Я и Гиены

ГЛАВА 1

«Темно. Мне нужно лишь открыть глаза. Где я? Ах да, точно… Я в этой грязной повозке.
Вместе с двумя такими же отбросами. Интересно, мы скоро доберемся до башни?»
Это была закрытая повозка с заключенными, в которую были впряжены три черные лошади. Этих людей везли в главную тюрьму «Данжен де Ля-Морт». Никто из порядочных граждан не знал, как она выглядит, ведь она находилась очень далеко от населенных пунктов. И к ней вела лишь одна дорога — тропа «Де-Кроте». Повозка двигалась со средней скоростью, но дорога от зала суда уже заняла четыре часа. И все это время можно было наблюдать один и тот же пейзаж вокруг. Пустые поля, на которых ни одна живая душа ничего не выращивала, черные сухие деревья, которые, можно сказать, были словно мертвыми, а также частые лужи на Богом забытой дороге. Обстановку нагнетала еще погода. Это был дождливый, пасмурный день, с некой противно-пахучей дымкой в воздухе. И за все время пути на дороге не было видно ни одного живого зверя. Лишь кости и черепа, и не факт, что животных.
Это был четверг. День назад, Грей Вальян был осужден, и теперь он должен был находиться в тюрьме до конечного решения прокурора, которого звали Рой Вейн. Говорят, он был очень чутким и справедливым человеком, который всегда исполнял свою работу на отлично. Но Грей знал, что к нему не будет милосердия. А также он не думал о плане побега, да и это было бы бесполезно. Его руки были в кандалах. А его левое плечо все еще болело после ранения. Симпатичный, молодой, не старше тридцати лет, подающий  надежды человек со светлыми длинными волосами, которые он раньше заплетал в косичку, и крупными, выразительными зелеными глазами, теперь оказался заключенным. Грей всегда был ленивым и безынициативным человеком. Он мучился от того, что не мог найти себя, хотя сам не предпринимал попытки к этому, даже не пытался раскрыть свой потенциал в искусстве или чем-то подобном. Может быть, в нем и был талант, может быть…
Теперь же — это был усталый человек с сальными длинными волосами, одетый в легкие брюки и некогда светлую, пропахшую потом и грязью, рубаху, который просто сидел и наблюдал за разговором двух других заключенных.
— Тебя за что взяли? — спросил один из них хриплым голосом.
— За кражу. Я украл деньги у одной старухи. А та не растерялась и позвала на помощь.
Надо было зарезать её, тогда бы все было нормально. А ты тут почему?
— За убийство. Я убил одного аристократа. Он погубил моего брата. Из-за него он стал банкротом и покончил жизнь самоубийством. Это все из-за него! Он виноват в этом! Он должен был заплатить за это своей жизнью! Я убил его. Я убил!
— Так ты убийца, неужели ты его так взял и убил?
— Да, я убил его! Я его убил! Я убил!
— Да, ты грязный, мерзкий тип, ты убил его! Мусор!
— Нет, я убийца. Я убил его! Я убил! Ты жалок, ты попался из-за старухи! Мусор!
— Надо было убить ее тогда… Надо было ее убить!
— Я убийца, я убил его!
— Надо было убить эту старуху!
Этот разговор — словно некая истерика. Покаяние и в тоже время восторг. Это — ненормально. Они были похожи друг на друга: оба темноволосые, небритые, одетые в лохмотья, и оба были вне себя. То ли от воспоминаний того, что они сделали, то ли от мыслей о том, что сделают с ними.
Наконец-то, повозка доехала до места назначения. Это была высокая, многоэтажная башня на обрыве. Некая асимметричная цитадель с огромным количеством громоотводов и сточных труб на разных этажах. Из некоторых труб лились отходы. Двери повозки открылись. Трое стражников в коричневой офицерской форме погнали заключенных наружу. У ворот тюрьмы стояли еще четверо, в коричневой форме с желтыми погонами и с сумками с противогазом через плечо. Они сопровождали двух других заключенных, а те трое вели Грея.
