Четверть века эмиграции. 4. Первые радости

Откровения эмигранта:
№4. Первые «радости»

Первое, что мы получили прибытии в Израиль в приемном зале аэропорта Бен-Гурион, были коробки с противогазами. Второе – новые документы и деньги на месяц. Потом нас препроводили к автобусу-такси, спросили адрес Люды. Водитель, подмигнув нам и что-то произнеся на незнакомом наречии, покрутившись по аэропорту, выехал на магистральное шоссе. За окном его минивэна, непрерывно меняясь, проносился непривычный и удивительный пейзаж. Помню, как я, приглядываясь к  виду дорожных знаков, обратил внимание на светофоры по каждой полосе и не сразу увидел, что к ним прикреплены указатели направления движения. Полтора часа спустя мы въехали в узкую с легким подъемом улицу, обсаженную незнакомыми деревьями. Автобус остановился, а шофер произнес:

- Игану, зе рехов Гордон! Миспар эсер шам (Прибыли, это улица Гордон, номер десять там).- он показал пальцем в просвет между домами восемь и двенадцать. И вдруг из-за угла показался Данька, заспанный и одетый в яркий тренировочный костюм, купленный им перед отъездом. Мы начали разгружаться.

Наше появление здесь в Хайфе выпало на февраль 1991 года. Но не просто на февраль, а на одиннадцатое – день, прославившийся тем, что в честь нашего  прибытия Саддам Хусейн, тогда ещё не повешенный, три ракетных залпа по Израилю влимонил. А с соседнего пригорка по иракским СКАДАМ российской выделки долбила батарея американских ПЭТРИОТ. От её мощи в некоторых домах  на нашей улице стекла вылетали... Но СКАДЫ эта батарея иногда сбивала! Короче, начало было в полном смысле воодушевляющим! Шла Первая война в Заливе...
 
Если говорить о яркости впечатлений, то война запомнилась, однако, не как  главное  из жизненной канвы...Намного более я был поражен, впервые попав в рыночный день на Адар в нижней Хайфе. Заграницу мы до того дня видели только в кино, поэтому основным было потрясение от  несоответствия иноземных «декораций» и родной до боли «русской», а точнее «русскоязычной» массовки. Толпа окружавших меня людей одета была в кожаные пальто и куртки, скрипела кожаной обувью и переговаривалась по-русски. Главной темой разговоров были цены...Цены и цены! Цены на съем квартир, цены на продукты, на фрукты и овощи... Где?... Почём?... А в каком ульпане вы учитесь?...  А в каком районе сняли?...А в какую школу ходят дети?... А где тут, я слышал, арабский рынок?... Там, говорят, дешевле... А сколько это – минимум... Пять?!!! Пять шекелей?! Понятно!... А мне в пакет с картошкой апельсинов вниз насовали !... И так по-родному зазвучала отборная русская матерщина... А почем индюшачья ветчина?... Не ветчина, а пастрама!... А это не одно и то же?... А обрезки почем?... Смотри! Курятина дешевле говядины?!...Ой, а куриные крылышки всего по четыре!...  А это что за рыба?... Мокрель?... А! По нашему это ж скумбрия, только покрупнее. А почем? Три с полтиной?! Слушай, дешево... Ведь копченая, она уже по десять... А что Вы с ней делаете? Солите?! А сколько соли на килограмм  кладёте?...  А где здесь газовые баллоны обменивают?... А в Вашем районе нет квартир на съем?!...А Вы багаж уже получили?... А что здесь хорошо идет на продажу?... А мотоциклы идут?...А мы дураки тащили!... А Вы сколько ящиков отправили?... Одиннадцать? А мы только четыре... А вот я слышал, что один ханыга из Москвы двадцать шесть продавил!... Представляете, сколько это ему стоило!... Ну, москвичи! Вы же понимаете!...

Совершенно незнакомые люди откровенничали, расспрашивали друг друга о таких вещах, о которых дома в Союзе им никогда в жизни в голову не пришло бы говорить вот так запросто, на улице, и с первым встречным... Чувствовалась оторванность от корней и основ... Перекати-поле!...

