Сотник Лонгин Прославление Крест

***
На другое утро, проснувшись спозаранку, фарисей Шимон, по своему обыкновению, собирался тотчас после трапезы отправиться в синагогу при Храме, но слуга, который вошел в спальню, чтобы переодеть господина, увидев его, вдруг опешил и дрожащим голосом проговорил:
-Хозяин, что у вас с лицом?
-Что такое? – нахмурился Шимон и велел подать зеркало. Взглянув на свое отражение, он остолбенел. В зеркале было лицо, обезображенное пятнами, какие появляются при язве проказы.    
-Я сплю? – промелькнула мысль в голове фарисея, и он попытался ущипнуть себя, но, увидев свои руки, покрытые сыпью, вскричал от отчаяния: – Так не бывает! За что, Господи? Я же дважды в неделю пост соблюдаю и даю десятину!

Пребыв в город Офра, Иешуа с учениками Своими остановился в доме самарянина, того самого, о котором прежде рассказал им в своей притче. Ученики  убедились, что их Учитель не придумывает свои истории, а берет их из повседневной жизни. Более того, иногда героями Его притч становились весьма известные личности. Как, этнарх Архелай - в притче о десяти минах, или в притче о виноградарях – первосвященники Анан и Каиафа.

Однажды вечером Иешуа, как обычно, удалился за город с тремя учениками, - свидетелями Его преображения. На холме, посреди дубравы, Он отошел от них в сторону и, пав на землю, горячо молился Тому, Кто мог спасти Его от смерти. По мере приближения роковой Пасхи нарастало смятение в Его душе, которую иудеи называют «нефеш», то есть жизнь.
Более всего, Иешуа боялся ночи. Всякий раз, как сон одолевал Его, хотя бы ненадолго, тотчас приходило видение грядущего, и Он с криком просыпался. Сны Его были кошмарами. И Он бежал от них, изливая свою душу слезами и громкими воплями в молениях и молитвах. Ночью, когда Он бодрствовал, душа Его разрывалась на части. Сначала Он, плача, кричал:
-Абба! Пронеси чашу смертную мимо Меня! Избавь Меня от часа страдания!
Но затем вдруг раскаивался в своих словах и молился совсем по-другому:
-Да будет воля Твоя надо Мной! Да прославится имя Твое!
Наступало утро, и голос Матери успокаивал Его, но когда Дух оставлял Его одного, тоска и страх снова овладевали Его помыслами. Он сильно исхудал за эти дни борения. Лицо Его осунулось, побледнело, появились круги под глазами. Он создавал впечатление человека, изведавшего многие скорби и болезни…   

Когда Иешуа молился так, внезапно послышался тихий шорох у Него за спиной. Некто, пройдя мимо учеников, которых одолел сон, издали наблюдал за Его метаниями. Почувствовав, что Он не один, Иешуа украдкой вытер слезы и обернулся:
-Отчего ты прячешься, Йоханан?
Из темноты вдруг выступил человек, облаченный в белое покрывало, словно мертвец, обвитый погребальными пеленами.
-Приветствую Тебя, Рабби! - прозвучал юношеский голос, и в тусклом свете луны мелькнуло лицо того, кто был мертв и ожил. – Я не хотел мешать Твоей молитве и потому не решался подойти к Тебе. Позволишь ли сесть подле Тебя?
-Я рад тебе, Йоханан, - слабо улыбнулся Иешуа. - Но как ты нашел Меня?
-Иегуда сказал: он все про Тебя знает. Тебя, кстати, не смущает его присутствие? Впрочем, теперь беспокоиться уже не о чем… - юноша хотел еще что-то сказать, но запнулся и заговорил теми словами, которые дорогой повторял про себя. - Рабби, я оставил все, раздал все сбережения нищим и пришел, чтобы следовать за Тобой! - торжественно провозгласил он. – Видишь, сие покрывало? Эта одежда – единственный покров у меня, она - единственное одеяние тела моего, в котором я и сплю, и бодрствую. Отныне я нищий и могу благовествовать Царство Божие, будучи рядом с Тобой.
-А тебя не смущает, что лисицы имеют норы, и птицы небесные – гнезда, а Сын Человека не всегда знает, где приклонить голову и отдохнуть? – усмехнулся Иешуа.
-Не смущает, Господин мой, - с жаром возразил юноша. – Я оставил все ради Тебя…
Иешуа вздохнул:
-Я рад слышать твои слова, ученик Мой, но… А что это ты давеча упоминал, дескать «теперь беспокоиться не о чем»?
-Ах, это… - юноша запнулся и нерешительно проговорил. – Я просто подумал, - после того, что Ты сделал, - никто не посмеет поднять на Тебя пяту свою. Все уверены, что Ты – истинный Машиах…
-Не говорил ли Я тебе, Йоханан, что Машиаху должно много пострадать? – с укоризной покачал головой Иешуа. - Или ты думаешь, что пророчество Исайи ложно?
-Нет, Учитель, я так не думаю, - быстро спохватился юноша. – Но, по крайней мере, теперь Тебе ничто не угрожает. И Ты можешь быть спокоен!
-Ты так думаешь? – слабо улыбнулся Иешуа.
-Я уверен… Мой отец никому не даст Тебя в обиду! – заявил юноша.
-Твой отец? – покосился на него Иешуа и снова покачал головой.
-Я что-то не то сказал? – удивился юноша.
-Да нет, - вздохнул Иешуа. – Йоханан, ты сказал именно то, что Я и ожидал услышать…
-Я не понимаю, Учитель, - вздохнул юноша. - Что Ты имеешь в виду?
-Вскоре поймешь… - сухо отозвался Иешуа.
-Я слышал Твою молитву, - недоуменно качнул головой Йоханан. - Ты так жалобно просишь Бога о милости… Что вообще происходит?
-Знаю, Йосеф позаботился о гробнице, - тихо проговорил Иешуа. - Вскоре она понадобится Мне…
-Но… чего Ты боишься? Разве Тебе угрожает опасность? Объясни, Учитель! – потребовал юноша.
-Ты слеп, Йоханан! - вдруг повысил голос Иешуа. - Ты кичишься тем, что раздал деньги нищим и пришел ко Мне в одном синдоне, накинутом на голое тело. Но при этом помыслы сердца твоего далеки от Бога! Ты так и не порвал той пуповины, которая связывает тебя с миром, а потому и вспомнил сейчас об этом человеке, назвав его своим отцом. Твой дядя, хоть он и таится, но во многом превзошел тебя…
-Твои слова…, - всплакнул юноша, – ранят мое сердце. Отчего Ты так говоришь?   
-Оттого, что тот, кто все время озирается назад, не благонадежен для Царства Божия, - сухо отозвался Иешуа. - Ступай, Йоханан, возвращайся обратно. Все равно отец твой будет искать тебя…
-Так Ты отца моего боишься и потому гонишь меня прочь? – вознегодовал юноша.
-Я вовсе не гоню тебя, Йоханан, - вздохнул Иешуа. - Я просто говорю, что ты еще не готов последовать за Мной…
-Значит, те, которые спят, пока Ты здесь пребываешь в борении, они достойны, а я – нет?! – повысил голос юноша.
-Самолюбие в тебе говорит и злость, - строго отозвался Иешуа. - Нет, Йоханан, ты не освободился от мира сего! Ты умер в грехах, но Господь сжалился над тобой, и ты проснулся первым, чтобы стать знамением для неверующих, дабы они покаялись, но сам ты так ничего и не понял. Ты, по-прежнему, слеп, как и прочие люди мира сего, и бесплоден подобно смоковнице засохшей. Ступай…
Юноша, плача, пробежал мимо Петра, который, проснувшись от криков, краем уха слышал их разговор. Иешуа, проводив его печальным взглядом, продолжил молитву, опустившись на колени и с тоской взывая к Богу.
 
Элиэзер, нареченный Йохананом, спустился с горы и двинулся, куда глаза глядят. Покрывало слетело с его тела, и он, подхватив его с земли, бежал обнаженным, пока не выбился из сил; сел передохнуть на остывшие камни.
Ночь подходила к концу. Звезды гасли. Небо зардело на востоке – с той стороны, где шумела полноводная река, берега которой покрывали густые заросли кустарников. 
Внезапно дунул жаркий южный ветер, - песок, поднятый от земли, полоснул в лицо юноши. Он в испуге вскочил с места. Буря улеглась так же внезапно, как и началась. Йоханан силился прочистить глаза от песка, но сделал только хуже. Свет померк пред его взором. И он перестал различать предметы. Слыша шум реки, плачущий юноша устремился к воде. Но пока он пробирался через заросли кустарников, окровенил все свое тело, разодрал руки и ноги об острые шипы терновников. А под конец сорвался с высокого обрыва и плюхнулся в реку, едва не захлебнувшись, - с трудом выбрался на берег и принялся промывать глаза водой… 
 
Несколько недель спустя.
Пришла весна. В первые дни месяца нисана паломники из Галилеи за иорданской стороною (в обход негостеприимной Самарии) потянулись в святой град Ерушалаим, чтобы очиститься в преддверии великого праздника Пасхи (по-еврейски - Песах). По всей стране ходили слухи о чудесах исцеления, явленных через Иешуа га-Ноцри (Назорея), - Его все чаще называли «Машиах бен Давид». Из уст в уста передавались подробности памятного насыщения хлебами и распространялись сведения о воскресении мертвеца из Бейтании. Многие не верили слухам: «Брехня! – говорили они. - Разве мог бы Машиах оживить грешника, сына того, кто сотрудничает с язычниками?» 
Тем временем, Иешуа вернулся на восточный берег Иордана, - туда, где прежде совершал омовения Йоханан га-Матбил. И снова округу огласил призыв:
-Покайтесь, ибо приблизилось Царство Божие!
Паломники, идущие в Ерушалаим, останавливались, и толпы собирались у подножия невысокого холма, на котором стоял Иешуа. Он опять поучал народ и отвечал на вопросы любопытных.   
-Господин, книжники говорят, что пророку Илии должно прийти перед Машиахом. Так ли это?
-Говорю вам – Илия приходил, но не признали его и поступили с ним как хотели. Так и сын человеческий пострадает от них…
Многие тотчас вспомнили об Окунателе, которого тетрарх Ирод приказал обезглавить.
-Учитель! Йоханан не сотворил ни одного чуда, но все, что он сказал о Тебе, - правда. 
-Он был светильник горящий, а вы хотели лишь малое время порадоваться при свете его! - провозгласил Иешуа. – Что он говорил, то говорю и Я: сотворите достойные плоды покаяния, обратитесь от зла, ищите истину, которая от Бога исходит и к Нему возвращается… 
-Господин, когда придет Царствие Божие? – снова прозвучал этот вопрос, который тревожил людей больше всего. 
-Оно не придет приметным образом, - повторял Иешуа. - Царство Отца – внутри и вне вас сокрыто. И чтобы узреть Его, надобно измениться, очиститься и облечься в белые одежды. Поэтому Я все время говорю вам о покаянии, но вы упрямо не слышите Меня…
-Рабби! Йоханан учил, что за очищением вовсе не нужно идти в Ерушалаим. Так ли это?
-Йоханан прав был, говоря, что в микве нельзя очиститься от грехов, если прежде не покаяться в них. Но, согласно Закону, пасхального агнца надлежит принести в жертву в Ерушалаиме, а потому и Я пойду туда…

Тотчас Иешуа сошел с холма и без промедления отправился в путь. За ним последовали ученики и множество народа. Он вброд пересек реку и, обсыхая под жарким палящим солнцем, двинулся по направлению к Иерихону…
Во время восхождения Иешуа в Ерушалаим люди, идущие за Ним, были уверены, что со дня на день Он объявит Себя Машиахом, то есть Царем Иудейским, а, значит, грядут перемены. А как иначе? Человек, который способен в любое время насытить алчущих хлебами, исцелить больных и даже воскресить мертвых, непременно принесет свободу и восстановит Царство Израилю!
Все были в приподнятом настроении духа, особенно радовались искатели приключений - безбородые юнцы, которые устремились вперед, повсюду разглашая о грядущем Машиахе. На подступах к Иерихону им на глаза попался нищий, у которого был самый жалкий вид. Протянув руку, тот сидел в пыли, будучи в одной грязной простыне, накинутой на голое тело, и жалостливо просил милостыни:
-Подайте ради Всевышнего на хлеб насущный.
Один юноша подскочил к нему и, помахав рукой перед его глазами, глумился над ним: 
-Да он еще и слеп! Брат, за что тебя так покарал Господь?
Слепец ничего не сказал в ответ и снова начал просить милостыни:
-Люди добрые, подайте во имя Господне…
Но никто из них даже мелкую медную монетку ему не бросил. Юноши принялись за старое и нараспев провозглашали:
-Радуйся иудейский народ. Иешуа га-Ноцри идет!
Услышав это имя, загоревший на солнце слепой заметно побледнел и закричал по-другому:
-Иешуа бен Давид! Помилуй меня!
Юноши, шедшие впереди, почитая нищего за безумца, набросились на него с упреками:
-Молчи, оборванец! Ты наказан поделом. И уничижен Богом! Молчи!
Но слепой не унимался, напротив, еще более возвысил голос и завопил, что есть мочи:
-Сын Давидов! Помилуй меня!
Иешуа, стесненный отовсюду народом, услышал его голос и остановился.
-Приведите сего человека ко Мне, - громко велел Он.
-Господин, - отозвались юноши. – Это всего лишь какой-то слепой оборванец, который не заслуживает Твоего внимания. Он обнажен и, верно, безумен…
-Вы слышали, что сказал Учитель? Помогите этому человеку! – рявкнул на них Петр. Они испугались и тотчас подступили к слепому:
-Вставай. Зовет тебя…
Слепой вдруг сбросил с себя одежду, так что остался совсем нагой, и решительно двинулся вперед. Народ расступился перед ним в стороны, а он, словно зрячий, прошел прямиком к Иешуа. Ученики растерянно переглянулись, тотчас признав в нищем человека, которого давеча их Учитель воскресил из мертвых. Элиэзер, сын первосвященника Анана, приблизился к Иешуа, который, похоже, вовсе не был удивлен его появлению здесь. Люди, однако, смущенные видом нищего, перешептывались и лицемерно отворачивали свои глаза в сторону, то и дело искоса поглядывая на него.
-И не было в нем ни вида, ни величия, - тихо проговорил Иешуа и, повысив голос, осведомился. – Зачем ты звал Меня, Йоханан? А, может, Бартимей, как ты себя сам теперь называешь… Чего ты хочешь от Меня?
-Раббуни (любимый учитель – арам.)! – с чувством провозгласил слепой. – Я хочу прозреть и следовать за Тобой!
Он заплакал и пал на камни. Иешуа улыбнулся и, возложив руки ему на голову, ласково проговорил:
-Ученик Мой! Теперь ты знаешь, что Бог, кого любит, того наказывает! Ступай за Мной. Вера твоя спасла тебя…
И отверзлись у слепого очи. И увидел он свет дневной и, подняв глаза свои, взглянул на Спасителя.
-Да благословен Господь Бог наш, Царь Вселенной, дарующий слепым прозрение! – воскликнул Элиэзер, нареченный Йохананом. Он поднялся и нагишом последовал за Иешуа. А ученики, глядя на него, ужасались…

***
Иерихон, наводненный паломниками, забурлил как кипящий источник, едва только разнеслась молва о появлении Иешуа. Народ высыпал на улицы. И все хотели увидеть Машиаха или прикоснуться к Нему. Ученики, окружившие Иешуа и Йоханана, оттесняли от них толпящийся народ. Они медленно продвигались по городской окраине, где жили бедняки и мытари. Один коротышка, подскакивая на месте, пытался разглядеть Машиаха за народом. Не смог. И тогда он забежал вперед и, вспомнив голодное детство, залез на смоковницу, которая росла при дороге. Иешуа, придя на это место, взглянул вверх и громко крикнул:
-Закхей! Сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме.
Люди, сопровождавшие Его, опешили. Послышались недоуменные и возмущенные голоса жителей Иерихона:
-Господин! Этот человек – главный мытарь в городе. Он – грешник… И Тебе ли входить в его дом?
Отвечая им, Иешуа провозгласил:
-Я пришел в мир сей, чтобы найти и спасти погибшее!
Начальник мытарей, тем временем, поспешно слез с дерева и, не веря своему счастью (еще бы – принимать у себя самого Царя!), повел гостя к своему дому. Иешуа с учениками вошел во двор мытаря, а люди, оставшись снаружи, роптали на Него…

Иешуа тяготило внимание толпы, и Он был рад укрыться от этого шума и назойливых юнцов, которые на словах превозносили Его, ничуть не внимая тому, чему Он учил. Домочадцы Закхея суетились, накрывая на стол, вокруг которого возлегли гости. Вскоре вошел слуга, который обратился к Иешуа:
-Господин, там Вас спрашивают какие-то женщины. Они утверждают, что родственницы некоего Элиэзера сына Анана…   
Иешуа перевел взгляд с него на юношу:
-Твои мать и сестра да еще приставшая к ним Саломея. Они видели тебя прежде на улице и теперь хотят забрать тебя…
-У меня один только Отец – Господь, Сущий на небесах, - отчетливо проговорил юноша. – И все мои сродники - здесь. Всякий, кто слушает Слово Божие, тот мне брат, и сестра, и матерь…
-Ты слышал, что он сказал – передай им, - приказал Иешуа слуге, и тот повиновался. Женщины, посланные первосвященником, не осмелились переступить порог дома мытаря, дабы не оскверниться, и были вынуждены уйти ни с чем… Вскоре Анан от своего зятя узнает о том, что его первородный сын разгуливает по улицам в обнаженном виде и ест с мытарями.   

