Баба-Яга

Баба Яга

  Дверь чуть приоткрылась, и в образовавшиеся щели появилось испуганное лицо. Вернее, даже не все лицо, а половина, т.е. нос, румяная щека, испуганный ярко-голубой глаз, челка, закрывающая бровь, и белокурая прядь волос. Пухлые, слегка тронутые помадой, губы громко прошептали: 
 - Натан Борисович, к вам тут целая бригада просится. Впустить?
- Таня, что ты шепчешь? Зайди и объясни толком. Что за бригада?
Дверь быстро распахнулась, впуская миловидную молодую девушку. Войдя, она быстро захлопнула дверь и даже придержала ее, как будто кто-то пытается войти следом за ней, а она не пускает.
 - Таня, так что такое произошло? Почему у тебя такой испуганный вид?
Он внимательно посмотрел на секретаря.
 - Натан Борисович, я виновата. Забыла. Вчера приходила помощник режиссера с телевидения, хотела с вами поговорить, а вы были на операции. Она ждать не стала. Спросила, когда вы бываете свободны. Ну, я и сказала, что сегодня у вас нет операций. Вот они сегодня и пришли.
 - Кто они? Объясни толком. Зачем пришли?
 - Ну как зачем? Кино снимать. Ну, про вас кино. Понятно теперь? В связи с вашим юбилеем. 60 лет как-никак!
 - Кино? Про меня? Ничего не понимаю. Пусть кто-нибудь, войдет и объяснит мне происходящее.
    Таня попятилась, но выйти не смогла, так как ее буквально впихнули опять в кабинет. Молодая женщина выступила из-за спины Татьяны, энергичным жестом отодвинула ее в сторону и подошла к столу.
 - Здравствуйте. Я - Петрова - режиссёр телевизионных передач "Город в лицах" и "Герои нашего времени". Я хочу поведать людям об уникальных операциях, которые делаете вы, и чем вообще занимается ваша клиника. Материал уже готов.
    Она говорила быстро, напористо. Натану никак не получилось вставить в её пылкую речь свой отказ. Наконец, пока женщина делала глубокий вдох, он сказал:
 - Нет. Я не хочу никакой рекламы. Она мне не нужна. Мои пациенты тоже вряд ли захотят светиться на экране. Да и самочувствие у меня неважное.
 - Но бригада уже здесь. Мы займем у вас всего один час. Вас знают сотни, а то и тысячи людей, которым вы вернули красоту. Но это не главное. Основное это то, что вы им вернули веру в себя и желание жить, нравиться, любить.
- Как вас зовут, энергичная дама?
- Лариса Семеновна. Зовите просто Лора. Меня все так зовут.
Натан Борисович досадливо махнул рукой и отодвинул от себя исписанные листы бумаги.
 - Хорошо, Лора. Что вы хотите? Рассказа о профессии?
 - Нет. Немного о себе, о своих близких, о том, как пришли в медицину, и несколько самых интересных случаев из вашей практики.
 - Ну, ничего себе немного! А говорили,  что материал уже готов. Короче, давайте быстрее свою команду, пусть заходят и начинают свою съемку. С чего начнем?    
 - Начнем с рождения и малой родины. Родители, учеба и так далее.
Натан рассмеялся.
 - Да-а! Ваш коротенький план напомнил мне поговорку из детства: "тетенька, дайте воды напиться, а так есть хочется, что переночевать негде".
    Пока Лорины молодые люди ставили свет,  протягивали провода, проверяли микрофон, настраивали камеру, Натан Борисович задумался, как же ему в несколько фраз вместить все шесть десятков  лет. Что сказать, о чем умолчать? Что в жизни главное, а что нет?  Все так связанно, как звенья цепи. Одно без другого не существует.
