Василий

               
                рассказ               
    
     В    бригаду  ходил до восхода солнца, мимо  хаты  Карповых.    Хозяин-фронтовик , по утречку,    выходил  на  улицу,  подышать  божественным  воздухом.   Скрестив  руки  на  костыль,  и  слегка  прищурив  глаза,  неподвижно  смотрел  на  восходящее  солнце.  Было  заметно, что    Душа  присутствует сейчас  не  в этом  мире, не на  этой  земле, где  стоят   ноги,  костыль, и  лавочка,  а  где- то  далеко,  в  грозовой  юности…      
    Это  состояние,  замечал  всегда,  когда  шел  мимо,  кланяясь    возрасту  и   заслугам    фронтовика.
     Семён  Петрович,  в  день  Победы,  надевал  многочисленные награды,  и  неторопливою  походкой  шёл  в  центр  станицы,  на  митинг,  слегка  опираясь  на  костыль.  Рядом  с  ним,  той  же  неторопливою  походкой,    сын  Василий. 
     Если   отец  был  коренаст  и  худощав,  то  сын -  наоборот.  Высокого  росту,  где то,  к двум  метрам.  Широкие  плечи «просили  нагрузки». 
   На  мускулистой,  загорелой  шее,  как  монумент, восседала  голова  с  густой шевелюрой.  В  руках  затаённо  покоилась  сила.  Запястье  крупной  кости, держало широкую  ладонь – лопату.      
      Не  единожды   чувствовал   жим  его  пальцев. То были  не  пальцы,  а  тиски.  И что  главное -  Василий,  при  этом действе,  улыбался.  В станице  ходили  разные и  невероятные  россказни    о его  «страшной  силе». 
     При  удобном  случае, попросил папу  рассказать  о силе Василия.
     Он  улыбнулся.    Была   тому причина.   Не ошибся. 
           -Ну,  слушай,  сын, - вновь  улыбнулся  папа,  когда    присели   на  чурбак.
 Семён    Петрович  решил построить  хлев  для  коровы,  ну,  как  все:  саманный.  Глину  привёз из  карьера, ну тот, что  при реке  Лаба.   Полову загодя  припас.  Ну,  дальше…  сам  знаешь - приходилось  на  лошади  готовить  глиняный замес,  для  станков,  тех,  которыми  готовят  саманные  «кирпичи».      Ну, знатные  великаны  получились.  Загляденье  одно!   Высохли.  И  вот  тут   - то  самое  главное, - и  он   загадочно  улыбнулся.
     Я притих,  напружинил  мозги:
             « Что  же  дальше?»    Папка  вновь  улыбается.
             -Ну, подкатил  ветеран  тачку, ну  как  у нас,   чтоб  саман  свезти, да сложить  в штабель. 
     А   Василий кинул  взгляд на тачку, на    литые  колёса, на  доски  обструганные, плотницкой  рукой, да  гуторит:
             «Бать,  зачем  мучится  этой  каракатицей?  да я весь  саман,  в  два  счёта,  перенесу,  а  заодно  разомнусь,  что – то  плечи  «занедужили». 
            « Ну,  как знаешь!» - отвечает     Петрович.  И пошёл  в хату  передохнуть: намаялся  солдат. Одно  слово  -  стройка.
 Погодя,  взглянул  в окно:               
       «Ага – так, так.  Сил  девать  некуда:  не наработался.  Таскает  по пять …  неподъёмных  самана.   Пот  ручьём».   
  Вышел  Петрович на крыльцо и ему:
        - Что  творишь?  Надорвёшь  кендюх,  дурачок  ты этакий! 
       Так  ему - незлобно, по- отечески.    А  Василий не  мог  терпеть  жалости  в свой  адрес, адрес  силача,  ну и он - психанул.  Буркнул  что  - то  под  нос.  Схватил лапищами  тачку и  размахнулся,  как богатырь  палицей,  и …  швырк!  её  через  хату. Чуть  трубу  не сбил.    
    Петрович  так  и  сел,  на  чём  стоял.    Рукой держит  сердце. Василий  к нему:  «Батя,  прости!»
           - Ну,  вот  как было,  по словам  Петровича,-  резюмировал  папа.
    Так  кое   - что  и  узнал  о  станичном  силаче.  Но  швырк  через  хату - это  сверх  воображения.  Этот  случай  по  молодости  приключился, так  сказать,  в период  становления  и  пробы  его  недюжих  сил. 
               