С первого по шестой этаж были тюремные отделения. И все они выглядели одинаково. Коричневый пол, желтые отсыревшие стены и черный потолок с прикрепленными к нему ржавыми металлическими арматурами и прутьями, на которых висели фонари на цепях. Но в некоторых местах висели просто цепи, словно фонарь оторвали. Камера Грея была на пятом этаже. Каждая камера была рассчитана на двух человек.
«Мда, отвратное место. Сырость, даже мох растет, и еще эта ржавая труба. Что там капает постоянно? Канализация или что? Черт его знает. Никогда не думал, что окажусь в таком месте, где даже окно за решеткой с видом на обрыв. Я тут всего лишь несколько минут, а, кажется, что отсидел пару лет. Ну, хоть кандалы сняли, уже спасибо. И сосед у меня еще тот экземпляр. Сидит в своем же дерьме и целует камень. Наверно думает, что это волшебный кристалл, в котором сидит прекрасная дева. Больной…»
Внезапно сокамерник начал петь:
Я знаю про грех человека, Что яблоко как-то украл.
Рассказчик сказал — это Ева, Другие кричат, что он врал!
Без малейшего признака страха, Придет и услышит нас дух.
Поднимет с земли кучку праха…
«Человек!» — резко крикнет он вслух!
— Привет, я Жан Малад. А ты кем будешь? — улыбаясь, спросил сокамерник. На вид ему было порядка сорока с небольшим. Грязный, бородатый, в рваной одежде, он сидел в темном углу камеры.
— Я — Грей Вальян.
— Понятно, Грей. Как сюда попал, Грей?
— Как? — задумчиво произнес Грей.
— Да, как, Грей?
Но Грей ничего не ответил Жану, лишь поднял голову вверх. Его взгляд был направлен на цепь, что качалась на потолке. Качалась и качалась…


ГЛАВА 2

Я отчетливо помню этот день, ведь это было только вчера. Меня отвели в суд. Я не забуду этот мерзкий коридор, что вел в зал суда. Желтые, как здесь, стены. Такие же отсыревшие. Опять торчащие трубы. И даже воняли так же. Мерзость. Нехватка освещения, я словно шел вслепую, доверяя лишь своим ногам. Меня сопровождали двое конвоиров вплоть до двери, которая вела в сам зал заседания. Туда я уже вошел один.
Стоило слегка приоткрыть дверь, как я сразу же был ослеплен. Настолько ярким казалось то помещение, после этого мрачного коридора. Эти большие запотевшие окна, которые уже не мыли несколько месяцев, а может и полгода. Песок на полу, опять те же желтые стены, но на сей раз, по бокам, были античные колонны, которые, видимо, должны были символизировать это место. Мол, античность, Римский суд — верховный и справедливый. Но и в тоже время, расколы и трещины на тех же колоннах подсказывали мне, что с правосудием тут не сильно дружат. Вся мебель, даже у судей, была довольно старой и деревянной. Краска и лакированное покрытие на них практически отсутствовало. Как ни странно, мне не дали стул, чтобы присесть. Я должен был стоять в кандалах перед лицом закона.
А лиц у этого закона, было аж три. Трое судей, и все они братья Фрер: Тромпер, Гомер и Балот. Старший, средний и младший соответственно. У всех троих были круглые, похожие на свиные, лица и крупные, чуть ли не вываливающиеся, глаза. То ли от природы у них была такая внешность, то ли им горло так сжимал галстук. В любом случае, долго на эти физиономии невозможно было смотреть. Тошнило.
— Так, значит, ты? — спросил Тромпер.
— Он самый, — поддакивал ему Гомер.
— Угу, — подтвердил Балот.
После сказанного, все трое судей переглянулись, покивали друг другу головами, почесали подбородок и снова посмотрели на меня.
— Так, значит, ты — убийца? — снова спросил Тромпер.
— Убийца! — воскликнул Гомер.
— Убийца…, — прошептал Балот
— Да, это так. Я — убийца. Но я не жалею, и не буду молить вас о свободе. Я признаю свой грех. Но этот грех вернул мне снова смысл жизни, наверно… — я неуверенно ответил.