И вокруг этой все проходы перегородившей шумной ватаги проталкивались, изумленно озираясь, оливкового оттенка "аборигены"... В рубахах без ворота, в потертых джинсах и в ношенных кроссовках или сандалиях на босу ногу...В недоумении вслушиваясь в звуки незнакомой речи, переглядываясь между собой и возмущенно пожимая плечами... А иногда, как-то полувраждебно-полунасмешливо кивая в сторону толпы новоприбывших, они, намекая на кожаный прикид, вскользь бросали:

- Комиссарим, кибенимать!

Смуглявые расторопные лотошники на рынке, перегнувшись  через свои широкие прилавки, навалившись мощными животами на подавленную клубнику или мандарины, похотливо хватали наших  белокожих красавиц за руки, совали им в сумки всякий второсортный фрукт и овощ, и белозубо улыбаясь, приговаривали:
 
- Улай ат роца машегу лиштот, хамуда шели? ( Не хочешь ли ты чего-нибудь выпить, прелесть моя?)
 
                *    *    *
Языковые курсы – ульпаны – были переполнены и работали в две смены. Утром  молодежь,  вечером – старшее поколение. Непонятно на кого была расчитана тамошняя методика преподавания, но знания русского языка преподавателями она просто не предусматривала. И смотрелась явно заимствованной из времен трех-четырех-пяти вековой давности.  Ход обучения напоминал общение героя-первопроходца и дикаря, описанное в детских книгах о путешествиях Колумба или Магеллана. Молодая улыбчивая девушка, войдя первый раз  в класс, протянула мне руку и сказала: «Шалом! Шми Авива!» Первое слово в переводе не нуждалось. Во втором слове ощущалось наличие имени. Следующая же фраза: «Наим меод!»- уже вызвала у меня некоторую оторопь. Но воспоследовавшая потом многократно повторенная гримаса, имитирующая улыбку и выражающая переполняющую её приязнь, заставила заподозрить в этой фразе смысловой посыл типа: «Очень приятно!». В чем я утвердился после того, как спопугайничал и произнес в ответ: «Наим меод...Радомир.»– а девушка с ещё большей частотой затрясла мне руку. Затем она её отпустила и, гордо выставив вперед грудь, ткнула в неё пальцем и произнесла: «Ани мора!»  Голос зазвучал несколько более казенно, а из изученного в Москве припоминалось что-то типа «Я учительница! ». Метод обучения был ещё тот, и только тогда, когда мы притащили из дома словари, а она стала приносить письменные заготовки с упражнениями, дело немного двинулось вперед .

Но продавцы на рынке продвигались в языке намного быстрее нас. Пока мы спотыкались в биньянах глаголов и сложностях огласовок , которые надо было постигать лишь по установленной в ульпане системе, они уже знали названия всех овощей и фруктов, которыми торговали, в абсолютно чистой русской транскрипции, и цену товаров тоже прекрасно выговаривали по-русски. А когда наши глуховатые бабули, тыча узловатыми пальцами в многоцветные россыпи фруктового или овощного изобилия, приставали к ним с традиционными вопросами: «А сколько, милый, это стоит?»- те в ответ сыпали цифрами: «Два!... Два с полтиной!... Три двадцать, мама!... Шесть семьдесят- полкило!...Я-а-л-л-л-а!!! Золь!!! Золь меод! Ани миштагеа! Йара-а-ад!!! (Налетай! Дешево! Очень дешево! Я сошел с ума! Скидываю!»)- наперебой орали они.

Наш наплыв вызвал ещё и нездоровое оживление в кругах разного рода предприимчивых мелких дельцов – посредников. Отчасти из среды ватиков, ветеранов предыдущего заезда семидесятых, отчасти из завезенной нами самими постперестроечной заразы.  На каждую нашу потребность, а они – потребности – были просто арифметически помножены на количество новоприбывших – тотчас же появлялся очередной посредник, рвущийся решить за тебя твою проблему, за определенную плату, разумеется. Посредник в съеме квартиры драл с тебя сумму в размере ежемесячной платы за съем, посредник в покупке – до 2% от стоимости квартиры, адвокат, оформляющий покупку, ещё 1%. За подпись под банковской гарантией – 1000 шекелей. Курс доллара в день нашего приезда был два шекеля за бакс. Причем официальный курс был дороже курса на черном рынке. Но к концу февраля по окончании Войны в Заливе шекель был девольвирован на 20%.