    В памяти всплыло родное село в междуречье Березины и Свислочи. Здесь хата дедушки и бабушки. Деревянная, срубленная в две половины. Когда её срубили, Натан не спрашивал. Не интересовался. В войну дом не пострадал - это точно. Натан помнил, что в детстве, его послевоенном детстве, дом ему казался старым и каким - то похудевшим. Он еще тогда думал, что дом тоже страдает от голода, как и люди. Рядом с домом - большой засохший дуб, на верхушке которого - гнездо аистов. Они прилетают каждую весну, ремонтируют его и выводят птенцов. Мальчишкой Натан любил смотреть, как они приносят веточки, укладывают их, как корзинку плетут, в которой мягкую подстилку из травы и перьев делают. Но основное - это река, вернее, даже две реки. Одна - по левую руку, другая - по правую. А между ними - деревня, как остров. В весенний паводок она, действительно, становится островом, отрезая путь в город. На высоком берегу Свислочи - школа. С дороги она не видна, потому что утопает в зелени большого фруктового сада. Вишни, груши, яблони с белёными стволами и пышными кронами встречают молодое поколение каждую осень, и бело-розовыми шапками весеннего цветения провожают на летние каникулы. Излюбленное место ребятни - развалены таможенной сторожки князя Радзевила. Она стоит там, где Свислочь впадает в Березину. Когда-то здесь шла бойкая торговая жизнь. Купцы на стругах, судах и суденышках останавливались у этого строгого пограничного поста, чтобы выплатить дань товарами или деньгами и плыть дальше к большим торговым городам.
    История деревни, видимо, и тянется от сторожевого поселения, но, к сожалению, в детстве интересы были совсем другие. Рассказы учителей и взрослых пролетали мимо ушей. Вот то, что в 1812 году через деревню шли французы, было гораздо интереснее мальчишкам. Кое-где в сараюшках и чердаках валялись старые винтовки, штыки, конные сбруи и много всякого другого "барахла", выловленного в Березине. Сотнями погибали здесь наполеоновские завоеватели, проваливаясь под лед, замерзая в легком обмундировании, не имея провианта и теплой одежды.
 Натан Борисович задумался:
 - Вот о чем надо делать документальное кино. Молодежи предать все те знания, что еще хранятся в селах, уже обросшие легендами и домыслами.
  Его мысли прервал шумный диалог Лоры с осветителем.
 - Как это не взял? Совсем распустился! Что ты первый день работаешь, не знаешь, что лампы запасные всегда должны быть в машине?
 - Да вчера уже ночью со съёмок вернулся, устал, вот и забыл!
 - Зойку свою в койку завалить не забыл, а про работу забыл!
 - Лор, ну не ругайся, Зойка тут совсем ни при чём.
 - Да потому, что с Зойкой в темноте можно, а снимать в темноте нельзя! Понял? Олух  царя небесного! На улице попробуем снять. И, боже упаси, не получится! Мало тебе не покажется!
  Натан Борисович вздохнул и опять задумался.
 - Уже почти два десятка лет не был в селе. После смерти матери домишко продали и уехали с братом в Москву. К тому времени уже быт семейный у обоих налажен был. Квартиры, дачи. Работа отнимает все время, мысли, мечты. Семья тоже требует внимания, заботы. Да, в общем, это все не оправдание. Ведь одноклассников, друзей детства там много живет. Раньше часто звали в гости. А жене всё хотелось то к морю, то к пальмам, то на горнолыжный курорт, то в санаторий грязевые процедуры принимать. А я и не очень возражал. Сын вырос - ни разу на моей родине не был, просторов, и красоты её не видел, с удочкой рассвет не встречал. Всё! Этот отпуск проведу в Свислочи. И сына обязательно с собой возьму. А Светланка пусть сама решит: с нами ехать или медуз в океане распугивать!
 - Натан Борисович, мы готовы к съёмке.
Она усадила его в кресло, вынесенное в околобольничный скверик. Сама села напротив, взяла микрофон и дала отмашку оператору о начале съёмок.
 - Натан Борисович, разрешите от имени редакции, от имени ваших благодарных пациентов и от всех телезрителей поздравить вас с юбилеем, пожелать долгих-долгих лет жизни, здоровья и дальнейшего успеха в вашей, необходимой для людей, работе. Расскажите немного о себе. Нам хочется знать больше о вашей жизни, что привело вас к мысли заняться медициной.