— Какой наглец, — возмутился Тромпер.
— Какой храбрец! — подхватил Гомер.
— Какой мудрец…, — задумался Балот.
— И что ты нам скажешь теперь? Кого ты убил? — спросили все трое.
— Я убил того, кто мне мешал. Того, кто пытался отобрать у меня самое ценное. Впрочем, я в суде сейчас лишь по воле этого самого сокровища. Но я будто знал, что так и будет, — ответил Грей, смотря на пол.
— Хм, как же поступить с тобой? Наказание ты заслужил все же. Я предлагаю тебя казнить, — сказал Тромпер.
— Нет, я ходатайствую, чтобы его посадили в тюрьму пожизненно! — дополнил Гомер.
— А я считаю, что подсудимого нужно посадить, а потом казнить. Логично ведь, да, братья? — предложил Балот.
Как же мне было противно слушать этих свиней. Они предлагали практически одно и то же. И все равно не могли  решить, что лучше. В любом случае, меня отвезут в башню
«Данжен де Ля-Морт». Я уже тогда знал это.
— Секретарь, предоставьте нам отчет о заседании, — сказал Тромпер. В этот же момент девушка вышла из-за соседнего стола и передала листок с напечатанным текстом. Когда она разворачивалась, я заметил, что она была слепа.
— Хм, так значит он убийца, — сказал Тромпер, передавая листок Гомеру.
— Несомненно, — ответил Гомер, передавая листок Балоту.
— Угу, — завершил Балот. После чего он скомкал листок и выкинул прочь.
— Итак, суд постановил: подсудимого Грея Вальяна признать виновным и приговорить его к временному заключению в тюрьме «Данжен де Ля-Морт». Окончательное решение предоставить прокурору Рою Вейну. Заседание закрыто!
Последнюю фразу трое судей произнесли в унисон, словно наконец-то нашли общее решение. И как только последнее слово было сказано, в зал вошли те двое конвоиров и вывели меня из помещения. Выйдя из здания, они посадили  меня в закрытую повозку. Там уже сидели два других преступника. Повозка отправилась в сторону башни. А дальше известно, что было…


ГЛАВА 3

И все же…
Цепь на стене все так же качалась. Она гипнотизировала Грея, словно маятник. А тем временем, Жан смотрел в глаза Грея с глупой улыбкой. Он будто ждал, когда его сокамерник что-нибудь скажет. Он ждал этого, как пес, который увидел недоеденное мясо. Его потные длинные волосы лезли в глаза, от чего Жан морщился и пытался ртом сдуть на бок непослушные локоны. А левой рукой он почесывал болячку на правом колене. Нельзя было сказать, что это: гангрена или простая ссадина. Но, что рана была уже заражена не первый день — было очевидно.
В коридоре между камер было тихо, ни души. Вся охрана словно вымерла. Хотя скорее, она ушла прочь, чтобы не видеть, как умирают заключенные, которых было не так уж и много. Любой тюремный этаж представлял собой один сплошной длинный коридор, в который вела лестница. Занимательно было то, что каждая лестница была рассчитана на один этаж. То есть, если нужно было подняться на этаж выше, следовало пройти по коридору до упора и потом подняться по другой лестнице. Словно архитектор хотел, чтобы человек, что пришел сюда, увидел весь страх и ненависть творящийся вокруг. Вдоль коридора было по пятнадцать камер с каждой стороны. И того, этаж помещал в себе шестьдесят смиренных душ.
На этаже, где был заключен Грей, больше половины камер были свободны. И каждая камера, хоть и была похожа на другую, имела свою собственную особенность. Как и палата  в психбольнице, эта клетка содержала в себе информацию о том, кто в ней когда-то сидел. Каждая камера была пропитана ужасом и слезами, выделениями и отчаянием.
«Почему я тут? Что я сделал такого, чтобы оказаться в этом  месте? Разве я сделал что-то не так? Почему?»
