Глава 22. Ученица
Во что ее превратил этот мерзкий городишко? Она была вполне довольна своей жизнью в Нью-Йорке, в мире, где не было магии, и ее сдерживало то, что убийство там – уголовно наказуемо. Но потом проклятый Румпель притащил ее сюда, снова в этот ужасный волшебный мир, где она была злодейкой и изгоем, а чтобы быть в безопасности нужно иметь статус приспешников Прекрасных. Она соблазнилась идеей счастливого конца, искушение увидеть снова Айзека, чтобы вцепиться ему в горло за отнятое, было слишком сильным для нее. Она тогда и не думала о Румпеле, подавила свои чувства, как оказалось, ненадолго. Одиночество на странной скале сделало ее более уязвимой. Она прятала свои эмоции, как могла, топя их в джине, но было поздно – они неконтролируемым ураганом вырывались на поверхность, и она совсем ничего не могла с ними поделать. Потому что к жажде мести Айзеку прибавилось теперь совсем другое чувство, куда более сильное и пугающее, чем злость, к которой она привыкла, и которой жила всю свою жизнь.
В зеркале она видела Артура, распластавшегося на подушках, и мирно похрапывающего. У него рельефное тело, сильные плечи и красивые мускулы. Она вчера расцарапала щеку об его бакенбарды. Он оказался прекрасным любовником, дав ей все, что нужно, и даже больше. Она кричала при каждом толчке внутри нее, только сейчас осознав, как скучала по этому столько времени, и он не собирался останавливаться. Но все было ужасно, потому, что вместо того, чтобы наслаждаться этим мужчиной, таким породистым и холеным, она все время думала о мерзком калеке с гнилыми зубами. У нее до сих пор болит язык, так, что она пошевелить не может им, но не от страстных поцелуев, а от того, что она полночи его прикусывала, чтобы не назвать любовника чужим именем.
Круэлла внимательно смотрит в зеркало, чувствуя ненависть к себе самой. Она действительно ненавидит себя за воспоминания, которые, как она думала, похоронила давно в закромах воспоминаний, в самых дальних уголках памяти, но сегодня оказалось, что это не так. Она вспомнила об этом впервые за долгие годы, и не могла понять одного – какого черта?
Лес пах осенью и дождем, не смотря на августовскую жару, от которой не было спасения. Круэлла неохотно плелась за Темным, проклиная себя за то, что напросилась в ученицы Темному. Это был не человек, а ходячая катастрофа. Он ее просто загонял по лесам и полянам, она угробила лучшие свои туфли и уже заканчивала издевательство над второй парой, но он не унимался. Волшебник водил ее по лесам, заставляя метать проклятые огненные шары, а у Круэллы это никогда не получалось. И сегодня не получится, она уверенна. Поэтому она плетется за Румпелем, стиснув зубы и прикусив язык, чтобы не возмущаться и не бубнить, как старуха. Когда-то эта чертова пытка должна закончиться.
Она знала, почему у нее совершенно не получается совладать с огнем. Как же тут совладаешь, если она все время думает о Румпеле и его тонких, легких пальцах каждый раз, когда он к ней прикасается? Он касается ее, а она тает, почти падая в обморок, какие уж тут файерболлы?
Но Румпель был просто невыносим, всякий раз заставляя ее делать то, чего она делать совсем не умеет, и Круэлле приходилось покорно играть свою роль, иначе он бы ее убил, или покалечил. А ведьме хотелось ласки совсем другого рода.
Он обернулся, и золотистая кожа засияла при свете солнца:
- Так, дорогуша, уже пришли, все.
Круэлла оглянулась и с шумом выдохнула. Вот черт, и умеет же выбирать самые ужасные места, какие только можно.
Вообще, она довольно сильно нервничала и вытирала тайком ладони об шубу, чтобы Румпель не заметил ее волнения. Она сняла верхнюю одежду, памятуя о том, что обычно в случае несвоевременного избавления от шубы делает с ней Румпель, и подошла к нему, покачивая бедрами.
- Ну, дорогой? Снова будешь учить меня огнем швыряться? – она посмотрела на него, отчаянно демонстрируя свое недовольство.