 - Отец мой с войны вернулся без обеих рук и с осколком в груди. Мне было очень жаль его. Однажды я увидел, как он плачет. Спрашиваю, что случилось? А он говорит: "Вы уже выросли, а я даже не мог вас на руках потетёшкать". С тех пор решил, что буду лечить людей. Я ведь сразу после войны родился. В детстве много покалеченных войной видел. У нас даже собака была без одной лапы. На трех прыгала. Ещё ребёнком, когда читал сказки про Бабу-Ягу, я думал, что она злая потому, что старая и некрасивая. А если её сделать опять молодой и красивой, она будет доброй и весёлой. Вот вырасту и буду всех старых, страшных, больных лечить и превращать в красавиц. Но уже с годами и практикой понял, что я не в силах справиться с этой задачей. Я могу женщину сделать красивой, но вернуть ей здоровье, справиться с болезнями – не в состоянии. Природа умнее и сильнее нас.
 - А где вы учились?
 - В Минске.
 - А когда в Москву переехали?
 - Будучи студентом, я увлекался парашютным спортом. Десять лет посвятил этому увлечению. А потом случилось ЧП - неудачное приземление, множественные переломы. Пришел в себя уже в институте им. Склифосовского. Не один месяц отвалялся на больничной койке. Понял, что значит быть зависимым от медицины. Брат мой за мной ухаживал, снимал комнату, потом женился на москвичке.  После выписки они с женой забрали меня к себе. В Белоруссию я уже не вернулся. Осел в Москве. Предложили мне работу в клинике. Я там познакомился со своей будущей женой. Начал заниматься частной практикой. Сначала кабинет, а потом вместе с братом постепенно медицинский центр смогли открыть. Вот и вся моя биография.
 - Натан Борисович, расскажите что-нибудь запомнившееся, интересное, необычное из вашей практики.
 - Каждая операция эксклюзивна, потому что нет одинаковых организмов. Рутиной в моей профессии я считаю писанину. Писать приходится больше, чем общаться с пациентами. Случаев интересных было много, но вот один необычный произошёл в самом начале моей медицинской практики.
 - Однажды среди ночи ко мне в квартиру прибежала заплаканная молодая женщина с грудным ребенком на руках.
  - Спасите, спасите!
Я тогда снимал комнату в небольшой деревеньке в Подмосковье, и часто помогал местным жителям как врач.
Из-за громкого рыдания женщины и крика малыша, я сначала не понял, что случилось и кого надо спасать. А потом, когда вынули ребенка из окровавленных пеленок, увидел, что у девочки нет носа. На его месте - кровоточащая рана. Чуть успокоившись, мать рассказала, что положила дочку спать, а она никак не засыпает. Тогда она вынесла коляску во двор. На свежем воздухе девочка быстро заснула, а мать пошла в баню. Уже когда выходила из бани, услышала жуткий крик малышки. Она подбежала, и в этот момент из коляски выскочила огромная крыса. Вот она-то и откусила малышке носик. Рану я обработал, кровь остановил, вызвал скорую помощь.
 - А что сейчас с этой девочкой, вы знаете?
 - Да. Я ей сделал несколько пластических операций. Она очень красивая юная особа и дружит с моим сыном.
    Вдруг сильная боль ударила в грудь и обожгла предплечье левой руки. Натан Борисович поморщился и потер пульсирующую больную точку под ключицей, стараясь сделать это не очень резко, чтобы не привлечь внимания оператора к своему жесту.
 - А учились вы хорошо? Врач - профессия сложная. Сейчас можно просто купить диплом. Что было для вас стимулом для успешной учёбы?
 - Скорее всего - любовь.
Услуживая память, тут же извлекла из своих недр воспоминания, которые Натан старался спрятать как можно глубже. Ему это удавалось, но иногда они все равно врывались в реальность, туманя мозг и отзываясь болью в груди. Сейчас они бежали цветными кадрами, как  кинохроника. И остановить эту пленку не было никакой возможности.