Внезапно капля из водосточной трубы, что была наверху, упала на темечко Грея. Тогда он будто пришел в себя после  транса. Он быстро заморгал, после чего протер глаза пальцем. В этот же момент Жан перестал смотреть на Грея.  Тот словно в момент потерял к нему интерес. Отодвинувшись от капающей трубы, Грей решил снова осмотреть камеру. Как ни странно, она ему не казалась уже такой ужасной, как минут десять назад. Он даже начал замечать некие прелести и удобства интерьера. Некоторые арматуры на потолке могли бы стать подобием турника, а та капающая труба — аналогом умывальника.
«Я схожу с ума… Зачем? За что? Почему? Это же вонючая клетка! Сколько еще мне тут придется просидеть? Почему? Какое они имеют право! Не хочу! Отпустите!!! Я лишний тут… Я не должен здесь быть. Пожалуйста, кто-нибудь!»
После этих мыслей, Грей посмотрел в сторону соседней камеры на противоположной стороне. Она была пуста, но в ней было кое-что особое. Он увидел человеческий череп на полу. Тот был в грязи или саже, и на нем была небольшая трещина. Но что больше удивило Грея то, что этот череп лежал на шкуре. Звериной шкуре. Облезшая, напоминающая шкуру гиены. Но откуда она могла тут оказаться?
В соседней с ней камере, было двое заключенных. Один из них был молодой, в запачканном, но дорогом бирюзовом костюме и белом парике. Другой, постарше, был одет в джинсы-клеш и в оранжевый пиджак. На лице у него была пышная борода. Они беседовали.
— Слышал, говорят, в тюрьме есть подвал, — сказал тот, что был старше.
— Да? И что же там находится? — спросил второй.
— Кто знает. Есть версии, что арена, где заключенные сражаются за свободу. Или говорят, что там тела тех, кого стражники замучили до смерти. А некоторые утверждают, что слышали, как оттуда раздавался смех гиен.
— В любом случае, мерзкое место.
— И не говори.
В конце коридора раздался шум. Это шла охрана с заключенным. Между прутьев Грей смог разглядеть происходящее. Двое стражников вели молодую девушку в кандалах. Ей было чуть больше двадцати лет. У нее были каштановые волосы и худые, ничем не прикрытые, ноги. Что такая девушка могла сделать? Кто знает.
Троица остановилась недалеко от Грея. Один из стражников открыл дверь камеры, а другой пытался снять кандалы с девушки. Как только он нагнулся и освободил одну руку заключенной, та резко выхватила нож из ножен у  охранника и, без колебаний, пырнула его в живот. Опешивший второй охранник не сразу понял, что произошло, но успел вытащить свой нож и пырнуть девушку в живот в ответ. Через боль, она размахнулась и вонзила свой клинок в его шею. В результате, все трое были мертвы.
Грей был поражен этой сценой. А точнее, стойкостью и силой воли той девушки. Они не хотела жить, нет. Она уже поняла, что ее жизнь кончилась тогда, когда она попала в это место. Её целью была месть. Малая, но месть. Возмездие тем, кто обрек ее на это. Смело, но глупо. Но не ему было дозволено судить.
«Эта девушка… Она не такая, как она. Эта — сильная, а та…»
Задумавшись, Грей Вальян устремил свой взгляд в лужу на полу. Его глаза утонули в ней, как в океане. В океане собственных слез и воспоминаний.


ГЛАВА 4

«Я помню… Я помню…»
Я помню, как познакомился с этой темной дамой. Это произошло месяц назад. Я пошел в театр с забавным названием «Мейсон-Пейсон» Тогда там был балет. Весьма редко такое случалось. Как сейчас помню, он назывался «Роттен Хен». Это был новый балет. И мало кто пришел посмотреть его. Зал был ели-ели забит наполовину. Честно говоря, балет был отвратительным. Ужасные балерины, мерзкая музыка, выцветшие декорации. И только она была великолепна. Она была словно лишней на этой сцене. Будто этот балет был не для нее. Эту балерину звали Жаннетт Готье.
