Видение

I
Случилось это по осени. Не промозглой и дождливой, а по осени запоздалой, уютной и смиренно-погожей. В последнее время со мной происходили странные вещи – я ощущал какое-то необъяснимое беспокойство, будто внутри поселился вероломный червь, грызущий меня с особой медлительностью. Поэтому, промучившись от тягостных ощущений, с первого же дня отпуска я отправился в небольшое путешествие по нашему краю.

Бывает, когда нужно принять какое-то трудное решение я еду на ближайшую реку порыбачить, а заодно поразмышлять. Так что я знал, что нужно сделать. Но поскольку в этот раз все усложнялось неясностью проблемы, то требовалось куда больше времени на размышления.

По пути следования в сторону отчего дома, что когда-то находился в низовьях Дона - почему то именно это направление захотелось избрать, я останавливался на некоторых живописных берегах реки. На самом деле, наш старый дом сгорел от удара молнии. Помню, как увидел обугленный, продолжающий дымиться остов здания. Жуткое было зрелище! Оставалось строить догадки, отчего это произошло. Мы решили, что причина столь быстрого возгорания - в старой яблони, которая росла у самого дома, закрывая корявыми ветвями окна, цепляясь за шиферную черепицу и водосточный железный желоб, будто норовила сорвать все с креплений.
Скорее всего она загорелась, а затем огонь перекинулся и на все остальное, что к тому моменту было уже ветхое.
В то на редкость засушливое лето не одним нам не повезло. К невезению других я еще вернусь. Пусть будет все по порядку.

Размышляя над тем, куда отправиться в путешествие, я подумал об Азове - городе, в котором я родился, и в котором продолжали жить мои давние приятели. Мы давно уже не общались, но у меня возникло желание их повидать.

Время от времени я сворачивал с дороги и устремлялся к берегам петляющей реки. О какие это восхитительные места!

Казачьи хутора с выбеленными куренями, которые представляют собой небольшие жилища с соломенной, камышовой крышей и замазанными глиной оконцами. Деревянные амбары, так называемые гумна, с наваленными скирдами хлеба. И вот представьте: холмы с выжженными пшеничными колосьями, бирюзово-серую реку, окаймленную шатрами рощ и бескрайние степи - то с золотым морем донника, то с пурпурно-сизой дымкой чабреца, то с шарами пустоцветов. Невозможно передать словами собственное впечатление от этого великолепия, невозможно описать всю гамму красок и более всего невозможно раскрыть каждую составляющую коктейля запахов, что здесь ощущаются - и легкие, и терпкие, и пряные, и горькие... Закрываешь глаза, делаешь глубокий вдох, ощущаешь приятное головокружение. Хочется бежать куда-то вперед, упасть посреди поля, и вдыхать, впитывать, вбирать в себя все, что видишь, слышишь и чувствуешь...

Но как не пытался себя отвлечь, и все-таки беспокойные ощущения не покидали меня.

Пробираясь среди высохших камышовых зарослей к затону реки, я заметил на воде семейство уток. Хорошо им тут было, укромно и раздольно. Затон кормил их плавучей ряской, которой здесь было вдоволь, и не менее богат он был рыбой - плеск ее не прекращался ни на миг. Но я впервые такое видел, чтобы множество утят сопровождали две взрослые особи. Одна из них, наверное, правильнее сказать, один из них неторопливо, вальяжно плыл, незаметно перебирая лапками под водой, горделиво задрав вверх голову на изогнутой шее. А самка все время суетилась, выпячивала вперед шею, норовя подщипнуть и подтолкнуть нерасторопных детенышей. Хотя, возможно, я не прав, и того, кого я принял за главу семейства, был на самом деле ее женским благолепием.