    Первый курс. Институтское общежитие. Трехэтажный кирпичный дом, вновь отстроенный после войны. На  верхнем этаже живут девочки, ниже - мальчики. На первом этаже - хозяйственные службы и несколько семейных пар - в основном старшекурсники и аспиранты. Однажды в воскресный день перед самой весенней сессией Натан не пошел с друзьями на танцы в соседний клуб. Здесь каждый выходной играл вокально-инструментальный ансамбль. И танцы под «живую» музыку пользовались у молодёжи большим спросом. Натан решил позубрить один из предметов, который ему не так легко давался, как другие, а экзамен был уже, как говорится, на носу. После долгого сиденья затекла спина, да и тяжелая дремота начала наваливаться, смеживая веки. Натан решил выйти на свежий воздух, тем более что надо было сбегать в гастроном за чаем и сахаром. Запасы закончились, а его дежурство по комнате обязывало к приходу соседей соорудить какой-нибудь немудрящий ужин. Он снял с вешалки старый, потертый, непонятного серо-черного цвета пиджак, с неудовольствием оглядел его и, вздохнув, надел. Его модную вельветовую курточку взял один из парней, чтобы пофорсить перед девчонками в клубе.
    Натан спустился вниз. У выхода сидела вахтер тётя Нюша и что-то вязала. Это был добрый ангел общаги. Ее все уважали за доброту и отзывчивость. В войну у неё погиб муж и двое сыновей. Всю свою осиротевшую душу и любовь тётя Нюша вкладывала в заботу о студентах, особенно о мальчишках младших курсов. Тетя Нюша все время кому-то штопала носки, зашивала дырки на штанах и рубашках. Но была нетерпелива к выпивохам, и они ее побаивались. Тетя Нюша сидела в старом продавленном кресле, положив ноги, обутые в подшитые валенки, на табуретку. Около ножки кресла стояла кастрюля, в которой мотался клубок шерсти. Сидевший рядом котенок внимательно следил за ним и периодически запускал в кастрюлю лапки, цепляя нитку. Женщина была спокойна и сосредоточена на работе. Губы вытянуты трубочкой и пошевеливались в такт движению крючка. Очки свесились почти на самый кончик носа, так как одной дужки у них не было.  Вместо неё была привязана резинка, перекинутая вокруг головы. Натан улыбнулся.
    - Тетя Нюша, как здоровье. Сегодня давление не мучает?
    - Все хорошо, сынок. А ты куда собрался?
Ответить Натан не смог. Входная дверь с таким треском и скоростью распахнулась, что Натан не успел отскочить в сторону. Торцом дверь так ударила его в лоб, что он не удержался на ногах и, попятившись назад, споткнулся о кастрюлю, упал, придавив котенка. Крик кота, грохот кастрюли и упавшей табуретки, удар тела об пол, вскрик тети Нюши - все создало непередаваемый шумовой эффект. А в проёме двери появилась маленькая, хрупкая девушка с испугом на миловидном личике.
 - Боже, я вас убила? - она склонилась над Натаном, который никак не мог осознать, что произошло.
 - Простите, пожалуйста. Тут такая тугая пружина. Мне всегда очень трудно открыть дверь. Вот я и решила взять ее приступом с разбега.
Натан встал и потрогал огромную шишку на лбу. Рассечённая бровь сильно кровоточила.
 - Ох, Наталья, все что-нибудь отчибучишь. Прямо не знаешь, что от тебя ожидать. Девок всех взбаламутила. Сколько уже человек на небо спровадила. А теперь вот и до парней добралась, калечить начала.
 - Да я не хотела, тетя Нюша. Я же не знала, что он у дверей стоит.
 - Возьми вон в моей каморке аптечку, да йодом ему бровь смажь, и кровь с лица сотри.
 - Я сам все сделаю. А вы как девчонок на небо отправляете? Отстреливаете  что ли?
Девочка звонко рассмеялась.
 - Нет. Я их в свой парашютный клуб соблазнила записаться. Давай познакомимся. Меня Наташей зовут, а тебя?