Это была двадцатитрехлетняя женщина, среднего роста, с черными волосами и блендой кожей. Она была стройной, но ее ноги были, как-то болезненно, тощими. Так и казалось, что они не выдержат и сломаются. У нее были тонкие, слегка приподнятые, черные, как ее волосы, брови. Её губы, сами по себе, не казались особо привлекательными, поэтому она использовала ярко красную помаду. Но это не выглядело вульгарно. Её взгляд всегда навевал мысли о холоде и арктический льдах. Леди в черном, дама во мраке, мечта тьмы. Все эти слова были применимы к ней. Я заметил, что она смотрела на меня все это время, как и я на нее. Когда балет закончился, я прошел за кулисы к ней. Это было словно колдовство. Не сказав ни слова, мы вместе вышли из театра и отправились в ближайший ресторан.
За столиком я узнал кое-что новое о ее характере. Она была резкой женщиной, никогда не шла на компромисс и ненавидела проигрывать. У нее не было друзей. Разве что её тонкие сигареты, с которыми она не расставалась даже ночью, когда просыпалась. Строптивая и дерзкая, коварная реалистка. Она не привыкла мечтать и видела вещи насквозь. Принимала правду, даже если она была жестокой. Не самые лучшие качества, но на моем фоне, она была просто идеалом. Я — человек без таланта, восхищался ее балетным мастерством. Я мог годами ждать несбыточного, а она была требовательной и хотела все здесь и сейчас. И она это получала. Я не мог найти свое счастье и переживал, а она даже не думала над этим. Она стала тем, кого я, как считал, полюбил.
В тот же вечер она пригласила меня к себе домой. Это были шикарные апартаменты: дорогие обои, картины, ковры. Но больше всего мне понравился диван-атаманка. Какие только похотливые фантазии он не вызывал у меня. Она предложила мне выпить, и я согласился. Мы долго беседовали с ней о разном, но потом она взяла одну черную, с вишневой рамочкой, книгу и зачитала стихотворение:
Через лес шла дева грустно. Вместо сердца было пусто. Одного она любила,
Вечно быть та с ним хотела. Но отверг любовь ее он.
И раздался дикий стон, Дева вырвала два сердца, Погубив себя и извращенца. Он казался грязным ей, Позабыла всю любовь.
Умер сразу же тот змей, Испарилась его кровь.
Но выйдя та из леса страха, В груди почувствовала вновь. Волнение сосуда мрака,
Как заструилась его кровь.
Это было стихотворение одной знаменитой современной поэтессы. Она в основном писала о жестокости мира и о неразделенной любви. Я никогда не признавал таких
«писателей». Ходили слухи, что ее покойный муж при ней убил своих детей, после чего покончил с собой, так как считал, что такая женщина, как она, не должна быть счастливой. Но вскоре всего, это были всего лишь жалкие слухи.
— Что ты думаешь об этих строках? — спросила она меня, держа между своими худыми пальцами сигарету.
— Я думаю, что они глупые, — уверенно сказал я.
— Почему же?
— Почему его кровь заструилась в ее сердце? Ведь она сама его убила и позабыла любовь. Значит, в ней не должно было остаться ничего от того мужчины.
— А как же тот факт, что она убила его из-за любви?
— Из-за любви? Ты издеваешься? Разве нормальная женщина может убить человека лишь потому, что она его любит? Само по себе убийство не может совершить нормальный человек.
— И значит, ты бы не убил ради любви? — спросила она меня, придвинувшись ко мне.
— Любовь — это иллюзия. А убийцы — это мусор.
— Какой же ты все-таки дурак! — резко крикнула она.
С этими словами она вцепилась ногтями в мою шею и поцеловала меня. Страстно и дико.
После этого, нас ждала ночь любви на том самом диване-атаманке.