Появились конторы по переводу на иврит советских документов, плодившие в изобилии по-луграмотные и нелепые переводы, беззастенчиво пользуясь нашим незнанием языка.

Какие-то совсем уже сомнительные личности писали несуразные объявления о том, что только и  именно они могут и готовы помочь Вам в реализации имеющихся у Вас творческих идей и технических проектов. Происходя в прошлом из Черновиц, Одессы или Молдавии, по-русски эти ребята говорили с некоторым трудом, рефреном повторяя в начале фразы, как запев: «Эта-Вота»,  а в конце добавляя, как ритмо-мелодическую единицу, «Бля!»...Но у некоторых из вновь прибывших, совсем уже убитых обстоятельствами, хватало ума делиться с ними «творческими идеями и техническими проектами», подписывать договора и даже вносить  свою долю в совместный капитал затеваемого предприятия. После этого выше поименованная рвань исчезала, со всеми деньгами, разумеется. А облапошенный, обобранный обладатель «творческой идеи» долго не мог придти в себя от пережитого потрясения...

Все русские газеты были забиты объявлениями «секс по телефону», разорявшими родителей сексуально озабоченных юнцов, тайком звонивших туда и едущих всей крышей после слов: «Мы ждем тебя!... Горячие и влажные!»...А минута разговора стоила... Отгадайте сколько?! Тут уже до трагедий доходило! Ибо счета за телефон превышали месячный бюджет семьи!...

Появились и псевдопосредники в поисках  работы. Эти давали объявление с номером телефона и устраивали почти то же самое  представление, что и секс  по телефону, то есть разговор за сумасшедшую плату, заставляя плохо информированных и наивных соискателей «перспективных и высокооплачиваемых вакансий» по часу пересказывать содержание различных объемистых анкет и надиктовывать перечни собственных трудовых навыков и творческих достоинств... И что Вы думаете? Телефоны у них звонили непрерывно!

Бывали, впрочем, и налеты на ульпан... Появлялись всевозможные дилеры – начиная от косметики и религиозных книг на русском языке до  молочных товаров конкурирующих фирм и каких-то умопомрачительно дорогих пылесосов. За ними пошли разносчики рекламы, начиная от обуви и кончая мясными продуктами... Потом страховые агенты... Они терлись в коридорах,  пытались продираться на   уроки... И все они прикрывались крышей ульпана, придававшей им некоторую легитимность в наших широко открытых глазах. Тем более, что шныряли они по ульпану достаточно свободно, и препятствий их деятельности администрация не чинила...

Однажды к вечеру в конце занятий в ульпан нагрянула странная (даже на мой не сильно просвещенный взгляд) компания русскоговорящих мужчин и женщин с папками в руках. На папках по синему фону желтели печатные вензели какой-то фирмы. Эти люди быстро рассыпались по классам. Все были в светлых рубашках и галстуках, что для здешних мест очень не характерно. Вошедший в нашу комнату мужчина держался  солидно. Эдак сановно оглядев нас, он начал с разъяснения цели своего визита. Выходило, с его слов, что некая фирма, названия которой из его скороговорки было трудно уловить, специализирующаяся в области изготовления печатных электронных плат, озаботясь судьбой и материальными невзгодами репатриантов, решила разработать программу помощи в их трудоустройстве уже в период  учебы. Всем, пожелавшим участвовать в программе, будет выдан материал для пробного задания, которое следует выполнить в течении полутора недель. Задание должно быть отработанно тщательно и в строгом соответствии с прилагаемыми указаниями, изложенными на русском языке. Работа надомная, в свободное от занятий время. Условия оплаты – в соответствии с установленным минимумом – 5 шекелей в час и объемом выработки Технологическое пояснение к контрольному заданию было одно.  Нам показали пузырек с бесцветным лаком. И мне, сидевшему на ближайшей к двери парте, показалось, что пузырек этот формой своей и видневшейся внутри кисточкой напоминает  маникюрный, но с отмоченной и снятой этикеткой. Он прилагался к пачке плотных листов бумаги для детских аппликаций с наклеенными на них мелкими и разнообразными картинками. Предлагалось покрыть картинки лаком, тщательно и аккуратно затушевывая их поверхность, но в тоже время ни в коем случае не выходя за её пределы. На работу будут приняты те, кто выполнит контрольное задание с минимальными отклонениями. Те, кто наработает себе авторитет в надомной работе в период учебы в ульпане, имеют высокие шансы получить постоянную работу в дальнейшем. Народ встревоженно загудел. Задние ряды уже волновались, что на них не хватит... А «благодетель» наш, умело манипулируя возникшим ажиотажем, пустил по классу разлинованные листы, в которых каждый, жаждущий трудиться, должен был написать свои ФИО, номер теудат зеута, телефон и расписаться за полученные расходные материалы. Для компенсации предварительных расходов (как-то так буднично и вкрадчиво добавил он) каждый подписавшийся должен будет сдать ему по 100 шекелей...  При этом он настаивал на том, чтобы мы не вставали с мест и не переговаривались, дабы не мешать ему работать. Класс затих, листы пошли по кругу, а я, влекомый какой-то неосознанной еще мыслью, поднял руку, встал и спросил, а для какой же дальнейшей работы нам потребуются навыки размазывания маникюрного лака по картинкам. «Благодетель» заметно напрягся, на секунду задумался и сказал, что это коммерческая тайна. А я ещё не знал закона здешних судеб -  если кто-то говорит, что он только и думает, как тебе помочь, значит в планы его входит отъиметь тебя на полную катушку! И поэтому тогда я пошутил, сказав что мужчины явно проигрывают в таком соревновании, ведь у них нет женского опыта,  накопленного за десятилетия раскрашивания собственных ногтей.