На другой день, поднявшись спозаранку, Иешуа и ученики Его продолжили восхождение в Ерушалаим. На полпути попалась им на глаза толпа прокаженных, которые жили обособленной общиной на краю пустыни, - те, прослышав от нового своего собрата о Целителе, отправились на поиски Его. Теперь же, когда Иешуа сам шел к ним навстречу, они остановились в отдалении и принялись кричать:
-Учитель! Помилуй нас!   
Иегуда Искариот, приглядевшись, узнал в одном из прокаженных своего отца, Шимона фарисея, - которого, едва тот заболел, с позором как грешника прогнали из Бейтании.
-Ступайте вперед и покажитесь священникам, - приказал им Иешуа, направляясь в лежащее неподалеку селение, чтобы остаться там на ночь. Прокаженные повиновались и устремились в сторону Ерушалаима. Один из них через некоторое время взглянул на свои руки, которые вот уже несколько лет были сплошь поражены проказой, и остановился в немом изумлении.
-Братья! – воскликнул он. Те обернулись, и он впервые увидел лица их, - такие, какими они были до болезни. Девятеро, посмотрев друг на друга, бросились к речушке, которая текла поблизости, чтобы поглядеть на свое отражение в водной глади, а этот человек (он был самарянином) поспешил обратно, к тому месту, где повстречался с Иешуа. Он догнал Его и, прославляя Бога, пал Ему в ноги:
-Благодарю, Господин. Я навеки раб Твой! И если будешь в Рамафаиме, с радостью приму Тебя в доме своем.
-А где остальные? – мрачно усмехнулся Иешуа. – Разве не десять человек очистились? Отчего твои товарищи не возвратились с тобой, дабы прославить Бога?
-Не знаю, Господин, - печально вздохнул исцеленный.
Иешуа улыбнулся и, возложив руки ему на голову, проговорил:
-Ступай. Вера твоя спасла тебя…
Исцеленный направился в свою сторону, а Иешуа обратился к ученикам:
-Видели сего иноплеменника? Говорю вам – придут многие со всех сторон света и возлягут в Царстве Божием вместе с Абраамом, Ицхаком и Израилем. 
-Господин, и отец мой исцелился? – с волнением осведомился Иегуда Искариот.
-Если бы он вернулся, ты не задавал бы этого вопроса, - печально проговорил Иешуа и, входя в первый попавшийся двор, воскликнул:
-Мир вам!

На другой день они к обеду добрались до Елеонской горы. Навстречу Иешуа вышли Магдалина, матерь Его и прочие женщины, которые оставались в Бейтании. Каждую из них Он приветствовал целованием, а после вошел в дом, который юный Йоханан ранее, перед отправлением к Нему, оставил своей сестре и ее ребенку.
Вечером Бейтания была полна людей. Жители Иудеи, наслышанные о воскресении Элиэзера, пришли посмотреть на того, кто восстал из мертвых. Народ толпился у дома, где остановился Иешуа. Все ждали Его появления и неустанно провозглашали:
-Машиах! Машиах! Машиах!
Но когда отворились ворота, тотчас повисла гробовая тишина. Появился оживший мертвец, от которого все еще пахло смертью. Юный Йоханан, отказавшись от обычной одежды, собственноручно сшил из погребальных пеленок плащаницу и надел ее на себя вместо верхнего покрывала. В этом одеянии, которое вселяло ужас, он и предстал перед народом. При виде ожившего мертвеца люди опешили. Впечатление, произведенное этим зрелищем, было ошеломляющим. Вслед за Йохананом со двора вышел Иешуа с учениками Своими.
-Народ Иудеи! – провозгласил Он. - Сей юноша был мертв во грехах, но Господь сжалился над ним, и теперь он ожил, - очнулся от сна, прозрел и воскрес к новой жизни. Сие есть знамение для людей мира сего! Ибо каждый, кто покается в своих грехах и сотворит достойные плоды покаяния, обретет жизнь вечную…
-Ты – истинный Машиах! – крикнул кто-то из толпы, и тотчас этот клич был дружно подхвачен всеми:
-Машиах! Машиах! Машиах!
Иешуа помрачнел и подал знак рукой, чтобы вновь установилась тишина.
-Завтра, в первый день недели, Я войду в Ерушалаим! – объявил Он и поспешно вернулся назад, а вослед Ему несся все тот же воинственный клич:
-Машиах! Машиах! Машиах!
В доме Мириам, матерь и ученица Иешуа, подошла к Нему и, протянув льняную длиннополую сорочку, сказала:
-Этот кетонет я соткала своими руками для Тебя, Господин мой. Завтра у Тебя важный день, – все взгляды будут прикованы к Тебе, - надень его.
Иешуа, приняв дар из рук матери, печально улыбнулся:
-Увы, Мириам, недолго Мне придется носить его. Вскоре настанет день прославления Божия, и тогда будет брошен жребий о том, кому он достанется…

Когда они вошли в столовую, где женщины накрывали вечерю, Иешуа, увидев, как юноша  порывается возлечь напротив Него, велел ему поменяться местами с Петром, так что Йоханан, не веря своему счастью, оказался возле Учителя, который занимал самое почетное место с правого края. В тот день Иешуа приблизил к себе еще одного человека – Иегуду Искариота, - тот возлег рядом с юношей. Остальные ученики недоумевали, что означают эти перестановки. Особенно был подавлен Петр, который привык думать, что Иешуа выделяет его из Своего окружения, а потому и нарек именем Кифа, что значит «камень». Но теперь у Иешуа появился еще один любимец. Священник Элиэзер, нареченный по воскресении своем из мертвых Йохананом. Новая жизнь – новое имя…
-Не говорил ли Я вам, что многие последние будут первыми, и первые – последними? – осведомился Иешуа в ответ на шушуканье учеников Своих. Вскоре в столовую вошла Мириам, сестра юноши. Она несла алебастровый сосуд с благовониями, чтобы умастить ими волосы Иешуа (перед трапезой и накануне входа Его в Ерушалаим). Однако, женщина, приближаясь к Нему, отчего-то переволновалась, вдруг сосуд выпал из ее дрожащих рук и звучно разбился. С испугом глядя, как драгоценное нардовое миро растекается по полу, она расплакалась от обиды и отчаяния.
-Можно было бы это благовоние продать более чем за триста денариев и раздать нищим, - повысил голос на жену свою Иегуда Искариот. Он знал, о чем говорил – ведь это был его подарок невесте перед свадьбой.
-Оставь ее, Иегуда, - тихо возразил Иешуа. – Видишь, как Мириам смутилась? Она сделала, что смогла. А миро можно собрать и сберечь на день погребения Моего…
-Господин, позволишь ли помазать Тебе ноги? – всхлипывая, осведомилась женщина. Он благосклонно кивнул головой. Душистый аромат мира струился по воздуху, и вскоре весь дом наполнился благоуханием. Мириам водой из умывальницы помыла ноги Иешуа и, вспоминая, как это было в прошлый раз, отерла их волосами своими, а потом, собрав с пола фунт благовония, помазала им стопы Иешуа. Иегуда украдкой наблюдал за ней. В его душе боролись противоречивые чувства. Вместо прежней ненависти он испытывал жгучее чувство ревности, а вместе с тем уважение и любовь к Человеку, который давеча исцелил его отца…

Немногим ранее, когда они приближались к горе Елеонской, Шимон фарисей попался им навстречу и бросился в ноги Иешуа… Еще прежде, когда он и его товарищи по несчастью поднялись в Храм, священники были безмерно удивлены небывалому нашествию исцеленных от проказы. О болезни фарисея все знали доподлинно, и его тотчас же окропили кровью жертвенной птицы. Шимону надлежало лишь выждать положенный срок очищения, чтобы ему снова можно было войти в свое жилище (до тех пор он оставался все еще нечистым, как бы прокаженным). Остальным, исцеленным от проказы, не повезло родиться вдали от Ерушалаима – прежде, чем совершить обряд, священники желали убедиться, что они, в самом деле, болели, а потому были посланы левиты для расследования всех обстоятельств этого необыкновенного дела.
В тот же час, когда Иешуа с учениками был на подступах к горе Елеонской, Ему бежал навстречу человек, который вдруг пал на колени и благодарил за исцеление. В этом человеке Иегуда узнал своего отца, - тот, правда, остриг волосы на голове и бороду, как того требовал Закон. Впервые Иегуда, который все это время доносил на Иешуа своему тестю, публично разоблачил себя и назвал Шимона своим отцом.
-Не приближайся. Я нечист еще, сын мой, - заголосил фарисей. – Учитель, благодарю Тебя. Ты смыл с меня пятно позора…

Теперь, вспоминая эту сцену на дороге, Иегуда прослезился. Ему стало стыдно за себя. «Какая разница, что эта женщина прикасается к Нему? Он спас моего отца, и я навеки Его должник…» - подумал он. 
Иешуа вдруг громко проговорил:
-Иегуда, поднимись.
-Учитель? – встрепенулся Искариот.
-Поднимись и подойди к жене своей, - повелительно сказал Иешуа.
-Я не понимаю, Учитель, - побледнел Иегуда, вставая с места.
Мириам, густо покраснев, порывалась выйти из столовой, но Иешуа остановил ее словами:
-Останься, женщина, и встань рядом со своим мужем. Так чтобы все вас видели…
Мириам послушалась и покорно стояла, потупив взор. Иегуда начал, было, прекословить, но Иешуа, окинув взглядом учеников Своих, проговорил с улыбкой на устах:
-Не беспокойся, - все уже давно поняли, что Мириам – твоя жена. Ты к ней испытывал страсть когда-то. И, по-прежнему, привязан к ней. А раз так, отчего бы тебе не позволить ей вернуться в дом твоего отца? Помни, что Бог сочетал, того человек да не разлучает!
-Учитель, она совершила прелюбодеяние, - со слезами на глазах пожаловался Иегуда. – Что скажут люди, если я приму ее обратно?
-Друг мой, - возразил Иешуа, - не заботься, что скажут люди, подумай лучше о том, что, простив ее, ты угодишь Богу и, быть может, удостоишься спасения. Поверь – отныне она будет тебе верной и преданной женой, а ребенка ты сможешь воспитать как своего собственного.
На некоторое время повисло неловкое молчание. Наконец, Иегуда совершил усилие над собой и отрывисто проговорил, не глядя на жену свою:
-Мириам, ты можешь вернуться в дом моего отца, - и тотчас добавил, - если не боишься войти туда, где был прокаженный…
-Господин мой, - тихо отозвалась женщина, - думаешь, я устрашусь этим? Ко мне относились все это время точь-в-точь как к прокаженной!   
-И поделом тебе, - сквозь зубы прошипел Иегуда. Мириам, услышав это, вспыхнула и поспешно вышла из столовой.

***
Ту ночь Иешуа провел в саду Гетсимании, пребывая в непрестанном молении, а утром, поднявшись с учениками в Бейтанию, облачился в новую льняную одежду, - ту, которую соткала Ему мать земная. Мириам, увидев своего сына нарядного, просияла от радости, - впервые за последние два года. Все: и ученики, и ученицы, - в то утро были в приподнятом настроении духа. Сияли улыбки на лицах людей. Наставал самый счастливый день в жизни первой христианской общины. Однако Иешуа все время был задумчив и как будто немного печален. 
Ерушалаим пробуждался от субботнего покоя. Долина Тиропион, пестрящая лавками и рынками, быстро наполнялась шумом и гамом, но посреди призывов торгашей, расхваливающих свой товар, то и дело разносились голоса: «В город идет Машиах!»   
Паломники, пришедшие на праздник со всех концов страны, высыпали из городских ворот, чтобы увидеть Того, о ком говорили целый год. К обеду вся долина Кедрон была наводнена народом. Проворные юноши облюбовали склоны Елеонской горы, утопающие в зелени садов, - они рвали ветки деревьев, а некоторые залезали на самый верх пальм, срезывая перистые оснащенные шипами опахала. 
Глядя с вершины горы Елеонской на скопление людей, ожидающих появления Машиаха, любимый ученик сказал Иешуа:      
-Учитель, смотри, сколько народа вышло навстречу Тебе из Ерушалаима! Жаль, нет коня, чтобы Тебе на нем въехать в город, как подобает истинному Машиаху.
-Что подобает делать истинному Машиаху, прочти у пророка Закарии, - сухо возразил ему Иешуа. Тотчас Он подозвал Петра и Йоханана, сына Зеведея, и дал им такое поручение:
-Войдите в Бейтагию, - там увидите привязанную у ворот ослицу и осленка, на которого еще никто не садился, - приведите их ко Мне.
Ученики, услышав это, жутко перепугались.
-Господин, а если хозяева увидят, как мы отвязываем их? – осведомился Петр.
-Просто назовите Мое имя. И они отдадут вам их. Не бойтесь – никто вас не осудит, - напутствовал учеников Иешуа. Те повиновались и скрылись из виду, а вскоре вернулись, ведя ослицу под уздцы. Осленок следовал за матерью своей.
-Господин, неужели Ты хочешь въехать в город на осле? – проговорил удивленный Петр.
-На осленке, сыне подъяремной, - поправил его Иешуа. – Может, ты думаешь, что Царю впору пешком войти в Святой град?
-Господин, мы найдем Тебе коня, - с жаром возразил Петр. - Дай только время.
-Ты не понимаешь Меня, Шимон сын Ионы, - вздохнул Иешуа и обратился к любимому ученику Своему:
-Это не Мой день, Йоханан, но твой. Ты перенес смертные муки и восстал из спящих. Мне лишь предстоит сделать это. А потому тебе ехать впереди… Осленок пойдет вслед за ослицей.
-Так не может быть. Эти люди… они пришли ради Тебя, - растерянно начал юноша, но, взглянув на Учителя, остановился и, молча, оседлал ослицу. Иешуа сел поверх одежд, которые возложили на осленка ученики Его, и все тронулись в путь - навстречу грядущему…

Впереди верхом на ослице ехал юноша, завернутый в погребальную плащаницу, - один вид его вселял страх в людские сердца. Иешуа скромно следовал за ним на осленке. Ученики, ведомые Петром, забежали вперед, постилая одежды свои по дороге, а, когда верховые приблизились к спуску с горы Елеонской, огласили всю округу радостными восклицаньями:
-Благословен Господь Бог наш, Царь Вселенной, который сдержал обетование Свое и даровал миру Машиаха! Слава сыну Давида! 
Тотчас грянул многоголосый дружный хор:
-Осанна в вышних!
-Народ Израиля, ныне вы видите того, кто восстал из мертвых! – кричали ученики, представляя едущего впереди. - Это чудо, которое сотворил наш Учитель! 
По долине прокатилась мощная звуковая волна:
-Машиах! Машиах! Машиах!
-Осанна сыну Давида! - слышались тоненькие детские голоса в толпе.
-Благословен Грядущий во имя Господне Царь Израилев! – поддержали провинциалов жители Ерушалаима. 
Иешуа и Йоханан были спокойны посреди бушующего моря людского, - так, словно происходящее вовсе не касалось их. Они пересекли мутный ручей, который остался от зимнего потока Кедрон, и направились в сторону городских ворот, примыкающих к купальне Шилоах. Юноши и отроки постилали перед ними на дороге пальмовые ветви. Повсюду раздавались радостные возгласы:
-Благословенно грядущее во имя Господа царство отца нашего Давида!
-Слава сыну Давида! Осанна в вышних!