Что-то в последнее время стал я чересчур сентиментальным. Наверное, это от того, что уже давно пора создать собственную семью. Почему только у меня это не получается? Два неудавшихся брака и пять лет после этого бестолковых встреч могут кого угодно заставить отчаяться. По совету друга я как-то посетил одну старенькую прорицательницу, которая с настойчивой убедительностью предрекала мне судьбоносную встречу в течение года. Посмотрим, сбудется ли ее предсказание. Впрочем, я не особо верю.
Самое удивительное, я уверен, что причина, по которой обстоятельства так складываются, не лично во мне, а в каком-то невезении. Нет, конечно, положив руку на сердце, бравым парнем меня нельзя назвать. Но, безусловно, я являюсь тем идеальным для семейных отношений человеком, про которого говорят в лучшем смысле этого выражения – редкое ископаемое. Не пьющий, не курящий, не гуляющий, не ворчливый и работящий. Как видите, такие экземпляры еще водятся.
Интересно, а как сложилась судьба моих друзей? Должно быть, давно уже все переженились, обзавелись детками, а учитывая наш возраст, не исключено, что уже и первыми внучатами. Юность моя далекая связана с истинно верными друзьями, разбитыми коленками, вечно хмельным дедом Макаром, морским портом и тягучим душистым запахом степей.

От воспоминаний о юности накатило душераздирающей грустью. Нас было четверо друзей – Степан, Захар, Филипп и, соответственно, я – Станислав.

II
- Сеня, вставай, - пытаясь добудиться сына уже в третий раз за утро, женщина подошла к окну и раздвинула шторы.
- Ну-у-у, мам, - протянул он, приоткрыв и вновь зажмурив от слепящего света глаза.
- Что ну мам, ну мам? Вставай, говорю. Опоздаешь в школу. Ох, и не повезет же твоей будущей жене. Ну и достанется же ей такой лодырь.
- Какая жена, мам? Я никогда не женюсь.
- Это почему же?
- Не хочу, чтобы она меня так будила по утрам, как ты.
- Вот я и говорю, лодырь ты, – улыбнувшись, произнесла она и потрепала его за кучерявые волосы. - Ничего путного из тебя не выйдет. Так и будешь у бедных родителей на шее сидеть. Вон, хотя бы брал пример со своего друга - Захара. Все учителя его хвалят. Он верно в политики подастся. Город, да и деревню на ноги подымет. А ты, наверное, по стопам деда Макара пойдешь – только что о самогоне и будешь думать.
Станислав уже ее не слушал, торопливо откусывая свежеиспеченную ароматную лепешку и отхлебывая большими глотками немного кисловатую бузу.  Он знал, что матушка души в нем не чает, повозмущается немного и успокоится.
- Ох, ну осталось то последний год окончить, подсобрался бы что ли, уж ради матери, – продолжала она негодовать, подливая ему в кружку бузу.

Дождавшись, когда матушка закончит перед ним хлопотать, он прокрался  в погреб и схватил, что искал. Мальчик чуть было не столкнулся с дедом, вышедшим из дома. И впервые был рад, что тот пьян - мутный взгляд старика скользнул по нему, словно и не заметил вовсе.
- Дед, иди домой, - произнес он через плечо.
- Ты мне тут... не указывай, - еле разборчиво пробурчал дед Макар, хватаясь за деревянную изгородь. - Лучше бы помог...
- Я в школу опаздываю, - уже не оглядываясь, крикнул Станислав. Оттолкнув калитку ногой и поправив рюкзак, он прибавил шагу.

Друзей, ожидающих с торца школы, он заметил еще издали. Мальчишки бросали камни в кирпичные стены здания.
- Что так долго? – набросился на него Захар.
- Да, так, - неуверенно начал Станислав, оглядывая недовольных друзей. Несмотря на то, что те встретили его не особо радушно - он был рад их видеть. Возникло даже странное желание обнять каждого, будто не выходные прошли, а пролетели года.
- Ты принес? – спросил Степан.
- Да, принес, принес, – ответил он, приоткрывая рюкзак.
Филипп тут же схватил за горлышко бутыль и приподнял ее:
- О, да тут на всю школу хватит.
- Да, осторожней ты! - Станислав с опаской бросил взгляд по сторонам. - Еще кто увидит - будет мне потом взбучка.
- Сенька, ну ты молодец! – похлопал его по плечу Захар, - Я думал, что не решишься ты.