И тут совершенно неожиданно для меня мужик покраснел и почти в полный голос закричал, что если я не заинтересован, то могу убираться, а не мешать ему работать с людьми! Реакция была настолько неадекватной, что в первую секунду я оторопел. В следующий же момент взъярился и тоже в голос попросил его быть повежливей. А дальше меня просто понесло. В возбужденном состоянии любой из нас соображает быстрее, и тут вдруг, как прос-ветило ... Какие сто шекелей! Да  с каждого!... Ведь их тут в ульпане бродит человек семь-восемь... И если на каждого по 10-15 соискателей... А сколько в нашем районе ульпанов?... И все по сто шекелей!... Меня понесло дальше.

- А документы Вы можете показать, прежде чем взыскивать с семнадцати человек по сто шекелей! – поинтересовался я.

В комнате повисла тишина... Мужик внутренне заметался... Сделал вид, что не слышит... Зашуршал бумагами... «Вы, что - не слышите?» - упорствовал я. Он явно не мог найти выход из создавшейся ситуации, повадками напоминая застуканного вагонного карточного шулера... И вдруг сделал вид, что успокоился, и сказал: «Ну, не хотите - не надо!» Поспешно собрал свои бумажки и двинулся к двери. В Москве я бы знал, что мне делать, а тут?...  Ко-роче говоря, он вышел... А  группа обрушилась на меня. Из  всего  этого  шквала  обвинений  "долбаный москвич" было самым мягким и лестным определением  в  мой  адрес.  Человек 10-12 рванулись вслед за благодетелем. Ещё пять-шесть настороженно молчали...Я  встал, взял сумку и вышел. На полэтажа выше по лестнице на подоконнике сидел с сигаретой в руке давешний деятель и что-то продолжал объяснять обступившим его моим одноклассникам... Не оглядываясь и так и не поняв до конца, что же все-таки происходит, я спустился по лестнице к выходу и пошел  к автобусной остановке.

 Следующие два дня были выходными. В первый рабочий день я был приглашен на встречу-собеседование в Технион, где открывался набор на курс преподавателей технических дисциплин в специализированных школах, и только назавтра  появился в ульпане. По тому, как все в классе замолчали при моем появлении, я понял, что обсуждение случившегося все ещё идет. Поздоровался, поставил сумку и вышел покурить. После занятий, не задерживаясь,  ушел. И так делал всю неделю. Обиделся. Ещё неделя прошла в том же ритме...

