Эрику -кашки, аньку - в монашки

               
               

                Наталия Аверьянова               

                ЭРИКУ - КАШКИ,
                АНЬКУ - В МОНАШКИ.               

               
                1


       Аня уже договорилась с Андрисом пойти в актёрское общежитие, как вдруг позвонила её мама и сказала, что уезжает в дом отдыха по горящей путёвке, и посему Аня должна побыть с бабушкой.
      Аня и не предполагала тогда, что это препятствие явится судьбоносным не только для её собственной жизни, но и для тех, с кем столкнёт её судьба в дальнейшем.
    -      Вот они бродят в разноцветных рубашках,- быстро бегая глазами по комнате, сказала бабушка Люба, когда Аня явилась к ней на квартиру.
    -     Кто бродит? – спросила Аня.
    -   Грехи юности,- ответила бабушка, натягивая одеяло до самых глаз,- Вон того в розовой рубашке зовут Эрик.
    Бабушка лежала на раскладушке и смотрела взглядом, который бывает у людей, когда они уставятся в одну точку, только у неё с таким выражением глаза перемещались по комнате.
    -     Бабуль, а расскажи-ка мне о грехах юности,- попросила Аня.
    -     Это было ещё при папанечке,- ответила бабушка.
    -     При моём дедушке что ли?
    -   Нет, при Сталине. Мы его так в шутку звали «папанечка». Он же был отец всех народов.
   Бабушка сильно зажмурила глаза, затем широко раскрыла, после чего стала смотреть обычным взглядом.
    -   «Неужели ты была комсомолкой, бабушка»? – весело пропела бабушка и глаза её заулыбались,- В детстве у меня было четыре бабушки, они меня так любили, что бывало носят мои рубашечки и говорят: «Любочкой пахнут». Отец мой – священник был большой шутник и пьяница. Бывало приедут к нему отец Никанор и отец Анисим перед постом, а он им: «Ну что, отче? Скоро на серу-белу капусту»? Те со смеху покатываются, за животы свои держатся.
    -      А что они у вас делали?
    -     Да ничего. Матушка их накормит, напоит, а они потом в карты до утра режутся, да наливочку вишнёвую попивают. Однажды отец Анисим, он молодой был, в дверях меня зажал. «Ох! – говорит,- Любаха, хорошо»!  Пузом своим прислонился ко мне, в лицо наливкой дышит и говорит: «Отроковица достойная! Дай к устам прильнуть»! Я его побаивалась. Он хоть и видный был, да волосатый, как леший, а губы полные, красные. Помял он меня тогда немного, но матери я ничего не сказала, а то бы скандал был. Мать у меня строгая была, из купчих первой гильдии. Красивая, да уж больно болезненная. Наверно потому за попа и вышла. Отец мой ей изменял. Всех баб в своём приходе обгулял. Зимой на санках пьяного его привезут, мать его изругает всего, а утром будит: «Вставай, святитель! Паства собралась, слова твоего жаждет».
   -     А ты любила своего отца?
   -     Да, он весёлый был, бойкий. Любил говорить: «Смелым Бог владеет»! Хор прекрасный организовал. Я в нём солировала. Однажды архиерей на праздник приехал и, услышав моё пение, спросил, кто это пел. И отец с гордостью ответил: «Это моя дочь»,- рассказала бабушка и, перекрестившись запела: «Преобразился еси на горе Христе Боже наш».
   -   Здорово! -  сказала Аня, глядя на беззубый бабушкин рот.
   -    А потом меня отправили учиться в Епархиальное училище. Говоря попросту, там жён для попов готовили. А гимназисты нахалы, над нами смеялись, когда нас на молебен водили. На нас капюшоны были надеты, и они говорили: «Опять бурбонов ведут». Или пристанет какой, если с краю идёшь и скажет: «Дщерь непорочная, можно вас на рандеву»?
Несколько раз к одному гимназисту бегала. А что делать? Влюбилась.
     Бабушка мечтательно заулыбалась и попросила:
  -    Анюта! А подай-ка мне зеркальце. На красоту свою хочу полюбоваться.
    Пока Аня искала зеркальце, бабушка, разглядывая свою костлявую руку в пигментных пятнах, усмехнувшись, сказала:
  -    Изящная ручка, создана для поцелуев. А когда-то к этой ручке, между прочим камер-юнкер прикладывался, его Эрик звали. Да, хорош был! Сейчас таких надо за деньги показывать, одни «охаботы» остались, водка с селёдкой есть, больше им ничего не надо.  Через несколько лет уже после революции, я Эрика на заводе встретила. Некоторое время мы с ним встречались, но он, чтобы спастись от краснопёрых на бабе простой женился, курносая такая баба. Но потом его всё равно куда-то услали. Тогда ведь всех куда-то усылали. Правда, сестра его спаслась, за комиссара замуж вышла. Комиссары тогда своих тетёх побросали, на благородных женились. Но папанечка всех комиссаров потом перестрелял, отомстил за всех нас.
  Аня нашла зеркало и протянула бабушке:
   -    Удержишь?
   -    Удержу,- ответила бабушка и, ухватив зеркальце обеими руками, стала вглядываться в своё лицо,- Эх, Любушка-голубушка, что же с тобой стало? Ко мне тут Дуня, подруга моя приезжала. «Люба, где же твои ямочки на щеках»? – спросила она. А я ей говорю: «Что ты, Дуня, какие ямочки? Ни одного зуба не осталось».
  Бабушка, поворачивая своё лицо перед зеркалом, продолжила:
   -     А правда, у меня носик аристократический? Как у Карлы Донер из «Большого вальса». Она там из блёсток и мечты. Даже папанечка сказал: «Вот, какие фильмы надо ставить». Тоже понимал, всё-таки в семинарии учился.
   -    А расскажи, как ты замуж вышла? – попросила Аня, забирая зеркало.
   -   Чтобы спастись, я вышла замуж за бедного паренька. Правда, Павлик симпатичный был, голубоглазый. Но семья беднющая, одни дети. Стою я с Павликом под венцом, и вдруг мне страшно стало, я ведь Эрика любила. Захотелось бежать, всё равно куда, но только бежать. Сердце заколотилось, вот-вот выскочит, дрожь начала колотить. Павлик меня обхватил и сжал сильно. Кольцо мне еле надел. Сначала на пол уронил, я его у него из рук выбила. Но ничего, обвенчали нас. Первый год мы с ним просто прообнимались и процеловались.
   -    Ты не работала?
   -    Пришлось учительницей в школу пойти. Но тут церкви стали закрывать. К нам домой комиссары пришли, с ними двое ребят из самых бедных семей. Пока комиссары моего отца арестовывали, ребята в сторонке стояли, отворачивались.  Стыдно наверно было. Моя мать их семьям и яички давала, и молочко, и сальце.  Потом вывели отца из дома. Он посмотрел на церковь, на небо, вздохнул и сказал: «Вот и за мной антихристы явились. Прощай, Любанька! Прощай Лизавета, прости раба твоего блудливого Сергия»! Перекрестившись, взял узелок и пошёл, шепча молитву. Потом узнали, что расстреляли его в Бутово.
  Бабушка замолчала и посмотрела в прострацию.
    -     Вон отец стоит, улыбается,- сказала она, кивнув в сторону телевизора,- Пошёл…
  Некоторое время она смотрела словно глядя кому-то вслед.
    -    Из учителей меня выгнали, как дочь попа,- продолжила бабушка,- «Чему она может научить детей? - директорша новая распиналась,- Мракобесию, поповщине»!  Злая такая баба была, зубы большие, жёлтые, всё папиросы курила, на мужика была похожа. Павлика в органы вызвали, спрашивали, почему он на мне женился. «Ведь, она же наш классовый враг! Она же мироедка»! Но тут один за него вступился, сказал, что девушка очень симпатичная. А другой в ответ, что, мол, это и опасно, что она будет вести классовую агитацию с большим успехом. Павел тогда в партию подал, они от него и отстали. А меня никуда на работу не брали. Я тогда поехала к Крупской на приём. Она тогда на Сретенке сидела в Главполитпросвете, неподалёку от твоего художественного училища.
   -     Так ты Крупу видела?! – удивилась Аня,- Ну и как она тебе?
   -      Интеллигентная, но некрасивая, ещё уставшая очень. А ещё мне показалось, что она девственница, во взгляде какое-то безразличие ко всему. Она меня внимательно выслушала, словно прикидывая, насколько я опасна. Потом сказала, что прикажет, чтобы меня восстановили. Директорша не ожидала, что я к Крупской поеду, извинялась, сказала, что я могу приступить к работе. Но я сама уже не захотела. Думаю, пропади вы пропадом со своим марксизмом. А тут Павлика направили на работу в Москву.
  Бабушка замолчала, потом тихо сказала:
    -    Мать пришлось оставить в Луховицах. Ну куда мы с ней в коммуналку? У меня уже и сын родился. Дом у матери отобрали, она заболела и слегла. Я за ней не поехала. Я всё боялась, что меня там арестуют.
   Бабушка затихла, на её глаза навернулись слёзы, она закрыла лицо дрожащими руками.
   -     Моя мать умерла у чужих людей. Когда мне сообщили, я ходила и плакала, плакала…
   -    Не расстраивайся, бабуль. Дело прошлое. Я тебе супчик разогрею, а ты пока телик посмотри.
   Через минут десять раздался бабушкин голос:
   -    Анька, выключи телевизор! Опять стрельба. Надоели, то враньё, то стрельба.
    Аня принесла суп и выключила телевизор, прервав автоматную очередь.
   -     Вот раньше романы были, умереть и не встать,- сказала бабушка, утирая простынёй оставшиеся слёзы,- А что сегодня пишут эти Подмёткины и Ошмёткины?! То про навоз, то про стрельбу.
  За едой бабушка успокоилась и после каждой ложки супа говорила:
   -    Эрику кашки.
   -     А что, тот камер-юнкер кашу любил?
   -     Это у нас скворец, говорящий был. Это он так просил себе кашки. А вообще, зря я ем, так не помру. Сердце-то мне Господь львиное вставил, ничего не берёт.
   -     Живи, бабуль! Ты такая весёлая.
   -     А зачем? За батонами ходить? Надоело, нажилась. Я думаю, человека надо сразу душить, как только он рождается, чтоб не мучился.
   -    Ой, бабуль! Что ты такое говоришь. Лучше расскажи, как ты с дедушкой Павликом жила.
   -      Мой муж не нужен мне был никогда. И он это знал. Изменял мне, доходило до того, что он потаскух своих прямо к нам домой приводил. Я от них всё бусы свои жемчужные прятала. Правда, он старался их приводить, когда сын уже засыпал. Шлюхи его на кухне дожидались.
   -     И как же ты всё это терпела?
   -     Уставала, как собака. На заводе работала, еле ноги до постели доволакивала. Но вскоре Павла вызвали в НКВД, чего-то он там не досчитал. Меня тоже вызвали. Я им сказала: «Да какой он враг? С пятнадцати лет на работе»! Смотрю на них и думаю: «Такой же босяк, как и вы».  Павел из тюрьмы прислал мне записку: «Как только захлопнулась за мной железная дверь, я понял – жизнь моя кончилась. Прощай, Любовь! Береги сына»! Продержали его там два месяца и выпустили, признали невиновным. Но он гипертоник был, да ещё пил, да с бабами гулял, вот давление и подскочило. Пришла к нему в больницу, он еле языком ворочает. Вдруг как схватит мою руку, как клещами. «Прости, Любовь»! – сказал и умер. Врач еле мою руку высвободил. Хоронить я его не взяла.
   Бабушка замолкла и вперила свой взор в потолок. У неё было такое выражение, будто она смотрела на небо.
   -     Эрик кружит! – улыбаясь, произнесла бабушка, быстро описывая глазами круги по потолку,- Фу, закружил, негодник!
  Взглянув на Аню, бабушка спросила:
   -     Ты кто?
   -      Я внучка твоя, Аня.
   -      Нет, ты – сестра моя и ты обязательно найдёшь мои жемчужные бусы.  Мне их Эрик подарил, такие с розоватым отливом. Я из них потом чётки сделала,- сказала бабушка и стала засыпать.
   -       А где ты их потеряла?
  Бабушка дёрнулась всем телом и, пробудившись, как от неожиданного стука, сказала:
   -      У меня их украли. Во время войны на заводе нам выдали по сто пятьдесят граммов спирта. Прямо в цеху и выпили за будущую победу. А я же почти не пью, но так хотелось есть, что всё в рот совали, что ни дадут. Пошла домой, а ноги-то не идут. Я и так, и сяк. Шаталась, шаталась, да и упала в канаву. Лежу при дороге, глаза вытаращила, машины фарами светят, звёзды на небе пляшут. А я в тот день хотела в скупку сдать серебряное блюдо, оно из церковной утвари осталось. У меня на юбке карманы были большие, «поповские». Там и чётки лежали жемчужные. Какой-то мужчина в шляпе подошёл и обобрал меня.
    Уже ночью меня в канаве Дуня-соседка нашла. Она пошла меня искать. «Смотрю,- говорит,-  из канавы ноги торчат в мужских ботинках. Думала, пьяница какой, пригляделась, а ноги-то женские. Подошла, а это наша поповская дочь надралась». Смеялись потом.
  Бабушка развеселилась, но постепенно весёлость её убывала, и она сказала:
    -     Вон, понесли меня хоронить. Жалко бабушку?
    -     Жалко.
    -     Ты главное чётки мои найди.
    -     А как я их узнаю?
    -     Они же из бус сделаны, и у них, как у бус есть замочек, а у самого замочка на одной из жемчужинок капля от краски засохла, голубенькая такая,- ответила бабушка и предрекла,- Тебе Эрик поможет найти эти чётки.
    -     А он разве ещё жив?
    -     Жив. Ему сейчас лет тридцать, - ответила бабушка и спросила,- А пряники у нас есть? Дай мне один и один ей.
  Бабушка кивнула в угол потолка.
    -    Там никого нет,- взглянув на потолок, сказала Аня.
    -     Как нет?! Это тоже я! Люба, ну-ка кашляни оттуда! Слышишь? ...

