Ленд - лиз

     Наверно это несколько смешно, но  я в свои за семьдесят решила начать учить английский, и при том с нуля.  В одном из уроков я вдруг натолкнулась на слово «ленд». И оно вызвало у меня воспоминания о моём послевоенном детстве, которое никак нельзя назвать счастливым и беззаботным.
      
    Я полагаю, мои ровесники ещё помнят, что такое для нас  означало слово ленд-лиз. Для многих семей, вернувшихся из эвакуации и потерявших всё имущество, посылки из Америки, которые некоторые из нас получали от совершенно незнакомых людей, были большим подспорьем. Одна из таких посылок попала и в нашу семью, вероятно, потому что мы были семьёй погибшего. Мы тогда ничего не знали о поставках военного оборудования для воевавшей Красной армии, но мы знали об американском  шоколаде и тушенке. И я до сих пор помню вкус этой тушенки и банки, в которых она была расфасована.
   
      Ленд-лизовскую посылку мы получили уже в мирное время. В ней – в этой посылке возможно и были шоколад с тушёнкой. Но они - то, как раз, из её содержимого  и не сохранились в моей памяти. А вот детские вещи, которые пригодились мне и моему брату, помню. Там были жокейские детские брюки светло-коричневого цвета. Они были покроены по фасону галифе, и в промежности штанин к ним была пришита коричневая кожа. Это были очень элегантные брюки, а главное, они были тогда впору моему брату. Хотя он ходил в то время во второй класс и не был акселератом. В пару к брюкам была приложена жокейская шапочка круглая из ворсистого красного с проседью трикотажа с козырьком обтянутым тонкой красной кожей. Для меня там нашлось демисезонное пальто зелёного цвета на шёлковой подкладке длиной макси, приталенное и с длинным шлицем сзади. Но оно было тогда мне велико. И я должна была дождаться того времени, когда оно будет мне в пору.  Мне надо было подрасти. А ещё мне запомнился пёстрый коврик, который мама повесила на стене у моей кроватки. Он был лоскутным, его яркие лоскутки были художественным швом нашиты на основу из тонкой шерстяной ткани чёрного цвета с регулярными полосами. А полосы были с белым ажурным рисунком. Почему я так подробно описываю эти вещи? Да потому, что они потом много лет сопровождали меня по жизни.
      
      Когда мы посещаем музеи, мы видим там множество различных вещей, которые должны нам помочь полнее представить себе эпоху или человека, который жил в эту эпоху. И речь в музеях всегда идёт о чём-то общеизвестном, знаменитом и поучительном. Но и нас людей обыкновенных тоже окружают различные вещи – свидетели нашей жизни, которая постепенно становится исторической эпохой. А вещи, которые нас окружали, тоже могут послужить более глубокому пониманию этой эпохи. И у них на фоне этой эпохи есть своя история.
    
       И вот, наконец, пришло время, когда пальто из достопамятной посылки стало мне в пору. Я с нетерпением ждала конца зимы, тёплых дней,  весны. Как раз к этому времени я научилась ездить на велосипеде. Правда, я ещё не могла это делать, сидя на его седле. Но ездила уже самостоятельно и вполне уверенно. Хотя учиться ездить мне на нём, было сложно. И не потому что не получалось, а потому что редко удавалось. Велосипед был куплен старшему брату на деньги взятые мамой в кассе взаимопомощи, которые она постепенно в продолжение определённого времени должна была выплатить. Это транспортное средство было приобретено отнюдь не только для забавы. Оно должно было помочь семье в перевозке различных тяжестей: картошки с дальнего огорода домой, покупок из магазина, керосина для примуса и керогаза, который продавался в сельской части нашего посёлка и совсем не близко от нашего дома. И пустую стеклотару можно было на сборный пункт тоже доставить на велосипеде, а не надрываться вручную.
    
       Но не только большая загрузка нашего нового транспортного средства не позволяла мне много учиться его осваивать. Просто мой брат относился к моим занятиям очень ревностно. Учась ездить на велосипеде, я не имела права падать, что, конечно, могло отразиться на его целостности. Мой брат говорил: « Да, я тоже падал, когда учился ездить. Но я падал с чужих велосипедов. А этот мой». И мне нечего было ему возразить. И всё же, не смотря на ограниченное время обучения, я овладела ездой на этом транспортном средстве.
      