Фарисеи с моста, висящего над долиной Кедрон, наблюдали за происходящим, и один из них прокричал в ту сторону, где стояли священники во главе с верховным жрецом:
-И куда вы смотрите, отцы? Разве не видите, что весь мир идет за Ним?!    
Первосвященник Каиафа был мрачен словно туча, взирая сверху на тех двоих, которые подняли такой переполох, и заторопился на Храмовую гору, несдержанно проклиная иудейский народ:
-Псы брехливые! Глупцы! Накличете беду на свои головы!

Иешуа, приближаясь к городским воротам, тихо вполголоса проговорил:
-Много вокруг источника, но никого нет в источнике!
Вдруг слезы брызнули из глаз Его, и Он воскликнул в сердцах:
-О, Ерушалаим, если бы ты хотя бы в этот день узнал, что служит к миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих…

***
Вечером, после ритуального омовения, Иешуа удалился в сад Гетсимании. С приходом темноты, наконец, воцарилась тишина, о которой Он мечтал весь этот суматошный день. Ученики, кроме троих, повсюду сопровождавших Его, нашли ночлег в просторном высоком гроте, где была цистерна с дождевой водой. Иешуа, по своему обыкновению, бодрствовал, пребывая в непрестанном молении. Петр, Якоб и Йоханан лежали на траве неподалеку от Него, будучи в объятьях морфея. Природа на миг замерла. Было слышно, как внизу, у подножия горы Елеонской, журчит поток Кедрон. Но вдруг налетел вихрь, вспугнув птиц, которые гнездились среди верхушек деревьев.
Иешуа вздрогнул, - послышались тяжелые шаги у Него за спиной. И тотчас раздался глухой утробный голос:
-Тщетна проповедь Твоя, Сын Человеческий. Они не покаялись. Даже не поняли, кто Ты. И Тебе уже ничего не изменить! Ибо Твое время - на исходе… Начался обратный отсчет.
-Денница, Я знал, что ты не забудешь про Меня накануне Моего прославления, - с этими словами Иешуа поднялся от земли и, обернувшись, увидел Иегуду Искариота, в тело которого вошел падший ангел, ставший злым духом и главным орудием вечной тьмы.   
-Я много дней наблюдаю за Тобой, сын Адама, - мрачно усмехался Люцифер, приближаясь к Иешуа. - И заметил: едва сила Матери покидает Тебя, тотчас тоска овладевает Тобою. И страх туманит Твой разум, боящийся смерти. Но разве пристало подобное малодушие истинному Машиаху?
-Тебе не удастся возбудить во Мне ненависть, - сухо отозвался Иешуа, съеживаясь от холода, навеваемого порывистым ветром. - Вскоре Я принесу жертву, которая будет принята Богом. А тебя ждет изгнание… Подумай лучше об этом.
-Изгнанием меня пугаешь? – явился звериный оскал на лице Иегуды, который вплотную подошел к Иешуа, так что Тот заглянул в его глаза, пылающие адским пламенем.
-Твоя надежда на Тьму не оправдается, Денница, - не отводя Своего взора, решительно проговорил Иешуа.
-А твоя надежда на людей, пошедших за Тобой, оправдалась разве? – мрачно заметил Люцифер. - Среди них нет никого, кто бы обладал разумением истины…   
-Один есть, - тихо возразил Иешуа.
-Кто? – насмешливо отозвался Люцифер. - Ах, да. Юноша, воскресший из мертвых, - и какова же участь этого человека? На что вы обрекли его? Быть вечным скитальцем? И такова милость Отца к своему чаду?
-Произнося хулу на Господа, ты на самого себя призываешь осуждение. Покайся, Денница, и обратись от зла, - укоризненно проговорил Иешуа, изнывая от холода.
-Не получилось с людьми, теперь Ты пытаешься хотя бы меня завлечь своей проповедью? – раздался хохот, подобный раскату грома. – Сын Адама, как же Ты наивен! Знай, Тебе ничего не изменить. Проповедь Твоя бесплодна. Ерушалаим обречен. Ученики все предадут Тебя…
-Слова твои суть ложь, - возразил Иешуа. - Я знаю, что пятеро из них спасутся и вернутся обратно к Отцу.
-Пятеро? – насмешливо осведомился Люцифер. – Я знал, что мало избранных, но не думал, что настолько… Ты меня удивил, сын Адама.
-Это все, что ты хотел сказать, Денница? – повысил голос Иешуа.
-Нет, Иешуа. Ты весьма нетерпелив, впрочем, как и Твои братья, - заговорил по-другому Люцифер. - Я пришел сказать, что Твои борения не оставили меня равнодушным. Я вижу, как Ты цепляешься за жизнь. И готов помочь Тебе. Жертва в любом случае будет принесена. Но еще не поздно возложить эти бремена на плечи того, кому они впору. Ты только не обижайся, Иешуа, - твои колебания не по нраву Творцу. Или Ты не задавался вопросом, «отчего Я не первый?». Юноша восстал из спящих - это знамение, прежде всего, для Тебя – чтобы Ты укрепился! Но раз Ты так боишься смерти, мне велено передать Тебе, что Ты можешь избежать ее, отдав вместо Себя своего брата-близнеца. Он уже доказал, что готов умереть за Тебя. Помнишь, Тома не испугался, когда Ты направился в Бейтанию, а ведь, в отличие от Тебя, он не знал, что нет опасности?! И вот этого-то человека нарекут неверующим. Забавно, не правда ли?
Иешуа потупил взор, помутненный слезами:
-Я тебе не верю, - прошептал Он. – Ты отец лжи. Не может этого быть…
-Ты же знаешь, что я – посредник между мирами, - с усмешкой возразил Люцифер. - И часто бываю в обители Отца. Разве в книге Иова об этом не написано? И хоть это и человеческое сказание, но даже в нем есть доля правды! Мое дело – доставить это послание. Я сказал – Ты услышал. Решай, сын Адама. Теперь у Тебя есть выбор. Жизнь или смерть…
Ветер стих. Холод тотчас отступил. Когда Иешуа поднял глаза, вокруг было пусто. Ноги Его вдруг подкосились. Он пал на колени и, вознеся взор к небу, воскликнул со слезами на глазах:
-Отец, Я желаю только славы Твоей! Пусть будет воля Твоя надо Мною! Прославься через Меня!
Природа снова замерла. В тишине был слышен мощный храп, который доносился оттуда, где лежали ученики, погруженные в глубокий сон. И грянул гром в вышине:
-Прославился и еще прославлюсь!

***
На рассвете Иешуа разбудил учеников Своих. Петр поднялся с земли, взглянул на утреннее небо и, позевывая, осведомился:
-Господин, пойдем ли мы в Бейтанию?
-Я тоже голоден, Шимон, - улыбнулся Иешуа. – Но Мне надлежит быть в Храме и проповедовать, ибо дни Мои – на исходе… Ступай, разбуди братьев.
Холодная дождевая вода, почерпнутая из резервуара, прогнала последние остатки сна. И ученики, следуя за своим Учителем, двинулись вверх по склону горы Елеонской, - к тому месту, где начинался  высокий арочный мост, ведущий на Храмовую гору.

При дороге росла смоковница с раскидистыми ветвями, - Иешуа вдруг устремился к ней и, подбежав, принялся искать плоды среди густой листвы.
-Что Он делает? – удивился Петр. – Еще два месяца зреть смоквам.
-Видно, сильно голоден, раз хочет вкусить незрелые плоды, - беззлобно усмехнулся идущий рядом с ним Йоханан, сын Зеведея.
Когда они подошли к Иешуа, у Того был опечаленный вид, и вдруг с Его уст слетели слова проклятия:
-Да не вкусит никто от тебя плода вовек!   
Ученики были удивлены, что Иешуа разговаривает со смоковницей. Но Тот, не прибавив более ни слова, торопливо продолжил путь. И они последовали за Ним, кроме Йоханана, сына Зеведея, который замешкался у смоковницы, осматривая ее.
-Древо бесплодное, - сообщил он, подбегая к Петру. – Нет даже завязей…
Когда они шли по мосту, висящему над Кедронской долиной, Иешуа подозвал Петра и попросил у того веревку, которой прежде была привязана ослица. Петр вдруг густо покраснел и начал оправдываться:
-Вчера, когда мы с братом Йохананом возвращали животных хозяину, он позволил…
-Шимон, Я тебя не осуждаю – просто дай мне эту веревку, - устало проговорил Иешуа.
Петр вынул из-за пазухи припрятанную вещь, которая могла пригодиться в хозяйстве, и протянул ее Иешуа. Тот продолжил путь, на ходу делая из веревки подобие бича.
-Что Он задумал? – спросил у Петра Йоханан. Но тот только недоуменно пожал плечами.   

У ворот Храма Иешуа снял обувь и, подхватив сандалии левой рукой, прошел мимо воинов из стражи. Ученики последовали за Ним в притвор Соломонов, где их Учитель остановился ненадолго, оглядываясь по сторонам.
Несмотря на ранний час, во внешнем дворе Храма было многолюдно. Впереди, не доходя до противоположного портика, шла оживленная торговля. В общем шуме слышалось мычание и блеяние животных. В двух огороженных загонах, прилегающих к крытой колоннаде, мирно жевали сено быки и овцы, не задумываясь об уготованной для них печальной участи жертвы.
Иешуа вдруг устремился туда, где торговали скотом, потрясая бичом, сделанным из веревки. Ученики едва поспевали за Ним. В глазах Иешуа сверкали гневные огоньки, словно молнии. И внезапно грянул гром:
-Дом Мой назовется Домом молитвы для всех народов! – раздался глас, который заставил всех: и продающих и покупающих, - вздрогнуть и обернуться. – А вы сделали Его вертепом разбойников. Вон отсюда!
Иешуа, перемахнув через изгородь, оказался внутри загона для быков, - и разразилась буря.
-Эй, Ты что? – заорал на Него хозяин волов, открывая калитку. – Кто Ты такой? Проваливай отсюда… Это мои животные! И у меня есть разрешение на торговлю здесь!
Иешуа, обведя взглядом стадо, нашел вожака, и на того посыпались удары Его бича, - бык взревел и вдруг ринулся в отверстую калитку, где стоял его хозяин. Вслед за вожаком двинулось все стадо. Быки вырвались из загона, едва не затоптав насмерть своего хозяина, и устремились через портик к храмовым воротам и далее – к мосту, ведущему в Новый город. Иешуа, тем временем, выгонял овец из соседнего загона. На блеющих животных сыпались удары один за другим (досталось также и их хозяевам, которые пытались помешать Ему).
-Продавцы и покупатели не войдут в обитель Моего Отца! – гневно кричал Иешуа, хлестая бичом всякого, кто вставал у Него на пути. Далее Он устремился к портику, где под сенью колоннады сидели менялы и продавцы жертвенных голубей. 
Ученики, поначалу опешив от неожиданности, решили, что начинается свержение власти римских пособников, организовавших торговлю в Храме, и принялись помогать своему Учителю, - следуя Его примеру, они переворачивали столы меновщиков денег и скамьи продающих голубей. Со звоном сыпались груды серебряных шекелей, слышались испуганные вопли, ругань и ожесточенные голоса.   
-Ты не имеешь права! Мы будем жаловаться! – кричали обиженные люди. 
-Все вон отсюда! – оглашал округу исполненный гнева голос Иешуа.
Тем временем, привлеченные шумом, подоспели храмовые служители, но, узнав Иешуа, жутко перепугались и смотрели со стороны, не вмешиваясь в происходящее, пока к ним не подскочил начальник храмовой стражи.
-Что здесь происходит? – повысил голос мужчина, раскрасневшийся от непривычно быстрого бега.
Иешуа остановился перед клетками с жертвенными птицами и приказал торговцам:
-Уходите отсюда и заберите это с собой! 
-Как Ты смеешь распоряжаться в Храме! – закричал на Него начальник стражи. – Кто Тебе позволил?
-Отец Мой, дом которого вы сделали домом торговли, - отозвался Иешуа, опустив руку с бичом. Тем временем, к месту происшествия подтянулись фарисеи и приступили к Нему с расспросами.
-Докажи это, дай нам знамение, - потребовал один из них, – дабы мы уверовали в Тебя.
-Знамение? – рявкнул на них Иешуа. – Вы испытываете лицо неба и земли. Лишь одно будет вам знамение – когда разрушите Храм сей, Я в три дня воздвигну Его! – и, обернувшись к ученикам, ровным повелительным голосом проговорил. – Следите, чтобы никто ничего запретного не пронес в дом Моего Отца.   
Не удостоив более своим вниманием собравшихся, Он направился во внутренний двор Храма, а вдогонку Ему полетел насмешливый голос фарисея:
-Этот Храм строился сорок шесть лет (двадцать – при Зоровавеле и двадцать шесть – при Ироде и Архелае – прим. авт.), а Ты в три дня воздвигнешь Его?

***
На другой день, проходя мимо смоковницы, которая росла при дороге, Петр взглянул и увидел безжизненное дерево, с которого опали все листья.
-Господин! – удивленно воскликнул он. – Смотри, смоковница, которую Ты накануне проклял, - она засохла до корня!
-Она была бесплодна и лишь напрасно занимала место…, как и народ Иудейский. Так и вся земля сия придет в запустение! – печально сообщил Иешуа и тотчас добавил. – Это знамение и для вас, дети, ибо вскоре пошлет вам Отец другого Утешителя, - и в те дни, о чем бы вы ни попросили у Бога с верой, - нимало не сомневаясь, - даст вам – хотя бы даже о том, чтобы гора сия сдвинулась с места и вверглась в море. И будет по слову вашему!
   
