О ещё одном российском поэте. Дмитрий Черниченко

Дмитрия я видел и слышал всего один раз - в июле 2010-го, почти шесть лет назад. Меня пригласили в литературный музей в историческом доме купца Селиванова на презентацию очередного выпуска литературного альманаха "Белые кручи". В числе авторов была целая группа молодых поэтов творческого объединения "Поколение Мы" - среди них Максим Бессонов, Александр Савицких и тот, о ком сегодня речь - Дмитрий Черниченко (http://www.stihi.ru/avtor/dmitry38).
Раньше мне доводилось слышать о Максиме и Дмитрии, я даже испытывал к ним некоторую поэтическую ревность "старого" коллеги по цеху. Тот и другой, действительно, впечатляли. Были весьма неплохие стихи и у их коллег по объединению. Но Черниченко запомнился как-то по-особенному.
Именно он - его стихи, манера их читать и даже некоторые детали внешнего стиля (бросились в глаза тёмные носки под светлую обувь - моветон, как сказали бы ревнители дресс-кода) - больше всего походил на образ "настоящего поэта". Была в нём особенная внутренняя натянутость струны вместе с оттенком какой-то "неприкаянности", неотмирности. Причём во всём этом сквозила совершенная простота и искренность, ни малейшей нарочитости: именно тот случай, когда "стиль - это человек". Если попытаться выразить впечатление в "двух словах", то - слегка небрежная внешне внутренняя экспрессия.
На встрече тогда говорилось, что он только что окончил филфак нашего университета (вместе с ещё несколькими коллегами по объединению) и собирается в армию.
И вот, на днях, случайно (а бывают ли случайности как таковые?) встретив в автобусе Максима Бессонова, я задал ему в том числе вопрос о его друге и собрате по перу. И услышал нелепое и страшное: "Дима погиб". Уже почти два года назад. В двадцать семь лет, почти как Лермонтов. Возвращаясь на машине из Белгорода домой в Алексеевку, потерял управление и на скорости врезался в дерево. Машина загорелась (а это случается далеко не всегда), Дмитрий сгорел вместе с ней...
И уже потом вышла книга его стихов.
Не в первый раз я ловлю себя на смутном ощущении, что те мои знакомые, кому довелось умереть молодыми, уже тогда отличались чем-то общим, какой-то "печатью". Но это ощущение слишком смутно и слишком напоминает "дежа вю" - когда память накладывает на образы прошлого отпечаток позднейших событий, - чтобы можно было говорить об этом как факте.
И, если вдуматься, поразительно: он родился уже после того, как у нас в 1984-86 годах была незабвенная литературная студия "Надежда", где я вместе с целой плеядой тогдашних юных белгородских литераторов начинал "пробовать перо". Мы к тому времени были уже пусть не вполне взрослыми, но сознательными людьми со сложным внутренним миром и богатой личностной историей - а его ещё не было на свете. И вот - почти два года, как его уже нет. Весь его жизненный путь уместился в промежуток меньший, чем от нашего "оперения" до сего дня, когда я пишу это. И насколько же он был ярче, напряжённее и насыщеннее...
Чего стоит хотя бы этот "диагноз времени", поставленный им с такой глубиной и трагической силой, на которую не всегда окажутся способны и десяток учёных:
 
Мы ли паства?
Христос ли нам пастух?
Последний май
Был жарок и удушлив,
Да так, что многим в нём
Не продохнуть,
Не протолкнуть
Свои
Больные души
 
Не в силах было.
Был Христос -
Остался крест.
Остались те же люди
И пресловутый
Майский абрикос,
Что цвёл так бешено,
Но вновь цвести не будет
...
 
Мы еле переводим дух
В кривую жизнь
Из состоянья
Ровной смерти.
Под теми же,
Кто на суку уже
Повис,
Осталось лишь
Срубить под корень дерево…
(стихотворение целиком здесь: http://pokolenie-my.livejournal.com/3870.html)
 
"В нём было что-то трагическое", - сказал я. "Многие так говорили", - согласился Максим.
И осталась постскриптумом строчка, предпоследняя в ещё одном его стихотворении, которое он читал на той встрече в литмузее и которое я не запомнил и не нашёл в Интернете: рифмой к слову "исчеркав" - "Вам пишет Черниченко". Почему-то мне она видится тонким росчерком огненных букв на ночном звёздном небе. "Вам пишет..." Поэты остаются, даже уходя.