Яйца в мешочек

   Мать рассталась с отцом, когда девочке было два года. Она увезла дочь в другой город. Алименты отец платил исправно, письма, которые приходили от него по почте, мать рвала.  Только  изредка, когда приезжала бабушка, привозила от отца подарки и письма, которые сама читала девочке. У него была вторая семья, трое детей. Каждый раз приезд бабушки заканчивался скандалом. Когда мать с бабушкой ругались, то старались говорить тише, но в коммунальной квартире, где у них с матерью одна комната, ругаться так, чтобы девочка не слышала, было невозможно. Из этих скандалов девочка поняла, что, по словам матери,  причиной развода был отец.  Что  он не настоящий мужик и с ним может жить только фригидная баба. Бабушка говорила, что мать как кобыла и ей только жеребца подавай. Что это значит, девочка поняла только повзрослев. Когда ей исполнилось десять лет, пришла телеграмма, умерла бабушка. Мать проплакала ночь, но на похороны не поехала. 

   Материны сожители менялись часто.  По её словам, девочка слышала это из разговора матери с подругой, все они мелко пашут,  и, что настоящие мужики перевелись. Когда девочке было тринадцать лет, появился дядя Семён. Теперь лучший кусок был ему, всё внимание ему, дочери доставались только окрики. Соседи по коммуналке занимали две комнаты,  у них трое детей, и они строили кооператив. Перед тем, как соседям вселиться в новую, кооперативную квартиру, мать зарегистрировалась  с Семёном, прописала его, и его дочь от первого брака. Теперь были основания претендовать на освободившиеся комнаты соседей. Впервые у  девочки появилась  отдельная комната.   В другой,  поселилась дочь дяди Семёна.  К ним зачастила скорая, дочь Семёна была сердечницей. Матери и самому  Семёну, до больной дела не было, телефона в квартире тоже не было, девочке приходилось бегать к автомату на улице, иногда ночью. В больницу к ней тоже ходила только девочка. Они почти не разговаривали друг с другом, передаст, то, что мать приготовила и уходит. После очередной госпитализации, сердечница не вернулась, ей сделали операцию, но неудачно.

   Девочке исполнилось пятнадцать. Она сидела на диване в своей комнате.  В квартире кроме её никого не было. В открытое окно доносился запах черёмухи, чирикали воробьи.  Впереди каникулы, лето. Настроение отличное, она смотрела на плывущие облака, угадывала в них фигуры, то голову лошади, то горбатой собаки. Через минуту горб становился похожим на загнутый  на спину хвост. В таком расслабленном и мечтательном настроении она не услышала, когда открывалась входная дверь. Опомнилась, когда в комнату вошёл Семён. Обычно девочка дверь в свою комнату закрывала, но в квартире никого не было, и она дверь не закрыла. Семён в это время должен быть на работе, это от него она закрывалась. Слышала его разговор с матерью, что девка уже повзрослела, неплохой первачок. Мать разразилась матом, то ли из боязни за дочь, а скорее, из ревности.

   Увидев Семёна, девочка вскочила на ноги и бросилась к двери, но её отбросил обратно на диван удар по голове. Когда пришла в себя, Семён уже натягивал брюки, с нахальной ухмылкой  погрозил пальцем и сказал, что напоследок неплохо сладенького перехватил. Она лежала распластанная пока не хлопнула входная дверь. Потом долго стояла под душем, в голове роились планы мести насильнику. Вечером, когда пришла мать и обнаружила, что Семён ушёл с вещами, и прихватил все деньги, вперемежку с рыданиями и бранью,  о дочери и не вспомнила. Рассказывать, что произошло, девочка не стала, мать, скорее всего, обвинила бы её. После Семёна появлялись и другие сожители у матери, но ненадолго. Как она говорила подруге,  такого самца, как Семён, ей больше не встретить.

   Закончилась школа, аттестат средний, надо думать, что дальше: попробовать поступить в институт, или искать работу. Пришла телеграмма, отец с женой попали в аварию и оба погибли. Поехала на похороны. Осталось трое сирот: подросток четырнадцати лет, и две девочки, двенадцати и десяти лет. Опеку оформила их тётка со стороны матери. Но у неё была своя семья, и смотреть ещё за тремя, сложно. Уговорила  сводную сестру помочь, хотя бы, на первое время.  Осталась с детьми отца. Отношения сложились нормальные.  Отец всегда хорошо отзывался о дочери от первого брака , и дети после его смерти, приняли её как  родную. Пошла учиться в мед училище, на фельдшера.

    Заканчивалась практика по хирургии. Практиканты наблюдали за операцией по удалению яичка , поражённого раковой опухолью. После операции, хирург, он же преподаватель, обсуждал ход операции с будущими фельдшерами. Сказал, что операция не сложная, и ему, когда он работал в деревне после мед училища, пришлось самому сделать такую операцию. Была весна, распутица, до города сто с лишним километров, скорая, если и приедет, то часов через пять. За ней надо послать трактор, который   перетащит через грязь. А больной за это время скончается от кровотечения, он обтёсывал бревно, сидя на нём  верхом , и рубанул топором по промежности. Когда скорая приехала, операция была закончена, больной спал. Его даже увозить в город не стали, всё было сделано чисто и аккуратно. Это позже,  фельдшер выучился на врача и стал хирургом. Так это было, или не так, может преподаватель хотел студентам уверенности придать. Если им придётся работать на селе, чтобы в экстренных случаях не терялись. Бывают моменты, когда исход зависит от того, как быстро помощь оказана.

   Она возвращалась с практики. Пошла напрямую к остановке, по безлюдной части парка. На скамейке сидел мужик в потрёпанной одежде, рядом стояла недопитая  бутылка водки. Она сразу узнала Семёна. Уже давно перестала придумывать месть этому ублюдку, но тут неожиданно и чётко созрел план. Быстро вернулась в хирургическое отделение, взяла скальпель , перевязочный материал, ампулу со снотворным, шприц и вернулась к скамейке. Пока шла, твердила одно заклятие: «Хоть бы он не ушёл!» Семён сидел на скамейке в той же позе. Быстро набрала снотворное в шприц, достала скальпель и сделала то, что хирург считал не очень сложной операцией. Руки не тряслись, голова чётко работала, всё сделала быстро и аккуратно. Хотела выбросить отрезанные яички, но передумала.  Отрезала скальпелем от рубахи  Семёна полу и завязала яички, как в мешочек.  Положила  мешочек на колени. Дошла до остановки, позвонила с автомата  на  скорую, сказала, что за больницей, в парке, человек на скамейке без сознания и истекает кровью. 

   С тех пор никогда не ела варёных яиц, а выражение – «яйца в мешочек» вызывало приступ тошноты. Что стало с Семёном после, не знала, её никто не искал и не привлекал. Может быть, медики не сообщили куда надо, посчитав, что это месть за сексуальное преступление, или в милиции так подумали. А, может,  и искали, но не очень старательно, просто так, мужикам яйца не отрезают.