               
                2

             
             Вскоре после бабушкиных похорон Андрис пригласил Аню в актёрское общежитие на собрание общины «Святой Грааль от богемы», которое должно было проходить в комнате некого брата Эрика.  Аня с большим интересом пошла на эту встречу, ибо бабушка предрекла ей, что она добудет жемчужные чётки именно через какого-то Эрика.
     Увидев Эрика в метро, Аня вспомнила, что видела этого молодого мужчину несколько лет назад, когда заканчивала художественное училище. В тот памятный вечер она вместе со своей сокурсницей Варей шла по Арбату после посещения кафе «Метелица». Подруги были изрядно навеселе и привлекли внимание двух парней, одним из которых и был Эрик. Сумка в руках Ани была приоткрыта, и Эрик, сказав «добрый вечер», вложил в неё бутылку вина. Вскоре компания оказалась в общежитии для молодых актёров, к коим принадлежал и Эрик. Когда выпили вина, Варю сильно развезло, и она, склонив голову на плечо Эрика, стала плакать, а он принялся её утешать. Аня тогда этому не очень обрадовалась, потому как ей понравился именно Эрик, но ночь ей пришлось проводить с его приятелем.
    Утром Эрик позвонил на киностудию, где ему сказали, что на роль молодого капитана вместо него утвердили кого-то ещё. Эрик расстроился и, допив остатки вина, с досады выбросил пустую бутылку из окна на улицу. Послышались крики, началась суматоха. Аня тогда быстро оделась и покинула общежитие. Вечером позвонила Варя и сообщила, что Эрик попал бутылкой кому-то в голову, и посоветовала Ане лечь на дно, чтобы не попасть в свидетели.
     И вот сегодня Эрик стоял около колонны в метро и в изящной позе читал книгу отца Александра Меня «Сын человеческий». На нём была надета дублёнка, под плотным покрытием которой всё равно чувствовалось, что фигура Эрика гибка и пластична. Аня знала от Андриса о существовании в общине брата Эрика, но не предполагала, что это тот самый парень, который ей тогда так приглянулся.
   В отличие от Ани Эрик посещал группу для более продвинутых членов общины, к тому же у него было какое-то недомогание, и он часто ездил на отдых в Крым. Андрис показывал Ане крымские фотографии Эрика, но на них он выглядел располневшим, и она не узнала его. Теперь его облик стал прежним и даже более привлекательным, перенесённая болезнь придала его лицу выразительность, и как актёр он чувствовал это.
     Когда Андрис знакомил его с Аней, он смотрел на неё взглядом, каким смотрят красавцы-мужчины на женщин, а именно, как на очередную жертву, рабыню, как на лакомый кусочек, который сам запрыгнет к нему в рот. Это выглядело довольно нелепо, потому как Эрик не был красив в такой степени, и главное это никак не вязалось с его принадлежностью к христианской общине.
   -   А у моей бабушки был говорящий скворец «Эрик»,- весело сказала Аня,- он умел говорить «Эрику кашки».
   -     Я тоже кашу люблю,- улыбнувшись, ответил Эрик и, вглядываясь в лицо Ани, сказал,- Я тебе сестра Анна не помню, но мне кажется, что я тебя знаю.
     Аня хотела, было напомнить ему о той встрече, но подошедший брат Фрол, перебил её и стал расспрашивать Эрика о его посещении Порфирия Иванова – известного русского йога.
    -   Паршик окатил меня ледяной водой и сказал: «Думай обо мне и не плюй на землю. Здрав будешь»,- смеясь, рассказывал Эрик, по-прежнему вглядываясь в лицо Ани, но она решила пока не напоминать ему об их знакомстве.
   Когда братья и сёстры собрались, и все направились в актёрское общежитие, Аня подошла к сестре Марине, посещавшей ту же группу, что и Эрик и спросила её мнение о нём.
    -    Эрик не очень умный,- ответила Марина,- Его восприятие мира сводится к одному, что он звезда, а вокруг поклонники. Недостаток ума сказывается в том, что он незаслуженно считает себя звездой. Он не понимает, что этим он наносит вред самому себе, ибо люди раздражаются на его выпендривание. Как-то Андрис сделал ему замечание по этому поводу, так Эрик взял газету и стал булавкой выкалывать глаза членам правительства. Вроде бы смешно,- продолжила Марина, глядя на рассмеявшуюся Аню,- но это говорит о том, что у него есть садистические замашки, и он может поступать жестоко, если его не воспринимают, как звезду. Короче, самомнение у него больше, чем способности. Специалисты это видят и не берут его на роли.
   -     А зачем Андрис держит его в общине?
   -     Он надеется через Эрика выйти на известных людей в сфере искусства.
      Пройдя лабиринт коридоров актёрского общежития, члены общины оказались в комнате Эрика. В ней было довольно просторно, потому как мебель почти отсутствовала. На полу был расстелен большой ковёр, а на стенах висели зеркала, в промежутках между которыми были расклеены афиши, где упоминалось имя Эрика. На самом видном месте красовалась афиша, на которой значилось имя Эрика в роли Ромео, когда он ещё учился в школе-студии. Вокруг этой выцветшей афиши были расклеены фотографии кинозвёзд, словно Эрик был одним из них.
    Из мебели в комнате была только кровать, находящаяся за ширмой, сделанной по типу театрального занавеса. Аня вспомнила, как за этой завесой из тёмно-малинового бархата её сокурсница Варя занималась с Эриком любовью.
    Ане снова захотелось напомнить Эрику об их знакомстве, но тут в комнату неожиданно вошла Эя – бывшая коллега Ани по реставрации икон. Эя пришла в сопровождении очень крупного мужчины по имени Илья. Он был из новообращённых и познакомился с Эей на почве моржевания. Краснощёкие и оживлённые они пришли после купания в «Иордане», купели-проруби, выдолбленной на Крещение в Москве-реке неподалёку от театра эстрады.
   -    Есть моржи-аристократы, а мы с Ильёй из народа,- сказала Эя, снимая полушубок, от которого пахло духами и мёрзлым паром,- Аристократы после купания сразу бегут в театр, коньяк пить, а мы с Ильёй быстро одеваемся, пока кожа не замёрзла и идём гулять. Тело горит, как будто кипятком ошпарили.
   -    Зато аппетит потом зверский,- дополнил Илья, выкладывая из сумки колбасу, варёные яйца и сырую картошку, которую Эрик поставил запекать в духовку прямо в кожуре.
    Пока пеклась картошка, Андрис предложил собравшимся помолиться на католических чётках за единение всех христианских конфессий. Все разместились вокруг свечи, стоящей на металлическом подносе, на расстеленной посреди ковра клеёнке. Эрик стал читать вступительную молитву, испрошая Божьего благословения на всех присутствующих. При этом он не забывал из полуопущенных ресниц посматривать на Аню и других сестёр.
   После молитвы Фрол сказал небольшую проповедь на тему Апокалипсиса. Илью очень обрадовало, что будет конец света.
   -     Скорей бы на всех атомная бомба упала,- сказал он вроде бы в шутку.
   -     Вот это христолюбец?! – изумился Фрол.
   -     Просто у него тяжёлые отношения с женой,- объяснила Эя высказывание Ильи.
   -   А ты не пробовал отвлечься от семейных проблем? – обратился Андрис к Илье,- Например пофилософствовать, поразмышлять, откуда, что взялось.
   -     А что тут думать? – усмехнулся Илья,- В космосе всякую шваль собрали и на землю скинули.
   Все кроме Андриса рассмеялись. От стал урезонивать Илью, но, когда узнал, что тот работает переплётчиком, то тоже заулыбался ему, рассчитывая, что Илья станет бесплатно переплетать журнал «Кольцо Грааля».
   За трапезой Андрис переключился на Эю, поинтересовавшись, что заставило её, имея такую изящную фигуру заняться моржеванием. Эя ответила, что у неё есть проблемы сексуального характера, связанные с фригидностью. Далее она поведала, как после развода с мужем, она подрабатывала в Патриархии на реставрации икон и там сблизилась со священником. Навязалась к нему в духовные дочери, а потом вступила в интимную связь.
    -   Я думала, он поможет мне вылечиться. Ведь бывает, что они вылечивают женщин к примеру, от бесплодия. И у меня действительно начались какие-то сдвиги,- не стесняясь, рассказывала Эя,- Но нам помешала попадья. Она позвонила мне ночью по телефону и прокляла. Через какое-то время я поняла, что это были не просто слова. Я стала себя плохо чувствовать, у меня возникла слабость. Я поняла, что она прокляла всё моё тело. У меня всё атрофировалось, я стала совсем фригидной. Я ездила по священникам разных конфессий, но всё было тщетно. А совсем недавно я познакомилась с Ильёй, и он предложил мне заняться моржеванием.
    -    Может, твоя фригидность знак того, что ты должна идти по жизни монашеским путём? - предположил Андрис.
    -    Не знаю,- ответила Эя,- Пока я хочу просто окреститься. Меня в детстве не крестили. Я хочу, чтобы меня окрестил отец Александр Мень. Он мне сказал, чтобы я выучила символ веры. Но у меня нет молитвенника. Может, у кого-то из вас есть? – обратилась она к присутствующим,- И ещё я купила бы у вас православные чётки.
    Когда речь зашла о чётках, Аня снова вспомнила слова бабушки и особое внимание обратила на Эрика, не достанет ли он случайно откуда-нибудь жемчужные чётки. Но Эрик безучастно отнёсся к просьбе Эи. Пока все суетились, он шевелил губами, очевидно повторяя какую-то роль и одновременно делал себе лёгкий массаж лица.



