Волки

                Волки.

Вспомнишь – вздрогнешь. Одно дело, когда колёса машины наматывают асфальт шоссе. Ты обгоняешь, тебя обгоняют. Нет, так тащишься сзади, костеря тихохода. А ведь приходилось мерить километры зимников. Что такое зимник,- это, скажу я вам, дорога через безжизненное пространство, по зализанной ветрами тундре, где кустарник только по берегам речушек. Островки чахлых ёлок и корявых лиственниц – всё это впечатывается в память намертво. И, главное, колея, бесконечная колея, тут же переметаемая снегом.
Колея одна, различимая только по отвалам снега на обочине.
В одиночку по зимнику нам было запрещено ездить. Только колонной.
Погода на Севере непредсказуемая: светит солнце, буквально через полчаса может повалить снег, поднимется ветер,- где небо, где земля, не разобрать. Тут уж лучше стать и стоять, а то сползёшь, врюхаешься в сугроб, двумя машинами не вытащить.
В тот раз, про который вспомнил, набралась колонна из пяти машин. Старшой среди шоферов, авторитет, ас северных дорог, поглядел на небо, поскрёб  за ухом, как обычно, носком валенка попинал колесо.
- Едем, что ли?- нетерпеливо спросил кто-то из нашей, курившей братии.- Вола за хвост, сколько ни тащи, он не сдвинется. Хвост крутить нужно. Волынь, не волынь, а в кассе не за ожидания платят.
- Так,- раздумчиво сказал старшой,- не нравится мне вон то облако. Больно пятно на нём тёмное.
- Ему, видите ли, не нравится. Небо – не баба, чтобы нравиться. Не совесть земли облако. С пятнами совесть, чистая – нам по земле ехать. Глаз прищурь – всё остальное небо – картинка на загляденье.
Ничто не предвещало каких-то неожиданных перемен.
Поехали. Километров семьдесят отмотали, дорогу начало переметать. То позёмка ползла по низу, а тут закрутило. Запуржило. Дороги не видно. Стена ветра и снега колеблется в свете фар. Свет не пробивает крутящийся хаос.
Застряли все пять машин, да так что интервалы между машинами оказались приличными. Холодно. Колючие иголки пурги проникают в каждую щель, ветер гудит в брезенте. Самим, ясное дело, не выбраться. Что плохо, так под вой ветра и шорох снежной крупы на сон тянет. Понимаешь, что спать нельзя, а глаза сами слипаются. Спасение – выскочишь из машины, пару раз обежишь вокруг неё, утопая в снегу, и назад. Пока светло было, к соседней машине сбегал, перекурил за компанию с таким же бедолагой.
Метёт, ни звёзд, ни луны не видно. Мрак, будто один на целом свете, в преисподней.  В животе пусто. Ну, пожевал хлеба, открывать банку тушёнки не захотелось. И время-то соплёй тянется, как ни посмотришь на часы, стрелка будто застыла. Дай, думаю, разомнусь, откидаю снег из-под колёс. Включил свет. Машу лопатой, согреваться стал. Притерпелся к всхлипам ветра, тут показалось, что шорохи какие-то посторонние послышались. Вскинул голову – волосы дыбом. Волки. Уселись вдоль световой полосы и смотрят. Огоньки глаз горят в темноте. Жутко.
Опрометью вскочил в кабину. По телу мурашки. А волки начали кружить вокруг машины. Мелькают тёмными тенями. Показалось, что в кузове греметь начали. Сижу, зажав в руках монтировку. Кто их знает, может, стекло надумают разбить. Нет, просто так не дамся. Зубами грызть буду.
Воют, проклятые, воют.
На небе просветы появились. Стёкла обледенели, вверху лишь чистая полоса. Ветер стих. Сижу, не вылезаю. Почему-то подумалось, что живут где-то люди в нормальных условиях: ночью спят на кроватях по-человечески, под одеялом, за закрытой дверью. Ни снег им откидывать из-под колёс не надо, ни сухой корочкой питаться. А тут, как проклятый, за что, спрашивается, сам себя обрёк на такую жизнь? Не украл, не убил никого. Ладно бы за все эти мучения миллионы платили,- нет же, в той Москве, где о зимниках слыхом не слыхивали, где на волков смотрят в зоопарке, зарплата на порядок выше. Решил – рассчитаюсь, и поеду Москву покорять. В тепло. Тут своей смертью не умрёшь: не волки сожрут, так замёрзнуть можно, или в полынью провалишься.
Вроде как послышалось тарахтенье тракторов. Приоткрыл дверку кабины – точно, где-то недалеко пробиваются к нам. Помутнение какое-то в голове наступило. Вывалился из кабины, и на звук побежал, забыл о волках, о прошедшей ночи. И осталось всего ничего добежать, как словно что-то кольнуло. Сел на снег, и не могу идти. Нет сил. Скриплю от злости зубами, кусаю губы: «Ну, где вы там, проклятые? Рвите, грызите». Какое-то безразличие охватило. Еле дошёл до тракторов. Пока меня втаскивали в кабину, никак не мог прийти в себя.
Что удивительно, когда к вечеру добрались до места, то мужики не поверили моему рассказу про волков – приснилось, дескать.
И ведь не уехал я с Севера. Ружьё только купил.