В те дни ученики, - с раннего утра и до позднего вечера, - караулили у ворот, чтобы не вернулись торговцы с жертвенными животными, а Иешуа сидел во внутреннем дворе Храма, - на ступенях лестницы возле сокровищницы, - и поучал народ притчами. Вдруг посреди Его проповеди раздался крикливый голос служителя:
-Дорогу!
Люди расступились в стороны, - образовался коридор, по которому к тому месту, где находился Иешуа, прошли первосвященники Анан и Каиафа, раздосадованные Его самоуправством. За ними следовали несколько фарисеев из синагоги. Анан покосился на сына своего, который сидел рядом с Иешуа, будучи в одном покрывале, сшитом из погребальных пеленок, но юноша не удостоил отца вниманием. 
Йосеф Каиафа, с гневом взглянув на Иешуа, возмущенно проговорил:
-Твои люди мешают народу приносить жертвы в Храме.
-Разве? И что же они делают? – слабо улыбнулся Иешуа. 
-Для удобства народа мы разрешили в дни праздников продавать жертвенных животных во дворе язычников, - сообщил Каиафа. - Это постановление не нарушает Закон Моисея.
-Не о народе вы думаете, отцы, - вздохнул Иешуа, взглянув на Анана, который в этот миг подошел к сыну своему:
-Элиэзер, - говорил тот, - скоро настанет твоя очередь служить, а ты непонятно чем занимаешься! Что это на тебе?
-Меня зовут Йоханан, - напомнил юноша. – А одежда моя тебе должна быть знакома. Впрочем, тебя же не было на похоронах…
-Двор язычников находится на священной горе, которая принадлежит только Богу Всевышнему! - провозгласил Иешуа, отвечая на очередной словесный выпад Каиафы. – Здесь, по воле Его был воздвигнут Дом молитвы, а для торговли существуют иные места, - пусть там ваши люди и продают своих животных.
-Да кто Ты такой? – повысил голос Каиафа и несдержанно прокричал. – Кто Тебе дал право в таком тоне разговаривать с  первосвященником? Кто дал Тебе власть распоряжаться в Храме?
Анан, тем временем, отступил от сына и вернулся назад. Он огляделся вокруг и, подойдя к зятю своему, тихо прошептал ему на ухо:
-Успокойся, Йосеф. На тебя все смотрят.
-Я охотно скажу, какою властью это делаю, - улыбнулся Иешуа, - но прежде вас попрошу ответить на один вопрос: очищение, которое совершал Йоханан, с небес было или от человека? Отвечайте Мне.
Первосвященники отошли от Него и посовещались с фарисеями.
-Он хочет уловить нас в слове, - выслушав их, сказал Анан. – И обратить против нас народ.
Тогда Каиафа снова возвысил голос и грубо проговорил:
-Не знаем, откуда оно было.
-Вот и Я не скажу вам, какою властью это делаю, - мрачно отозвался Иешуа. И, продолжая свою проповедь, рассказал народу притчу о виноградарях: 
-…Когда же не приняли рабов его, послал хозяин виноградника своего сына. Но виноградари, схватив его, убили… Как думаете, что сделает хозяин виноградника, когда придет?
-Предаст смерти виноградарей и отдаст виноградник другим, - послышались голоса из народа.   
-Так оно и будет, - печально проговорил Иешуа. – Воистину, камень, который отвергли строители, он-то и сделался главою угла!
Каиафа был разгневан дерзостью слов Иешуа, и только присутствие Анана помешало ему разразиться яростной тирадой при народе.
-Пойдем отсюда, Йосеф, - вполголоса сказал тесть своему зятю. – Этот бой он выиграл, но война еще не окончена…      

Первосвященники удалились в палату синедриона, где вскоре началось закрытое совещание, на которое были приглашены немногие избранные из фарисеев и городских старейшин, - словом, все те, кого по разным причинам объединила ненависть к Иешуа. Накануне Он бросил им вызов, изгнав торговцев из Храма, и они не могли оставить его без ответа. Теперь они сошлись, чтобы вместе решить, как устранить угрозу, которую представлял собой Этот Человек. 
В зале, где заседал синедрион, оставалось немало свободных мест, - в таком составе они и прежде часто собирались, обсуждая какой-нибудь немаловажный вопрос перед вынесением его на повестку дня синедриона.
Первосвященник Каиафа заговорил первым, и речь его была весьма эмоциональна и заканчивалась словами:
-Мы должны Его немедленно бросить в темницу и судить за богохульство.
Когда же он сел на свое место, поднялся Анан.
-Я согласен с тобой, сын мой, - сказал он, обращаясь к Каиафе. – Этот Человек весьма опасен, даже, быть может, более, нежели Йоханан. Но верно так же и то, что пока у нас на Него ничего нет. В чем Его обвинить? И как сделать это так, чтобы народ не обратился против нас? Об этом надо подумать в первую очередь… - он сделал паузу и, оглядев зал, продолжил. - Если сейчас мы Его возьмем за богохульство, - я не знаю, кого прежде народ побьет камнями: нас или Его? Люди уверены, что Он – Машиах, Помазанник Божий…
Окончив свои слова, Анан опустился в кресло, и Каиафа заговорил снова:
-Но мы должны что-то делать, а не сидеть, сложа руки, иначе вскоре Он запретит страже и нас впускать в Храм.
-Не будем сгущать краски, Йосеф, - усмехнулся Анан. – Едва ли это возможно. Люди напуганы, это правда. Все знают, что Он творит чудеса, и боятся Его, но…
-Отец мой, а может, в этом-то и дело? – внезапно вспылил Каиафа и осторожно добавил. – Он воскресил из мертвых Элиэзера…   
-Это ты на что намекаешь? – мрачно осведомился Анан и повысил голос. – Хочешь сказать, что я Ему покровительствую? Он мне так же неприятен, как и тебе, Йосеф. Не забывайся…
Каиафа, напуганный суровостью голоса Анана, побледнел и поспешно поправился:
-Нет, отец, я вовсе не то имел в виду. Я хотел сказать, что будущее всего народа не должно зависеть от судьбы одного человека. Если люди пойдут за Ним, и начнется бунт, римляне от этого места камня на камне не оставят! Мы потеряем все, включая и жизни свои…
В зале повисла тишина. Никто не желал такого будущего для себя и своих детей. Анан задумался: «Каиафа, конечно, прав. Иешуа опасен, даже если останется кроткой овцой. Одной искры будет достаточно, чтобы занялся пожар войны. И в огне ее сгорят все мои начинания… С другой стороны, может, и вправду Он – тот, за кого Себя выдает? Разве из тех, кто приходил прежде под именем Машиаха, кому-нибудь удалось воскресить мертвеца?»
Будучи не в силах разрешить эти противоречия, Анан возвысил голос, потребовав от собравшихся, чтобы каждый высказался. Члены синедриона наперебой заговорили о том, как опасен Иешуа, и кто-то из них предложил передать Его римскому правосудию, как заговорщика.
-Пилат потребует от нас доказательств, - резко возразил Анан, но, подумав, погодя добавил. - Впрочем, я согласен… Но прежде нужно подготовиться. Ступайте. Спросите Его о сборе римских податей. Если Он Машиах, как думает народ, Его ответ мы сможем использовать для обвинения перед Пилатом…
Фарисеи послушно удалились из зала заседания. Когда первосвященники остались наедине, Каиафа обратился к своему тестю:
-Отец, я не хотел говорить при людях. Но… мне кое-что известно о твоем сыне Элиэзере.
-Да? – удивился Анан. - Слушаю тебя.
-Моя жена давеча повстречала его в Иерихоне… - начал, было, Каиафа и запнулся, старательно подбирая слова.
-Ну, говори, не томи, - потребовал Анан. - Что такое видела моя дочь в Иерихоне? 
-Он был там… - нерешительно заговорил Каиафа. - Словом, он разгуливал по улице в обнаженном виде и рядом с ним был Этот Человек…
-Нагишом? – недоверчиво осведомился Анан. – Как это? Почему?
-Я не знаю. Может, у них так принято? Или… - Каиафа снова запнулся.
-Что – «или»? – побагровел Анан.
-Или Он растлил его… - закончил фразу Каиафа. 
-Да ты что такое говоришь, несчастный? – заревел Анан, словно раненый зверь.
-Господин мой, вы знаете, что я вас почитаю как отца родного, но прошу все-таки не забывать, что и я – помазанник Божий, - проговорил внезапно осмелевший Каиафа. – И требую уважительного к себе отношения, - обиженно закончил он и удалился, оставив Анана наедине с его мыслями.
 
Вскоре появились фарисеи, посланные к Иешуа, и один из них вывел Анана из задумчивости:
-Владыка, мы сделали то, что ты велел.
-Что Он сказал? – грубо выпалил Анан, подняв на него глаза.
-Мы спросили Его: позволительно ли давать подать Кесарю и показали ему золотую монету, - рассказывал фарисей. - Тогда Он спросил: «Кто изображен на ней?» Как ты знаешь, владыка, на монете отчеканен профиль Кесаря Тиберия…
-И что с того? – мрачно отозвался Анан.
-Мы ему сказали об этом. Тогда Он ответил: «Отдавайте Кесарю кесарево, Богу Божие, а Мне – Мое».
-И это все? – разочарованно осведомился Анан. – Больше Он ничего не сказал?
-Нет, владыка.
-Ступайте, - рявкнул на них Анан. – Ничего вам нельзя поручить…
 
***
В тот день Иешуа закончил проповедь раньше обыкновения, - с юным Йохананом и еще четырьмя учениками своими Он перешел по мосту в Бейтанию и спустился в сад Гетсимании, - там, на склоне горы Елеонской, они сели передохнуть на камни. Прямо напротив них через долину Кедрон возвышалась Храмовая гора.
Юный Йоханан залюбовался видом, который открывался с этого места, и мечтательно проговорил:
-Рабби, посмотри, какое здание и стены! Не правда ли, Храм великолепен?
-Ты прав, Йоханан, - слабо улыбнулся Иешуа. - Дом сей прекрасен. Да только будет он разрушен, так что и камня на камне не останется от него. И никто не сможет восстановить его…
Ученики растерянно переглянулись и тотчас приступили к Нему с расспросами.
-Рабби, а когда это произойдет? – осведомился Петр.
-Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как исполнятся сии слова Мои, - печально вздохнул Иешуа.
-То есть при нашей жизни? – удивился Петр.
Иешуа в ответ слегка качнул головой.
-Рабби, а как нам узнать, когда придет это время? – с волнением осведомился Андрей. - Может, какое знамение прежде будет?
-Знамений всегда бывает много, - усмехнулся Иешуа. - Да только мало кто из людей умеет видеть их…
-Расскажи, что будет, – настойчиво просили ученики. И тогда Он сдался:
-В те дни восстанет народ на народ и царство на царство, - пророчествовал Иешуа. - Будут смятения, и голод, и мор, и местами землетрясения. Но это не конец, а лишь начало… Когда же увидите мерзость запустения, - орлиных идолов, стоящих на святом месте этом, - тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы. Горе беременным и питающим сосцами в те дни! Ибо будет такая скорбь, какой еще прежде не бывало… Когда увидите, что сии слова сбываются, знайте, что близко, при дверях. Ибо небо и земля прейдут, а слова Мои не прейдут.   
-Господин, скажи нам, каков будет наш конец? – попросил Петр. Ученики затаили дыхание. Сердце учащенно забилось у каждого в груди.
-Разве вы открыли начало, чтобы спрашивать о конце? – мрачно отозвался Иешуа. - Ибо в месте, где начало, будет и конец. Блажен, кто будет стоять в начале и познает конец. И он не вкусит смерти.
Ученики, пораженные строгостью голоса Иешуа и Его словами, смысл которых остался сокрыт от них, умолкли. Ненадолго повисла тишина. Было слышно щебетанье птиц в саду. Этот разговор настолько увлек учеников Иешуа, что они только теперь, оглянувшись, заметили, что солнце скрылось за кровлей Храма, - и в этот миг послышались торопливые шаги. Это вернулись те, кто оставался в Храме дежурить у ворот. Впереди них шел Иегуда Искариот, который приблизился к Иешуа и бодрым голосом проговорил:
-Учитель, мы сделали все, что Ты приказал. Ни одна мышь сегодня не проскочила в Храм мимо нас. А сейчас, если Ты не против, я хочу пригласить Тебя в гости…
Иешуа улыбнулся и, поднявшись с камня, последовал за ним в дом Шимона прокаженного… Войдя в столовую, где некогда Мириам омыла слезами ноги Спасителя, они возлегли на обеденных ложах. Во время трапезы к Иегуде подошел отцовский слуга и что-то прошептал ему на ухо, после чего он ненадолго отлучился, потом вдруг появился с озабоченным видом и, молча, лег на прежнее место.

По окончании вечери Иешуа с тремя учениками вернулся в сад, где бодрствовал, пребывая в молитве. Остальные нашли ночлег в Бейтании, - все тотчас заснули, едва улеглись в теплых постелях. И только один из них не спал – Иегуда Искариот. В полночь он поднялся со своего ложа и, тихо ступая, вышел из дома. Светила полнеющая луна. Сияли яркие звезды. Иегуда пробежал немного и остановился возле высоких железных ворот. Стукнув в дверь, он вскоре услышал шаги с той стороны, отворилось оконце, в котором явилось уродливое лицо служанки. Та, узнав его, тотчас отворила, - Иегуда вступил на двор и прошел в покои, в которых было светло как днем от множества масляных ламп. Хозяин дома поднялся навстречу гостю и нарочито торжественно приветствовал его:
-Здравствуй, зять мой!
-Господин, вы звали меня? – с поклоном проговорил Иегуда.
-Приглашал в гости, - поправил его Анан. – Мы же с тобой сродники, не забыл?
-Как я мог забыть об этом, господин? – отозвался Иегуда.
-Слышал, ты позволил вернуться моей дочери… - усмехнулся Анан, приближаясь к гостю. Тот, побледнев, начал оправдываться:
-Иешуа не оставил мне выбора. Но если вы не довольны…
-Отчего же? – перебил его Анан. - Она ведь все-таки моя дочь! И ты ее любишь, не правда ли? Вижу, что любишь… Я заметил это еще за много дней до вашей свадьбы. Помнишь слова, которые я сказал тебе тогда? Забыл? Я сказал: «Ты заглядываешься на дочь мою, - счастлив тот, кто станет ее мужем, - а хочешь, я отдам тебе ее в жены?» Что ты тогда ответил мне?
-Я недостоин этого, - повторил Иегуда собственные слова.
-Да, именно это ты и сказал, - улыбнулся Анан. – И, тем не менее, хотя ты низкого происхождения, я счел тебя достойным…
-И я вас разочаровал? – испуганно осведомился Иегуда.
-Пожалуй, что нет, - скривил губы Анан. – Впрочем, я еще не решил. Все будет зависеть от того, как ты исполнишь одно мое поручение. Оно касается твоего Учителя…
Иегуда изменился в лице и, опустив глаза, проговорил:
-Господин, если вы хотите, чтобы я, по-прежнему, доносил на Него… Поймите, Он исцелил моего отца. Я больше не могу делать этого…
-А что ты так перепугался? – насмешливо осведомился Анан. – Я вовсе не поэтому позвал тебя. Напротив, я хочу, чтобы ты узнал обо всем первым…
-О чем узнал? – устремил на него свой взор Иегуда.
-Синедрион, тщательно рассмотрев дело Иешуа га-Ноцри, удостоверился в том, что Он – истинный Машиах! - торжественно провозгласил Анан.
-Не ослышался ли я? – переспросил удивленный Иегуда. – Так ли это?
-О, да! – подтвердил Анан. – Время пришло! И теперь дело осталось за малым – помазать Его на Царство… Каиафа, как действующий первосвященник, готов сделать это в канун Пасхи. В Храме он возольет священный елей на главу Учителя, и у народа, который обретет Царя, будет двойной праздник! Иегуда, тебе нравится такое развитие событий?
Воображение Иегуды нарисовало заманчивую картинку, и он, просияв улыбкой, радостно воскликнул:
-Это же просто чудесно!
-Но, - продолжал Анан, изменившись в лице, - прежде мне надо встретиться с Иешуа и обсудить с Ним все детали предстоящего торжества. Я хочу, чтобы ты устроил эту встречу. Ты сделаешь это для меня?
-Я готов, господин, - с воодушевлением отозвался Иегуда.
-Но предупреждаю, - строго проговорил Анан. - О нашей встрече не должен знать никто, кроме троих: тебя, меня и Его. Помни, - сейчас решается судьба Израиля, - ничто не должно помешать восшествию на престол Помазанника Божьего! Ты понимаешь это?
-О, да, господин, - подхватил Искариот. – Я все сохраню в тайне… 

***
В отличие от Своих учеников, Иешуа в ту ночь бодрствовал. Он, по-прежнему, пребывал в борении и всякий раз, как сон подкрадывался, уже смежая Его воспаленные очи, возвышал голос и громко молился вслух, дабы отогнать его от Себя. Плоть обветшала, дух рвался наружу, время приближалось…   
Услышав шаги, Иешуа обернулся и увидел Искариота.
-Ты опять пришел? – вздохнул Он. - Что на сей раз?
-Рабби, я помешал Тебе? – осторожно осведомился Искариот.
-Ах, это ты, Иегуда, - спохватился Иешуа. – Прости, обознался Я…
-Рабби, у меня для Тебя важные известия, - воодушевленно начал Иегуда. Иешуа, выслушав его взволнованный рассказ, печально проговорил:
-Завтра, после вечери Я буду здесь, в Гетсимании. Приведи сюда своего тестя. А теперь оставь Меня одного…
Иегуда повиновался, прошел мимо троих мужей, спящих в траве, и ночная мгла поглотила его. Тогда Иешуа, возвысив голос, воскликнул:
-Пришел час прославиться Сыну Человеческому!