                3


      Когда часть братьев и сестёр ушла, Эрик, ласково взглянув на Аню, предложил желающим остаться у него на ночь. Убрав с ковра клеёнку с остатками пищи, он раскинул по нему подушки и одеяла. Уже лёжа на ковре рядом с Мариной неподалёку от Фрола и Андриса, Аня слышала, как Эрик свалил в раковину грязную посуду. Лавируя между лежащими на ковре, он направился к своей кровати, находящейся за занавесом. Проходя мимо Ани, он приостановился, прилёг рядом и тихо сказал:
    -    Я очень люблю, когда люди красиво спят. Ты красиво спишь?
    -    Я не знаю,- ответила Аня,- Себя же во сне не видишь.
    -    Уверен, что ты красиво спишь. Мне даже кажется, что я уже видел, как ты спишь.
   Аня хотела напомнить Эрику об их знакомстве, но тут зашевелился Андрис.
    -    Когда человек спит, он расслабляется, и вся дурь видна,- зевая, сказал он, после чего добавил,- Иди-ка ты Эричек к себе за занавес от греха подальше.
   Эрик пошёл к кровати и, когда зашторивал занавес, посмотрел на Аню призывным взглядом. Аня легла на спину и, закрыв глаза, стала вспоминать, как Эрик сегодня красиво ел картошку, как изящно разливал чай по чашкам, как эротично поводил плечами, когда она смотрела на него.
    -    Ты чего не спишь? – спросил Аню Андрис.
    -     Да, вот, боюсь расслаблюсь, и ты увидишь мою дурь,- пошутила Аня.
    -     Спи, сестра. А от Эрика держись подальше,- посоветовал Андрис,- Он ещё не совсем переболел туберкулёзом.
     -     Эрик здоров,- сказал пробудившийся Фрол,- Он просто косил от армии. Надышался сахарной пыли, чтобы затемнение в лёгких было.  Артист одним словом!
     Посреди ночи Ане показалось, что кто-то тронул её за плечо, и она проснулась. Она увидела, что за занавесом горит ночник, просвечивая бархат малиновым сиянием. Завеса приоткрылась, и Аня увидела лицо Эрика. Он посмотрел на неё и скрылся за занавесом. Аня решила прозондировать почву относительно нахождения жемчужных чёток.  Она поднялась и осторожно перешагнув через спящих Фрола и Андриса, подошла к занавесу и приоткрыла его.
     Эрик лежал на кровати в истрёпанном атласном халате, красиво закинув руку за голову. Простынь и одеяло были сбиты у его ног, а на мятой подушке, отороченной оборками, валялся зачитанные томик стихов.  Очевидно Эрик учил какую-то роль, ибо во всей его позе было что-то наигранное.
     Аня смотрела на Эрика грустно и ласково. Он напоминал ей то бесшабашное время, когда ей всё было нипочём, когда она испытывала восторги и мучения слепого эгоизма юности. Эрик в сонной неге сладко потянулся и изящным жестом предложил Ане присесть на кровать. Памятуя предостережение Андриса о болезни Эрика, Аня осмотрительно села на один из бочонков, стоящих по бокам кровати в качестве дизайна.
   -    Давай, выпьем,- прошептал Эрик, привстав с кровати.
   Он достал из бочонка бутылку «Шампанского», на этикетке которого было написано «Dom Perignon».
   -    Это же шампанское «Дом Периньон» ?! – удивилась Аня,- Откуда оно у тебя?
   -     Да это я бутылку из театра украл и налил нашу «Сипурузку», я так игристое называю,- сказал Эрик, после чего достал из бочонка стакан, налил в него вина и протянул Ане.
   Аня выпила «Сипурузки» и почувствовала в груди лёгкую эйфорию. Эрик тоже выпил, а на закуску вытащил из бочонка маленькую баночку клубничного варенья и белый хлеб. Эрик съел кусок хлеба, а Аня клубничку из варенья. Когда он ставил банку обратно, она выскользнула из его рук и стукнулась о бочонок. В этот момент Фрол глухо закашлял. Аня вздрогнула и вскочила со своего бочонка. Эрик приставил палец к своим губам, потом погрозил Ане, чтобы она сохраняла спокойствие. Аня замерла в неподвижности.  Эрик, встав на цыпочки, подошёл к Ане, уверенно взял её за плечи и усадил на кровать. Не зная, как себя везти дальше, Аня одела на голову морскую фуражку и спросила:
   -    А ты храпишь во сне?
   -    Иногда, но только интеллигентно,- ответил Эрик и подсев к Ане вплотную, зафыркал ей в ушко,- Фр-фр-фр.
   -    Не фыркай, а то Фрол услышат и подумает, что ты его зовёшь во сне,- усмехнулась Аня.
  Эрик перестал фыркать и поцеловал Аню в щёку, отчего фуражка сползла на затылок.
    -    Мне кажется Фрол за занавесом,- сказала Аня.
    -    Он спит, как барсук,- ответил Эрик и, снова поцеловав Аню в щёку, прошептал,- От тебя пахнет клубничным вареньем.
  -     А от тебя свежеиспечённым хлебом,- прошептала Аня.
  -     А давай с тобой будем, как хлеб с вареньем,- предложил Эрик.
   Аня хихикнула, а взгляд Эрика стал радостным и бессмысленным. Он стал заваливать Аню на кровать.
    -    Подожди. Я хочу спросить у тебя одну важную вещь,- сопротивляясь, сказала Аня и, когда Эрик приостановил натиск, спросила, - Скажи, как ты относишься к Пуаро?  Я имею в виду к сыщику.  Ты можешь, как и он, отыскивать какие-нибудь вещи?
    -    А чего это ты? – прерывисто дыша, спросил Эрик.
    -    Бабушка предсказала мне, что Эрик поможет мне найти жемчужные бусы.
    -   Сейчас трахнемся, а потом пойдём бусы искать,- прошептал Эрик, с новой силой наваливаясь на Аню.
    -    А вдруг Андрис услышит?
    -    А мы с тобой по-тихому, скромненько,- шептал Эрик, задирая Ане юбку.
    -    Но мы с тобой не в браке,- сопротивлялась Аня,- Это грех.
    -   Я сейчас атеист,- прошептал Эрик,- Да не дёргайся ты!
  Аня сдалась, боясь наделать шума.
    -   «Если Эрик и впрямь болен, то потом рот шампанским прополощу»,- подумала она, со страхом отдаваясь в объятья Эрика.
    Во время их интимной близости Фрол снова закашлял. Ане показалось, что и Андрис проснулся. Аня попыталась сбросить с себя Эрика, но сделать это было невозможно, и в страхе она испытала сладкий ужас…
    -   А откуда у твоей бабушки жемчужные бусы? – спросил её Эрик, когда она приводила себя в порядок,- Твой папа случайно не адмирал?
    -    Он давно умер,- удивившись вопросу, ответила Аня,- А вообще он был директор школы.
    Увидев, что Эрик разочарован её социальным положением, она продолжила, словно оправдываясь:
    -    Но он всю жизнь хотел быть священником, как его дед. Он с девяти лет прислуживал в церкви. Он хотел продолжить династию священников, она у нас издавна тянется, но побоялся, что его расстреляют, как деда. У моего отца было интеллигентное лицо, простаки его часто били, и ему приходилось выпивать с ними, чтобы не избивали.
   -    Бедный малый,- посочувствовал Эрик,- Я тоже часто сталкиваюсь с ненавистью быдла. У нас интеллигентов другие вопросы, другие запросы, простых людей это раздражает. Им бы нажраться с утра, проспаться, а потом снова нажраться.
  Эрик поднял с пола упавшую с кровати книгу стихов и, давая Ане понять, что ей следует уйти, сказал:
    -      У меня рано утром репетиция.
    -      А я пойду деньги копить,- шутя, сказала Аня, поднимаясь с кровати,- Как накоплю, позвоню.
     Уходя, она почувствовала, что из её души ушло что-то нежное и хорошее, словно завяла травинка.