- Это первичное умение для ведьмы, дорогуша – хихикнул Румпель, и по его лицу Круэлла поняла, что он знает – ни черта у нее не получится. Небось, придумал уже другой план, и может, не один.
И вот он снова касается ее одним взглядом, а она снова чувствует, как сходит с ума, спина напрягается, по коже скатываются капельки пота, и воздух застрял комом в горле, болит между лопаток. Круэлла не понимает, что с ней, ее пугает это странное чувство, не изведанное ранее, ей отчаянно хочется бежать, и звать кого-то о помощи, потому что она не может себя контролировать, и это до чертиков раздражает. Но от Темного мага не убежишь, да еще и на таких шпильках, и злодейка уже почти прокляла себя, что всегда носит каблуки.
Он становится позади нее, щекоча шею неровным дыханием и на высоких тонах, так звонко, что у Де Виль звенит в ушах, произносит:
- Давай же, дорогуша! Собери всю свою злость и выпусти огонь! Уверен, у тебя получится!
Ей бы его уверенность, мысленно сокрушается она, хотя, надо признать, ее порадовало то, что он верит в нее и ее способности, чрезвычайно порадовало. Рука поднимается вверх, она уже чувствует теплоту на ладони – верный признак того, что сейчас ей удастся зажечь огонь, и, возможно, наконец, превратить его в огненный шар, как того желает Румпель. Круэлла чувствует приближение пламени кончиками пальцев, его же дыхание нежно щекочет ее шею, она почти благодарна уже ему, за то, что приказал всегда снимать шубу во время уроков, потому что ей нравится близость его губ и ее кожи. Круэлла закрывает глаза, стараясь максимально сконцентрироваться на поставленной цели, и в ухо ей вползает хитрый шепоток Темного мага:
- Вспомни, дорогуша, свою боль, все что пережила, все, что случилось с тобой раньше. Вспомни, думай же об этом, и дай огню выйти прямо из твоего сердца.
О Мерлин всемогущий, она едва держится на ногах. Воспоминания лихой стаей птиц терзают ее и без того измученную голову, не дают покоя, снова нахлынув, как волны в бурлящем море, надо же, а она только начала понемногу забывать и мать, и одиночество на крошечном чердаке, и невнятных мужчин, которых приводила Мадлен раз за разом в их дом. Злость клокочущим потоком бурлит внутри нее, ее скоро уничтожат собственные чувства, кажется Круэлле, если она немедленно не преобразует их в этот чертов, проклятый, мерзкий огненный шар. Она поднимает руку чуть повыше, катая крошечный огонек на кончиках ногтей, и сжимает зубы, напрасно пытаясь удержать рвущееся из горла рычание, рот перекошен в уродливой гримасе, делающей ее и вправду похожей на хищника, она вся переполнена напряжением. Кажется, сейчас он и вправду получит то, чего ждет от нее. Разлившаяся по венам злость бьет сильнее, заполняя ее всю без остатка, как сосуд, она уже протягивает руку, дабы швырнуть огнем в ближайшее дерево, но… предательский огонь вспыхнул в ее руках, и тут же погас, как спичка на ветру.
- Ну же, дорогуша! – настойчиво требует Румпель, сцепив зубы, готовый вот – вот выпустить свою злость, но Круэлла только упрямо качает головой из стороны в сторону: я не могу. Потому что она и вправду этого не может. Огня в ее сердце хватает, чтобы обратить в пепелище весь земной шар, но пальцы сухие, и не могут выдать даже крошечной искры.
Разочарованная очередной неудачей, она остерегается смотреть сейчас ему в глаза, тем более, Темный маг даже не скрывает своего разочарования, тяжелым вздохом вырвавшегося из его груди. Она не знает, что ему сказать, как извиниться. В конце концов, она вообще только недавно узнала о существовании магии!
Однако, голос его спокоен, когда он говорит:
- Что ж, дорогуша, оставим в покое попытки сделать из тебя метательницу огня. Возможно, тебе подчинится что-то иное.
- Ты думаешь? – с сомнением произносит она, уже теряя надежду.