Как ни странно, мы стали парой. Вместе ходили в разные места, я посещал ее балеты. Но только жили мы раздельно.  Но это не сильно меня угнетало. Наоборот. Мы тем самым не успевали надоедать друг другу. Все было идеально, пока…
Одним вечером, после ее очередного выступления, я, как всегда, отправился за кулисы. Но что я увидел. Она стояла с другим мужчиной и улыбалась. Я никогда не видел ее такой светлой и веселой. Они вместе вышли из театра и отправились в сторону ее дома. Вскоре, я узнал, что этого молодого человека звали Валер Вие. Он был старше меня. Кудрявый шатен небольшого роста. Но стройный и очень привлекательный. Такие смазливые лица нравятся дамам… Литературный критик, причем совсем не известный. Я не понимал, что она нашла в нем. Более того, она совсем забыла про меня. Будто меня никогда и не было. Я не мог больше этого терпеть!
Спустя неделю, я проследил за ними. Жаннетт пригласила его к себе в дом. Я был настроен решительно, но также я был вне себя от ревности и ненависти к этому ублюдку, что украл мою любовь. Спустя несколько минут, как они вошли,   я позвонил в дверь. Как и ожидалось, ее открыл Валер. Недолго думая, я пырнул его ножом в живот. Я же говорил, что настроен решительно. После этого я нанес еще несколько ударов ножом ему в бок и в спину. Но он на мгновение успел парировать мой удар и я сам попал себе ножом по левому плечу. В конце концов, он упал на пол. Его кровь забрызгала ковер и даже несколько картин. А я, сидя на нем, все неустанно бил и бил его ножом, то в грудь, то в живот. Всю эту сцену видела Жаннетт, сидя на том самом диване-атаманке.
Закончив с ним, я на коленях подполз к ней и начал объясняться в любви. Я выглядел безумно и жалко. Я даже не заметил, как та успела вызвать гвардию. Когда они подоспели, мне тут же заломили руки. Пока меня не увели прочь, я спросил у нее:
— Жаннетт, почему?
— Ты не любишь меня.
— О чем ты? Ты что, я это сделал ради тебя же!
— Нет, ты это сделал лишь ради себя самого. Ты бы не стал  убивать ради любви. Ты простой убийца-эгоист. А всякий убийца — это мусор.
Я ничего не мог ответить на ее слова… На мои слова. Я словно потерял дар речи. Она в момент убила меня всего одной фразой. Не успел я придти в себя, как гвардия увела меня прочь и посадила в закрытую повозку. Меня ждал суд. Дальше что было, уже известно…


ГЛАВА 5

«Так я тут и оказался. Меня погубила та женщина, которую я любил. А любила она меня? И любил ли я ее на самом деле? Может быть, она права, и я сам себя обрек на это? И почему я вспомнил это сейчас? Возможно, скоро наступит мой час, и я вспоминаю последнее, что было в своей жизни? Что я вообще сделал за свою жизнь? Чего добился? Кем стал? Сделал ли я мир лучше? Да что там мир, сделал ли я лучше себя? Нет… И, видимо, уже не сделаю… А где Жан?»
Пока Грей Вальян вспоминал о своей любви, Жана Малада увели стражники из камеры. Он был переведен в соседнюю,  правее от Грея Вальяна, камеру. Зачем это нужно было? Кто знает. Внезапно Грей Вальян услышал крик: «Нет, прошу не надо! Ааааааааа!!!» Это был крик Жана Малада. Предсмертный крик. Грей Вальян не понимал, что именно случилось, пока не увидел краем глаза, как из той камеры в  коридор была выброшена человеческая нога. Это была зараженная нога Жана Малада. Жуткое зрелище. Было страшно даже представить, что происходило тогда в соседней камере.
В той камере, где было двое заключенных, чей разговор он подслушал, тоже не все было спокойно. Услышав стоны, Грей Вальян посмотрел в ту сторону. И что же он увидел. Двое стражников били булавой обоих мужчин. Тот, что был  младше, стонал от боли и молил о пощаде. Его бирюзовый костюм стал ало-красным. А второй лежал на полу и не двигался. Но его все равно бил охранник, тот словно выбивал из него последние частички духа. Звуки ударов и стоны заключенного сливались вместе. Этот звук расплывался в ушах Грея Вальяна. И потом, совсем стал иным. Ему слышалось теперь лишь одно — смех гиен.