                4


   Через пару недель после общения в актёрском общежитии Ане позвонила её подруга Варя, та самая, с которой она развлекалась когда-то в компании с Эриком. Аня поинтересовалась у неё, в каких сейчас отношениях она находится с Эриком.
    -   С ним уже давно крутит руководительница нашей реставрационной мастерской, её зовут Искра,- ответила Варя,- Эрик часто заходит к нам сюда на Ордынку.
    -    Как же ты уступила его этой Искре?
    -    Я его с ней на работе застукала. Я пошла на склад рыбий клей для икон получать, а Эрика у себя в мастерской оставила. Клей не привезли, и я быстро вернулась. Дёргаю дверь и не могу открыть, ни ключом, ни как. Стала стучать, Эрик открыл, а за дверью Искра спряталась. Сначала я хотела ей в морду дать, но сдержалась, всё-таки начальница. Решила перевезти всё в шутку и спросила: «Ну что, Эрастик, сравнил, кто из нас лучше»? А потом я сказала Искре, что у нас с Эриком всё равно путного ничего не получается, так что забирай. Искра недалеко от Ордынки живёт в Лаврушинском переулке, в писательском доме. Теперь, когда Эрик приходит, они туда идут трахаться.
    -    А Искра красивая?
    -    Она просто сука от природы. У таких желание никогда не заканчивается, хотя ей уже за сорок.  Она мне сказала, сколько с Эриком проживу, столько и проживу, всё моё. Но теперь уже до свадьбы дожилась. Она от Эрика залетела, а ей аборты уже нельзя делать.
    -     Когда у них свадьба?
    -   У них будет две свадьбы. Одна основная, там для артистов, писателей всяких, а другая, типа как второсортная, для Эриковых сектантов, то есть для вас.
    -   А если ты на первой свадьбе не наешься, может с нами ещё пойдёшь? –шутя предложила Аня.
    -     Я так и собиралась. Поесть я люблю, а готовлю плохо. Когда мы с Эриком были в Крыму, он попросил меня сварить макароны и сказал, чтобы я их сначала в морской воде промыла. Они у меня все слиплись, а он ржал надо мной, как подорванный,- с явной ностальгией по прошлому рассказала Варя и предложила,- А давай отчубучим что-нибудь на свадьбе?!
    Аня напомнила подруге, что уже год состоит в религиозной общине и не позволяет себе никаких выходок.
    -    Я уверена, что сущность твоя осталась прежней. Не удивлюсь, если ты уже трахалась с Эриком, -- сказала Варя и договорилась с Аней о встрече на дополнительной свадьбе Эрика.
     Аня хорошо знала этот писательский дом в Лаврушинском переулке, мимо которого ещё студенткой художественного училища бегала в Третьяковку. Вот и сегодня в день второсортной свадьбы Эрика, она вместе с членами общины «Святой Грааль от богемы» шла вдоль серой стены этого здания, облицованного порталом из чёрного полированного камня.
    Во дворе дома у старинных каменных палат она увидела Илью и Варю. Они разговаривали, как давно знакомые. Когда Илья присоединился к основной группе, Аня поинтересовалась у подруги, откуда она его знает.
    -    Помнишь тот случай, когда Эрик бросил бутылку из окна? – заговорщески произнесла Варя,- Так вот этой бутылкой он попал в голову сына Ильи. У мальчика было сотрясение мозга, после чего он лишился речи. Илья не знает, что это сделал Эрик. Он думает, что бутылкой тогда запустил приятель Эрика, тот, с которым ты тогда была. Получилось так, что тот парень выехал на жительство в Израиль, и милиция не смогла его достать. Эрик естественно всё свалил на него, а я эту ложь ментам подтвердила.
    -    Эрик знает, что Илья отец того мальчика?
    -     Нет, конечно. И Илья ничего не знает про Эрика. В тот злополучный день с мальчиком была жена Ильи, а сам Илья тогда лежал в больнице и не участвовал в расследовании.
    -     И что теперь?
    -     А теперь я хочу обо всём рассказать Илье. А ты подтверди. Иначе, Эрик скажет, что я всё вру и так поступаю из мести за то, что он меня бросил.
    -   Я не стану свидетельствовать против Эрика,- испугалась Аня,- Илья наверняка поднимет шум, приедут менты.
    -     Искра и её мать не станут связываться с ментами. Вероятнее всего они предложат Илье материальную компенсацию, они люди далеко не бедные,- убеждала подругу Варя,- Илья наверняка согласится. У него очень много денег уходит на лечение сына. Он водит его к знахаркам, собаку ему дорогую купил, птиц в клетках завёл и к вам в секту ходит, надеется на чудо.
    -     Ты откуда всё это знаешь? – удивилась Аня.
    -     Я была у Ильи несколько раз дома. Деньги ему приносила, якобы от того парня, который уехал в Израиль. На самом деле это были мои деньги. Эрик тогда всё на меня взвалил. А теперь, гад, к Искре переметнулся, нашёл побогаче.
     В этот момент из подъезда вышел шурин Эрика и пригласил гостей подняться в квартиру. По пути шурин указывал на двери квартир, где когда-то жили или останавливались известные люди.  Пока шурин делился воспоминаниями, Варя снова обратилась к Ане:
    -    Ты хотя бы Илью пожалей. У него на нервной почве разыгрался псориаз. Он не даёт ему свободно работать, говорить, всё зудит. Моржевание тоже особо не помогает. Поэтому Илья такой обозлённый. Жена с ним скандалит, даже дерётся с ним.
    -    Я может и согласилась бы, но Искра беременна, а для меня это всё равно что заминирована,- ответила Аня и заметив, что они с Варей привлекли внимание шурина, спросила у Вари,-  А что ты подаришь молодым на свадьбу? Я вот невесте подарю ярко-зелёный платок, такая французская импрессионистическая зелень.  А Эрику я подарю бейсболку, на которой изображён манул. Это такой дикий кот.
    -       Иди ты к манулу,- раздражённо ответила Варя и, поднявшись по лестнице, позвонила в дверь, которую открыла тёща Эрика.
     Это была полная пожилая женщина с крашенными волосами и ровной чёлкой на лбу. Аня неоднократно видела её на телеканале «Культура». На тёще поверх белой блузки и серой юбки с серебристым блеском был надет фартук. Очевидно она что-то стряпала на кухне, откуда доносился пряный аромат готовящейся пищи. Эрик как-то хвастался, что его тёща потомственная дворянка, но знатного происхождения в этой располневшей особе ничего не выдавало, разве что мелодичный голос и правильная русская речь. Она любезно предложила всем собравшимся пройти в гостиную, где на большом обеденном столе в лучах неяркого солнца поблёскивали фарфор, хрусталь и серебро.
    Невеста Эрика была женщиной лет сорока, с миловидным лицом, обвисшей грудью и большим животом, выпирающим из-за белой шёлковой блузы. Искра приветливо улыбалась гостям и, склонив голову к плечу Эрика, изображала тихую покорность. Только ярко накрашенные губы говорили о её некой распущенности.
   Сам Эрик, одетый в джинсы и белую рубашку, держал руку Искры в своей и периодически целовал её пальцы. Целовал он их с особой нежностью, как будто это была когда-то утерянная дорогая вещь, а теперь нашлась.
    Пока в духовке доходило основное блюдо, шурин предложил гостям полюбоваться его живописными полотнами. Живопись шурина была откровенно слабой, и гости под видом просмотра картин, разглядывали антураж квартиры. Комнаты в жилище были не очень большие, но толстостенные и высокими потолками. Мебель везде современная, кроме белого рояля и комода, уставленного бюстами писателей и общественных деятелей.
    Ане особенно понравились кресла и диваны, куда хотелось сесть и раскинуться, что она собственно и сделала, усевшись в библиотеке в компании Марины, Андриса и Фрола.
   -    Да, здесь живут не йоги-вегетарианцы,- усмехнувшись, сказала Марина, сидя в кресле, рядом с которым на полу была раскинута шкура белого медведя,- Эти люди питаются тем, что отбивают у простого народа власти. Сами они может и не загрызают, но ждут, когда им достанется кусок добычи.
   -    Наш Эричек тоже купился на сытую жизнь,- дополнил Фрол.
   -    Да, он явно не боец,- согласилась Аня, рассматривая переплёты книг давно умершего отца Искры, который, судя по обложкам, воспевал комиссаров в кожанках.
   -    Ну ничего,- сказал Андрис, вдыхая запах баранины и чеснока, идущего с кухни,- Эти люди получают своё в этой жизни, а мы своё получим на небе.
   -    Эрик решил не дожидаться небесной платы,- с усмешкой произнесла Варя, вошедшая в библиотеку с бокалом вина.
    Попросив членов общины подтягиваться к свадебному столу, Варя подошла к Ане и, отведя её к одному из книжных шкафов, предложила выпить.
  -   Эрик предупредил тёщу, что сектанты почти не пьют, и потому вина будет немного, так что выпей,-  сказала Варя, протянув бокал подруге.
    Аня взяла бокал и произнесла тост:
   -   Пью за то, чтобы Андрис и Фрол не узнали, что я выпила.
  Сделав пару глотков, Аня хотела отдать бокал обратно, ибо содержимое оказалось коньяком, но Варя сказала:
   -    Пей, это настоящий «Наполеон». Где ты ещё такой попробуешь?!
   Допив коньяк, Аня рассмеялась:
   -    Свадьба ещё не началась, а мы с тобой уже в зюзю.
   Поставив пустой бокал на книжный шкаф, Аня заметила на одной из полок фотографии тёщи Эрика, где та совсем юной девушкой обнималась со своим пожилым мужем старше её лет на сорок.
   -   Чего это она вышла замуж за такого старпёра? – изумилась Аня.
   -    Тёща Эрика, как и твоя бабушка цель поставила ясную – спастись. Потому дворяночка наша и вышла замуж за пролетарского писателя. Она на всё закрыла глаза. Открыла только свою «дырку»,- ответила Варя, а Аня залилась хохотом.
     Когда она отсмеялась, её внимание сфокусировалось на лежащем за стеклом молитвеннике, на котором поблёскивали тусклым сиянием жемчужные чётки.
    Аня хотела убедиться, что это те самые чётки, о которых ей говорила бабушка, но вошедший в библиотеку шурин, препроводил подруг к свадебному столу.