 - Натан.
 - Ой, какое имя смешное. В нашем дворе дерево растет большое-пребольшое - платан. Видимо, в честь этого дерева тебя назвали. Ты, и правда, на него похож. Вон какой здоровенный, и шевелюра густая, как крона.
 - Наталья, хватит озоровать. Ты чего прилетела-то? Если к брату, то нет его. С час как с Ниной в кино ушли.
    Натану так понравилась его невольная обидчица, что он стоял, не сводя с нее глаз, глупо улыбаясь и забыв про свою шишку и разбитую бровь.
 - Пойдем Натан-Платан, правда, приведем твое лицо в порядок, а то смотреть страшно.
 И она схватила его за рукав и потянула за собой. Когда все медико-гигиенические процедуры были закончены, Натан глянул на часы и ахнул.
 - Ну, вот, опоздал. Гастроном уже закрылся, а я ничего не купил. Теперь ребятам ужинать нечего.
 - А в чем проблема? У меня с собой варенье вишнёвое и три сайки. Отдаю на благо общества. Все равно брата нет. Не пропадать же добру. Бери, не стесняйся. И пойдем, погуляем. Вечер сегодня изумительный.
Наташа оказалась удивительным собеседником. Она много знала, любила историю и с радостью делилась с Натаном интересными фактами.  С особенным восторгом она рассказывала о небе, самолетах, о парашютном спорте. Прощаясь уже под утро, она взяла с Натана обещание посетить авиаклуб и посмотреть на то, как происходят занятия в их секции.
    С этого дня в жизни Натана появились и Наташа, и парашютный спорт, и любовь. Все выходные он бывал в авиаклубе. Рядом с любимой девушкой все казалось прекрасным. У него ладилось и в институте, и небо было с ним ласково, только потому, что рядом была Наташа.  Его Наташа. Она училась двумя курсами старше Натана. С братом они были двойняшками. Недавно брат женился, и ему дали комнату на первом этаже общежития, а Наташа с подругой поселилась в доме тети Нюши, которая денег с девчонок не брала, а требовала содержать дом в чистоте и платить за свет. Сама же домой приходила редко. Тяжело ей было в родных стенах без сыночков и мужа. Жила же, в основном, в вахтерской дежурке, называя ее каморкой.
    Любовь у Наташи и Натана была обоюдно-нежной, трепетной и ненасытной. Натану казалось, что в его жизни все удачно складывается только потому, что он необходим Наташе. Ради ее улыбки он учился  на отлично, ради нее делал успехи в парашютном спорте. Когда влюбленным удавалось остаться наедине, Натан мог часами смотреть, как его удивительно прекрасная "кроха" порхает по дому. Что-то убирая или накрывая на стол, она мурлыкала при этом какую-нибудь веселую мелодию. А когда ее теплые ладошки прижимали его к своей груди, по телу пробегала горячая волна счастья, и Натан понимал, что рай, может быть, и существует, если в нем обитают такие волшебные феи, как его Наташа. От первой же их близости Наташа забеременела. Натан был счастлив и горд. Он - отец! У них обязательно будут мальчики и девочки. Но первенец, конечно, сын. Заявление в ЗАГС они подали и готовились к свадьбе, когда Наташа уговорила Натана на последний прыжок.
 - Ну, родненький, я последний-последний разочек. Ничего не случится. Ведь срок еще маленький, а я совершенно здоровая женщина. Зато моя радость передастся сыну, и он, обязательно, улыбнется, и, наконец-то, начнет толкать меня ножками и мечтать о небе. Не хмурься! Ну, поцелуй же меня, жди на земле. Я к тебе прилечу, как аист с младенцем в клюве. Все.  Пока-пока!
    Натан волновался. Ему почему-то было неспокойно. Но полет проходил нормально. Группа парашютисток расцветила куполами воздушное пространство над аэродромом. Одна за другой приземлялись девушки. Среди них где-то была Наташа. Натан поискал глазами, нашел и побежал навстречу. Она очень медленно стаскивала с плеч тяжелый парашют. Натан помог ей, глянул в ее резко побледневшее лицо, и сердце его испуганно замолотило набатом в груди.