Румпель пожимает плечами:
- Магия бывает разной и имеет много возможностей, Круэлла. Думаю, раз уж ты можешь контролировать животных, вполне возможно, сумеешь совладать еще с какими-либо силами природы.
Круэлле стоит огромных усилий подавить в груди тяжелый вздох. Он убьет ее, если узнает, что способность влиять на живых существ – подарок Айзека, а не дар, который был у нее с детства, как она наболтала ему при первой встрече. Она вообще уже почти пожалела, что решила обучаться у него. Зачем, спрашивается, ей была нужна эта чертова магия, если свое главное оружие против собак и мамочки она уже и так получила?
Обо всем этом они размышляют, идя по узким лесным склонам. И снова Круэлла весьма пожалела, что всегда носит каблуки. Ноги разъезжаются в разные стороны, Румпель, повесив на одну руку ее шубу, второй придерживает ее за талию, и это ей очень нравится. Так приятно чувствовать его пальцы сквозь ткань платья, мягкие и удивительно нежные. Круэллы еще никто так не касался, а прикосновения Айзека были слишком робкими, чтобы она вообще что-то почувствовала.
Она с беспокойством смотрит на учителя, пытаясь понять, что же происходит в ее голове сейчас и напрасно стараясь унять сердце. Оно бьется с такой скоростью, что готово вот – вот выпрыгнуть из груди, и куда-то от нее ускакать. Она снова и снова любуется золотистой кожей, что так чудесно переливается на солнце, и прекрасными завитками каштановых волос, обвивающих его голову. И улыбается, не в силах сдержаться, пока он рассказывает ей об управлении стихиями, и что ей надо бы попробовать варить зелья, учитывая ее тончайший нюх, почти животный.
Пальцы Де Виль замерли в руке Румпеля, тот не отнимает их, просто идет рядом и строит планы по ее дальнейшему обучению, но Круэлла мало его слушает. Все ее мысли и все существо в одно мгновение заполнил звук его голоса, звонкого и чуть насмешливого, его запах, сочетающий в себе лес и свежесть воздуха, и тепло его прикосновений, когда он словно мимолетом мнет в руке ее пальцы. Такое странное чувство, до сих пор не знакомое Круэлле, такое пьянящее, такое замечательное и пугающее ее, потому что она как будто становится мягче всякий раз, когда думает о нем. Раньше такого никогда не было, и девушка понятия не имеет, как к этому относиться.
Вдруг на очередной кочке она оступается, чувствуя, как уходит в бок нога, подвернутая на каблуке. Круэлла отчаянно цепляется за своего спутника, схватив полы его пиджака, и, как не старается совладать с собой, все равно летит вниз, прихватывая с собой Румпеля. Они скатываются с холма, Круэлла больно ударяет спину, краем глаза замечая, что Румпель выпустил из рук ее шубу, со стоном пытаясь притормозить руками, но только растирает ладони в кровь. Круэлла чувствует, что загнала в ногу колючку, та уже отвратительно ноет, в волосы запутались листья, образовавшие под ногами целый ковер, ушибленный локоть тоже саднит. Она пытается прийти в себя, а когда ей это немного удается, обнаруживает, что лежит под Румпелем, который пытается встать.
Ей больно, но еще больше – смешно, и, запрокинув голову назад, она начинает безудержно, звонко хохотать. Румпель усиленно потирает забитый бок, морщась и кряхтя от боли, но, едва взглянув на нее, видимо, с намерением поругать за неуклюжесть, тоже начинает смеяться, как мальчишка, содрогаясь раскатистым смехом, заливая им всю поляну. Дышат они тяжело, пытаясь прийти в себя после валяний на земле, лица обоих раскраснелись, и Румпель, преодолевая приступы смеха, признался:
- Дорогуша, я давно так не хохотал. Теперь буду точно знать, что ни в коем случае нельзя надевать в лес каблуки, иначе можно загреметь – в его глазах пляшут чертиками лукавые огоньки, и Круэлла вновь счастливо, беззаботно заливается:
- О да, лучше не стоит, дорогой! – отговаривает его она. – Надевай лучше кроссовки или кеды, они куда надежнее, как оказалось.