                5         

     Перед свадебной трапезой члены общины помолились о единении христианских конфессий и всех людей доброй воли. Новые родственники Эрика во время молитвы стояли в напряжённом молчании, а Искра обхватила руками свой большой живот, словно оберегая плод от чего-то вредоносного.
   Общего разговора за столом не получалось, Андрис ждал от тёщи и шурина вопросов о религии, а те в свою очередь ожидали расспросов об их знакомстве с известными писателями. Шурин пытался исполнять роль тамады, но глядя на непривычное для него выражение лиц сектантов, терялся. Гости разделились на группочки и беседовали с близ сидящими.
    Сидя около фаршированной щуки, чей зловещий оскал украшала ветка петрушки, Аня думала, как пробраться к чёткам, продолжая при этом беседовать с Варей о неравном браке тёщи:
   -    Как же она с ним спала такая молоденькая?
   -    Очевидно, другого мужчины просто не знала,- ответила Варя,- Зато спаслась, никто её не тронул. Жила спокойно, без страсти, без оргазма.
   -    Ну да! – прыснула Аня,- Лучше без оргазма, чем в лагере.
   -    Жила с таким полу-отцом, полу-мужем,- со знанием дела продолжала Варя, которая и сама была когда-то замужем за пожилым народным художником,- Когда грелочку положит, когда спинку помассирует, когда исполнит какой-нибудь старческий каприз. В эту череду обязанностей входил и секс, как одна из процедур.
   -    А дети у неё от кого родились?
   -    Кто его знает? Искра рассказывала, что к ним много писателей молодых приходило. Может, с кем и согрешила наша тёщенька.
   В этот момент тёща внесла на серебряном подносе дымящееся седло барашка с гречневой кашей и чесноком. Всегда несколько полузакрытые глаза тёщи были широко раскрыты и блестели в предвкушении удовольствия.
   -    Я уверена,- с оживлением говорила тёща, отрезая каждому по куску баранины,- ничто так не сближает народы и религии, как вкусная еда. Так что я в некотором смысле экуменистка.
   Андрис тут же подхватил тему:
   -    Во многих богословских трактатах рай представляется, как великая трапеза, где за длинным столом, уставленным всякой вкуснятиной, сидят люди. Аромат еды там просто одуряющий, как сейчас.
   -     Да моей стряпнёй восхищались и Светлов, и Симонов,- похвалилась тёща.
  Она вознамерилась поделиться подробностями, но Марина, перебив её, сказала:
   -     Эти писатели с помощью ваших кулинарных изысков пытались восстановить связь с русской культурой.
   -     Но почему же? – возмутилась тёща,- У них была культурная преемственность.
   -    Такого быть не могло,- возразила Марина,- Русские писатели с ними не дружили. Советские писатели – это талантливые газетчики. Их искусство -  советское. Как явление его можно рассматривать, но лично мне оно не интересны.
   Андрис, благодарный Марине, что та закрыла тему советских писателей, спросил у тёщи о её впечатлении от журнала «Кольцо Грааля».
   -      Написано умно,- кратко ответила тёща и спросила,- Кому ещё барашка?
    Тарелку протянул Илья, сказав при этом, что он тоже представляет рай, как трапезу, где за столом сидят его родственники и, когда он к ним вознесётся, они скажут: «Вот и Илюшенька наш пришёл».
   -   Ну а здесь-то у нас на земле вкусная свадьба или не очень? – обратился Эрик к присутствующим, намекая на крики «горько».
     Под возгласы тёщи и шурина молодые поцеловались. Во время их поцелуя солнце вышло из-за облаков и бросило косой луч на край серебряного блюда с остатками седла барашка, и дальше светлой полосой к двери библиотеки.
   Когда перед подачей десерта гостям было предложено немного поразмяться, Аня заявила Варе о своём согласии разоблачить Эрика.
   Она надеялась, что в суете ей удастся пробраться к чёткам. Подруги подошли к Илье, беседующему с Мариной около копии картины Перова «Тройка».
   -    Я всё время путаю сюрреалистов и передвижников,- пошутила Аня.
   -    А для меня в передвижниках и вправду есть какой-то «сюр»,- заметила Марина,- У них тот реализм, который круче сюрреализма. Ты посмотри на «Тройку»! Такой же кошмар, как на картинах Сальвадора Дали.
  -    Картины передвижников, как газетная передовица, потому их так любят совдепы, но лично меня раздражает социальное значение живописи,- высказала своё мнение Варя и, обратившись к Илье, спросила,-  Тебе не кажется, что мальчишка на картине чем-то похож на твоего сына?
   Отведя Илью в сторонку, она поведала ему, что именно Эрик виноват в несчастье, случившемся с его сыном. Через минуту на лице Ильи проступили красные пятна, он побагровел от ярости, сжимая кулаки так, что побелели косточки пальцев. Варя попыталась успокоить его и он, сделав глубокий вдох, вошёл в гостиную.
   Поначалу Эрик воспринял просьбу Ильи поговорить с ним, как маленькую помеху в его ворковании с Искрой, но, когда Илья навис над ним, он встал, приготовившись выслушать. 
   Через полминуты Эрик смотрел на Илью так, словно тот возник из потустороннего мира. Всегда такое подвижное лицо Эрика окаменело, а масленые глазки наоборот забегали. Остановив взгляд на Варе и стоящей рядом с ней Ане, он всё понял. Эрик почесал кончик носа и, пожав плечами, произнёс слово «абсурд».
   -   Что случилось? – спросила Искра.
   -    Илья говорит, что по телевизору меня показывают,- ответил Эрик и, отдав Илье свой коктейль подошёл к телевизору, стоявшему недалеко от двери.
   Эрик, включив его на полную громкость, выбежал в коридор. Пробравшись в комнату тёщи, он закрылся там на ключ.
    Илья, пришедший на свадьбу с работы, достал из своей сумки халат, задубевший от клея и лаков настолько, что превратился в камень. Высадив ногой дверь, Илья завалил Эрика на кожаный диван и, вдавив его в мягкое сиденье, занёс над ним халат. Когда гости и родственники сгрудились в комнате, Эрик, стыдясь своей беспомощности, стал колотить руками и ногами по дивану, крича, что произошла ошибка.
   -    Андрис! Фрол! Помогите! – взывал Эрик и, поняв, что никто из них помогать ему не собирается, стал браниться,-  Слабаки! Кастраты!
   Прибежавший шурин замахнулся на Илью бутылкой, но тот ткнул его задубевшим халатом в солнечное сплетение, и шурин, словно переломившись пополам, повалился на пол, уткнувшись головой в палас. Тёща, держа в руках сахарные щипцы, сказала, что пойдёт звонить в милицию, но Эрик запретил ей это делать.
    Пока шло выяснение, Аня копошилась в библиотеке, тщетно пытаясь открыть дверцу шкафа, за которой находились жемчужные чётки. В своём рвении она даже решилась разбить стекло, схватив для этого бронзовую статуэтку с крышки шкафа. Но прибежавшая в библиотеку Варя, оттащила Аню от шкафа, сказав:
   -    Зачем тебе этот потускневший жемчуг?
   Когда Аня вернулась в кабинет тёщи и подтвердила слова Вари о произошедшем несколько лет назад, Эрик воскликнул:
   -     Эти девки всё врут! Гоните их в шею! Варя меня ревнует, а Аня злится на то, что я её отшил, она ко мне в общежитии приставала.
   Когда Фрол подтвердил, что Аня была ночью с Эриком, она стала оправдываться:
   -      У нас с ним ничего не было и быть не могло, потому что Андрис сказал, что у Эрика туберкулёз.
   -     То есть как туберкулёз? – со страхом спросила Искра, схватившись за живот.
   -      Андрис всё врёт! – вырвавшись от Ильи, стал успокаивать её Эрик,- Андрис зол на меня, у него все, кто не с ним, либо злые, либо больные.
    Видя, что жена не успокаивается, Эрик попросил Варю подтвердить отсутствие у него туберкулёза:
   -     Скажи! Ты же жила со мной!
   -   Так вот и жила,- вздохнув ответила Варя,- Прививки себе делала, полы в доме керосином мыла.
   -     Ты что несёшь, тварь?! – возмутился Эрик и, подхватив жену, которой стало совсем плохо, поволок её в спальню.
   -     У Эрика ещё грибок ногтей! – вдогонку крикнула Варя.
   -     Это правда? – испугалась Аня, отведя Варю в сторонку.
   -   Я так и знала, что у тебя с ним что-то было,- догадалась Варя и, успокаивающе сказала,- Да нет у него никакого грибка. Я как-то хотела одеть его тапки, а он мне нарочно сказал, что у него грибок, чтобы я не надевала.
    Между тем тёща, желая погасить страсти, предложила Илье через несколько дней прийти за антикварными книгами, которые он сможет легко продать. Чётки Ане заполучить не удалось, потому как ключ от шкафа находился у шурина, который отлёживался после удара Ильи. Аня решила хотя бы разжиться серебряным блюдом и попросила Илью, взять его у тёщи.
   -    На это блюдо очень хорошо ложится седло барашка,- ответила тёща,- Вы ведь вряд ли будете готовить седло?
   -   Это почему же?! – с иронией ответила Аня,- У меня этими сёдлами весь холодильник забит.
   Протирая блюдо от бараньего жира, тёща с грустью сказала:
   -    Да, время в революцию было жестокое. И люди были жестокие. Не было ни жалости, ни совести. Стенка на стенку, кто кого.
    Когда через пару дней Аня вместе с Ильёй явилась на квартиру тёщи за антикварными книгами, дверь приоткрыл шурин с шишкой на лбу.  Не снимая цепочки с двери, он сказал, что тёща с Эриком находятся в больнице, что у Искры произошли преждевременные роды. Новорождённую девочку удалось спасти, а мать - нет.
   -    Доктор ей говорит: «Тужься, тужься»! А у Искорки сил нет,- со слезами на глазах рассказал шурин.
    Приняв во внимание сложившуюся ситуацию, Илья оставил свои притязания на материальную компенсацию, а Аня на чётки.
    На похоронах Искры Эрик шёл за гробом и периодически восклицал: «Ах Искра! Ах Искра! И нечего мне больше тебе сказать».
   Вскоре Эрик, испугавшись возникших сложностей, оставил новорождённую девочку в надёжных руках тёщи, а сам, женившись на одной из прихожанок отца Александра Меня, уехал в Америку, искать счастья на Голливудских холмах. Говорили, что он вроде бы снялся в массовке фильма «Американский жигало» с участием Ричарда Гира.
   