 - Что, Наташенька, тебе нехорошо?
Она виновато улыбнулась.
 - Ты был прав, не надо ...
Он подхватил ее на руки и помчался к зданию. Дежурный врач и санитар уже бежали навстречу с носилками. Когда приехала неотложка, врачу оставалось только констатировать смерть.
- Мужайся, Натан. У нее от перепада давления оторвался тромб. Если тебе от моей информации станет легче, то я тебе скажу, что настолько быстро все произошло, что она даже не поняла, что умирает. На лице осталась улыбка. Эта улыбка для тебя.
    …Лорин громкий голос заставил его вздрогнуть.
 - Ты чего, Жора, не видишь, что снимаешь? Ну, совсем блестящая натура у тебя в кадре. Очки блестят, нос блестит, лоб блестит, даже подбородок блестит. Лицо потное.
 - Извините, Натан Борисович. Сейчас все поправим. Вы что, мужики, меня достаёте? Или у вас сегодня понедельник - день тяжелый? А ты, Ольга, забыла о своей работе. Быстро, быстро все притуши.
Шустрая девчушка тут же подбежала к Натану Борисовичу и большой пушистой кисточкой споро нанесла белую присыпку или  пудру на все лицо. Натан поморщился и чихнул.
 - Будьте здоровы! Выпейте чайку, шеф.-
Это сказала уже Таня. Она принесла на подносе кружку с чаем и блюдечко с круасанами. Натан их очень любил, и Танечка его часто баловала, покупая  в соседнем супермаркете.
 - Спасибо, Танюша, но мне что-то не хочется. Я попозже чайку выпью, после съемки.
Натан с удивлением посмотрел на своего секретаря. Он не узнавал свою Танечку , как изменился ее внешний вид: модная прическа, яркий макияж, туфли на высоком каблуке. Она шла, высоко подняв голову, покачивая бедрами, как будто несла амфору. Походка стала очень женственной. Выражение лица было чрезвычайно серьезно. Складывалось впечатление, что вся эта суета, приезд съемочной группы - все это ради нее.
Натан понимающе хмыкнул ей вслед и улыбнулся. И когда успела!?
    А Лора уже опять махнула рукой и протянула микрофон прямо к самым губам Натана. Он от неожиданности даже отпрянул. И боль всколыхнулась от резкого движения. Стала горячей и пульсирующей. А пальцы Лоры, покрытые разноцветным лаком  по фен-шую, показались ему орудием пытки, вонзающиеся в его тело. Нет, Это рука Бабы - Яги. Старческая, крючковатая, темная. И только один длинный худой палец вонзается острым ногтем прямо в сердце и жмет все сильнее и сильнее. Сознание стало гаснуть.
 - А ваша супруга тоже врач?
Резкий Лорин голос заставил сознание Натана вынырнуть из мутного беспамятства. «О господи, когда же закончатся ее вопросы? Зря согласился!»
 - Да. Светлана Алексеевна - терапевт. Но после рождения сына не работает. Ей хватает дел дома и на даче. Благодаря ее умелым рукам, у нас красивый сад и очень уютный дом.
