Барин и крепостная. Глава 10. Конфронтация

Переход к предыдущей главе – http://www.proza.ru/2016/06/13/547


В тёплой комнате те же. Все пьяны, кроме меня. Я делаю пьяный вид. «Что ж пора начинать».
–  А что ж, Аркадий Фёдорович, вы всё ж меня слабаком считаете. А вот вы ж тоже небось слабак?
Аркадий Фёдорович перевёл на меня взгляд, пытаясь вразуметь –  что это было.
–  А слабо вам на души сыграть?
–  Давай, что даёшь?
–  Две души. Женского и мужеского полу с ними детишек двое-с.
"Простите меня, грешного, вами жертвую"–  представил я их себе.

–  Я что ж их видел? Ты что ж болезненных мне подсунуть хочешь?
–  Нет здоровы, Аркадий Фёдорович, нечто я обмануть был горазд?
Остальные притихли с отупевшим вниманием прислушиваясь и что то кумекая себе на уме.
–  Ну, а от меня что хочешь?
–  Анну.
–  Во! –  Аркадий Фёдорович вынул кукиш, –  Машку и от тебя ещё душу, младшего женского полу.
–  Нет–с. Не пойдёт.

–  А что тебе Анька то? А–а–а! Ясно! Да ты ж вроде как... Нравится значит?
–  Ну есть немного.
–  Немного? Ну что ж немного... Силантий, зови ка Аньку.
–  Зачем?
–  Посмотрим, что ж в ей нравится.
–  Аркадий Фёдорович...–  я не нашёлся, что сказать.
–  Да, –  Аркадий Фёдорович, –  Что ещё? –  Аркадий Фёдорович посмотрел на меня и развалился на кресле. Остальные молча уставились в пол.
 Молчали долго. Василь Семёныч, –  Может хватит уже. Поспать уж не мешает.

–  Ты можешь идти, Василь. Хотя зря. Посмотришь. Будет интересно.
Над комнатой, как повисло, мрачное молчание.
Явился Силантий, за ним вошла Анна в тулупчике. Бледна, предчувствуя что то нехорошее, смущаясь.
–  Что ж Александр Силыч, смотри. Вот она.
Аркадий Фёдорович подошёл к Ане и стал стягивать с неё тулупчик.– Во всей красе.
Сердце моё ёкнуло и забилось часто часто.
–  Аркадий Фёдорович!

–  Что, Аркадий Фёдорович? Вот –  товар твой, любезный.
Аркадий Фёдорович дёрнул за шнуровку на шее Ани расслабив её. Аня прижала к груди руки, удерживая платье.
Кровь хлынула мне в голову.
–  Аркадий Фёдорович, коли знаете о моих чувствах, любых, ваши действия похожи на издёвку над ними.
Аня блеснула испуганными глазами на меня и снова смущенно потупилась, может быть поняв для себя что то. В дверях не выходил Силантий, с тревогой наблюдая за происходящим.

– Чувства. Чувства! Чувства говоришь? Какие чувства такие? Она вешь моя. Хочу продам, хочу возьму. Какие у тебя могут быть к ней чувства.
–  Аркадий Фёдорович. Честь дворянская –  что позволяет вам столь легко рассуждать о душе как о вещи? Помещик должен-с заботиться о своих душах. Вот у господ спросите-с.
– Аркадий Фёдорович, в самом деле. Что ж это вы-с?
– Что я? А что я-с? Что у тебя Василь Семёныч нет брюхатой душеньки. У тебя– ж, говорят, сынок бегат, да дочка в деревнях.
– Аркадий Фёдорович!

– Что Аркадий Фёдорович!
– Я ж по крайней мере не так-с. По обоюдосогласию-с, если на то пошло.
– Что, на коленях стоял-с. Умолял-с пока не согласилась?
– Аркадий Фёдорович не выходите за рамки-с.
– Ещё один влюблённый. Прокопий Иваныч, а ты как на всё это смотришь? Ты вроде как и с барышнями строгий. Тоже туда ж?
– Ну, не туда ж, помилуйте. Но, –  глянув на меня,– Думаю, что приличия надо бы соблюдать-с.

–  Приличия. Какие вы все чистенькие. А что, Саша, у тебя что –  не было такой душки в жизни? Не было?
–  Мож и было-с, и что-с. Не в безгрешности дело-с, а в душевности-с, –  я невольно вспомнил,как приставал по молодости к Грушке, как получил от неё всё, и охладел потом,считая само собой разумеющимся, хотя было скверно на душе, и через какое то время был даже рад, что  её продали за долги кому то, –  По молодости то много греха творим, так в зрелости свою совестию то держать надо.
–  Совестию? Прокопий, мож и ты что вспомнишь, признаешься. Как на духу. Мож было что? По молодости?

Прокопий Иваныч, посмотрев вправо вниз, сжав ручки кресла, –  То вас не касаемо, не обессудьте.
– Ха ха ха. И этот туда же! И какая разница –  по молодости, не по молодости. С нежностями, без нежностей,–  повернув Анну спиной, оголил ей больше спину, дёргая вниз за ворот. – Вот –  я так люблю иногда, коли любовь слаба.
На спине неотчётливо имелись зажившие уже следы от прута и одна большая отметина от чего то ещё более широкого.
Сердце сжалось. Нежная кожа и эти отметины.
– Так товар то у вас порченый.