Друзья поспешили на занятия, с нетерпением предвкушая вечерней кутерьмы. Им показалось, что в этот день уроки были нескончаемые и самые, что ни на есть утомительные. На последнем уроке все вчетвером переглядывались и ерзали на своих стульях. А уже к концу урока Станислав поймал скомканный бумажный шарик, прилетевший в него от Филиппа.

«Слабо пересилить деда Макара?», - прочитал он, развернув смятую бумажку.

Тут же раздался пронзительный школьный звонок, и друзья практически одновременно сорвались со своих мест…

Они были дружны еще с начальных классов. И в совершенстве дополняли друг друга характерами. Филипп - худосочный, низкорослый, был самым смышленым. Совместно с Захаром они были чаще всего зачинщиками новой озорной идеи. Не по годам развитый Захар был негласным предводителем их компании. Степан был настоящим богатырем не только в физическом плане, такой же - богатырский у него был и дух. Его сложно было сломить. Он был защитником компании. А нерасторопный, неприметный с виду Станислав был их всеобщей душой. Именно он придавал новой идее глубокий смысл.

Станислав первым разглядел в параллельном классе настоящую красавицу Малику. Словно лебедушка, она не ходила, а плавала. Да она и напоминала лебедушку своим царственным станом и тонкой длинной шеей со скромно опущенной головушкой. Длинные волосы, переливающиеся то горькой коричневой, то каштановой спелостью, то отливающие бронзой, всегда были аккуратно переплетены с атласными лентами в широкую косу. От матери-татарки ей достались и карие глаза с притягательным загадочным разрезом, плавной волной переходящие от одного своего уголка к другому. А властные широкие губы и высокий рост, видимо, достались от неизвестного никому отца.
Воспитываемая бабушкой и дедушкой Малика часто меняла школы, поскольку история ее осрамленного происхождения эхом разлеталась по новой округе. Все знали, что сразу после рождения Малики ее мать утопилась в глубоководной реке. И, казалось бы, это должно вызывать сострадание. Однако какая-то необъяснимая, неземная красота Малики, проявившаяся достаточно рано, вызывала лишь зависть. А ее обособленность от других воспринималась, как горделивость и зазнайство.

Станислав сразу почувствовал в Малике притягательную загадочность. Когда же ее образ, нарушающий его ночной покой, стал навязчиво бередить и в остальное время, он решился на негласно запрещенное с ней общение. Но Малика была неприступна и надменна. Юноша пытался позабыть о своей неудавшейся попытке, расточая  теперь внимание на других девушек. Только ни одна другая девушка, даже самая расчудесная, не могла его так увлечь, как неприступно холодная Малика.
Исстрадавшись и измучившись, он начал на нее злиться. И в этот самый момент, о котором потом горько жалел, Станислав стал привлекать к ней внимание своих друзей, подбивать их на нечто такое, что сам себе точно не обрисовал.

- Вы видели, видели? - начал Станислав, когда они вчетвером вышли из класса, - Куда это наша Малика так спешит?
- Действительно, что это она так выскочила, ведь урок только-только закончился? – поддержал его Филипп.
- Предлагаю за ней проследить, – сказал Захар.

Словно немой охранник Степан последовал за друзьями. А Станислав радовался, что может спокойно и долго наблюдать за Маликой, не осуждаемый своими друзьями. Девушка, сосредоточенная на своих мыслях, не замечала слежки. Не оглядываясь, она прошла сквер, площадь и уже подходила к порту. Но здесь был такой открытый пустырь, что друзьям просто негде было бы спрятаться.

- Давайте, я один за ней прослежу, - предложил Станислав.
- Тогда возьми мою кепку, - сказал всегда находчивый Захар, продолжая давать ценные указания, - Когда будешь идти мимо нее, не поднимай головы и не делай резких движений.

