Катя-Катюша

Все трое – Катя-Катюша, Володька и я – были однокурсниками в «нархозе». Вместе ездили на элект¬ричке из Ангарска. Мы с Вовкой дре¬мали или резались в шахматы, а Катя всё что-то читала. И вот каждый раз, когда проезжали Иркутск-Сортировочный, она поднималась, как тон¬кая трепещущая свечка и крестилась на маленькую, едва видную среди де¬ревьев, церковь. Володька отворачи¬вался, словно ему было стыдно, а я всегда пренебрежительно хмыкал: Катя в эту минуту казалась мне жал¬кой и ...глупой. Она вообще была странной – одна на курсе с косой, оде¬валась скромно. Но вдруг глянет сво¬ими серыми глазищами – красавица!
Как-то даже попытался приуда¬рить за ней, она только молчала и улыбалась, не по-современному стыдливо прикрывая лицо ладонью. За мной девчонки ещё со школы бе¬гали, но Катюша выбрала невзрач¬ного и основательного Володьку.
Они задружили на третьем кур¬се, на четвёртом поженились, а вско¬ре после защиты дипломов у них уже родились двойняшки – Петька и Пашка (я тогда не знал, что их на¬звали в честь святых апостолов Пет¬ра и Павла).
Прошло уже немало лет. У меня тоже есть семья, дом, как говорит¬ся, полная чаша – жена–красавица, шейпингом занимается, классный программист, дочка играет на скрип¬ке, а сын ходит на «у-шу».
Но почему, почему меня так тя¬нет в этот дом, полный икон и де¬тей, в семью Володьки и Кати, где визг и смех, где вечный беспорядок, бесконечные ползунки на верёвках и игрушки на полу, где тесная при¬хожая завалена разнокалиберной обувью? Подросшие Петруха и Пав-лик качаются на самодельной качеле, четырехлетняя Ксенька уклады¬вает спать хомяка (а он сопротивляется). Малышка Фрося думает, что она моет маме пол...
– Кусать хосесь, сяс дам, – гово¬рит она жёлтому кенарю, отчаянно верещащему в клетке. И во всём этом шуме-гаме на диване спит Володька. Он – с ночной: крутится на трёх ра¬ботах. Катюша, теперь толстая, даже дома – в платке, но по-прежнему с сияющими глазами, недавно родила пятого ребенка. Однажды, доедая её вкусную постную кашу с изюмом, я осторожно спросил:
– Кать, ты же хорошо училась. Не жалеешь, что почти не работала, хотя могла бы сделать карьеру?
– А как же дети?.. – удивилась в ответ.
И сколько я ни бился – видел, она не понимает: дети, семья для неё – вся жизнь.
Когда от Володи и Кати я воз¬вращаюсь в свой идеальный дом, где моя стройная и вечно молодая «по¬ловина» сидит в позе лотоса, прижав головой к плечу мобильник и расто-пырив пальцы с сохнущим маникю¬ром, меня раздражает здесь всё – её холеное лицо, пассажи дочкиной скрипки, абстрактная картина-сте¬на… И даже кот у нас не какой-ни¬будь Барсик, а породистый дымча¬тый Поль. Зачем, зачем мне всё это?! Главного-то нет...