Интеллект богатый, но истинной мудрости нет

5 октября 2015 года

   В мемуары  Нины Берберовой "Курсив мой" вчитывалась трудно. Какой-то размытый, растянутый стиль. Сейчас так не пишут. Обычно мемуары отличаются простым, разговорным языком.

   О самом авторе ничего, кроме имени, не знала. Которое, время от времени, где-то всплывало: в передачах ли по «Культуре», или каких-то текстах. Затем заинтересовала необычность личности автора.

   Вскоре втянулась... Увлек, пожалуй, экзистенциализм писания, хотя и отвергаемый писательницей, как вовсе не свойственный ей. Читать становилось все интереснее и интереснее. Это пробуждало желание и писать самой (в заделе уже много разных автобиографических заготовок).

   Вдруг стала находить в ней, ее психологии и характере, близкое мне, но и  во многом отличное. И это привлекало.
   Сблизило и мироощущение — та трещина, (или «шов»), которая определила ее жизнь и характер. Это причастность двум мирам: прошлому и настоящему (послереволюционному). Проблема, которую приходится преодолевать и нам, хотя и в обратном порядке.

   Поток сознания...

   Люди 19-го века были более свободны, чем мы, представители века двадцатого, зашоренные, зомбированные железо-бетонной черно-белой моралью, внедряемой (порой жестоко!) коммунистическим (семейным и общественным) воспитанием, лишив по причине  этого (или какой-то другой) личного счастья. Хотя это и спорно!

  Интересно. Но не нравится стиль. И даже сама автор  мне не очень симпатична.

  Наверное, это нормально: считать себя носителем абсолютной истины, подгоняя всех других в свое прокрустово ложе — осуждая и критикуя. Да иначе и быть не может. В мемуарах главное - сам автор, хотя в начале повествования она как бы порицает за это пишущих. Субъективизм при всей кажущейся объективности.
Не скажу, чтобы мне это нравилось в писательнице. Но читать интересно. Нет советской зашоренности. Хотя от нее «ноне» освободились и многие нынешние пишущие, но часто впадающие в другую крайность — негативизм в оценке прошлого, лишенный какой-либо объективности. «Саморазбалакивание».

  Поражает смелость и независимость суждений. Наверное, только дожив до девяноста лет, пережив два столетия (и три идеологии) можно писать так смело.  Ну, и конечно — с детства нацеленное собственное миро - и себя ощущение  в этом мире.

  От этого чтения, как и от книги  Поля Вайля «Гений места», остается какой-то неприятный осадок. Чрезмерная откровенность, пристрастное желание «порыться» в чужом «грязном» белье — как знак «прогрессивного» антипуританства, демонстрируемого в ответ на «советскую стыдливость».
Кстати, очень много ошибок (опечаток?) в интернетовском тексте. Почему его никто не корректирует? Это снижает уважение к автору.
Стиль: поток сознания, иногда с нарушенной пунктуацией и правилами согласования слов, что нарушает логику восприятия и смысл прочитанного, даже перечитывая многажды.

  Наверное, я не права. Ведь и мне интересно узнавать что-то «непечатное» (интимное) из жизни великих людей, всегда воспринимаемых ранее только «белыми и пушистыми» (или наоборот.) Во мне говорило то самое  «советское пуританство», которое, впрочем, я не считаю чем-то негативным, а следствием просто «хорошего (правильного) воспитания».

  Конечно, умна. Конечно, невероятно образованна. И широко оплетена связями со всеми предреволюционными и послереволюционными политическими и литературными (эмигрантскими) слоями русского общества. Что дало ей неоценимую возможность подробно, глубоко и интересно рассказать о том времени.

  По-человечески, есть что-то в ней вульгарное, отталкивающее, неприятное. Психологически она не близка мне.

  Очень категорична. Даже бравирует своим атеизмом. Особенно неприятен и даже циничен разговор с архимандритом Киприаном.

 Интеллект богатый, но истинной мудрости нет. Не хватает истинной глубины. Начитанность плюс быт.

P.S. Они испугались Сталина, репрессий, того, что им не дадут творить. Но то, что им пришлось пережить в эмиграции, особенно во время войны и оккупации Франции немцами, — ненамного легче.