                ***

 А  вот другой  сказ.
       Он  приходится  на период   работы Карпова-младшего  инженером  по  ремонту  тракторов в колхозной  мастерской.   
       Представьте:  горячая  пора  ремонта.  Близится  посевная,  а  двигатели  многих  тракторов ещё  не готовы.  Василий  днюет  при тракторах,  мало ли что, сроки  поджимают.  Да и ремонтники  спешат  - райком торопит.
       - Василий  Семёнович,  помоги,-  просит  молодой  механик. - Домкрат  быстрее мне.
     А руководитель  мастерской  ручищами  цап  за  передок  трактора,  приподнял  играючи, да  говорит  в  пол -  голоса,  голоса  громового:    
          - Подставу  подвинь, чего  глазами  моргаешь, Геннадий!
     А  тот мигом  тумбу  под  передок  трактора,  а на  лице  брызги  удивления:   «О – ё –ё!   Силища  у вас  как  у Ивана   Поддубного»!
               
                ***
   

  Однако,  ставить  точку  повествования  рано.  На  закуску есть обворожительный ход  рассказа.  Не  упомянуть? Да  не  прощу  себе! 
     Василий,  по  словам  его  самого,  долго не  женился.  На  то были  разные  причины. Одна   такова:  боялся    взрывной  вспыльчивости.   
  Сыграли  свадьбу.    Жену  на руки - и  в хату.
      « Надо же!- удивлялись  те, кто не  знал  его  силы.  - Сколь  пронёс, метров пятьдесят, от  шоссе  до  дверей. Нёс, словно  пуховую  подушку! Вот так  Василий!  Вот  так силища!  Богатырь»!
   
         И вдруг, примерно, через  месяц  или  два,  уже  и не упомнишь,  пополз  слух  по улице:  сбежала  жена  от любимого. А  причина,  с вопросом  почему,  аукнулась  позже.  Оказывается, по  какой – то семейной  недомолвке,  меж  молодыми,  возник  спор.  Жена,  по  всей  видимости,  упорно стояла   на своей  правде.  А его  передёрнуло  внутри. И   желанную,  как пушинку, поднял и…  прижал к потолку  и  вразумляет  её:
      «Не  зли  меня  по  пустякам, говори  спокойно  и по  делу.  Не  «пили»,  дорогуша!»  -  и опустил, играючи,  на  кровать. 
    А та  прыг с кровати  -  да  за  чемодан.  Засобиралась  к маме.  Он перечить  не стал. Это был её  выбор. Упрашивать, чтоб   одумалась,  не стал.  А когда, уже  потом,  поразмыслив  о поступке, сходил и повинился, то просил вновь  сойтись. Она  наотрез  отказала.          
    Слух, об этом «нестандартном» поступке,  облетел окрестность  станицы,  и огорчил  многих  молодух,  которые метили  его  своими обворожительными  взглядами, да  и на  том и кончалась  их симпатия.
  А знаменитый силач   так и не женился.  И  всё – весь  сказ,  да  не про  нас!
                ***
     Продолжение  сказа  поведал  сторож  бригады,  который,   в  бытность  преклонения  Н.  С.  Хрущевым   перед     кукурузой,  значился   объездчиком – охранником    сих плантаций.
         - Была  такая  специальность, - улыбнулся    Никодим, тыча  цигарку  в  консервную  «пепельницу».  -  Еду  на  лошадке  и осматриваю  в бинокль плантацию. Под  вечер  это  было. Замечаю:  что  - то  в  серёдке   поля  белеет.   Остановился.  Бинокль  при  глазах.  Вижу - белая  полоска  движется  на  край  поля,  к  дороге.   Ага, - думаю,- я  тебя  встречу.  Лошадь  привязал в лесопосадке,  к   жердёлке.  Сам  притаился  меж  рядков.  Сижу,  любуюсь  спелыми  початками с ядрёным  зерном.  А  меж  рядков,  слышу: кто-то  что-то  тащит. Шорох  такой, будто  медведь  ломится. Жду. На  дорогу высокий  верзила  вытащил,  не  поверите!  наматрасник  с початками.      Силится  забросить  на  спину. И тут  он повернулся  ко мне  лицом. Ахаю  и вижу Василия!  Подхожу, говорю:  помощь  нужна?  Он  не  стушевался  и мне: а  поднимешь – оплачу! -  и трёт   ладонь  об  ладонь. Одна как  у меня две. А донесёшь  к дому?- интересуюсь.  А он:  донесу  до  самоката, он  в посадке,  взвалю  на руль  и  укачу,  если  только  не  сдашь милиционеру  потом.     Что делать?  Говорю:  я  тебя  не видел, уеду, а попадёшься,  то за воровство…сам знаешь.     Дело  то  прошлое.  И  всё  же  ума  не  приложу,  как  он отвёз  наматрасник  кукурузы?  Словом, богатырь,  и все  тут  дела,  Иванович.    Вот теперь  всё -  весь  сказ,  да  не  про  нас!!!