       Я дождалась тёплого весеннего дня, когда вовсю светило и ласково грело весеннее солнце, когда щебетали на все лады птицы, когда с дорог уже сошёл снег, а сами дороги подсохли. Но канавы тогда вдоль дорог были ещё полны водой и всякой дрянью, которая за зиму накопилась под снегом на дорогах и вдоль них. Наконец, я надела своё зелёное пальто с длинным шлицем и поехала на велосипеде со двора на центральную улицу посёлка. Всё ликовало в моей душе, я была бесконечно счастлива. Такое чувство мне в ту пору до этого, кажется, ещё не приходилось переживать. Я ехала по краю дороги совсем близко от края канавы и уверенно вела машину уже в направлении нашего дома.
   
      Когда я подъезжала к перекрёстку центральной улицы с одной из перпендикулярных, боковым зрением я заметила, что оттуда выходили мальчишки, трое подростков моего возраста. Они пересекли центральную улицу и поравнялись со мной. Один из них решил пошутить со мной. Он на ходу взялся рукой за багажник моего велосипеда и довольно сильно покачал его. Я не удержалась в вертикальном положении и резко вместе с велосипедом завалилась на бок в сторону канавы, в которой плавала всевозможная
 мерзость. Я свалилась, а мальчишки моментально куда-то испарились.
      
      Мне пришлось самой без помощи выбираться из канавы на дорогу. Я не получила никаких физических травм. Но то, что произошло с моим вожделенным пальто, оставило в моей душе незаживляемую рану. Велосипед можно было отмыть, почистить. Но пальто было испорчено. В канаве помимо размокших окурков, сигаретных упаковок, плевков и просто размокшей земли, было много отработанного машинного масла. Весь правый бок моего пальто был теперь непонятного цвета и с налипшими на него всевозможными нечистотами.
   
       Я не думаю, что мальчишки хотели такого результата. Они сами испугались того, что натворили и сбежали просто от страха. А я, глотая горькие слёзы, побрела домой с велосипедом.  Мне очень не хотелось попасться на глаза кому-то из знакомых. Мне было не только горько и обидно, но почему-то ещё и стыдно. Не помню, как я обошлась с пострадавшим велосипедом, а сама я зашла в нашей коммунальной квартире в комнатку, которая при строительстве дома предназначалась для ванной, но в ней был только умывальник, и там, сняв пальто, продолжая плакать, его осмотрела. При осмотре я уже окончательно убедилась в том, что оно безнадёжно испорчено. Я долго не могла успокоиться и пролила море слёз, стоя в этой комнатке, где никто меня не видел. Кроме того, я боялась, что меня будут ругать мама и брат. Я не помню, чтобы меня жалели или утешали, когда со мной приключались всякие неприятности, в которых я хотя бы отчасти была виновна.
   
       Потом я больше никогда не видела этого пальто. Полагаю, мама его с сожалением выбросила на помойку. Ведь она была уверена, что на этот сезон, а может  ещё  на осень и ещё на одну весну у меня есть пальто. Так что эта моя первая велосипедная прогулка, кроме морального ущерба, нанесла ещё и большой урон нашему семейному бюджету.
   
       Но круглая жокейская шапочка из посылки прослужила потом  мне длительное время. Я отпорола от неё козырёк и надевала её, будучи в старших классах школы, во время лыжных прогулок. А позднее, став студенткой, ещё и в туристических походах в прохладные весеннее - осенние сезоны.
   
       Что касается пёстрого лоскутного коврика, то он служил мне дольше, чем остальные вещи. Правда, уже не в качестве коврика. Я говорила, что у него была подкладка из тонкой шерстяной ткани. Я не помню, возила ли я его с собой, меняя всякий раз место жительства, или его хранила моя мама. Но в то время, когда я была уже замужем и вскоре должна была сама стать мамой, он оказался у меня. Как все женщины в подобном положении я увеличилась в объёме. Начало того лета, когда это происходило, было довольно прохладным. И мне нужна была какая - нибудь кофточка. Но всё что я имела в этом качестве прежде, было мне мало. И тогда я внимательно присмотрелась к коврику. Я спорола с него все лоскутки и получила приличный кусок ткани из тонкой шерсти, да ещё и красивый. Оставалось только выкроить и сшить жакетик свободного фасона. Что я и сделала.
      
       Я думаю, что люди, которые в своё время собрали ту посылку, конечно, не могли даже приблизительно себе представить, как много для нас  удалось им сделать, как долго мы ощущали их помощь, как долго я помню об этом и как глубоко им благодарна. Возможно, их уже нет в живых. Но наверняка живы их потомки. И мне бы очень хотелось, чтобы они узнали об этом.

Кёльн,  январь 2013 г.