Голубое платье и тополиный пух

Я встретил ее на площади. Как сейчас помню… Она шла в легком платье цвета зимнего неба и в большой соломенной шляпе. В руках она держала сумку и два больших пакета с маркой дорогого бутика. Не знаю, почему я пошел за ней. Я никогда так не поступал. Некоторое время я просто следовал за ней, не решаясь подойти. Я смотрел на изгиб ее спины, на плавно движущиеся бедра, обнаженные лодыжки, белые, как мрамор.

На одном дыхании я поравнялся с ней. Соломенная шляпа повернулась в мою сторону, и я наконец-то увидел ее лицо. Светленькое, как у чужестранки, с резкими чертами. Маленькие голубые глаза смотрели на меня насмешливо, а тонкие губы изогнулись в усмешке. На лице лежала пара прядок, похожих на тополиный пух. Некрасивая, но чем-то цепляющая внешность.

— Синьорина, вам помочь?

Я указал на пакеты. Могу поклясться, что они были легкими, но ведь подобные жесты часто покоряли дам. Незнакомка же хрипло рассмеялась. У нее был странный смех, не такой, какой должен быть у леди. Но она и сама мало чем ее напоминала. Каждое ее движение было резким и несдержанным.

— Чего вы добиваетесь?

— Помочь вам.

— Да неужели?

Опять эта усмешка. От нее лицо девушки ставало жестким и отталкивающим. Маленькие, как у дельфина, зубы оголялись в оскале.

— Вы шли за мной все это время, чтобы помочь донести пакеты? Или вы дурак, или я дура. Что вас больше устроит?

Я растерялся. Она снова повернула ко мне голову. Светло-голубые глаза смотрели на меня, не мигая. Они были маленькими с серыми вкраплениями, их цвет был настолько неудачным, что в обрамлении коротких ресниц они казались прозрачными.

Как любит шутить Бог! Он мог подарить ей красоту, но не сделал этого. Я знаю, как часто люди твердят, что у всех есть что-то красивое. Но сейчас, спустя многие годы, даже когда ее образ стал для меня всего идеализированным воспоминанием, я не могу найти ничего красивого в ней. Ни лицо, ни тело — ничего не было красивого. Все было или слишком, или недостаточно.

Она пошла дальше, не дожидаясь ответа. Я стоял и чувствовал себя дураком. Поэтому побежал, крича:

— Я! Я дурак! Подождите!

Она не остановилась. Даже не повернула голову. Но теперь я-то знаю, что она замедлила шаг, ибо я не смог бы ее по-другому догнать.

— Так я могу взять ваши сумки?

— А вы настоящий дурак. Или вор. Хотя и тот, и другой давно бы уже от меня отстали. Так кто вы?

— Я Майк.

Она рассмеялась, а я стушевался. Да, она уж точно не это имела в виду. Ее искрящийся от смеха взгляд остановился на моем лице, а затем вернулся к дороге.

— А вы не скажите, как зовут вас? — после долгого молчания спросил я.

— Сейчас я скажу свое имя. Вы в ответ, что оно очень красивое и редкое, прямо как я. Я рассмеюсь и сделаю вид, что мне понравился комплимент. Вы начнете рассказывать о себе, своих увлечениях. Я буду делать вид, что мне интересно, а вы — что верите в мой интерес.

Вы пригласите меня в кафе, угостите самым дешевым пивом, ибо на что-то другое у вас не хватит денег. Пока мы будем ждать заказ, вы заметно расслабитесь, начнете пускать сальные шуточки, которые более плоские, чем последний айфон. Я буду делать вид, что мне смешно, и не заметно мы перейдем на ты. Вы пригласите меня еще чуточку погулять по набережной, а я соглашусь. Во время прогулки вы обнимите меня за талию, а я сделаю вид, что не заметила.

Мы случайно подойдем к вашему дому. Вы искренне удивитесь и скажите, что эта случайность. Я сделаю вид, что верю вам. Вы пригласите меня на чашечку чая, но я скажу, что я не такая. Но мы оба будем знать, что я именно такая. И уже через минут десять мы будем у вас в квартире. От силы пять минут секса, учитывая качество и количество выпитого пива. После я скажу, что это был лучший секс в моей жизни, но мы оба будем знать, что он был на троечку. Утром мы будем называть друг друга котиком и зайкой, потому что забудем имена друг друга. Завтрак пройдет в неловком молчанье. Вы вызовите такси, а я дам вам мой номер телефона. Вы пообещаете, что обязательно позвоните мне, но мы оба будем знать, что вы этого не сделаете.