Он улыбается своей самой теплой улыбкой. Вышедшее из-за туч солнце освещает его лицо, делая крохотные чешуйки чуть ярче, в волосах запуталась осенняя листва, так что он переливается, словно радуга, а Круэлла просто хихикает, смотря на такого Темного, сейчас напоминающего мальчишку, а не могущественного мага. Румпель пристально смотрит ей в глаза, словно пытаясь найти там ответы на ее вопросы, а потом, протянув руку, мягко, едва ощутимо, касается ее щеки, мгновенно вспыхнувшей, откидывает упавший волос назад.
В этом простом движении сокрыто столько намека, столько тепла и тонкой чувственности, что Круэлла на мгновение перестает дышать. Она так и лежит, замерев, свернувшись в плотный комок, но уже не улыбается, и почти не дышит, тронутая этой внезапной лаской. Странное чувство снова незваным гостем врывается в ее душу, наводя там свои порядки, и вдруг она с невероятной отчетливостью понимает – она влюблена. Она любит этого мужчину.
Откровение, постигшее ее, так внезапно, и так тяжело для девушки, что первым ее порывом стало дикое желание убежать, испарится из этого леса, города, страны. Да что там – она сейчас готова улететь на другую планету, если кто-нибудь предложит, только бы больше никогда такого не чувствовать. Ей странно, страшно и она действительно до чертиков боится того, что между ними происходит сейчас. Она должна что-то предпринять, чтобы успокоить бьющееся, как чокнутое, сердце, и вообще никогда больше не повторять случившегося, она должна что-то сделать с губами, что горят, желая поцелуя Румпельштильцхена, она просто обязана остановить поток этих странных, волнующих мыслей, иначе ее ждет беда, а Круэлла не любит попадать в беду. Поэтому, собравшись с силами, она садится на землю, отметив про себя, что та довольно холодная, а потом встает, полная решимости, и уходит, слушая, как поднимается Темный учитель.
Хорошо, что каблук не сломан, с облегчением думает она, решительными, напористыми шагами идя вперед и вперед и тряся головой в бесплодных попытках отогнать навязчивые мысли от себя.
Румпель шагает рядом, чуть поодаль, отставая от нее всего на полшага, и вот она слышит его четкое и громкое:
- Круэлла!
С трудом натянув на лицо маску безразличия и беззаботности, Де Виль оборачивается и, как ни в чем не бывало, спрашивает (хотя голос предательски дрогнул в конце):
- Да, дорогой?
Очень медленно и осторожно он подходит к ней. Один щелчок пальцами – и в его руке уже оказывается белый шелковый платок. Де Виль нервничает: что он еще задумал?
Обойдя ее кругом, волшебник повязывает платок ей на глаза и не туго закрепляет его. Дыхание Круэллы совсем остановилось, она почти взбешена и сильно нервничает, и чуть ворчливо спрашивает:
- Эй, что происходит, дорогой?
Действительно – что это еще за игры такие? Внутри нее, в ее душе все негодует, как маленькая девочка она готова сейчас топать ножкой, требуя немедленно отпустить ее и развязать глаза, неизвестность откровенно пугает ее, потому что она понятия не имеет, чего от него ожидать. Но она ничего не делает, только сердито сопит, напрасно пытаясь подавить охватившее ее возбуждение.
Румпель тем временем берет ее за руку и вскоре она чувствует на своей коже холодный груз. Он подарил ей кольцо! Круэлла замирает, совсем не зная, как реагировать на этот дар, не понимая, что она сейчас чувствует. Она заинтригована, немного напугана и сильно изумлена. Она ожидала от него хитрости, какой-то уловки, но то, что получила, совершенно сбивает ее с толку.
Тем временем, Румпельштильцхен снова дает ей возможность видеть, снимая импровизированную повязку с глаз, и, посмотрев на свои пальцы, она и вовсе теряет дар речи. Кольцо прекрасно, тонкое, филигранное, оно сияет крупным черным бриллианто м, как жемчужина переливающимся на солнце, обрамленное красивыми витиеватыми фигурками.