                6

        После означенных выше событий Аня заметно сникла и обленилась. Ей даже было лень снимать натекший воск с подсвечника. Чтобы этого не делать, она подставила под свечи экспроприированное у тёщи Эрика серебряное блюдо. Ко дню её рождения накопилась целая гора разноцветного воска. Братьям и сёстрам приходилось приподниматься, чтобы разглядеть блюдо на другом конце стола.
    -     Аня, ты так обленилась, что кажется, ты бы с удовольствием привязала к ноге верёвку, соединяющую тебя с входной дверью и, если кто позвонит, то ты открывала бы дверь ногою, не вставая с дивана,- обрисовывал состояние Ани руководитель общины Андрис.
     -   Слушай, Анюта,- продолжил Фрол,- эта гора воска на блюде напоминает мне привокзальный туалет зимой.
    Все рассмеялись, в том числе и сама Аня. Она взяла нож и стала очищать блюдо, пока оно не заблестело, как луна на ночном небе.
     -     Вот и благодать спустилась,- сказал Андрис.
     -     А на что похожа благодать? – спросила Аня, любуясь проделанной работой.
     -     Когда в детстве наплачешься, наревёшься до тошноты, в душе образуется пустота, и тут разливается сладостное чувство, словно утешение,- ответил Андрис,- Я помню ребёнком разлил чернила на новую скатерть и оторопел от ужаса, думал, что меня отчим электрическим шнуром отлупит. Я оцепенел и никак не мог заплакать, сижу с открытым ртом. Но потом, как сирена завыл. Я так наплакался, наорался, что голова закружилась. Потом затих, и тут на душе стало так хорошо, так сладостно.
     Андрис с чистой нежностью посмотрел на Аню. Под его взглядом она почувствовала в себе присутствие неизъяснимой силы – сладкой и светлой. Аня блаженно заулыбалась от ощущения свободы и радости.
    -    Ты блаженную из себя не строй,- сказал Фрол,- Не надо претворяться.
    -     Она не претворяется,- тихо произнёс Андрис, понимающе глядя на Аню.
   Аня даже воздержалась от еды, боясь, что благодать уйдёт.
    -     Бог такой. Порой лезет очень некстати,- продолжил Андрис,- Иной раз насидишься на плавленом сырке, да и пойдёшь в столовку борщеца поесть, а благодать тут как тут. Приходится ждать, пока оставит.
    -    А тут и борщ остынет,- пошутил Фрол,- И вся пасхальная радость у Андриса улетучивается.
    Андрис хотел, было урезонить Фрола, но в этот момент в квартиру вошла мама Ани. Она поздравила дочь в днём рожденья и, выложив на стол пироги, спела несколько песен под гитару. Все с удовольствием послушали её пение, за исключением Андриса. Во время исполнения песен он возбуждённо говорил с одной из сестёр. Фрол, чтобы заглушить его въедливый говорок, стал ритмично постукивать по столу в такт звучащих песен.
    -    В Риге около нас была казарма с русскими солдатами, оттуда постоянно неслись подобные песни, поэтому мне не очень приятно это слушать,- объяснил Андрис своё поведение.
    -     Что за мужчины пошли? – слегка возмутилась мама Ани, взглянув на Андриса,- То ли дело у нас в Москонцерте, высокие, красавцы, любо-дорого посмотреть.
    -      Да,- согласился Андрис,-  а я вот такой сморчок, испорченный цивилизацией.
    -      Я вижу, вы Андрис не будете возражать, если я уйду,- сказала мама, поднимаясь из-за стола.
    Андрис тут же вскочил и, вытянувшись во фрунт, щёлкнул каблуками.
    -    Нас так учили делать в латышских школах в знак уважения к женщине,- сказал он, держа стойку, пока мама выходила из комнаты.
    -     Ты на Андриса не обиделась? – спросила Аня у мамы уже в коридоре.
    -     Да чего на него обижаться?! Иезуит он, одним словом. Я в молодости в его сторону даже бы не посмотрела,- ответила мама,- Эх, Анюта, все твои подруги «одитячились», все с колясками, а ты связалась с какими-то недоделками. Рожай хотя бы от Фрола, он хоть и лохмач, но красивый. Будет цель в жизни.
    -     Как сдать ребёнка в детдом,- усмехнулась Аня.
    -     Я помогу вырастить,- пообещала мама, выходя из квартиры.
   На пороге она столкнулась с французским богословом Жаком Лёвом, прибывшим в Москву по приглашению костёла Святого Людовика.
    -     О! Ещё один иезуит! – засмеялась мама.
   Жак Лёв пришёл в сопровождении Марины и монахини-переводчицы, работавшей при Посольстве Франции.   У него в руках была сумка в виде небольшого сундучка, и Аня подумала, что там деньги.
    Поздравив Аню с днём рожденья, он достал оттуда французское печенье и книгу под названием «Школа веры».   Взяв Аню за руки, он ласково заулыбался и сказал:
    -    Я приятно удивлён, что простая русская девушка хранит верность Папе.
    -    Меня заставили,- пошутила Аня, несколько разочарованная подарком.
   Когда Жак Лёв рассказывал присутствующим о своём пребывании в Москве, в коридоре зазвонил телефон.
   На проводе была Варя. Приняв от неё поздравления, Аня сказала, что ей неудобно долго говорить по причине присутствия Жака Лёва.
   -    Я его видела на крещении Эи,- сказала Варя,- Её крестил отец Александр Мень прямо у неё в ванной. Жак Лёв тоже там был, он ей книгу свою подарил
   -    Ну и как он тебе?! Правда обаятельный дядечка, такой улыбчивый, ласковый.
   -    Для меня такие мужики -  пустоцветы,- ответила Варя,- Он ласковый, потому что только лаской и может привлекать. «Отработал» сколько мог и пошёл в ксендзы.
   Аня хотела несколько урезонить Варю, но та, перебив её, продолжила:
   -   Не защищай, все эти верующие фальшивые. Но я тебе главного не сказала. На этом крещении был ещё шурин Эрика, и он подарил Эе те самые жемчужные чётки, за которыми ты охотилась.
   -    А чего это он так расщедрился? Они хоть и тусклые, но всё же жемчуг.
   -  Эя помогла тёще ухаживать за новорождённой девочкой. Я эти чётки хорошо разглядела.  Они действительно застёгиваются на замочек, а у самого замка на жемчужинке капля голубой краски, как и говорила твоя бабушка.
   -    Может, Эя мне их продаст?
   -   Вряд ли.  Эя сказала, что жемчуг излечивает от бесплодия и фригидности, которыми она мается. Но ты всё равно попробуй. Тёща скоро поедет к отцу Александру Меня в Новую Деревню, чтобы крестить внучку, а Эя будет крёстной.
    Пока Аня разговаривала почти все гости разошлись. Аня вернулась в комнату, где на диване сидел Андрис, держа на руках плюшевого медвежонка.
    -    Ты Аня словно окоченела,- заметил Андрис,- Ты не хотела бы завести собачку? Иной раз увидишь собачку, она льнёт, видно, что от хозяина не отвыкла. Сердце кровью обливается. Но куда я её возьму в коммуналку. А так хочется иметь рядом живую душу.
   Пропустив слова Андриса мимо ушей, Аня напряжённо думала, чтобы такое предпринять, чтобы попасть к отцу Александру в Новую Деревню и обработать Эю в целях обретения чёток.
     -    Ты знаешь,- тяжело вздохнув, начала она,- Меня угнетает одна вещь, я бы хотела рассказать об этом тебе.
     -     А может не стоит? А то будешь потом жалеть, что я об этом знаю,- предупредил Андрис и, отставив игрушку в сторону, согласился,- Ну да ладно, выкладывай.
   Аня, состроив покаянный вид, стала рассказывать Андрису, что произошло между ней и Эриком за ширмой в актёрском общежитии.
      -    Не надо мне рассказывать подробности этой мерзости,- перебил её Андрис,- Я пожил на свете и знаю все эти страстишки. Вы с Эриком были, как собачки на трамвайной линии, которые при всех занимаются любовью. Ты ещё очень плотская. Надо бы нам с тобой расстаться.
   Аня расплакалась, а Андрис, смягчившись, сказал:
      -    Ладно, будем врачевать. Все мы горемыки и всё у нас с грехом пополам.
    В ответ Аня сказала, что ей хотелось бы исповедаться перед священником, для чего она должна поехать в Новую Деревню к отцу Александру Меню. В этот момент в дверь позвонили и в квартиру вошёл Фрол, который ходил провожать Жака Лёва до метро. Увидев заплаканную Аню, он шутливо спросил у Андриса:
      -    Ты почто сестру обидел?
      -    Да вот в Орден к нам просится, монахиней хочет стать,- так же шутливо ответил Андрис,- А я вот сомневаюсь, принимать или нет. Уж больно у неё голосок дрожит, когда о любовниках своих вспоминает.
    Приняв слова Андриса за чистую монету, Фрол стал склонять Аню при вступлении в Орден взять имя Святой Клары – подруги Святого Франциска, ибо сам Фрол, проходя новициат, носил имя этого святого.
      -    Моя покровительница Маргарита Антиохийская, а не Клара,- ответила Аня.
      -    Ты должна слушать своего пастыря! – настаивал Фрол.
      -   Не напирай на неё,- одёрнул его Андрис,- Аня тебе не по зубам. Предоставь мне заниматься ею.
      -    Но я всё равно должна исповедаться у отца Александра,- ответила Аня,- Ведь ты же не священник и не можешь отпустить мне грехи.
   И тут на её счастье Фрол сказал, что у метро Жак Лёв сообщил, что он вскоре вместе с французскими монахинями посетит приход отца Александра.
      -    Он приглашает и нас на эту встречу,- дополнил Фрол,- В этот день состоятся крестины, и мы сможем поехать туда вполне себе официально, якобы на эти крестины.
      -    Хорошо, я попрошу отца Александра, и он выкроет для тебя минутку,- пообещал Ане Андрис.