На рассвете Он, совершив омовение в бассейне с холодной водой, разбудил Своих учеников. У Петра было немного хлеба, - Иешуа, благословив, преломил и разделил его со всеми. За трапезой Петр напомнил:
-Через два дня Пасха, Учитель. Где Ты будешь праздновать ее?
Иешуа молчал, отвернувшись в сторону.
-Рабби? – взглянул на Него Петр. – Я спрашиваю это сейчас, чтобы можно было подготовиться к празднику. Завтра утром в городе будет столпотворение, а мы даже не знаем, где будем праздновать… Пора бы занять место в городской гостинице. У Иегуды есть деньги, думаю, их хватит и на пасхального агнца.
-Вечерять мы будем в доме Якоба Праведного, - сухо отозвался Иешуа. – Вы вдвоем, - обратился Он к Петру и Йоханану, - ступайте к нему и скажите: «Учитель говорит – Мое время близко», - он все поймет и покажет вам горницу, большую и устланную. Там все подготовьте для вечери…
-А как мы найдем его? – осведомился Йоханан. 
-Когда войдете в город со стороны источника Шилоах, - объяснял Иешуа, - увидите человека, несущего кувшин воды. Последуйте за ним. Дом, в который он войдет, - это дом Якоба…      
Сказав такие слова, Иешуа поднялся с земли и, взяв с собой Якоба, сына Зеведея, направился к мосту, ведущему к Храму, куда вскоре подоспели остальные ученики Его.

***
После проповеди в Храме Иешуа повел Своих учеников в дом, в котором юный Йоханан провел некоторое время в те дни, когда он был известен только под именем Элиэзер. Вскоре он оказался в хорошо знакомой горнице, устланной коврами, и возлег на обеденном ложе возле Учителя, - тотчас в памяти юноши ожил тот вечер, когда пришел Никодим и когда они отведали вина, обращенного в кровь, и ожили слова Иешуа, сказанные Им тогда: «Ныне вы сделались причастниками Моего грядущего страдания. И как Моисей вознес змею в пустыню, чтобы люди перестали гибнуть, так должно вознесену быть и Сыну Человеческому. Ибо так возлюбил Бог людей, что отдал в руки смерти Сына Своего первородного, дабы спасти многих…»
Стол ломился от угощений, и ученики, проголодавшись за день, ели с большой охотою. Якоб, поглядывая украдкой на Иешуа, сам прислуживал возлежащим, так что те были польщены радушием и заботой хозяина дома.
Иешуа же молчал и ел, ни на кого не глядя, тогда как ученики Его, довольные вкусным и сытным ужином, весело переговаривались друг с другом, будучи в прекрасном расположении духа. В эти мгновения будущее каждому из них представлялось безоблачным, полным светлыми и радостными днями. А как же иначе? Ведь здесь, в этой самой горнице, находится Тот, кого народ Иудеи признал своим Царем! А они-то Его ближайшие сподвижники!
На ложе, которое располагалось напротив Иешуа, вскоре началась оживленная дискуссия о том, кто будет большим в грядущем Царстве. Тогда Иешуа поднялся с ложа и обратился к Якобу:
-Брат мой, принеси-ка Мне воды в умывальнице и полотенце.
Якоб удивился, что Иешуа встал ради этого посреди трапезы, но исполнил то, что Он пожелал, и, когда вернулся, нашел Его обнаженным. Тогда Иешуа препоясался полотенцем и поставил умывальницу с водой возле ног любимого ученика своего… 
Все разговоры за столом тотчас прекратились. Ученики притихли и даже перестали жевать. Кто-то не донес кусок до цели, - так и замер с открытым ртом. А Иешуа собственноручно умыл ноги Йоханана и отер их полотенцем, после чего перешел к лежащему рядом Иегуде Искариоту. Потом проделал то же самое с теми, кто занимал второе и третье ложе. Все были немало смущены, но молчали, пока очередь не дошла до Петра, который был последним.
-Господин! – возмущенно проговорил он. – Тебе ли умывать мои ноги?
-Что Я делаю, ты поймешь после, - отозвался Иешуа и присел на корточки возле ног Петра. Но тот отстранился от Него и воскликнул:
-Не умоешь ног моих вовек!
-Если не умою тебя, не имеешь части со Мною, - холодно проговорил Иешуа.
Петр, который только что объяснял своим товарищам, кто будет большим в счастливом будущем, не на шутку перепугался:
-Господин! Не только ноги мои, но и руки и голову.
Иешуа вздохнул:
-Омытому нужно только ноги умыть, ибо чист он. Но, увы, вы не все чисты…

После того, как Иешуа умыл ноги ученикам Своим, Он надел одежду и вернулся на прежнее место. Все взоры были устремлены на Него, и Он, видя, что ученики ждут разъяснений, заговорил: 
-Вы называете меня: «Рабби вэ Марэ» (Учитель и Господин – арам.). Что ж, это правильно. Но если Я, будучи вашим Учителем и Господином, умыл вам ноги, значит, и вы должны умывать ноги друг другу. Я показал вам пример того, что вы должны делать. Ибо новую заповедь даю вам, дети – любите друг друга!
Цари господствуют над своими народами, а вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий – как служащий. Как думаете, кто больше: возлежащий или служащий? – Он мельком взглянул на Якоба. – Правильно, возлежащий. А Я посреди вас, как служащий. Итак, кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом! – проговорил Он, обвел глазами всех собравшихся и остановился на Петре. – Вот, на днях беседовал с сатаною Я, и он говорил, что вас всех надобно просеять, дабы отделить зерна от плевел. Потому-то Я и сказал давеча, что не все вы чисты. Но Я молился о тебе, Шимон, дабы не оскудела вера твоя, и ты бы смог вовремя вразумиться и вернуть отпавших братьев твоих… А один из вас, сам того не подозревая, предаст Меня вскоре…
Ученики удивленно переглянулись.
-Как это – предаст? Кто? – послышались недоуменные возгласы. Иешуа молчал, ни на кого не глядя. А ученики, взволнованные этим сообщением, начали наперебой спрашивать у Него: «Не я ли? Не я ли?» Но Иешуа, по-прежнему, хранил молчание. И тогда Петр кивнул юноше, возлежащему рядом с Учителем. Йоханан, приклонившись к груди Иешуа, тихо осведомился у Него:
-Господин, кто этот человек?
Иешуа же преломил хлеб и, обмакнув кусок в чашу с вином, протянул его Иегуде со словами:
-Что делаешь, делай скорее…
Искариот кивнул головой, съел кусок и тотчас, ни слова не говоря, поднялся из-за стола, - он, надев сандалии, покинул трапезу. Ученики, проводив его глазами, зашептались:
-Куда это он пошел?   
-Должно быть, что-то купить к празднику послал его.
Когда Иегуда вышел, Иешуа сел и, возвысив голос, проговорил:
-Дети! Недолго уже Мне быть с вами. Смотрите на Живого, пока еще есть время, дабы вам не умереть, ибо, если уподобитесь иудеям, будете искать Меня и не найдете…
Это сообщение поразило учеников еще больше, чем давеча известие о предательстве.
-Господин! – осмелился на вопрос Петр. - Ты уходишь от нас? Куда? 
-Куда? Ты знаешь… - улыбнулся Иешуа. - Туда ты пойдешь за Мною немного позднее.
-А почему не теперь? – удивился Петр. – Я готов жизнь свою положить за Тебя!
-Жизнь свою за Меня отдашь? – качнув головой, переспросил Иешуа. – Истинно говорю тебе: не пропоет петух, как трижды отречешься от Меня. Впрочем, не ты один, - все вы соблазнитесь обо Мне вскоре и рассеетесь каждый в свою сторону…
Едва прозвучали эти слова, как ученики начали клясться и божиться в незыблемой верности Ему.
-Да не будет этого! Мы ни за что не отречемся от Тебя даже под страхом смерти! – в таком духе говорил каждый из них.
Иешуа подал знак, чтобы установилась тишина, и продолжил:
-Не смущайтесь, дети! Главное – это вера. Веруйте в Бога, и в Меня веруйте. А куда Я иду, вы знаете и путь знаете.
-Нет, не знаем, - возразил Тома, заметив спокойное лицо Якоба, которого это известие, похоже, совсем не удивило. – И как мы можем знать путь?
-Аз есмь путь, и истина, и жизнь! – провозгласил Иешуа изменившимся голосом. - Я – посредник, через которого человек приходит к Богу. Я – Свет, Который над всеми, Я – всё. Всё вышло из Меня и всё возвратится ко Мне. И говорю - отныне вы видели Отца…
-Скажи нам, где Ты будешь, дабы нам не искать это место, - попросил Филипп.
-Вы спрашиваете, где Я буду? – раздался громоподобный глас, слетевший с уст Иешуа. - Имеющий уши, да слышит! Ибо Свет пребывает внутри человека-света, и он освещает весь мiр. Если он не освещает, это тьма. Но не страшитесь того, что человек сей отнимется у вас, ибо Отец даст вам иного Утешителя (Параклет), Духа истины, исходящего от Него.
Сей глас, немало напугавший учеников, стих, - Иешуа обвел взглядом всю горницу и кротко проговорил: 
-Свет Отца пребывает во Мне, дети, - сия тайна вскоре откроется вам. А ныне Я иду к Отцу Моему… 
-Если Ты уйдешь от нас, кого оставишь вместо Себя? – с волнением осведомился Петр.
-Того, в дом которого вы пришли. Брата моего - Якоба. Он праведник, ради которого появились небо и земля.
Едва Иешуа сказал эти слова, Тома вдруг мысленно перенесся на два года назад, когда имя его брата-близнеца еще никому не было известно, и вспомнил их разговор на холме в окрестностях Тибериады. «Я знаю, ты его называешь Праведным. Можно подумать, что лишь для него сотворены небо и земля!» - «А, может, так оно и есть? И праведники наследуют землю…»
Ученики были безмерно удивлены тому, что Учитель никого из них не избрал своим преемником, и уставились на Якоба, который, словно раб, стоял возле стола, - тот смутился и потупил взор свой.
-Не бойтесь, дети. Не оставлю вас сиротами, - продолжал Иешуа. – Приду к вам вскоре. И увижу, кто из вас сохранил верность Мне… Ибо Я - Живой, и хочу, чтобы и вы жили. Тот, кто будет пить из Моих уст, станет подобным Мне. Я Сам пребуду в нём, и тайное откроется ему, - сказав это, Он поднялся с места, - ученики тоже встали, думая, что Он уже уходит. Но Иешуа взял со стола хлеб и произнес благодарственную молитву над ним: «Благословен Господь Бог наш, Царь Вселенной, дарующий рабам Своим хлеб насущный!». Ученики дружно отозвались: «Аминь». Иешуа, преломляя хлеб, раздал каждому из них по куску, сопроводив это словами:
-Ешьте. Сие есть тело Мое! Так делайте в Мое воспоминание!
Далее Он наполнил Свою чашу вином и произнес над ней подобное благословение, а затем, испив из нее немного, сказал, обращаясь ко всем:
-Пусть каждый выпьет по глотку из чаши этой. Ибо сие есть кровь Моя, - кровь Нового Завета, - за многих изливаемая в оставление грехов!
Потом Он передал чашу брату своему Якобу со словами:
-Отныне не буду пить от плода виноградного до того времени, пока не совершится то, ради чего Я послан Отцом!
Испив из чаши, Якоб торжественно провозгласил, глядя на Иешуа:
-Господин мой! И Я даю обет перед Всевышним – отныне не буду вкушать хлеба до тех пор, пока Сын Человеческий не восстанет из спящих…
Когда Якоб передал чашу ученикам Иешуа, Тот вдруг обнял брата, шепнув ему на ухо:
-Явлюсь тебе первому из мужей по воскресении Моем…

***
Иегуда пересек долину Кедрон и торопливо поднимался в гору…
Двор первосвященника был полон людьми, одетыми в плащи, - в их руках горели факелы и масляные светильники.
Иегуда растерянно оглядывался по сторонам, выхватывая из толпы знакомые лица - служителей и рабов первосвященников, воинов из храмовой стражи и даже самого тысяченачальника.
-Что все это значит? – недоумевал Иегуда. И он не преминул задать этот вопрос, как только увидел хозяина дома.
-Господин, зачем во дворе собрались все эти люди? Я думал, что вы хотите поговорить с Ним наедине!
В глазах Анана на миг вспыхнули недобрые огоньки, но тотчас потухли, и он проговорил притворно ласковым голосом:
-Они хотят принести присягу на верность Царю Иудейскому. Или ты думаешь, что Учителю твоему не пригодятся воины и преданные люди?
-Присягу – ночью? – недоверчиво переспросил Иегуда.
-Может, при свете дня, чтобы кто из римлян увидел? – с трудом сдерживая рвущуюся наружу ярость, отозвался Анан. – Так, будем рассуждать или действовать?
-Да, господин. Я все понял. Простите меня за вопросы, - поспешно извинялся Иегуда. - Просто Иешуа на вечере говорил о каком-то предателе, и я побоялся…
-Чего боишься ты, зять мой? – строго проговорил Анан.
-Нет, ничего, - махнул головой Иегуда, отгоняя прочь всякие сомнения. – Я рад, что у Иешуа появятся воины…
-Веди нас к своему Учителю, зять мой, - проговорил Анан, делая упор на последних словах.
Иегуда повиновался. Анан, постукивая своим посохом, последовал за ним. Первосвященника сопровождали двое рабов-телохранителей, один из которых был арабом по имени Малк, и целая толпа храмовых служителей, которые прятали мечи и колья под своими плащами. 

