и ухарски отсекали топорами ножки. То ли от лихой работы, то ли от холода, но щеки наши раскраснелись, нос стал синим, подошвы  ног задубели от стоячей нагрузки и внутренние органы запросили подкрепления сил. Да, как не воодушевлялись мы «единым порывом», но просто захотели вкусить хоть какой-нибудь  еды, согласились бы да же на три корочки хлеба!
          Наконец, нам разрешили отложить ножи и «топорики» и повели нас по какой-то разухабистой дороге в столовую. А-а-а-а-а-а! В столовой было тепло и сухо, а главное пахло супом и мясом. Нас накормили всем горячим, напоили, вот только спать не уложили, ведь впереди нас ждал новый фронт кипучей социалистической деятельности. Мы все так разомлели, так не хотелось идти опять в холод, но нам сказали, чтобы мы приободрились перед завершающимся этапом наших действий и мы пошли обратно в подвал за мясницкие столы, где нас ждали ножи и топоры. Эх, разомнем косточки, работники ножа и топора!
          Работа пошла веселее, кто-то даже запел пионерскую песню «Взвейтесь кострами…», потом подхватили «Орленок, орленок, взлети выше солнца…», но она пошла как-то вяло, а потом вдруг кто-то затянул  «Ямщик, не гони лошадей…». В дверь  заглянула работница овощебазы и как-то странно посмотрела на поющую (нам ведь было от 18 до 20 лет, и репертуар явно не подходил для нашего возраста). Песню никто не подхватил. Образовалась тягучая тишина. Слышен был только стук «топориков», отсекающих ножки у капусты.
          Наконец одна гора переросла в другую: все кочаны были очищены нашими трудовыми руками, ножки тоже отсечены и выстроилась гора чистой овощной культуры. Несмотря на то, что мы заморозились, как цуцики,  дело было сделано, и ведь огромное дело, если рассмотреть его в масштабах страны, а можно и с марксистской точки зрения. Добрейшие работники овощебазы выдали нам какую-то ветошь, чтобы мы вытерли ножи и «топорики», протерли столы, собственно говоря, честь по чести привели свое рабочее место в надлежащий порядок. Ну, надо так надо! Это дело было сделано без промедлений, опять кто-то запел. Потом сняли «фартуки мясника», ножи - направо, топоры -  налево и в какой - то зловещей тишине нас повели по узкому коридору …как оказалось мыть руки, ну и… Не бойтесь! В общем, всех привели в «кабинет задумчивости». Я думаю, не надо объяснять, что это такое. А потом мы, гордые завершенным делом, с осознанием, что день прожит не зря, с охами и ойканьем, а в отдельных случаях и писком, загрузились в кузов грузовика уже без брезента и с песней «Вместе весело шагать по просторам…» потряслись по неухоженным осенним дорогам в родные пенаты.
          Вот, дорогие мои читатели, закончился мой рассказ, быль или небыль, а может байка. В юности все кажется не таким, как в зрелые годы. Жизнь полна романтики  и приключений, и чем больше у тебя впечатлений, тем больше будет, что вспомнить в старости и рассказать внукам. А как вам-то кажется?