– И что? Хочу продам, хочу нет.
"Что делать? Оставить всю затею? Похоже хуже всё только."
– А вот сегодня выпорю. Выпорю.
– За что же-с?
– За то что позволила себе обратить ваше внимание. Нанесла мне тем самым непоправимый ущерб.
Повернул её.
– Что глаза потупила? – взяв за подбородок,–  смотри. Смотри на бар, прорва.
Анютка подняла глаза, полные слёз с дрожащими ресницами.

–  Ну уж полноте, –  невесть откуда взявшейся прытью подскочил я к Аркадию Фёдоровичу с Анюткой.– Попрошу вас не оскорблять... мои.. да, да чувства.
Аркадий Фёдорович, стеклянными глазами глядя в мою сторону,– Чувства, снова чувства? Она ж порченая по всякому. У неё ж дитё в Пеньках. Чьё дитё, Ань?
– Ваше-с, – Аня начала всхлипывать
– Слышал? Наше-с.
Кровь снова хлынула мне в голову. В голове билась одна мысль "Геройство, поступок.. геройство, поступок."

– Аркадий Фёдорович, пустите-с. Коли не так –  нанесёте мне смертельное оскорбление-с.
– Пустить-с или спустить-с. А может поднять?
Аркадий Фёдорович наклонившись, взяв за подол, глядя мне в глаза, стал поднимать его, обнажив колени Ани и медленно стал поднимать дальше. Анна уже вся дрожала.

– Барин, отпустил бы ты её, –  Силантий подал жалобный голос из дверей. Остальные вконец ошалев от всего, молчали. чувствуя близкую развязку.
"Сейчас или трус!"–  мелькнуло в голове. Со всего размаха шлепнул по щеке Аркадия Фёдоровича, тот аж покачнулся. Он выпустил платье из рук, шея его стала багроветь глаза бешено вращаться.
– Вон! Во-он! Вон отсюда, щенок!

– Я имею честь стреляться с вами, –  откуда то взялась во мне холодность и чеканный слог. Анютка отскочила при его крике к дверям прямо в объятья Силантия, который прижал её тоже в слезах.
–  С кем, с кем стреляться? С тобой, щенок? Вон отсюда!
– Извольте удовлетворитьс-с. Василь Семёныч, прошу вас быть моим секундантом.
Василий Семёнович еле выходил из ступора.– М-м. ну.. как же? Ну, ежели вы хотите стреляться из-за крестьянки-с.

–  Не из-за крестьянки-с. Вы только что были свидетелями моего унижения-с,– взглянув на Аню, – И да-с из-за крестьянки, из-за крестьянки тоже-с. Да-с, именно так-с!
– Да вы вольнодумец!– нашёлся Аркадий Фёдорович.
– А вы хам-с, и за хамство будете отвечать-с, –  холодность и чёткость мыслей пришли откуда то и завладели моим сознанием. «Жизнь? А что жизнь? За что живём? За что? Не за то ли, чтобы когда нибудь встать и сказать, и защитить. Невинную душу».

– Дуэли запрещены,–  подал голос Прокопий Иванович,–  всем грозит...
– Не сейчас, Прокопий Иванович, не сейчас.
– Подите вон,–  Аркадий Фёдорович уже как то потерял силу.
 – Имейте честь, Аркадий Фёдорович. Да и трусость к тому же вам не к лицу.
– Трусость? Да что ты знаешь, щенок?! Силантий, тащи пистоли!
–  Так что ж вы –  здесь собрались стреляться? Увольте.– Прокопий Иваныч встал с кресла.

– Пошё-ёл вон! Силантий пистоли сюда!
– Барин..
– Пистоли!
Силантий Выпустил Анютку, она уже не плача, дрожа от страха опустилась по стене и забилась в угол у двери.

 Тяжело сопя, Аркадий Фёдорович, наклонил голову и ходил вокруг меня. Я сделав невозмутимый вид стоял с мыслями, всё лезшими и лезшими в голову: «Гнус. Мерзавец. Подлый жуткий тип. А что. если убьёт?» Холодок начал трогать сердце. «Убьёт. И что ж? Раньше, позже? Что, жить хочешь?... Да... а как же Аня? Что же будет с ней? Так что ж –  сошлют этого. А коль не сошлют? Сощлют. Денег таких у него нет, чтоб как тот откупиться. А я? Да бог с ним. Прости господи –  не для греха творю –  истины ради.»  Я перекрестился.

Прокопий Иваныч, поняв видимо свою безвыходность, бледный снова рухнул в кресло, что то шепча и крестясь. Василь Семёныч тёр лоб, откидывал голову, снова тёр, приговаривая в полголоса, –  Вот и случилось, вот и случилось.–  Его скорее всего таскали уже по первому случаю и он тоже переживал сильно, а может и не поэтому –  кто знает?
Аркадий Фёдорович остановился и тупо смотрел на дверь.
Показался Силантий с коробкой.

– Дай.
–  Может извинитесь и дело с концом?, –  Василь Семёныч с тусклой надеждой произнёс куда то в пол.
Аркадий Фёдорович ткнул ему коробку. – На, заряжай.
Прокопий Иваныч встал, обернувшись в красный угол с молитвами.
Аня, уткнув голову в колени, изредка одним только глазком взирала на меня, иногда зыркая и на других. Уверенность вновь пришла ко мне, прогнав холодок из сердца. Силантий стоял будто задумавшись и, шепча тихо, творил крестик у сердца.


– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
к следующей главе – http://www.proza.ru/2016/06/14/527