                7

       В небольшом помещении при Сретенской церкви у медного чана с водой стояли Илья со своим немым сыном, тёща Эрика с малюткой на руках и её крёстная – Эя, на шее которой тусклым сиянием мерцали жемчужные чётки. Отца Александра не было, ибо он пошёл встречать отца Жака Лёва.
    Аня, стоявшая поодаль рядом с сестрой Мариной, прикидывала в уме способы обретения жемчужных чёток. Когда в помещение вошёл отец Александр Мень, Аня сразу забыла о своём намерении. Ей показалось, что от облачения отца Александра и от него самого словно исходил тёплый красный свет, похожий на пламя.
     -   Он похож на царя Соломона,- сказала Аня, обратившись к Марине, -   Я бы с удовольствием написала его портрет. У него всё красивое и лицо, и голос. Жалко, что у него так много духовных детей и с ним невозможно сблизиться.
     -     Он, как яркая комета, с которой совершенно не обязательно сближаться, достаточно знать, что она есть,- ответила Марина.
     -     Неужели тебе не хотелось быть его духовной дочерью?
     -   Хотелось. Но при виде его, у меня возникало чувство, что он всё время куда-то спешит, как будто за дверью его ещё человек двадцать ждут,- ответила Марина,- А меня напрягают люди, которые спешат. Мне надо, чтобы было не спешно, как говорится, сядем, закусим, побеседуем.
   После крещения тёща Эрика внесла внучку в церковь и, перекрестившись у иконы за себя и за неё, уехала домой. Немому мальчику Васе на вид было лет десять, и потому после принятия крещения он должен был перекреститься у иконы сам. Когда Илья подвёл его к образу Спасителя, на Васю напал ступор, и он не мог осенить себя крестным знаменьем. Илья сказал, что сын забыл, как надо креститься и, взяв его за онемевшую руку, перекрестил Васю сам.
   По окончании таинства крещения члена общины «Святой Грааль от богемы» вместе с Жаком Лёвом и духовными детьми отца Александра направились в ближайший лес на экуменическое общение. Отец Александр, переодевшись в светло-серые брюки и белоснежную рубашку, показался Ане простым и домашним. Теперь он излучал мягкий тёплый свет, как добрый и заботливый отец.
     -     У отца Александра есть некие душевные берега, которые дают чувство защиты,- сказала Марина, обращаясь к идущей рядом с ней, Ане,- А люди хотят чувствовать себя защищёнными. В Христе есть пугающая безбрежность, а в отце Александре есть берега. Именно эти берега и притягивают к нему людей.
     -     Его духовные дети вроде бы интеллигентные, но какие-то болезненные,- дополнила Аня и, увидев, как Эя поправляет на шее жемчужные чётки, спросила,- Как ты думаешь, Эя умная?   У неё глаза, как у лошади в разные стороны.
     -    Да, у неё взгляд не фокусируется,- согласилась Марина,- Для лошади она умная, а для человека – нет.
     Когда в лесу, расположившись на зелёной поляне, верующие начали готовиться к трапезе, отец Александр повёл Аню и ещё нескольких человек по лесной тропинке к месту, где он проводил исповеди.
     -    А вот и келья под елью,- пошутил отец Александр, когда подвёл Аню к двум берёзовым пенькам, на один из которых он сел сам, а на другой усадил Аню.
   Ожидающие исповеди ещё человек семь стояли за кустами шиповника в некотором отдалении. Аня быстренько покаялась в содеянных грехах и после того, как отец Александр назначил ей епитимию, она спросила, есть ли у него ещё пять минут времени, чтобы выслушать её. Отец Александр согласился, хотя по выражению его лица было видно, что он не склонен к личному общению.  Аня прямо попросила у него совета относительно её вступления в монастырь под послушание Андрису.
     -    Андрис нуждался в спасении, и он пережил опыт спасения – это в нём подлинное,- ответил священник,- Но на мой взгляд он не совсем гармонизировался, он просто одно напряжение сменил другим.
     -      Что это значит?
     -    Это, когда к примеру, болит голова, то делают кровопускание в пальце, и голова проходит. Андрис нашёл для себя выход в подобного рода действии и думает, что и другим так нужно. Он сторонник резких движений.
     -    Да, он часто употребляет слова «отрежь», «отсеки» прежнюю жизнь,- вспомнила Аня,- А это не правильно?
    -    Для него – правильно. Но лично я сторонник мягких движений. И вам бы я посоветовал вплотную заняться живописью. Она снимет напряжение, которое вы сейчас испытываете.
  -    Я очень люблю рисовать карикатуры,- оживилась Аня и показала отцу Александру несколько своих карикатур.
   Рисунки его развеселили. Аня с надеждой спросила:
     -    Значит вы считаете, что мне не нужно вступать в монастырь?
     -  Думаю, нет, у вас другая натура,- ответил священник и продолжая улыбаться, дополнил,- И вы ещё не все карикатуры нарисовали.
     -    А верующие могут рисовать карикатуры?
     -    Конечно. Я, например. И протопоп Аввакум тоже рисовал карикатуры и сбрасывал их с колокольни Ивана Великого.
     -    А я буду с Останкинской башни,- пошутила Аня и, поблагодарив священника за совет, вернулась на поляну.
     -    Как гармонизатор отец Александр просто ас,- сказала Марина, глядя на благостное выражение на лице Ани,- Он видно любит свою жену, детей и смотрит на мир через очки этой гармонизирующей любви. Потому он умеет снять напряжение. Христос тоже сначала накормил людей, чтобы снять напряжение, а уже потом проповедовал.
     -    Кстати о еде! – вспомнила Аня и достала из большой сумки кастрюльку с варениками,- Это моя жертва за грехи. Это вареники с вишней. Их сделала моя мама, а я их сверху вишнёвым сиропом полила. 
    Этим блюдом Аня значительно обогатила довольно скудное меню, состоявшее из варёной картошки, лука, редиски и огурцов. На сладкое были только несколько пачек французского печенья, которое принесли монахини, сопровождавшие Жака Лёва.
     Перед трапезой собравшиеся стали молиться о единение всех христиан, и Аня заметила, как Эя сняла со своей шеи чётки, чтобы перебирать бусинки во время молитвы. Отмолившись, она положила чётки на свой молитвенник.
  После всеобщей молитвы отец Александр и Жак Лёв благословили трапезу, и уже за едой предложили каждому сказать, кто к какому вероисповеданию себя относит. Когда присутствующие по очереди стали обозначать свою конфессиональную принадлежность, Аня стала думать, к кому ей себя отнести. Ей не хотелось гневить душу своего прадедушки – православного священника, и в то же время нужно угодить Андрису, придерживающегося католических взглядов.
   -    «Вот церковники нагородили конфессий, рассорились, расплевались друг с другом, а я тут сиди отдувайся»,- думала Аня, как вдруг увидела, как немой Вася, когда очередь дошла до него, перекрестился по-православному.
    Аня посчитала, что это знак и в свою очередь сказала, что она православная, но увидев недовольство на лице Андриса, дополнила, что главой всей церкви она считает Римского Папу. Эя назвала её униаткой, а какие-то две девушки, приехавшие из Гродно, помахали Ане рукой. 
   -    Во куда угодила,- усмехнулась Аня, обращаясь к Марине,- А ведь не со зла. Хорошо, что я Варю с собой не взяла, а то бы я у неё из униаток не вылезла.
   -  Тебе нужно было сказать, что ты православная экуменистка,- сказал сидевший неподалёку Фрол,- Тогда бы тебя не назвали униаткой.
   -     Да ладно, чего уж теперь. Хорошо хоть по морде не дали,- пошутила Аня, а Марина и Фрол сдержанно рассмеялись.
     После того, как все заявили о своей конфессиональной принадлежности последовало несколько коротких выступлений. Андрис высказался в пользу создания координационного центра для межконфессиональных контактов. В свою очередь отец Александр поддержал экуменическую направленность данного собрания, но предостерёг об опасности поверхностного братания в ущерб глубинной веры в Иисуса, что экуменизм хорошо только как политическая культура для преодоления доморощенности и узости.
     Завершил выступления патер Жак Лёв. Он передал привет от Иоанна-Павла Второго и сказал, что Папа очень рассчитывает на российскую молодёжь, что именно благодаря ей сбудется пророчество Фатимской Богоматери об обращении атеистической России к Богу.
  После трапезы Жак Лёв и французские монахини стали раздавать Библии, открытки и книги отца Александра Меня, изданные за границей. Когда началась лёгкая суета, связанная с обретением книг, Аня увидела, как Эя, оставив жемчужные чётки на молитвеннике, направилась за книгами к французским монахиням.
   Аня, не долго думая, подсела к немому Васе, который сидел так, словно прислушивался к чему-то. Очевидно, он недопонимал, что говорят окружающие его люди.
    Кивнув на жемчужные чётки, Аня сказала:
     -    Эти бусики мои. Ты понял?
    Вася утвердительно кивнул головой, и Аня предложила ему пятьдесят рублей вознаграждения, если он поможет ей заполучить эти бусы. Вася испугался, но согласился. Аня сказала ему, что и как он должен сделать. После наставлений она пошла отвлекать Эю, а Вася так разволновался, что еле передвигал ноги, направляясь к чёткам.
     Аня подошла к Эе и, отведя её в сторонку, сказала:
    -     Тобой интересуется один мужчина. Хочешь я тебя с ним познакомлю.
    -     А он здесь? – живо заинтересовалась Эя.
    -     Нет,- ответила Аня и стала рассказывать Эе об одном из своих знакомых.
    Между тем Вася, подойдя к чёткам, натянулся как струна, его руки и ноги дрожали от напряжения, а рот кривился и дёргался. Присев на корточки, он накрыл чётки своей бейсболкой, как научила его Аня, и стал тянуться к французскому печенью, лежащему на клеёнке. Он взял печенье, положил его в рот и, вернувшись в исходное положение, схватил бейсболку, прихватив ею чётки. Кровь стучала в его висках, и когда он встал с корточек, вдруг почувствовал, что в его голове заработала какая-то «мышца». Вася закашлялся от крошек печенья, и после кашля услышал звук в своей голове, будто там открылся какой-то люк. Звук, словно запертый в клетку, вырвался наружу, и Вася промычал слово «мама». Вне себя от радости, страха и изумления, он стал повторять это слово.
   Когда Аня увидела, что Вася застыл в какой-то радостной оторопи, держа бейсболку в руках, она стала закруглять разговор с Эей. Она решила сказать что-нибудь неприятное о мнимом поклоннике, чтобы Эя отказалась с ним знакомиться.
    -    В общем, человек он хороший,- сказала Аня,- но у него воротничок на рубашке всё время грязный и засаленный.
    -     Но это ничего,- ответила Эя,- постирать можно.
    -     Ещё он очень ревнивый. Будешь жить как в тюрьме или избитая ходить.
    -     Я же верующая и не стану ему изменять.
    -     А ещё он себе низ живота всё время почёсывает,- сказала Аня,- такая вот неприятная привычка.
    -     Да, действительно неприятно,- согласилась Эя и отказалась знакомиться.
     Аня подошла к Васе, взяла у него чётки и отдала ему обещанные пятьдесят рублей. И только она наклонилась к своей сумке, чтобы положить туда заветную вещицу, как вдруг услышала за своей спиной мальчишеский голос, промычавший «мама». Секунд на пять Аню тоже взяла оторопь.
    -    Ты что заговорил? - спросила она у Васи.
    -     Д-д-да,- заикаясь ответил мальчик.
    -     Это что чудо что-ли? - изумилась Аня и подумала,- «Если чудо, то как-то некстати, могут выясниться обстоятельства обретения дара речи. Чем бы ему рот залепить»? – размышляла она и, надумав, сказала,- Ангел, который отдыхал на чётках, влетел в твою голову и отодвинул камень, закрывающий речь. Пока это нужно сохранить втайне, иначе он завалит камень обратно. Поэтому ты про чётки ничего не говори, а скажи отцу, что речь к тебе вернулась, когда ты читал Евангелие.
   Аня протянула Васе Писание и попросила его что-нибудь прочитать. Язык Васю не слушался, и он никак не мог начать читать. В этот момент подошёл Илья, и Вася заволновался ещё больше. Илья, думая, что Вася просто читает книгу про себя, хотел поговорить с Аней, как вдруг Васю прорвало, и он, прижав Евангелие к груди, выговорил слово «папа». Илье от радости стало плохо. Он схватился за сердце и упал в обморок. Началась суматоха с оказанием ему помощи.
   Положив чётки в целлофановый пакетик, Аня поместила их в кастрюлю из-под вареников. Когда Эя обнаружила пропажу, она стала расспрашивать окружающих, не взял ли кто из них случайно её чётки. Но люди не принимали во внимание слова Эи, все были заняты Ильёй и обретшим дар речи Васей. Когда Эя поняла, что чётки потеряны, от обиды она заплакала.