«О Боже… Есть ли ты вообще на земле? Почему? Почему ты допускаешь все это? Мы что, твои куклы? И ты, как злобный мальчишка, ломаешь нас и бьешь? Нет, в этом месте нет Бога! Есть только мы — люди. А люди ли мы вообще? Звери. Что эти преступники, что стражники. Я сам не лучше их. Мы звери. Дикие, голодные до каннибализма звери! Мы забыли, что мы люди. Нам ничего не стоит погубить себе подобного…»
Грей Вальян уставился в соседнюю камеру, где был череп и шкура Гиены. Посмотрел внимательно на ту облезшую шкуру, он сказал вслух: «Да, мы подобны им». Прижав колени, он опустил голову вниз и закрыл глаза. Грей Вальян устал от всего этого. От этой тюрьмы, от этих людей, от себя самого и своих страхов. В конце коридора раздался шум. Два охранника вошли на этаж. Они шли в сторону Грея Вальяна. Один из них открыл дверь в камеру, а другой надел на Грея кандалы.
— Тебя хочет видеть прокурор, — сказал один из стражников.
Проходя мимо камеры, куда был переведен Жан Малад, Грей обратил внимание на то, что самого Жана внутри не было. Даже его тела. Там сидел лишь один заключенный. Он был коренастый, со смуглой кожей и большими руками. На нем была надета накидка из шкуры гиены, на лице у него красовалась улыбка, а вокруг гиганта были человеческие кости.
«Неужели он съел Жана? Невероятно!» — подумал Грей, проходя мимо.
Кабинет прокурора находился на последнем, восьмом, этаже башни «Данжен де Ля- Морт». Подойдя к двери, охранники стали по бокам, а Грей Вальян вошел внутрь один, без всякого сопровождения. Все это ему напоминало то, как он заходил в зал суда. И чувство отвращения было такое же.
— О, я тебя ждал, — сказал прокурор, сидя за своим столом. Высокий, стройный, чем-то напоминал принца или сына благородного рода. Он был одет в синий мундир, его лицо было гладко выбрито, а его волосы, цвета ореха, были заплетены в небольшую косичку.
— Так, вы и есть Рой Вейн? — спросил Грей.
— Он самый, — ответил он с улыбкой.
— А ты, значит, Грей Вальян? Про тебя ходят уже разные слухи…
— С чего бы? Я же убил никому не известного критика.
— Но ты убил! — резко крикнул прокурор, после чего встал из-за стола. А затем продолжил, — Это главное. Люди сразу подмечают такие проступки. Им не важны мотивы или обстоятельства. Сам факт, не более.
— Понятно… — сказал Грей, продолжая стоять.
— Итак, суд взвалил на меня решение твоего дела. Вот, мерзавцы, ничего сами сделать не могут. И тех двоих, которые с тобой были доставлены, тоже мне поручили. Им я уже назначил приговор, остался ты.
— Погодите, можете сказать, на что вы их приговорили?
— О, а я и не думал, что тебе станет интересно. Хорошо, скажу. Того, что убил аристократа, я приговорил к четырем годам тюрьмы. В конце концов, он оказал мне услугу. Ты даже не представляешь, как этот покойный выскочка мне мешал в продвижении по карьерной лестнице. Все время выступал против моей политики. Но это уже в прошлом. А того, что ограбил пожилую женщину, я решил повесить.
— Что? Почему? Он же ее не убил! За что вы так?
— Люди требуют зрелищ. А если я его помилую, толпа будет в ярости. А я не хочу лишаться своего поста.
— Эти люди называют вас чутким и справедливым человеком. Но я думаю, что они глупцы, а вы сами — мусор.
— Вот как. Ну, значит, я не зря решил тебя приговорить к смерти. Такой наглец как ты, не должен жить и порочить моё имя, даже внутри тюремных стен!