    Память опять воскресила молодые годы…
«Наташа. Наташенька. Первая и последняя моя любовь! Тебя не стало, и я осиротел на всю жизнь. Я все время искал тебя на земле и в небе. В небе было грустно и холодно, но ты так его любила, что я не мог уйти из парашютного спорта. А когда в последнем прыжке парашют не раскрылся, я даже не испугался, а подумал, что, наконец-то, мы встретимся. Но именно ты толкнула меня на скирд свежей соломы, и я остался на земле. У меня было много женщин. Ни одна не заменила тебя. Однажды мы сидели с Михаилом - твоим братом за рюмкой в день твоего рождения и он сказал:
     - Натан, ее уже давно нет с нами. Повернуть события вспять не возможно. Надо жить. Женись, создай семью, роди детей. У тебя уже седина на полголовы, а ты все мальчиком скачешь по чужим судьбам. Тебя ведь многие женщины любили, а ты их обидел, бросил. Угомонись. Вон Светлана глаз с тебя не сводит. Хорошая женщина. Она и женой тебе хорошей будет. А любовь твоя такой яркой осталась, потому что на самом взлете оборвалась. Не успела еще утратить яркость. Любовь ведь всю жизнь не может быть одинаковой. С годами она как бы старится, линяет, что ли. Поэтому измены происходят. Мы за яркостью чувств гонимся. Зато любовь след большой оставляет в душе и широкий шлейф привязанности. Вот я с Ниной уже 15 лет вместе. Яркость чувств ушла, а все равно дороже ее на свете нет. Оторвать ее можно только с болью. Поверь, что ты свою любовь помнить будешь, а привязанность к семье придет.
     Мудрый совет он мне дал. Поженились мы со Светой, Димка родился. Хорошо мне в семье стало, тепло. Даже перестал на других женщин смотреть. С работы бегу домой, спешу, потому что знаю, что ждут. Вот так-то, Наташенька!  Любовь моя на работу перекинулась. За тридцать  лет многим людям помог. Вот их я помню всех. Стоит историю болезни в руки взять, даже лицо пациента вспоминаю».
 - Натан Борисович, а почему ваш сын не захотел продолжить ваше дело?
 - У него оказалась другая дорога. Он с детства хотел военным стать. Играл только в солдатиков, танкистов. То Суворовым себя представлял, то Кутузовым. Поэтому мы не стали с матерью препятствовать его выбору. Работа должна быть любимой.
 - А как вы относитесь к силикону?
 - Я сторонник природной красоты. Природа не ошибается, но женщины,  психологически очень хрупки и впечатлительны. Им хочется всегда видеть в зеркале красавицу и ощущать себя королевой. И я помогаю им реализовать их мечту.
    …Боль, боль, боль. Сковала все слова и опять окунула в воспоминания детства:
    - Баба Яга - Костяная Нога! Баба Яга - Костяная Нога!
Мальчишки кричали и отбегали скорей в сторону, боялись, что поплатятся за свою дерзость. Но женщина сидела и молча смотрела им в след очень темными, почти черными глазами. Она лишь изредка поднимала сучковатую клюку и так же молча грозила озорникам. Она была, как казалось в детстве, очень старой и страшной: согбенная почти пополам спина, опущенные плечи, искривленные пальцы обеих рук с крупными шишковатыми суставами.  Ноги всегда обуты в мягкие войлочные самошитые то ли сапожки, то ли валенки. Одежда, всегда черная и балахонистая, свисала мешком на ее очень маленьком, худом и искривленном теле. Бабу Ягу выносил из дома высокий костистый мужчина. Он очень осторожно, даже бережно сажал её  на высокий стул с самодельными подлокотниками и уходил в дом. Происходило это, как правило, в предвечернее время, когда солнце нагрело землю, но уже не жгло, а устало ласкало природу теплыми лучами. Освободившиеся от дневных забот соседи, присаживались на скамейку рядом с Бабой Ягой и делились с ней и друг с другом деревенскими новостями. Старуха молча слушала и изредка что-то говорила сама. Ближе к семи вечера выходил мужчина и негромко спрашивал:
 - Васёк, домой пойдем? Я драники уже пожарил.
 - Да, Нолик, - отвечала старуха.
Этот ритуал повторялся изо дня в день.
Иногда женщины звали: «Нолик! Ваську забери, устала она, домой  хочет»,- и он тут же выбегал из дома, бережно вынимал Бабу Ягу из импровизированного кресла и уносил.
 Все это у ребятни вызывало непонимание и смех.
 - Нолик, Нолик, - ты больше похож не единицу. Забери свою Костяную Ногу! Ха - ха – ха!
    В один из своих приездов на студенческие летние каникулы Натан не увидел привычной картины у дома Бабы Яги. Из дома вышла незнакомая женщина.