Юноша отдал тяжелый школьный рюкзак друзьям и, спрятав руки в карманы, медленно последовал за Маликой. Подходя к пассажирскому причалу, девушка обернулась, но так и не заметила находившегося в тени деревьев Станислава. Здесь ему пришлось окончательно остановиться.
Солнце только-только начинало свое плавное движение к горизонту, отчего земные тени чернели и удлинялись, а на поверхности воды стали более заметно переливаться узоры нефти.

В ожидании девушки Станислав наблюдал за движением судов в порту и чайками, суетливо кружащимися и облепляющими мачты причаливших к берегам кораблей. Как при подготовке к параду, грузовые суда выстраивались рядами. А на чуть заметных волнах колыхались яркие бакены, похожие на треугольные шапки скоморохов.

Малика неожиданно быстро появилась, но не одна. Ее сопровождал загоревший грузчик в приметном рабочем комбинезоне. Дыхание юноши перехватило, сердце выпрыгивало из груди, будто погода резко переменилась, и на смену портовой свежести пришла городская духота.
И хоть Станислав отгонял от себя все дурные мысли, и хоть Малика шла на расстоянии от своего провожающего, от его взора не ускользнули их беглые трепетные взгляды, и легкие прикосновения рук, и печальные улыбки при прощании. Вот кому отдала она свое сердце! Вот кому она его предпочла!

Не в силах взирать на их волнительное прощание, он поспешил к друзьям. Быстрее, быстрее, чтобы не оставаться наедине со своими горькими мыслями. Быстрее, быстрее, чтобы поделиться увиденным с друзьями, но лишь затем, чтобы выплеснуть весь шквал своих переживаний.

- Да она пошла по стопам своей матери, – громогласно возмущался Захар, услышав принесенную ему весть.

Остальные непонятно чему чересчур задорно радовались. И тогда Станислав обратил внимание на разложенные на газете куски пострамы, на свой открытый рюкзак и полупустую бутыль.

- Сенька, ну молодец! – сказал Захар, - Настоящий следопыт.

Но тут все товарищи разом притихли, заметив приближающуюся к ним Малику. Низко склонив голову, она быстро шла по парку.

- Поглядите-ка, да она свои срамные глаза прячет, – закричал Захар. – Так уж и стыдно, тебе, гульня?
- Как ты назвал ее? – спросил Филипп.
- Гульня, – повторил Захар. – Так матерь ее называли.
- Гульня, гульня, – заголосили парни, обступая ее со всех сторон и хватая за руки.

Малика ниже прежнего опустила голову, отталкивая от себя парней. Захар резко схватил ее за косу.

- Не прячь свои глаза, неподступная наша Малика. Чем я для тебя плох? Разве я не хорош? Ты посмотри, посмотри, – не унимался он.

- Пусти меня, - взмолилась девушка.
- Да она только с грузчиками якшается, – прокричал Филипп. – Пойду-ка и я в грузчики. Будешь тогда со мной, Малика?
- Да не трогайте вы ее, – встал на защиту Станислав.
- Сенька, на-ка, глотни для храбрости, – предложил Степан. – Она тебя отвергла, а с грязным грузчиком пошла. Глотни и другими глазами на нее взирать будешь.
- Да она его охмурила, вот ведьма! – выпалил Филипп, смерив ее презирающим взглядом.

Станислав попытался образумить своих друзей, но его никто уже не слушал. Из искры, которую он зажег, вспыхнуло неистовое, сокрушающее пламя. Прикрывая собой Малику, которую, словно подвесной мешок, толкали из стороны в сторону, он упал на асфальтированную дорожку и потерял сознание. А когда очнулся, то увидел, как девушка убегает, прикрывая оголенную грудь разорванной кофтенкой.

На следующий день она не явилась на школьные занятия. Потом и вовсе оказалось, что их семья съехала, но куда - никто не знал.