Это, без сомнения, лучшее, что ей дарили в жизни. Даже лучше машины. Она, наконец, осмелилась поднять на него глаза, но сказать ничего не может, понимая, что у нее открыт рот, и как она, наверное, глупо при этом выглядит.
Темный же просто улыбается ей, чуть лукаво, со своей привычной чертовщинкой, но смотрит на нее внимательными и ясными глазами.
- С чего такой подарок, дорогой? – наконец, смогла выдавить из себя она.
- Он тебе пришелся не по вкусу, Круэлла?
Что за глупый вопрос, выдыхает она и слишком поспешно отвечает,:
- Нет, он прекрасен, но я… Я не понимаю, чем заслужила.
- Тебе никто не дарил подарков просто так?
Дарил, конечно, думает она про себя, вспомнив влюбленного идиота Айзека, но ведь ему об этом знать вовсе не обязательно. Поэтому Круэлла лишь медленно покачивает головой из стороны в сторону, отрицая:
- Мамочка не любила мне что-то дарить, лучшим подарком для меня было, когда она просто на меня не кричала, дорогой. Но отец однажды подарил мне плюшевого медведя, такого, знаешь, большого и мягкого.
Она смотрит на него глазами страдалицы, но в сердце ее действительно что-то колет, потому что это правда. На этот раз Де Виль не солгала ни капли, тем самым напомнив себе об ужасном детстве, проведенным с матерью в четырех стенах.
Румпель изучает ее, склонив голову, а она все никак не может определиться, кто же ей больше по вкусу – респектабельный делец, которого она увидела впервые, или очаровательная ящерка, стоящая перед ней сейчас.
- Ты боишься, что я исчезну, если у тебя ничего не получится, не так ли, дорогая? – с прищуром осматривая ее с головы до ног, спрашивает Румпель. Она кивнула, сочтя лишним что-либо комментировать, потому что отнекиваться перед ним сейчас не имеет смысла, он все равно все и так понимает. Страх дрожит на кончиках ее ресниц, но Румпель лишь озорно хихикает:
- Я не уйду, дорогуша, ты забавная. Мне с тобой весело, можешь считать, и мне симпатична твоя тьма. Поэтому у тебя будет кольцо. В знак того, что я здесь. Материальное подтверждение нашего приятного знакомства, если хочешь.
Ошеломленная Круэлла снова смотрит на кольцо, с восторгом еще раз отмечая, как оно прекрасно и необычайно. Румпель деловито кивает:
- Черный бриллиант, дорогуша. Как и ты.
Круэлла мягко улыбается, без следов притворства, издевки, или иронии. На мгновение она почти решилась в благодарность коснуться губами его щеки, но передумала, боясь, что для нее это будет уже слишком. Поэтому девушка продолжает просто улыбаться, и коротко благодарит:
- Спасибо. Я буду его всегда носить теперь, дорогой.
Он кивает, явно польщенный, и, судя по всему, очень довольный собой, и, прочистив горло, зычно зовет продолжать обучение:
- Пойдем, Круэлла. Пора бы научить тебя парочке новых трюков.
И она покорно следует за ним, счастливая и изумленная от такого королевского жеста одновременно.
Круэлла запрокинула голову назад, напрасно силясь отогнать мысли, что неспокойным улеем роились в голове, и выпуская в потолок разочарованный, тяжелый вздох. Покрутив кольцо с черным бриллиантом, сняла его, положив на тумбочку. Посмотрела на себя в зеркало мельком, но заметила затравленный, уже пьяный взгляд. А, к черту, будет пить сколько захочет, даже если сдохнет, отчаянно решила она, наполняя новый бокал джина, и пригубив его.
Скрипнула кровать, Круэлла никак не отреагировала на это. В зеркале она наблюдала, как лениво потягивается проснувшийся король, выставляя на показ рельефные мышцы и густую поросль волос на животе и в паху. Мужчина поискал глазами во что бы одеться, но, не найдя своих вещей, черт знает куда заброшенных вчера Круэллой в пылу страсти, обмотался ниже пояса лежащим на спинке кровати полотенцем, с грацией тигра встал, и плавно подошел к ней.