***
Тем временем, Иешуа с двенадцатью учениками пришел в сад Гетсимании…
На небе сияло ночное светило, обещающее скорое полнолуние, как верное предзнаменование Пасхи.
С Иешуа в саду остались трое учеников, которые мнили себя Его телохранителями, - все, кроме них, укрылись от ночного холода в гроте, где улеглись и вскоре заснули. Под сводами пещеры прокатывался хоровой мужской храп.
Не спалось лишь одному юноше, который почитался за любимого ученика Иешуа. Тревожно было на душе у Йоханана. Он долго ворочался с боку на бок и, - после безуспешных попыток забыться сном, - поднялся от земли и вышел из грота.
В этот миг облако скрыло из виду полнеющую луну. Тьма поглотила сад. Вдалеке мерцали огни… Дунул ветер, - юноша поежился от холода и плотнее завернулся в свое покрывало.
Вглядываясь в темноту, он направился вверх по склону горы, к тому месту, где обычно бодрствовал Иешуа.
Троих учеников Его сон свалил во время молитвы. Миновав спящих телохранителей, Йоханан прошел еще немного, и вскоре до его слуха донесся полный воодушевления голос Учителя:
-Отче! Пришел час, прославь Сына Твоего! Я совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить. И ныне прославь Меня, Отче, у Тебя Самого. Я молю Тебя о тех, которых Ты дал Мне, чтобы они имели в себе радость Мою совершенную. Освяти их истиною Твоею, чтобы, как Ты послал Меня в мир, так и Я смог бы направить их…
Едва Он сказал эти слова, как в ночной тишине послышался топот, словно от движения массы людей. Юноша обернулся и увидел множество огней, которые приближались к тому месту, где молился Иешуа…

Учитель поднялся с колен и двинулся навстречу гостям, пройдя мимо юноши, который укрылся за деревом. Люди Анана, светя факелами, заметили идущего к ним человека и остановились. Иешуа возвысил голос:
-Кого ищете?
-Иешуа га-Ноцри, - отозвался телохранитель Анана.
-Это Я, - громко объявил Иешуа. Когда Он сказал это, пришедшие с Ананом люди, как по команде, опустились на колени, провозглашая:
-Осанна сыну Давида! Благословен Царь, грядущий во имя Господне!
Тогда Иегуда, стоящий подле Анана, выступил вперед и, приближаясь к Иешуа, бодрым голосом проговорил:
-Радуйся, Рабби!
Он подошел вплотную к Иешуа и прошептал Ему на ухо:
-Эти люди пришли, чтобы присягнуть Тебе на верность…
Иешуа качнул головой и вздохнул:
-Уходи отсюда, друг мой…
-Что с тобой, Рабби? – удивился Иегуда.
Анан приблизился к Иешуа с двумя рабами своими, которые освещали ему путь, и возвысил голос:
-Да, теперь мы убедились, что это Ты, га-Ноцри, а не твой брат-близнец. Ты хотел, чтобы я сам пришел к Тебе, и вот, я здесь, стою перед Тобой. Открой мне Свое учение… И кто знает, может, и я стану Твоим учеником?
Слова первосвященника были подхвачены смехом его рабов. Тем временем, голоса разбудили спящих в саду учеников, - Петр поднялся первым и, увидев людей, послал Йоханана, сына Зеведея, в грот за остальными…
-Я учил в Храме, и все слышали слова Мои, а тайно не говорил ничего, - отвечал Анану Иешуа. – Что спрашиваешь Меня? Об учении Моем ты всегда можешь узнать от тех, кто слышал Мои проповеди…
-Как смеешь Ты дерзить первосвященнику?! – заорал Малк, стоявший рядом с Иешуа, и отвесил Ему звонкую пощечину.

К Учителю прибежали ученики, которые спросонья не понимали, что происходит. Между тем, у запасливого Петра был при себе меч, - и когда раб первосвященника ударил Иешуа по лицу, он пришел в ярость, извлек клинок из ножен и замахнулся им. Малк, уклоняясь от удара, испуганно дернул головой, и лезвие меча отсекло ему ухо… Ночную тишину взорвал вопль покалеченного человека.
Анан попятился назад, укрывшись за спинами своих людей. И тотчас те, кто давеча кланялся Иешуа, извлекли из-под одежды короткие мечи. Среди пришедших было немало воинов храмовой стражи, которые из страха перед Иешуа вооружились осиновыми кольями. Петр потрясал окровавленным клинком в сторону многочисленных врагов, но рука его дрожала, а сердце в груди изнывало от страха. И тогда Он услышал теплый, с властными нотками голос Учителя:   
-Шимон, возврати меч твой в ножны, ибо всякий, кто возьмет меч, мечом и погибнет…
Иегуда, отошедший в сторону, отчаянно вскричал, обращаясь к людям Анана:
-Что вы делаете? Опомнитесь!
Ученики, стоящие позади Учителя, увидев множество вооруженного народа, дрожали то ли от холода, то ли от страха. Иешуа мрачно усмехнулся:
-Как на разбойника пришли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня. Вам нужен только Я, - сказав это, Он вытянул руки Свои. – Вот он Я. Весь в вашей власти. Оставьте их. Пусть они уходят…   
-Взять Его, - рявкнул Анан своим цепным псам. И рабы первосвященника, жаждущие мщения за кровь своего товарища, вопящего от боли, бросились на Иешуа, повалили Его наземь и, заломив руки за спину, связали Его. Едва они устремились вперед, Петр струхнул и, выронив меч, кинулся наутек, - ученики Иешуа в панике разбежались в разные стороны.
 
Юноша, завернутый в покрывало, глядел на происходящее со стороны, опасаясь показываться своему отцу на глаза. Но, когда повели связанного Иешуа, он, помедлив, последовал за Ним. Анан обернулся и, вглядевшись в темноту, по белому покрывалу признал своего сына.
-Привести его сюда, - приказал он воинам храмовой стражи. Те вскоре настигли юношу. И бежавший первым схватил его за край одежды, но тот вырвался и, размотав покрывало, нагишом скрылся в ночной мгле, так что в руках удивленного воина осталось одно погребальное полотно. 

При свете луны нагой юноша бежал вдоль потока Кедрон. Он оглянулся назад и, увидев, что оторвался от своих преследователей, остановился, чтобы перевести дух. Припав к земле, зачерпнул рукой воды из ручья, как вдруг заметил тень человека, который стоял на другом берегу, и, присмотревшись, признал в нем Петра.
-Шимон, - крикнул Йоханан. Тот, не оборачиваясь, засеменил мелкими шажками в противоположную сторону.
-Стой, Кифа, - прокричал ему вдогонку Йоханан.
Услышав это имя, Петр остановился и, словно подкошенный, пал на землю. Юноша, брызгая водой, пересек изрядно обмелевший поток, и вдруг до его слуха донеслось рыдание.
-Что ты, Кифа? – осведомился он, подходя к Петру. – Разве ты ранен?
-Если бы меня ранили, не было бы так больно. Лучше бы меня убили! Я струсил, я оставил Его, - всхлипывая, говорил Петр.
-Не ты один, - мрачно отозвался Йоханан. – Но еще не все потеряно, брат мой. Не падай духом! Я знаю, куда Его повели – к Каиафе. Первосвященники привыкли жар загребать чужими руками. Они сейчас будут искать против Него обвинителей, чтобы предать Его в руки римлян, а мы с тобой выступим в Его защиту. Ведь свидетельство двоих истинно!
Петр перестал плакать, - надежда зажглась в его глазах, - и, взглянув на обнаженного юношу, отдал ему свой плащ. Вместе они торопливо поднялись в гору и вскоре достигли двора Каиафы, как раз вовремя, - в тот самый миг, когда туда вводили их связанного Учителя. Анан, увидев сына, гневно бросил ему:
-Ступай домой, Элиэзер. Нечего тебе здесь делать. Ступай. Или тебя отведут силой…
-Я – первосвященник и помазанник Божий! - смело провозгласил Йоханан. - Кто первый посмеет тронуть меня, не страшась навлечь на себя гнева Божьего?
Воины, испугавшись, отступили от него, а юноша, увидев, что рабы закрывают врата, поспешил и в последний миг проскочил во двор, - Петр же остался снаружи, трясясь от холода. Вскоре, однако, Йоханан ввел его во двор, где служители развели костер, и, оставив его, вернулся в дом, где собрались некоторые члены синедриона - фарисеи и старейшины, - те, что давеча совещались в Храме.

Петр стоял и грелся у огня, чувствуя себя овцой, которая в силу непреодолимого рока оказалась посреди волчьего логова. Он боялся быть узнанным и старательно прятал глаза свои от людей, которые немногим ранее приходили в сад, чтобы взять Иешуа. Но шила в мешке не утаить…
Храмовые служители, делясь впечатлениями, заговорили об Иешуа. И тут подошла раба-придверница, которая впустила Петра, - кивая на него, она сказала:
-И этот – ученик Того Человека.   
Петр, побледнев, отозвался:
-Ты ошибаешься.
Он отошел в сторону, но вскоре появился брат Малка, - того раба, который был покалечен Петром. Служанка подошла к нему и, кивая на Петра, что-то сказала вполголоса. Тогда он, присматриваясь, угрожающе приблизился и пробасил:
-Не тебя ли я видел с Ним в саду?
Услышав это, Шимон сын Ионы не на шутку перепугался. Молнией промелькнула мысль в его голове: «Этот человек был с тем, кому я отсек ухо, - от него не жди пощады», - и он отрекся:
-Не понимаю, о чем ты говоришь. Я не знаю Того Человека.
-Да точно, он – галилеянин. Твоя речь обличает тебя! - послышались возмущенные голоса со всех сторон.
-Нет. Вы ошибаетесь, - упрямо стоял на своем Петр. Но, как те не отступали от него, он, трясясь от страха, пятился назад и вскоре выбежал со двора. И в этот миг гора Елеонская огласилась пением петуха, предвещающим скорый рассвет.
Ку-ка-ре-ку!
Петр вздрогнул и, прослезившись, вспомнил слова Иешуа:
-Прежде чем пропоет петух, трижды отречешься от Меня…
Вскоре на двор вышел Йоханан, чтобы позвать Петра, но того и след простыл. Юноша опечалился и бросился искать его, но так и не нашел. Тогда он устремился к своему дому и разбудил спящих там женщин. Три Марии - Магдалина, матерь и сестра Иешуа, а также Саломея, услышав, что Иешуа схвачен, подняли плач.

***
Светало… Ерушалаим, наводненный паломниками со всей страны, быстро пробуждался ото сна. Иудеи, пришедшие в город на праздник, спешили на рынок, где вырастали длинные очереди за пасхальным агнцем.
Тем временем, у ворот Антониевой крепости собирались молодые галилеяне – это были сторонники бунтовщика Бараббы, которые пришли в то утро, чтобы подать голос в защиту своего вождя, - его с двумя сообщниками римляне схватили незадолго до Пасхи.
Расчет Анана полностью оправдался – народ, который встречал Иешуа как Машиаха, в то утро был занят приготовлениями к празднику, а люди Бараббы были готовы на все, чтобы добиться освобождения человека, которого они почитали героем Израиля.

Пилат, прибывший в Ерушалаим накануне утром, в ту ночь видел тревожный сон.
В его видении был скалистый остров, превращенный в крепость. По узкой извилистой каменной лестнице он поднялся на вершину утеса и оказался в цветущем саду, по которому гуляли павлины, распустив роскошные хвосты свои.
Пилат шел по дворцу, одетому в мрамор, где на каждом углу были статуи, а на стенах висели картины, изображающие соитие в разных позах.
Хозяина дворца он нашел в приемном зале, превращенном в гигантскую спальню, где на обеденных ложах возлежали юноши и девушки, предаваясь объедению, винным возлияниям и любовным утехам. За ними со стороны посматривал лысый старик с прыщавым лицом, сплошь покрытым пластырями, - при виде его Пилат почтительно склонился:
-Приветствую тебя, повелитель.
Старик обернулся и уставился на вошедшего взором, в котором блеснул испуг. На мгновенье воцарилась тишина, взорванная хриплым голосом Тиберия:   
-Схватить его!
Пилат завопил:
-За что? Я много лет был преданным слугой твоим, мой Кесарь!
-Ты – заговорщик, который тайком проник ко мне на остров, чтобы убить меня, - заревел старик.
-Повелитель, вы сами меня вызвали! – возразил Пилат.
-Ты заодно с моими врагами, - стоял на своем Кесарь. - Ты у меня за спиной плетешь нити заговора. И за это поплатишься своей жизнью…
Набежала стража, которая схватила Пилата. Его поволокли к месту казни, а вдогонку ему несся истерический вопль безумного старика:
-Тебя ждет та же участь, что и Сеяна…
Сброшенный со скалы в море, Пилат барахтался в воде, пока не получил удар багром по голове…

Внезапно кто-то коснулся его руки, и раздался громоподобный глас:
-Господин, проснитесь.
Пилат приоткрыл глаза и увидел расплывчатый образ слуги: 
-Ахилл? Что такое?
-Господин, вы просили вас сегодня разбудить пораньше, - виноватым голосом проговорил раб.
-Что, уже утро? – удивленно осведомился Пилат, протирая глаза.
-Да, господин мой. И к вам пришли иудейские жрецы. Они требуют суда над человеком по имени Иешуа га-Ноцри, - сообщил слуга.
-Через полчаса зови их, - позевывая, отозвался Пилат. Он поднялся с постели и подошел к умывальнице.
-Господин мой, - сказал слуга, поливая ему на руки из кувшина, - они просят вас выйти к ним из крепости.
-Что? – гневно сверкнул глазами прокуратор. И тотчас его лицо расплылось в насмешливой улыбке:
-Ну, да… Я и забыл, что эти чистюли боятся оскверниться перед своим праздником. Так и быть. Пойду им навстречу, - он, почувствовав освежающее прикосновение холодной воды, взбодрился и оживленно проговорил. – Ступай. Скажи, чтобы подали мою тогу…

Несколько слуг внесли в покои длинное складчатое полотно и принялись обматывать им своего господина. Шаркающей кавалерийской походкой в белоснежном римском одеянии прокуратор и всадник Понтий Пилат спустился из башни Марка Антония на широкий каменный двор крепости, где его приветствовал отряд преторианцев, возглавляемых сотником Лонгиным:
-Ave, Praefectus!

Высокие окованные железом ворота тяжело отворились. Преторианцы, выбежав вперед, расчистили дорогу для префекта Иудеи и взяли в плотное кольцо оцепления судейское возвышение, на которое вскоре поднялся Пилат. Он уселся в курульное кресло и свысока обвел взглядом толпу, притихшую при его появлении, и стоящих поодаль от простолюдинов иудейских жрецов. По знаку своего господина рабы первосвященника вытолкнули вперед связанного человека, который стоял, потупив взор.
-В чем вы обвиняете Его? – по-гречески осведомился Пилат, обращаясь к жрецам. Тогда заговорил Каиафа:
-Игемон, Этот Человек развращает народ наш и называет Себя Христом.
-Кем? – удивленно переспросил Пилат, услышав незнакомое греческое слово.
-Царем Иудейским, - пояснил первосвященник. 
-Царем? – еще больше удивился Пилат и перевел свой взгляд на поникшего человека, стоящего перед ним. – Это правда? – спросил он, обращаясь к узнику по-арамейски. Но Тот молчал. 
Юный Йоханан, пришедший к Антониевой крепости с ученицами Иешуа, выкрикнул из толпы:
-Это клевета. Игемон. Это клевета!   
Пилат, недоуменный молчанием узника, взглянул на первосвященника и осведомился:
-Что Сей Человек сделал? Может, Он призывал к бунту? Или готовил заговор против сената и римского народа? Если так, представьте мне доказательства… 
Повисла тишина. Каиафа, пытаясь спасти положение, возвысил голос:
-Если бы Он не был злодей, мы бы не предали Его тебе.
-И какое же зло Он сделал? – вспылил Пилат, раздраженный нелепостью происходящего. – Если вы не можете представить доказательств вины Человека, которого привели ко мне… Тогда возьмите Его и судите по своему Закону!
-Нам никого не позволено предавать смерти, - ненароком обмолвился Каиафа, и голос его осекся. Пилат покосился на него и перевел взгляд на узника:
-Что же Ты молчишь? Разве не слышишь, - они хотят предать Тебя смерти?
Вдруг из толпы вырвался глас на греческом:
-Игемон, поговори с Ним наедине!
-Наедине? – с усмешкой подхватил Пилат и обратился к узнику по-гречески. – Войдешь ли Ты под кров иноверца? Ты что, не понимаешь меня?
Как только сказал он эти слова, Иешуа впервые за все время поднял на него взор Свой. И Пилат встретился с Ним глазами.
-Для Бога существует только одно разделение между людьми – на праведников и грешников, - отозвался Иешуа. Когда узник заговорил, это удивило Пилата ничуть не меньше, чем прежде Его молчание:    
-Стало быть, знаешь языки. Тогда идем, поговорим наедине, - он поднялся с судейского места и, кивнув головой Лонгину, спустился с возвышения. 