А к концу учебного года одно за другим посыпались несчастья на всех четверых друзей и всех, кто их окружал. Отец Захара запил, и однажды, уже изрядно выпивший, вернулся раньше обычного домой и застал жену с соседом, кинулся на обоих с ножом и зарезал. Родители Филиппа потеряли работу, а потому парню ничего не оставалось, кроме как пойти работать на тот самый порт грузчиком. С родителями Степана ничего не случилось. Но в разрозненной компании он больше не ощущал себя нужным и вообще не видел жизненных целей, поэтому, не успев окончить школу, уже пристрастился к выпивке. Дом Станислава полностью сгорел, и его родители приняли давно обсуждаемое решение о переезде.

Сосредоточившись на произошедших событиях, все вскоре позабыли про Малику. Только в памяти Станислава образ девушки продолжал время от времени всплывать. Он то себя корил, то жалел и успокаивал, мысленно убеждая, что она сама виновата…

III
В глубокой грустной задумчивости я приближался к родному Азову. Уже вечерело. И город обволакивался таинственным благолепием от зажигающихся фонарей, яркой палитры небесного фона и свежих запахов, которые к вечеру становились более дурманящими. Оставив машину на охраняемой стоянке, договорился на счет ночевки и пошел прогуляться по городу.

Я не спеша брел по своей родной улице, намереваясь дойти до ее начала - до того места, где когда то стоял наш дом. Вдалеке уже виднелся покатый вал и узенькая разбитая тропинка...

А впереди высилось знакомое острие музейной крыши с колокольней и часами. Я дошел до этого места на пересечении улиц и замер.  Именно здесь в окружении фасадов старых зданий я перенесся в далекое историческое прошлое моего города и одновременно в свое прошлое. Вот тот самый парк - где осталось беззаботное детство, где осталась компания верных, дополняющих друг друга друзей, где я в последний раз видел Малику.

С превеликой тяжестью на душе, посмотрев вдаль узкой улочки, я свернул в сторону парка. Пусть в моих воспоминаниях все останется прежним. Я зашагал по парку, рассматривая узоры мозаичной плитки. Резко поднявшийся ветер закружил в воздухе опавшие разноцветные листья.

Нужно было отужинать в каком-нибудь кафетерии. Сосредотачиваясь на этом, я пытался отогнать таким образом от себя другие мысли. Так бы я и прошел весь парк, если бы не обратил внимания на странное мерцание бликов под ногами. Когда я поднял голову, то увидел, что замерцали одновременно все парковые фонари, будто лампочки в их плафонах собирались перегореть. И тут же позади меня раздался грудной девичий смех. Я обернулся. И увидел Малику.

Облаченная в длинное белое платье, словно невеста, девушка неподвижно стояла в облаке листвы.

Не замечая больше ничего вокруг, я кинулся ей на встречу, почему-то совершенно не удивившись в тот момент, что за эти долгие годы она совершенно не изменилась, разве что только распустила волосы. Но чем ближе я к ней подходил, тем больше замечал в ней какую-то странность. Бледное лицо. Ничего не выражающий взгляд, будто смотрящий в одну точку сквозь меня. И неестественно свисающие руки с жутко скрюченными пальцами. Осознав безжизненность ее облика и абсурдность ситуации, я на миг оцепенел от испуга, но тут же стал падать, не чувствуя своих ног.

Я видел, как она приближается, запрокинув голову. Но не мог даже закричать. Все тело, каждая мышца онемели. Я зажмурился, словно это могло меня спасти...

Когда же вновь открыл глаза, то увидел проходящих мимо меня девушек - на одной из них было струящееся белое платье. Они отшатнулись и торопливо зашагали по скверу. А я еще долго стоял на четвереньках, наблюдая, как они удаляются. Девушка в белом платье действительно была похожа на Малику - те же волосы, те же черты лица, та же статность.

- Было ли это просто плодом моего воображения? - задавался я вопросом, уже присев на лавочку.

   Возможно, устал с дороги,  расчувствовался, находясь в родных краях, а тут еще приглушенное вечернее освещение - так я пытался найти разумное объяснение произошедшему событию. Но что-то глубоко внутри меня не давало покоя. Во всем моем теле была какая-то болезненная слабость, сердце не прекращало неистово клокотать, а руки лихорадочно дрожали.