- Доброе утро, мисс Де Виль! – сладко прошептал он, склоняясь к ее шее для поцелуя. Губы нашли нежную жилку горла и поцеловали ее, а потом плавно спустились вниз, в закрома декольте и щекоча кожу бакенбардами. Круэлла непроизвольно застонала, издав какой-то нечленораздельный звук, и он рассмеялся:
- Как, так быстро, мисс Де Виль? Может, сначала поедим?
Круэлла равнодушно пожала плечами:
- Как хочешь, дорогой. Мне кофе, пожалуй. Я не голодна.
- Удивительно.
Он велел принести еду в номер, не потрудившись одеться, когда ее принимал, да так и выскочив в полотенце. Увидев это, Круэлла обронила голову на руки с трагическим вздохом: Мерлин всемогущий, точнее, Мерлин шарлатанейший, в какое дерьмо она опять вляпалась, и что она делает рядом с этим примитивным королевским приматом? Иногда она прямо сама себе поражалась.
Артур садится на кровать, придвинув к себе передвижной столик и с волчьим аппетитом набросился на принесенные лакомства. Круэлла же без особого интереса наблюдает за ним, напрасно пытаясь выкинуть из головы мерзкого, чешуйчатого крокодила, который стоит в этой самой голове и хитро ухмыляется.
Она вяло скользит по его торсу, рельефным мускулам, крепким ногам, и, даже любуясь им, все равно не может перестать думать о Голде, который продолжает терроризировать ее больную психику.
- Скажи мне, дорогая, с чего это ты мстишь Румпелю? – откусывая добрый шмат хлеба, спрашивает ее венценосный любовник.
«За то, что отказывается и убегает от меня каждый раз, за то, что унизил меня недавно, что вступил со мной в открытую конфронтацию, за то, что он такой мерзкий говнюк!» - кричат мысли у Де Виль в голове, но она говорит только:
- Он причастен к моему убийству, кроме того неоднократно покушался на мою жизнь, мне чудом удавалось спастись. Веские основания, как думаешь, дорогой?
- Определенно – задумчиво кивает Артур. – Итак, каков же наш план, милая? Наверняка твоя гениальная головка уже придумала сотни тысяч способов уничтожить врага, не так ли?
- Для начала, дорогой, тебе надо завоевать полное доверие жителей Сторибрука. Точнее, семейства Прекрасных. Это значит, о наших отношениях не должен знать никто, ни одна живая душа. Меня здесь, видишь ли, не особо жалуют. Ты же монарх. Устрой праздник. Сделай что-то героическое для них. Поработай во благо города. Они ценят беганье на побегушках.
- Ты в самом деле считаешь, что я буду так унижаться? – голос Артура приобрел грозный оттенок.
Круэлла беззаботно пожала плечами:
- О, да тебя никто и не просит, дорогой. А вот проявить свою королевскую щедрость, устроить что-либо важное для этой дурацкой дыры, побыть паинькой некоторое время, одним словом – это не помешает.
Артур хмыкнул:
- Сама-то почему не займешься этим?
- Боюсь, дорогой, со мной все слишком очевидно. А ты человек новый здесь, легенда, на которую они и так молиться готовы. Так что – действуй, ведь все карты в рукаве.
Артур отставляет поднос с едой, тщательно вытерев руки. Подходит к ней снова, приподнимая ее двумя пальцами за подбородок, так, что глаза их снова встретились, и шепчет в полуоткрытые губы, максимально приблизив свой рот к ее:
- А что же будешь делать все это время ты, а, мисс Де Виль?
Рука медленно вползает под халат, гладит бедро, неспешно пробирается к паху, и, когда пальцы забираются туда, дерзкие и смелые, Круэлла стонет, став дышать чаще.
Облизав пересохшие вдруг губы, женщина произносит:
- Это… это мое дело, дорогой.
И раздвигает ноги чуть шире, чтобы дать королевским пальцам глубже проникнуть в нее.
И даже закрыв глаза, она все еще не может отделаться от воспоминания молодости, когда кончиками пальцев гладила чешуйчатую кожу своего учителя.
- Румпель... – едва слышно шепчет она, проникая языком в рот Артуру, чтобы и он не услышал о ее позоре.
Свидетельство о публикации №216061000595