 - Мам, а что с Бабой Ягой? Почему ее нет?
 - Натан, ты уже взрослый. Что за детские дразнилки?
 - А как же мне ее называть? Васька, что ли?
 - Василиса Сергеевна умерла прошлой осенью. А муж ее и месяц без нее не протянул. Рядом с ней и схоронили.
 - А почему имя у него такое странное? Он что не местный?
 - Наш он, деревенский. Просто родители у него с чудинкой были. Вот и назвали сына Арнольдом. Им казалось, что имя звучит очень красиво, мол, от этого и судьба будет красивая. Да где тут - война все красоты забрала и судьбы перемолола. А вот любовь его с Василисой действительно красивая была. Я-то еще малой была, поэтому не очень помню, а вот бабы наши рассказывали, что еще с несмышленых лет друг дружку они приметили. В школе их дразнили: "Тили-тили тесто - жених и невеста". Но они ни на кого не обращали внимания. Везде вместе: где Васька - там и Нолик, и наоборот: где Нолик - там и Васька. Василиса от Арнольдова внимания так и цвела вся. Все в ней ладно было. И нраву живого да веселого. Что в учебе, что в работе успешная. И Нолик за ней тянулся. Перед самой войной, вернее, за день до войны, заявление в Сельсовет подали, но свадьбу сыграть не успели. Нолик - на фронт, а Василиса - на курсы санитарок. Всю войну она в госпиталях проработала. Сколько раненых с поля боя сама вытащила. Арнольд в артиллерии воевал. Офицером стал. Несколько раз осколочные ранения получал, но все легкие - особого урона организму не было. А вот Василиса сильно застудилась, когда уже весной 45 года пришлось ей несколько часов раненой в ледяной воде без памяти пролежать. Да еще и в позвоночник ранение у нее было. Вернулись с войны оба в орденах и медалях, свадьбу сыграли. Недолго  счастье их было. Родить дитя здоровье Василисе не позволило. Застуда сказалась. Плод в ней не держался, скидывала. А потом все суставчики у нее воспалились да искривились. Она из одной больницы в другую кочевала. А Нолик за ней, как за дитем малым, ходил. Не поверишь, сынок, но баб за ним много увивалось. Война-то мужиков сколько сгубила! Почитай вся деревня - одни вдовы. Но он ни на одну не поглядел. Василиса для него - весь свет в окне. Вот такая судьба у хороших людей. А вы, глупые, все - «Баба Яга", да "Баба Яга"! Мы им всей деревней памятник поставили. Очень уж их уважали. А ордена их в школьный музей сдали.
 - Натан Борисович, вам плохо? Чего, Жорка, стоишь? Смотри, он побледнел сильно и глаза закрыл. Давай дуй к секретарше, пусть врачей зовет. Тут же их много. Ольга, нашатырь давай! У тебя же аптечка всегда с собой.
    Боль стала заглушать все звуки и желания. Палец Бабы-Яги, кривой, костлявый, остро и очень  больно впивался все глубже и глубже.  Баба – Яга  вдруг встала со своего кресла и подошла вплотную. Черные глаза внимательно смотрели прямо,  и не мигая. В них был укор.
- Прости, Василиса Сергеевна. Всю жизнь помнил... Вы Василиса, а не Яга. Я хотел  помочь, но опоздал. Прости,…прости…Василиса…я не смог…
 - Что-то он все про Бабу-Ягу говорит, бредит, что ли. Мультик, видно, вспомнил. Как раз сегодня по телику показывали. "Летучий корабль".
- Вот и врачи бегут. Натан Борисович!  Потерпите. Сейчас, сейчас, все будет хорошо.
    А Баба Яга неожиданно улыбнулась, убрала свой костлявый палец и превратилась в молодую, красивую девушку и стала отдаляться, уходить, растворяться в воздухе. Боль ушла, освободила измученное сердце. Натан Борисович вздохнул и увидел Наташу. Она ласково улыбнулась и поманила пальцем.
    - Здравствуй, родненький.