Шел второй час дня. Солнце, поднявшись высоко, начинало припекать. Люди, идущие к Овечьему рынку, обращали внимание на непонятное сборище у ворот крепости, но не задерживались возле римского логова, поспешая в ту сторону, откуда доносился шум торга.
В сопровождении десятка преторианцев и сотника Лонгина Пилат вернулся в крепость. Позади него двое легионеров конвоировали узника.
Они миновали казармы и оказались в саду, который был разбит еще во времена Ирода с присущей ему пышностью. Посреди зеленой лужайки, рядом с фонтаном, украшенным золоченой статуей крылатого мальчика, и солнечными часами, слуги поставили кресло, в которое опустился римский прокуратор. К нему конвоиры подвели связанного узника. Пилат смог вблизи рассмотреть Иешуа. Бледное худое лицо, красные воспаленные глаза, длинные волосы, как у женщины. Словом, внешний вид узника не располагал к нему этого знатного римлянина. Он насмешливо скривился и проговорил:
-Теперь Твои люди нас не слышат. Ты можешь все мне рассказать. Скажи, Ты – Царь Иудейский?
Иешуа, в упор глядя на Пилата, выпалил:
-От себя ли говоришь это, или лишь потому, что другие сказали тебе обо Мне?
Пилат, возмущенный дерзостью слов Его, тотчас пришел в ярость.
-Разве я иудей? – вскричал он. – Не забывайся! Твой народ и жрецы предали Тебя мне…
Этот человек был скор на гнев, но и отходчив в силу своих природных наклонностей. Он взглянул на узника, который снова потупил свой взор, и, движимый любопытством, осведомился:
-Скажи – что Ты сделал? За что они схватили Тебя?
Подняв на него глаза, Иешуа проговорил на прекрасном греческом наречии:
-Царство Мое не от мира сего, иначе бы они не предали Меня тебе…
Пилат сморщил лоб и, ухватившись за слово, уточнил:
-Стало быть, Ты – Царь?
-Это ты говоришь, что Я – Царь, - возразил Иешуа. - Но Я для того пришел в мир сей, дабы быть свидетелем Истины. Ибо всякий, кто от Истины, слушает гласа Моего…
Пилат нахмурился и перевел недоуменный взгляд на Лонгина. Заметив его улыбку, он мрачно усмехнулся:
-Безумец, Ты хоть знаешь, что есть истина? – и, обратившись к воинам, приказал. - Вывести Его из сада.
Когда конвоиры увели Иешуа, Пилат, подумав, подозвал Лонгина и обратился к нему:
-Не нравится мне все это. Что-то тут нечисто. Ты что скажешь?
-Повелитель, этот человек похож на безумца, - отвечал Лонгин. – Сказанное Им обличает Его. Он явно не в себе…
-Тогда зачем они привели Его ко мне? – не глядя на него, раздраженно проговорил Пилат.
-Не знаю, игемон, - отозвался Лонгин. - Но, думаю, этим неплохо было бы воспользоваться. 
Пилат тотчас устремил на него свой взор: 
-Что ты имеешь в виду, Гай?
-Вскоре, - Лонгин взглянул на солнечные часы и, измерив глазами тень от копья, уточнил, - через час состоится казнь двоих сообщников бунтовщика Бараббы, который накануне Нового года убил моего человека. В любом случае надо отпустить иудеям одного узника, и пусть им будет этот безумец…
Пилат улыбнулся и оживленно проговорил:
-А это здравая мысль, Гай! Так, мы покончим с этим Бараббой, а ты сможешь насладиться своим мщением.

Под охраной преторианцев Пилат вышел за ворота крепости и провозгласил, обращаясь к жрецам и толпе иудеев:
-Завтра - Пасха. И в честь вашего праздника по обычаю, заведенному мною много лет назад, я готов отпустить вам одного из узников. Хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?
Толпа, стоящая у ворот крепости, тотчас выразила свое недовольство. Люди, пришедшие, чтобы подать голос в защиту Бараббы, принялись выкрикивать его имя.
-А что мне сделать с Царем Иудейским? – осведомился Пилат, немало удивленный столь внушительной поддержкой мятежника.
-Распни Его, - первым прокричал раб первосвященника, и толпа тотчас подхватила его слова:
-Распни Его! Распни Его!
Площадь перед вратами крепости наполнилась шумом, словно потревоженный улей, и в этом гуле утонули несколько голосов, поданных в защиту Иешуа.
Пилат, раздосадованный таким поворотом событий, гневно прокричал:
-Я при вас рассмотрел дело Иешуа га-Ноцри и ничего достойного смерти не нашел в Нем! Но раз вы так жаждите крови, Он будет наказан, - Пилат вернулся обратно в крепость и, подозвав декана, который возглавлял десяток легионеров, исправлявших обязанности палачей, велел ему, указав на Иешуа:
-Сей Человек называет Себя Царем Иудеи. Проучите Его так, чтобы отныне Ему неповадно было бросаться подобными словами…
-Будет сделано, командир, - оскалился декан.
-А ты, - обратился Пилат к Лонгину, который, словно тень, сопровождал его повсюду, - проследи, чтобы Его не забили до смерти.
-Хорошо, игемон, - отозвался Лонгин, последовав за конвоирами, которые повели узника на задний двор, изрядно заросший терновником, - там один из палачей развязал руки Иешуа и, скаля зубы, проговорил на латыни:
-Раздевайся, Царь Иудейский, если не хочешь испортить свои царственные одеяния.
Иешуа, ни на кого не глядя, поспешно обнажился, оставшись в одной набедренной повязке, и устремился к столбу, к которому воины тотчас приковали Его цепями. Двое палачей взяли плетки и принялись по очереди стегать ими узника, так что вскоре вся спина Его оказалась исполосована. 
Легионеры, забрызганные кровью истязуемого, сели передохнуть, а Иешуа, ни издавший ни единого звука, держался на ногах, обхватив столб руками.
-Ничто не берет этого доходягу, - с досадою проговорил один палач другому.
-И на чем только душа Его держится? – потешался его товарищ.
-Слушай, Квинт, - сказал первый палач. - Он называл себя Царем Иудеи. Как же мы еще не воздали почестей Царю?
-У всякого Царя должна быть диадема, - согласился второй палач. Его взгляд блуждал по двору и остановился на кусте терновника. Тогда он побежал и осторожно, чтобы не пораниться шипами, сорвал ветку, сделав из нее подобие венца.   

Палачи водрузили ободок из терна на голову Иешуа, - брызнули струйки крови, заливая лицо страдальца. Однако Иешуа остался безгласен. Воины, раздосадованные тем, что не могут сломить Его дух, принялись бить Его палкой по голове. Но и тогда ни единый стон не вырвался из груди Его. Лонгин, немало удивленный стойкостью узника, наблюдал за происходящим со стороны, но когда разъяренные легионеры в исступлении начали бить Его палками, предпочел вмешаться.
-Что вы делаете? – закричал он, останавливая истязание. – Приказано было – наказать, а не убить Его! Этот Человек заслуживает уважения к Себе! – он снял с себя багряный плащ и, бросив его наземь, сухо проговорил. – Прикройте наготу Его…
Лонгин, гневно стуча сапогами, покинул задний двор, оставив палачей наедине с Иешуа. Он стоял перед ними в багрянице и терновом венце, а они падали перед Ним на колени, потешаясь:
-Радуйся, Царь Иудейский!

Пилат возлежал за трапезой в саду, под сенью ветвистого теревинфа. Услышав шаги, он обернулся и увидел Лонгина.
-Ну, как, Гай, образумили наглеца? – с усмешкой осведомился Пилат, поднимаясь с ложа.
Тогда Лонгин рассказал ему о том, как достойно вынес Иешуа истязание, присовокупив такие слова:
-Я никогда не видел ничего подобного! Даже среди римлян непросто найти человека с такой выдержкой! С Его уст не слетело ни звука! 
-Похоже, у Царя Иудейского появился новый подданный? – мрачно усмехнулся Пилат, выслушав восторженную речь своего преторианца. – А что это ты так побледнел, Гай? Я ведь просто пошутил… Пусть Его выведут и покажут иудеям.

Толпа на площади бурно выкрикивала имя Бараббы. Но, едва появился Пилат, все голоса смолкли.
-Я сдержал свое слово! - воскликнул по-арамейски римский прокуратор. – Человек, которого вы предали мне, понес наказание. Убедитесь в этом сами…
Тогда появился Иешуа, будучи в терновом венце и багрянице. По лицу Его текли ручейки крови, все тело Его было усеяно синяками и кровоподтеками, а спина Его - исполосована плетью. При виде страдальца в толпе послышались вздохи и рыдания. 
Окинув взглядом узника, который, несмотря на истязания, твердо держался на ногах, потрясенный Пилат проговорил:
-Вот это человек! – и, возвысив голос, добавил для народа. – Если Он в чем-то и был виноват перед вами, то уже вполне наказан, поэтому я отпущу Его…
Но снова с той стороны, где стояли жрецы, раздался призыв:
-Распни Его! – и толпа подхватила его, как боевой клич. – Смерть Ему! Отпусти Бараббу!
Пилат, придя в ярость от их настойчивости, выпалил:
-Невинного человека распять? Если вы знаете, за что, так сделайте это сами.
И тут возвысил голос Каиафа:
-Он богохульник, который называет себя Сыном Бога! По нашему Закону Его должно предать смерти…
Услышав эти слова, Пилат на мгновенье растерялся и покосился на Иешуа.
-Ведите Его обратно, - раздраженно велел он легионерам, возвращаясь назад в крепость. Во дворе, не доходя до сада, он приступил с расспросами к Иешуа:
-Кто Ты такой? Откуда Ты родом?
Но Тот молчал, потупив взор.
-Мне ли не отвечаешь? – возмутился Пилат. – Разве не знаешь, что у меня есть власть казнить и миловать? Твоя судьба – в моих руках…
Тогда Иешуа, подняв на него глаза, спокойно проговорил:
-Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше. Говорю – более греха на том, кто предал Меня тебе.
Услышав это, Пилат задумался и, взглянув на Лонгина, сказал про себя: «А ты был прав, Гай. Пожалуй, и я не встречал человека с подобной выдержкой».
-Я так понимаю, что это жрецам иудейским Ты чем-то насолил. Ты похож на философа греческого и не побоялся войти в преторию, - проговорил он вслух, приглядываясь к Иешуа, и, заметив ручейки крови, струящиеся по лицу Его, покосился на Лонгина: 
-Кто догадался увенчать Его этой колючкой?
-Командир, это легионеры придумали, - попытался оправдаться Лонгин. - Они исполняли твое поручение…
-Снимите с Него эту колючку, - рассердился Пилат. Но Иешуа отстранился от приступивших к Нему воинов: 
-Оставьте это. 
-Разве Тебе не больно? – удивился Пилат.
-Я страдаю добровольно, ибо так надлежит исполниться пророчеству, - отозвался Иешуа. 
Пилат нахмурился и задумчиво проговорил:
-Что же мне с Тобой делать, философ? Как там Тебя? Ах, да. Га-Ноцри… Останешься пока здесь. Там видно будет. Где Его одежда? – осведомился он у Лонгина. – Пусть Он оденется.

Прошло несколько часов. Солнце близилось к своей наивысшей точке на небосводе. Народ не расходился, хотя время, на которое была назначена казнь, давно прошло…
Пилат, поднявшись в башню Антония, сверху мрачно наблюдал за происходящим на площади перед крепостью, всячески проклиная иудеев.
Между тем, первосвященник Анан разгадал замысел римлянина и, зная, как можно испугать его, повелел своим людям кричать:
-Игемон, если отпустишь Его, ты не друг Кесарю. Всякий, делающий себя Царем, противник Кесарю…
Такие слова немало смутили Пилата. Он вспомнил свой тревожный сон, и холодный пот выступил у него на спине. «Нет, - растерянно подумал Пилат. - Они так просто не отступят. Чего доброго, пошлют посольство в Антиохию с жалобой на меня. Да что там Сирия? Они и до Рима дойдут! И чем только Этот Человек не угодил им?»

Ворота Антониевой крепости отворились. Пилат снова поднялся на судейское возвышение, оцепленное преторианцами, и, не скрывая своей ненависти, гневно проговорил, указывая на Иешуа, которого подвели к его креслу:
-Вот, взгляните. Это ваш Царь!
И толпа, разъяренная долгим пребыванием под палящим солнцем, заорала:
-Распни Его! Отпусти Бараббу!
-Царя ли вашего распну? – повысил голос Пилат.
Первосвященник Анан криво усмехнулся:
-Нет у нас Царя, окромя Кесаря!
Пилат, крайне недовольный таким напором, велел привести Бараббу. И вскоре из ворот крепости показался узник, гремящий цепями. Его появление было встречено радостными воплями, и снова зазвучало это имя:
-Барабба! Барабба!
Под конвоем он поднялся на возвышение и занял место с левой стороны, чуть поодаль от кресла, в котором сидел Пилат. По правую руку от него, потупив взор, стоял Иешуа.   
Пилат, указывая на двух узников, воскликнул: 
-Народ Иудеи, я спрашиваю в последний раз - кого отпустить вам: Иешуа га-Ноцри или Иешуа Бараббу?
И тотчас грянул мощный глас народа:
-Бараббу… Отпусти Бараббу!
Пилат взглянул на Иешуа и, гневно сверкнув глазами, обратился к толпе:
-А что мне делать с Царем вашим?
В ответ полетело отовсюду:
-Смерть Ему!
-Распни Его!
Осознав свое бессилие переубедить этот упрямый народ, Пилат призвал слуг, которые вскоре принесли умывальницу и кувшин с водой. Тогда римлянин, потешаясь над тягой иудеев к омовениям, поднялся с кресла и в присутствии неистовой толпы умыл свои руки, сопроводив сей жест такими словами:
-Смотрите! Невиновен я в крови Праведника! – сказав это, он велел конвоирам освободить Бараббу. И мятежник, убивший человека, был отпущен на свободу. Толпа ликовала, добившись своего. Сторонники Бараббы подхватили своего кумира на руки и понесли его…
Пилат, вконец озлобленный происходящим, сошел с судейского возвышения, и к нему подступил с вопросом декан, который руководил десятком воинов-палачей:
-Повелитель, будет ли казнь отложена?
-К чему откладывать? – недовольно буркнул прокуратор и, обернувшись в сторону Анана, грубо пробасил, чтобы тот услышал. – Они не успокоятся, пока не увидят Его смерти…
-Командир, но мы рассчитывали только на двух узников, а потому накануне отвезли за город только два столба, - сообщил декан. 
-А третьего разве нет? – покосился на него Пилат.
-Есть. Он здесь. Но… - декан кивнул в сторону изможденного узника. – Боюсь, Он не сдюжит его.
В этот миг конвоиры вели Иешуа мимо них, и Пилат увидел Его лицо в последний раз.
-Так позаботься о том, чтобы Ему помогли донести этот… крест, - мрачно обронил он, устремляясь во двор крепости. Но вдруг раздался голос иудейского жреца:
-Игемон, что напишешь ты на древе, на котором этот самозванец будет повешен?
Пилат остановился. Меньше всего теперь ему хотелось говорить с этим человеком, но он все-таки обернулся и, глядя свысока на старца с посохом, который остался на почтительном расстоянии от язычника, гневно выпалил:
-Анан, хочешь знать, какая будет надпись висеть над Его головой? Так слушай: «Иешуа га-Ноцри, Царь Иудейский».
Первосвященник изменился в лице и мрачно отозвался:
-Игемон, напиши лучше так: «Он говорил – Я – Царь Иудейский».
-Анан, - тихо, но с угрозой начал Пилат, подступая к жрецу, который пятился от него. – Не указывай мне, что делать. Не забывай, с кем говоришь. Я – наместник Рима! Ты же знай свое место. Не тебе решать, что написать. Будет так, как я сказал. Более того, эта надпись будет на трех языках… Учти также, что я запомню день, когда ты предал мне невинного человека и наперекор моей воле с помощью черни добился для него смертного приговора.
   