   Вкуса еды я в тот вечер не чувствовал, впрочем, даже не помню, в какое кафе я зашел и что именно заказывал. Я плохо спал, проваливаясь только время от времени в короткий сон, хотя и был с дороги. Дождавшись рассвета, я было кинулся на поиски своих давних приятелей, но, посмотрев на часы, тут же себя остановил.

   Почему-то первым мне захотелось отыскать Захара. Он и сейчас воспринимался мной, как всезнающий предводитель.

С заколоченными окнами дом, некогда считавшийся одним из самых добротных, так и стоял на своем прежнем месте в конце небольшой улицы, уже со всех сторон окруженной высокими современными зданиями. А здесь, будто время остановилось. Соседские собаки без умолку лаяли. На их лай вышла пожилая соседка. Я спросил ее, знает ли она, где хозяин дома.

- Станислав, неужто это ты? – радостно воскликнула она, и сразу как-то сникла.
- Вы меня знаете? – удивленно спросил я.
- Как же не знать, помню всех. Помню, как озоровали, как собак дразнили, - задумчиво начала она и опять замолчала. – Не обрадую я тебя, не обрадую.
- Не знаете, где можно найти Захара? – спросил я, пропустив мимо ушей ее последние слова.

Она долго молчала, глядя на меня.
- На кладбище его найдешь, сынок, к сожалению.


  Через пару часов я по всему городу рыскал в поиске диких полевых цветов. Их запах мне напоминал степи, бесконечность, свободу и счастье.

- Будь счастлив, мой друг, – сказал я, уже стоя у могилки Захара и положив прямо на землю охапку диких ромашек.

Неприметная, неухоженная, без ограды могилка как-то быстро нашлась. Даже после своей смерти, мой друг продолжал меня выручать. Стоя рядом с черным надгробием, я плакал, и кое-что ему пообещал.
Набравшись мужества, я узнал про участь и других приятелей. Каждого из них я навестил… здесь же.

И вот в последний день - день своего отъезда, когда я, выполнив свое последнее обещание другу, сидел напротив его могилки, теперь уже облагороженной, с новой кованой оградой, на меня вдруг нашло озарение. А что, если мой приезд не случаен? Может, поэтому меня так сюда и тянуло? Мои друзья хотели, чтобы я отдал им свой последний долг и с ними попрощался.

Я вспомнил и про свое видение в парке. А что, если это все Малика? А вдруг после того раза, отчаявшись, она как и мать ее утопилась? И виноваты то в этом мы. А не с этим ли связаны и те несчастья, которые случились с нами в школьные годы?

Захар нелестно отзывался о ее матери, но в итоге его мать стала такой же, и также, как Малика, он рано ее потерял. Филипп считавший работу грузчиков принижающей, сам же и стал грузчиком. Семен в тот вечер думающий только о самогоне, так и спился. А я? Я розжег это пламя ненависти, в итоге сгорел наш дом, и продолжает бессмысленно сгорать моя жизнь.

Может, она действительно ведьма,  и я буду следующим? Может она специально меня сюда заманила, чтобы отомстить? Или же, наоборот, сказать мне, что прощает. Да, глупости! Жива она, здоровехонька, растит деток и вспоминает с улыбкой прошлое. Видение, причудилось же!

С такими мыслями я уже собирался уйти, когда обратил внимание на прошедшего мимо мужчину. Он был примерно моего возраста. Его лицо казалось мне знакомым, правда я никак не мог вспомнить. Но больше всего привлекло мое внимание то, что нес он на кладбище розы. Не гвоздики, не пионы, не ромашки, а именно розы, сочные, яркие, на длинном стебле. Как будто шел на свидание.

«Настоящий следопыт», - вспомнил я слова Захара. Или же это он опять меня подстрекает?

Я проследил за мужчиной. Дождавшись его ухода, я подошел к той же могилке с двумя надгробиями и прочитал на первой из них: «Малика… 1970-1985г. Единственная, горячо любимая…».

Что было написано на втором надгробии я не смог прочитать, все поплыло перед глазами.