Потом, встретившись на улице, мы поздороваемся, немного неловко помолчим, потом вы скажете, что тогда классно потусили, а я отвечу, что нужно будет как-нибудь повторить. Мы договоримся созвониться, но мы оба будем знать, что этого не произойдет. И через месяц мы благополучно забудем друг друга, как неудачное предложение в нашей книге жизни. Так может, опустим это и сразу разойдемся?

Ее едкие слова ввели меня в ступор. Я стоял посреди тротуара, смотря ей в след. Как мерно качается подол платья, как тонкие руки размахивают пакетами с маркой дорогого бутика. А потом, плюнув на все условности, на правила, я снова побежал за ней.

Голубое платье… Я следовал за ним, как маньяк. Почему-то не мог выбросить этот взгляд из головы. Крепенькая фигурка незнакомки остановилась. Подол платья поднялся вверх от резкого движения, оголяя ее ноги. Бесстыжая.

Она смотрела прямо на меня, недовольно поджав губы. Складка между бровей старила ее. Идя к ней, рассерженной, негодующей, я почему-то задумался, сколько ей лет. Сколько не вглядывался в нахмуренное лицо, сколько не гулял взглядом по ее подкачанному телу, не мог выведать эту загадку.

Часто можно с легкостью выведать возраст любой дамы, сколько бы она себя не штукатурила. Но едкая девица словно его и не имела. Ей можно было дать и пятнадцать, и сорок пять, но любая цифра была бы ложью.

— Вы маньяк, Майк. Мне уже стоит бояться?

— Я не забуду, — почему-то сказал я. Моя твердость удивила меня, а ее опять рассмешила. Гнев закипал во мне.

Почему она постоянно смеется надо мной? Да еще и так противно? Закидывая голову назад, размахивая пакетами, хрипло и безудержно. Где истинная женственность, где хотя бы ее намек?

— Вы злитесь, Майк? Еще чуть-чуть — и глаза вылезут из орбит. Ну, хватит вам! Это мне нужно злиться! Какой-то надоеда следует за мной уже час, пристает и не хочет уходить. Что вам нужно? Колитесь! Мне уже самой интересно. Кошелек? Жизнь? Моя честь? Ха! Увы, последнее забрали до вас.

Она примирительно потрепала меня по щеке. Это было мимолетное касание, но по телу побежали мурашки. Сейчас полдень, температура под сорок, а ее рука леденяще холодная.

— Мой вам совет, Майк. Идите домой, поешьте и ложитесь спать. Или посмотрите фильм. Но не идите за мной, забудьте меня.

— Почему? Может, я хочу узнать ваш номер? Я точно позвоню! И точно не забуду!

Опять смех. Противный, хриплый, к нему нельзя привыкнуть. Как нельзя привыкнуть к этому уничтожающему взгляду. Я не знаю, с чем ее можно сравнить. Все, что существует, может описать ее, но все равно выйдет не она. Статуя, которая облеплена множеством деталей, что самой статуи под ними не видно. И что она — скрытая статуя или эта несуразица?

— Зачем вам это? Обычная синьорина, гуляющая по брусчатке Рима, коих тысячи, не стоит вашего внимания. Тем более эта синьорина вам не нужна.

Я хотел тогда закричать, что нужна, что только она и никакая более. Что ее некрасивое лицо, несуразная одежда, странная манера речи и невежливое поведение покорили мое сердце. Но колючий взгляд прозрачных глаз не дал мне этого сказать.

— Если бы я была вам нужна, я бы улыбнулась и отдала вам пакеты. Но этого не произошло. Потому что и вы мне не нужны. Можете, винить звезды или политическое состояние страны. Но, увы, это не судьба. Прощайте, Майк, и не идите за мной.

И я остался. Там на брусчатой дороге под кроной старой липы. Мимо проносились люди, не замечая моего несчастья.

Тогда мне было восемнадцать, я думал, что встретил свою любовь и сразу же ее потерял. Я лелеял образ незнакомки, возводя в голове ей храм. Я просыпался и засыпал с мыслями о ней. Я искал ее, видя во всем образ. Неделя менялась за неделей, а я из упрямства, из желания доказать свою правоту напоминал себе о ней.

Годы быстро пролетели, оставив после себя лишь горькое послевкусие. Глупо, но я помнил ее. Помнил, несмотря на детей, жену, семью.

Я никогда не любил ее. Воспитанный матерью, которая лелеяла во мне веру в вечное чувство, читавший женские романы, в которых судьба сводила и разводила влюбленных снова и снова, я придумал ту, которую полюблю. И встретив злосчастную некрасивую синьорину, которая была так на нее похожа, я придумал себе любовь, придумал историю.

Она была права. Она мне никогда не была и не будет нужна. Едкая незнакомка во всем была права. Кроме одного. Я так и не забыл ее. Язвительная девица — солнечное воспоминание о лете, пахнущее пылью, которое поднимается каждый раз вместе с тополиным пухом.