На общем построении когорты был объявлен приказ префекта: «Выставить оцепление вдоль всего пути следования до места казни по обеим сторонам дороги во избежание проявлений недовольства иудеев».
Тем временем, Пилат, утомленный столь неожиданным началом дня, призвал сотника Лонгина и сказал с улыбкой:
-Гай, не в службу, а в дружбу. Проследи, чтобы там, - он кивнул головой на север, - все прошло спокойно.
-Будет исполнено, командир, - отозвался Лонгин и, вскинув руку вверх, удалился. Пилат, проводив его взглядом, прилег отдохнуть и вскоре забылся сном.
Лонгин шел по двору и увидел, как палачи, извергая грубые ругательства, привязывают к рукам двоих узников перекладины, которые тем предстояло нести к месту казни. В другой стороне воины сколачивали крест для Иешуа. Лонгин невольно остановился, чтобы поглядеть на то, что будет дальше. Иешуа согнулся, - и двое воинов, подняв от земли крест, возложили Ему на спину, - Он со своей тяжкой ношей медленно двинулся в сторону ворот. Сообщники Бараббы, несущие только перекладины, быстро вырвались вперед. 
Лонгин, обогнав узников, вышел из крепости и устремился вверх по дороге, уходящей на север к городским воротам. Легионеры выстроились на всем протяжении пути, выставив наружу свои щиты и копья. Впрочем, эта мера безопасности оказалась излишней. Народ в те часы был занят покупками и принесением жертв в Храме, а потому на казнь глядели немногие горожане, которые выходили из своих домов, да женщины, пришедшие с Иешуа в Ерушалаим.      
Тем временем, декан, видя, что третий узник вот-вот рухнет под тяжестью ноши своей, велел легионерам отыскать какого-нибудь человека в помощь Ему. И выбор пал на первого встречного, которому не посчастливилось в этот час возвращаться с поля. Остаток пути он поддерживал крест Иешуа, следуя за Ним и облегчая Его бремя. 

Иешуа, обливаясь кровавым потом, нес свой крест. Весь путь до Голгофы Он проделал в совершенном безмолвии. В Его голове звучал ободряющий голос Матери, который заглушал боль. Он шел, пригнувшись к каменистой земле, - не видя лиц тех, которые, глядя на Его страдания, рыдали.      
-Иешуа! Иешуа! – с плачем голосила женщина, которую поддерживал за руку Йоханан. Юноше вдруг припомнились строчки из Писания: «От уз и суда Он был взят. Он был веден на заклание как овца и как агнец пред стригущим его был безгласен. Он вознесен был от земли…»
-Пророчество сбывается! – прошептал он, не отрывая подернутых слезами глаз от Человека, согнувшегося под тяжестью креста Своего.
Шествие достигло северных ворот новой стены, - впереди открывался вид на холм, издали похожий на череп человека. Это и было место казни – Голгофа, у подножия которой сбоку раскинулся сад, приобретенный Йосефом, дядей Йоханана.
Левит Йосеф немногим ранее был послан синедрионом в Рамафаим, чтобы расследовать обстоятельства исцеления прокаженного самарянина. Эта поездка неожиданно затянулась, и лишь накануне вечером он освободился. Теперь его повозка подъезжала к городу, - он, услышав голоса, выглянул наружу и увидел людей, восходящих к месту казни. Сердце екнуло у него в груди, и он велел вознице остановиться. Спрыгнул с повозки и устремился к Голгофе. На полпути столкнулся со своим племянником и сопровождавшими его женщинами. Взглянув на их заплаканные лица, Йосеф понял, что сбылось худшее, а вскоре увидел Человека, несущего  крест…
Узники и их палачи поднимались в гору. Люди, посланные первосвященниками понаблюдать за казнью, остались у ее подножия, дабы не оскверниться. Поодаль от них остановились те немногие, кто сохранил верность Иешуа. Тем временем, Он достиг места казни и, припав к земле, опустил Свой крест и сам возлег на него.
К Нему тотчас приступили четверо воинов-палачей. Один из них, потешаясь над Ним, проговорил:
-Царь Иудейский! Вот и пришло Твое время взойти на престол.
Эта острота была подхвачена дружным хохотом. А Он, раздевшись, покорно лежал на земле, устремив взор Свой в чистое лазурное небо. Когда первый гвоздь был вбит в Его запястье, Он, превозмогая боль, молился про себя Творцу. Вскоре адская боль пронзила другую руку. Кровь брызнула из сквозной раны. Но Он был, по-прежнему, безгласен. Палачи принялись вбивать в подпорку Его стопы, но и тогда из Его груди не вырвалось стенаний. Над головой узника была закреплена восковая дощечка, где на трех языках была написана вина Его:
«Иешуа га-Ноцри, Царь Иудейский».
Перехватив перекладину четырьмя веревками, воины, напрягая силы, подняли тяжелый крест и водрузили его в приготовленное место. В этот миг перед глазами Иешуа померк белый свет. Но Ему удалось сохранить сознание. 
Матерь Иешуа, увидев своего сына, вознесенного от земли, жалобно возгласила, в отчаянии простирая к Нему руки. Магдалина, рыдая, обняла ее. У всех женщин из глаз текли слезы нескончаемым потоком. Йоханан плакал, закрыв лицо руками. Йосеф с трудом держался. 
Тем временем, справа и слева от Иешуа распяли двух сообщников Бараббы. И воины, окончив свою работу, сели отдохнуть, рассматривая трофеи – одежду, снятую с узников. Тканый хитон Иешуа приглянулся одному из них, и начался жаркий спор. Испробовав все аргументы, спорщики достали кости, и бросили жребий…

Шел шестой час дня. Солнце пекло нещадно. Но вдруг дунул ветер, неся от моря облачко, - оно быстро превратилось в огромную тучу, которая заволокла небо от края и до края его. Тьма, пришедшая с запада, накрыла ненавидимый прокуратором город…
Легионеры возвращались в крепость. На холме оставались несколько воинов из оцепления, палачи да сотник Лонгин, который сверху осматривал пустынную округу, время от времени переводя взгляд с неба, где сгущались тучи, на Того, кто висел на кресте между двумя разбойниками.
Воины поначалу косились на преторианца, но вскоре осмелели и, сев на камни, преспокойно играли в кости. Повисла тишина, как перед бурей. До слуха распятых доносились голоса тех, кто стоял у подножия холма:
-Если ты Машиах, сойди с креста…
-Ты грозился разрушить Храм и в три дня воссоздать его, но даже самого Себя спасти не можешь!
Двое сообщников Бараббы, озлобленные муками, вторили им и даже перед лицом смерти оскверняли себя злословиями.
Тот, кому были обращены все эти насмешки, висел на кресте, опустив голову, и ничего не слышал. Его успокаивал и ободрял ласковый голос, который звучал в Его голове, но вдруг этот голос умолк. И сознание одиночества причинило Ему боль, которая превозмогла телесное страдание. 
-Элои! Элои! Лэма сабахфани? (Боже Мой! Боже Мой! Почто Ты оставил Меня?), - жалобно возопил Он. И этот крик долетел до слуха юного Йоханана. Он вдруг устремился вверх по склону холма.
-Куда ты? – полетел ему вдогонку отчаянный вопль Йосефа. Но юношу это не остановило. Воины, издали заметив непрошеного гостя, обнажили клинки и двинулись ему навстречу. Ноги Йоханана подкосились, он пал на колени перед ними и выкрикнул по-гречески:
-Прошу. Позвольте женщинам подойти к Нему. Там его мать, и сестра, и спутница…
-Оставьте его, - раздался властный голос. Воины, окружившие юношу, расступились, и к нему подошел римлянин в мускульном панцире. Сотник Лонгин, взглянув на плачущего иудея, лежащего в пыли, приказал легионерам:
-Этого человека и женщин, пришедших с ним, - пропустите.
Услышав эти слова, Йоханан поднялся с земли и, горячо поблагодарив его по-гречески, обернулся назад и подозвал рыдающих женщин. Вместе они прошли мимо солдат к кресту, на котором висел Иешуа.

Шел третий час казни. С каждым мгновением боль сдавливала грудь Страдальца сильнее, и становилось все труднее дышать. И вдруг раздался женский голос, знакомый Ему с детства:
-Иешуа, мальчик мой.
Он поднял взор и увидел ту, которая протягивала к Нему свою худую руку. Рядом с земной матерью Иешуа стоял Его любимый ученик. Увидев их вместе, Он, напрягая грудь Свою, выдохнул:
-Женщина! Вот, сын твой, - и, обратившись к юноше, добавил. – Вот, матерь твоя.
Чувствуя, как силы покидают Его, Иешуа хрипло проговорил:
-Жажду.
Услышав это слово, сотник Лонгин, стоявший рядом с крестом, подозвал воинов, оторвав их от игры в кости, - один из них погрузил губку в сосуд с винным уксусом, наложил ее на копье и поднес к устам распятого. Пока воин делал это, Иешуа помутневшим взором вглядывался вдаль, в сторону Ерушалаима, и вдруг воскликнул по-арамейски:
-Абба! Прости им!
Когда же воин вознес губку на копье, Иешуа прильнул к ней губами и вкусил живительной влаги. Свет померк перед Его глазами. С последним выдохом вырвалось последнее слово:
-Свершилось!
И Его голова безжизненно склонилась вниз… Тотчас гора огласилась женскими рыданиями. Йоханан, заплакав, обратился к римскому сотнику:
-Перед кончиной Он молился Богу за тех, кто предал Его смерти!
-Воистину, Этот Человек был праведником! – смущенно отозвался Лонгин, глядя на обвисшее тело.

Тем временем, в Храме, наводненном народом, лилась ручьями кровь пасхальных агнцев. Священник, который служил внутри святилища, услышал неясный звук, что доносился со стороны святая святых. Тогда он, оглядевшись по сторонам, прошел посреди светильников и столов с хлебами и приблизился к потайной комнате, в которую один только верховный жрец мог зайти, да и то лишь в судный день. Звук нарастал. Священник, остановившись, прислушался. Как вдруг ближняя завеса, трещащая по швам, разорвалась сверху донизу. Муж затрясся и в страхе выбежал из святилища…

Йоханан спустился с холма и подошел к своему дяде.
-Он умер? – печально осведомился Йосеф. Юноша, пряча лицо свое, молча, кивнул головой.
-Стало быть, пришло время, о котором Он предупреждал меня, - задумчиво проговорил Йосеф и направился в город.
-Куда ты? – понесся ему вослед плачущий голос Йоханана. Йосеф обернулся и, вздохнув, проговорил:
-К Пилату, - просить Его тела. Он должен быть погребен у богатого, а не среди злодеев.

-Господин мой, проснитесь…
Пилат открыл глаза и посмотрел на слугу:
-Что случилось?
-Пришел иудей, он назвался Йосефом из синедриона, - отвечал раб. 
-Что он хочет? – строго проговорил римлянин, недовольный тем, что его сон был прерван.
-Он просит аудиенции, господин…
-Он получит ее, если зайдет в крепость, - мрачно усмехнулся Пилат.
-Так, он уже здесь, стоит во дворе! – сообщил слуга.
-Надо же! – удивленно проговорил Пилат, поднимаясь с постели. Он спустился из башни и, будучи в одной домашней тунике, вышел во двор. Гость, увидев его, поклонился. А он осведомился по-гречески:
-Это ты Йосеф из синедриона?
-Я, игемон, - отозвался левит.
-Что привело тебя ко мне?
-Долг перед Человеком, которого ныне распяли твои люди.
Пилат нахмурился и гневно выпалил:
-Я тебя не понимаю, иудей. Говори яснее…
-Игемон, Иешуа хотел, чтобы я похоронил Его в своей гробнице, - со слезами на глазах отозвался Йосеф. - Прошу – отдай мне Его тело…
Пилат, услышав это имя, изменился в лице.
-Иешуа га-Ноцри? – переспросил он и недоверчиво покосился на гостя. – Разве Он уже умер? Прошло слишком мало времени… А где Лонгин? – осведомился он у преторианцев, стоящих поблизости. – Ах, да, я же его послал туда. Найдите его. Скажите, что я зову его…
Вскоре пришел римский сотник – он подтвердил слова иудея. Тогда, подозвав Йосефа, Пилат сказал:
-Этот Человек заслуживает того, чтобы упокоиться в отдельной могиле. Возьми Его тело и предай земле по вашему обычаю. Ступай. А ты, - он обратился к Лонгину, - проследи, чтобы ему не чинили препятствий…
-Повелитель. Небо хмурится. Грядет буря. Как быть с остальными осужденными? – осведомился Лонгин, с опаской поглядывая вверх. Пилат, подумав, проговорил:
-Не будем оставлять их на ночь. Тем более, что у иудеев начинается праздник. Распорядись, чтобы им перебили голени…
-Будет исполнено, командир, - сказал Лонгин и, отдав честь, двинулся вслед за иудеем. Он поднялся в гору первым и передал воинам распоряжение префекта.

Палач, взяв молот, перебил кости на ногах у того, который висел справа от Иешуа. Тот жалобно вскрикнул и захрипел, но вскоре затих. Та же участь постигла и того, что был с левой стороны. Тогда воины подошли к Иешуа, - один из них, глядя на Его обвисшее тело, осведомился у Лонгина:
-Кентурион, а что с Этим делать? Он вроде мертв. А вдруг симулирует?
Лонгин приблизился к кресту, осматривая тело Иешуа, не подающее признаков жизни, и покачал головой:
-В таком случае пусть смерть Его будет мгновенной. В сердце нанеси Ему удар…
Воин, взяв копье, пронзил им грудь Иешуа, который не шелохнулся, и вынул его. Лонгин не успел отстраниться, как брызнула кровь из раны, - он, выругавшись, отерся, но на ладони своей разглядел лишь капельку воды…
Йосеф, поднявшись в гору, увидел, как воин пронзил тело Иешуа копьем, и подошел к тому месту, где находились женщины и Йоханан, - вместе с ними стоял фарисей Никодим.   
В этот миг на высохшую каменистую землю пала первая капля дождя. Природа притихла в немом изумлении, но тотчас округа огласилась раскатистым громом, и на небе сверкнула яркая вспышка. И разверзлась бездна. Воины, приставив лестницы, поспешно, под проливным дождем, отдирали от крестов мертвые тела, которые один за другим падали в грязь. Левит Йосеф и фарисей Никодим подхватили тело Иешуа и понесли его к подножию холма, где посреди оливковой рощи в скале была вырублена пещера, приготовленная для Его погребения. Женщины, мокнущие под дождем, устремились вслед за ними, но Йосеф, не допустив их к телу, возвысил голос и строго проговорил:
-Он хотел, чтобы это сделали мы. Ступайте домой.
Йоханан взял за руку ту, которую Иешуа нарек его матерью, и повел ее домой, остальные последовали за ними.
Никодим и Йосеф спустили тело в гробницу и, положив его на землю, туго обвили погребальными пеленами. И, сняв терновый венец, затянули голову платком. Выйдя наружу, под проливной дождь, они, кряхтя, привалили круглый громоздкий камень к входу в пещеру и устремились каждый в свою сторону… 
Ненастье застало врасплох, но не смогло испортить людям праздник. Едва настал вечер, сквозь пелену дождя с горы Елеонской воссиял огонь, ознаменовавший начало Пасхи. Люди собирались в тесном семейном кругу вокруг праздничного стола, - домовладыка произносил традиционные благословения, преломлял пресную лепешку, и начиналась трапеза. Все иудеи  веселились в ту ночь. И только в одном доме вместо радостных песнопений слышался плач.

Конец второй книги