 А в один из дней следующей недели в середине второго урока в отворившуюся дверь вошла директор ульпана,  пропустив впереди себя человека в форме. Он сносно говорил по- русски и представился сотрудником отдела по борьбе с мошенничеством Хайфского управления полиции. Вспоминать все дальнейшее, напоминавшее массовое прозрение и стриптиз одновременно, мне до сих пор неприятно, хотя и кажется, что вопрос оболванивания новоприбывших, брошенных руководством ульпана и полицией на произвол судьбы и стаи прожорливых посредников и аферистов, заслуживает отдельного исследования. А мне хотелось бы поделиться на этих страницах своими ощущениями того времени на уровне эмоциональном и образном.

Вскоре после все этих событий довелось мне как-то вечером поймать по телику ливанскую программу из серии «В мире животных». Речь в ней шла о периодических миграциях антилоп гну в центральной Африке. Жаркое летнее время они проводили на относительно высоком, а потому прохладном нагорье, а ближе к зиме, когда начинались дожди, стада антилоп спускались в степные районы, богатые травой и другими кормами и расположенные намного ниже. Как обычно, высокое нагорье и низменная равнина были разделены болотистым опояском, по которому змеилась небольшая, неглубокая речушка, шириной метров пятнадцать – двадцать. К концу лета она почти пересыхала, а с первыми дождями пополнялась и набухала водой. Среди прочих болотных обитателей в этой речушке водились в изобилии крокодилы, режим питания которых в течение летней засухи был довольно скудным, становясь немного калорийней во время зимнего половодья . Но дважды в год, весной и осенью, у этих тварей был совершенно невообразимый праздник – «Праздник живота!», когда неисчислимые стада антилоп, движимые природным инстинктом, переходили снизу вверх или сверху вниз через эти болотистые поймы.

Стадо копытных, снятое операторами, напоминало черный многокилометровый взлохмаченный поток, в клубящейся пыли текущий с нагорья серпантинными извивами. Подойдя к воде, антилопы, рассыпавшись по берегу, начинали пить. А напившись, ступали в воду и переходили на противоположный берег. И когда стадо уплотнялось, в  ширину достигая 50-70 метров, на него с обеих сторон набрасывались крокодилы. Пяти-шестиметровые гадины хватали жуткими че-люстями крайних, валили их и тащили на глубину, где уже начинали рвать живьем на части... Воды реки приобрели кроваво-красный оттенок... Зрелище становилось просто невыносимым. С бьющимся сердцем я выключил телевизор. Терпеть не могу фильмы ужасов...

И тут мне ударило в голову: да ведь это же мы, репатрианты! Это наше стадо и аферисты-посредники вокруг! Мысль эта, пометавшись в голове, нашла свое место и неожиданно меня успокоила! Вывод о том, что здесь действуют законы природы,  несмотря на всю свою сокрушительную антигуманность, показался мне логичным. А право самозащиты, остающееся в этих ситуациях за мной, приподняло меня в собственных глазах на вполне достойный и равноправный в подобной игре уровень. И впредь за все время абсорбции я на таких штучках уже не попадался.  И никогда, нигде и никому не позволял  себе что-либо навязывать вопреки собственному  желанию... Мелкие проколы, конечно, бывали, но не более того. Всерьёз и по крупному я не вляпался ни разу! А окружавших, попадавшихся в сети аферистов, до сих пор жалею и учу гнать с порога каждого, кто,   явившись без приглашения, начинает навязывать Вам нечто, в чем Вы сейчас, да и вообще не нуждаетесь, как бы красочно он не расписывал достоинства того предмета или услуги, которые намеревается Вам всучить, какие бы подарки при этом не обещал...

Много позже довелось мне услышать и такую историю. Открылась очередная «охранная» фирма. Стали набирать людей. В желающих не было отбоя. Работа должна была начаться с первого числа следуюшего месяца. А пока составляли списки, заполняли анкеты... Вносили по 700 шекелей в счет оплаты за специального покроя форменную одежду, образец которой висел тут же на стене, а с каждого записавшегося при этом снимали довольно профессионально портновскую мерку. В набор входили две рубашки с красивыми нашивками, двое брюк, элегантная куртка с теми же аксессуарами, кепочка и туфли. Дальше следовало подобие инструктажа и экзамена. Выдавались письменные инструкции. Дело было развернуто на широкую ногу... Ну, и, естественно,  первого числа фирма исчезла. Одурачили более  двухсот человек!...