Эти слова вывели Грея Вальяна из себя. Он с трудом сдерживал гнев и в то же время слезы. Прокурор не мог смотреть на это «жалкое» зрелище и отвернулся. Зря. Это был шанс для Грея. По глупости, стражники не завернули руки Грея назад, перед тем, как надеть кандалы. Тогда Грей набросился сзади на Роя Вейна и начал душить того цепью своих же кандалов. После этого, Грей повалил его на  пол и начал бить теми же кандалами прокурора по лицу. В порыве гнева, плача, он убил его, изуродовав ударами железа лицо прокурора. А пропитанная потом рубаха Грея теперь была еще и в крови. На столе у Роя Вейна лежал ключ от кандалов. Грей снял кандалы, а затем… Мертвая тишина…
«Что же я наделал? Что я наделал! Это глупо! Это мне ничего не даст! Я убил его. Я снова убил человека! Я нелюдь! Я животное! Такой же монстр, как и все остальные,  как и он, как и все. Мы люди, мы сами себя губим. И, почему-то, чувствуем какой-то восторг от того, что сломали  чужую судьбу. Почему? Неужели это природа человека? И можем ли мы вообще называться людьми? Мы — не люди, мы — гиены. Нам ничего не стоит губить другого. Не Бог, нет, мы сами рушим свою жизнь и вгоняем себя в такие трудности. Человек — он сам и есть виновник своих бед… И, что мне теперь делать?»
Грей Вальян стоял посреди кабинета прокурора. На полу, в луже крови, лежало бездыханное изуродованное тело Роя Вейна. За дверью была стража, которая бы в любом случае теперь казнит его. А за окном был обрыв и море. Что было лучше? Точно не стоять на месте и рыдать, рассуждая о нравственном выборе и природе человека. И Грей это понимал. Из двух вариантов нужно было выбирать один. Правда, в голове Грея был и третий вариант. Но он презирал самоубийц и трусов. Он выбрал окно. Тут хоть была надежда выжить. Набравшись духу, Грей Вальян выпрыгнул из окна в морскую пучину. Все было кончено.


ПОСЛЕСЛОВИЕ

В нескольких километрах от начала тропы «Де-Кроте» есть небольшая деревушка под названием «Ньёй-Л'Эспуар». Население небольшое, но зато все люди честные и работящие. У них есть свое хозяйство, которое они продают в городе. В целом, так и живут. Простая жизнь. Несколько недель назад в деревню пришел мужчина. С длинными волосами, в легких порванных брюках и белой мятой рубахе. Он устроился работать кузнецом. Хороший работник. Единственное что, он всегда отказывался от правительственных заказов, за которые, кстати, неплохо платили. Все они были связаны с производством цепей и кандалов. Также он ненавидел водопровод, поэтому всегда поутру брал воду в роднике неподалеку. Ему нравилось это место и своя работа. И он сам нравился другим местным жителям. Мужчины его уважали, а девушки проявляли знаки внимания. И дети его тоже любили.
И однажды, детишки решили задать вопросы кузнецу. О чем они его только не спрашивали, на все он приветливо отвечал с улыбкой. Но один мальчик спросил у него:
— Вы любите животных?
— Да, люблю, — вполголоса ответил кузнец.
— А у вас есть любимое животное?
— Любимого — нет.
— А нелюбимое? — поинтересовалась другая девочка
— Нелюбимо есть… — тихо произнес кузнец.
— Какое? — спросила она вновь.
— Гиены.
— А что это за животное такое? — раздался вопрос из оравы детей.
— Страшное животное и жестокое. А еще, у него очень грязный мех. Не люблю грязь.

«Тот, кто делает из себя зверя, познает всю боль человеческого бытия. Но главный страх человека — это снова стать зверем»

Название башни: Данжен де Ля-Морт. (Башня смерти).
Имена судей: Тромпер, Гомер, Балот (дурак, человек, болван; Фрер — все братья). Имя прокурора: Рой Вейн. (Король тщеславный).
Имя любовника: Валер Вие. (Вор жизни). Название театра: Мейсон-Пейсон. (Дом страстей). Название балета: Роттен Хен. (Гнилые куропатки). Имя сокамерника: Жан Малад (больной).
Дорога в тюрьму: Де Кроте (грязь).