   
                8


    -     «Чужое у Эи не прижилось»,- пришла к выводу Аня, когда вместе со своими братьями и сёстрами ехала в электричке, обхватив свою сумку руками, где лежали чётки.
   Пока шло обсуждение обретения дара речи у Васи, Аня спросила у сидящего рядом с ней Фрола:
    -     Ты воровал когда-нибудь?
    -      Раньше, до того, как стал христианином, конечно крал,- откровенно ответил Фрол.
    -      На работе?
    -       Ну это, само собой. Когда я работал дворником в зоопарке, я крал у зайцев морковку.  Правда, оранжевая морковка была вперемежку с кормовой, она такая жёлтая. Оранжевую я брал себе, а жёлтой угощал пони. А ещё я воровал шампунь в магазинах, у меня волосы густые, надо было часто мыть голову. Но, когда я уверовал, то перестал воровать,- дополнил Фрол и спросил,- А ты воровала?
    -      Ну так, чисто символически. Таскала с работы краски, кисточки. Но когда воровала, не наглела. Много не брала.
    Аня хотела продолжить откровения, но тут в разговор вмешался Андрис и спросил, что ей посоветовал отец Александр на исповеди.
    -     Он посоветовал мне вплотную заняться живописью и повременить с вступлением в монастырь,- ответила Аня.
    -     Но одно другому не мешает,- возразил Андрис и стал склонять Аню к принятию новициата – испытательного срока,- Такие художники, как Босх, Брейгель, Леонардо да Винчи состояли в тайных обществах. Именно поэтому их полотна полны символики и мистицизма.
     К принятию окончательного решения Аню подстегнула ситуация, связанная с Васей, в котором после обретения дара речи, открылись ещё и экстрасенсорные способности. К нему стали ходить люди за советами и помощью. Илья этому был рад, стал мечтать о богатстве, думая через Васю разбогатеть и покрыть не только траты на лечение сына, но и получить прибыль.  Илья так вошёл в эту сферу, что уже не мог без этого жить. Это вошло у него в привычку, и он стал редко ходить на христианские общения, но однажды он пришёл специально, чтобы передать Ане слова Васи. Сам Илья воспринимал высказывания сына, как оракул и, когда передавал Ане его слова, то они звучали в его устах, как повеление свыше.
     Вася передал Ане, что Ангел, спящий на жемчужных чётках, повелевает Ане вступить в монастырь, в противном случае она повредит руку и не сможет рисовать.
      Аня не восприняла эти слова серьёзно, но, когда она, снимая штору с окна, упала с табуретки и вывихнула руку, то сильно испугалась.
     Кандидатам на вступление в Орден «Святой Грааль от богемы» Андрис доверительно сообщал, что на создание подобной организации у него имеется устное благословение от предыдущего Папы – Павла Шестого. Получение такого благословения стало возможным благодаря дружбе Андриса с французскими монахинями Ордена Шарля де Фуко, с которыми он познакомился в доме отца Александра Меня. Именно эти монахини ознакомили Павла Шестого с деятельностью общины «Святой Грааль от богемы».  Когда Папой стал Иоанн-Павел Второй, Андрис хотел получить подтверждение этого благословения, но уже в письменном виде.
   И вот настал день, когда французские монахини должны были доставить его прямо из Ватикана. В комнате Андриса помимо его самого находились Фрол, Аня и Марина.  Андрис был взволнован и ходил по своей комнатушке так, словно решалась судьба всей его жизни. При этом походка его была тяжёлой, словно на ногах были надеты железобетонные тапочки. Аня, решив несколько сбить напряжение, исходившее от него, наступила ему сзади на ботинок. Ступня Андриса вывалилась из ботинка, обнажив дырку на носке.
   -    Не делай так никогда! – строго сказал Андрис,- Я сегодня всю ночь не спал. Думал о нас. Поймите, наша община вымолена, выплакана у Бога.
     Фрол, так же желая разрядить обстановку, взял свою сумку и, вытащив оттуда кастрюльку, сказал:
    -    Я тут мясо к трапезе подготовил. Правда, я не подумал, может эти монахини не едят мяса?
    -    Давай потом всё это,- попросил Андрис,- А то сейчас придут француженки с Папским благословением, а у нас тут едой пахнет.
    Андрис подошёл к присмиревшей Ане и, пожав ей руку, словно поздравляя с чем-то, сказал:
    -    Глядя на тебя, мне кажется, что я всё говорю и делаю правильно.
    Аня, решив поддержать Андриса, ответила:
    -    Если бы Христос пришёл сейчас на землю, то делал бы тоже самое, что и ты.
    -    Ты Аня, порой такие страшные вещи говоришь,- смутившись, сказал Андрис.
   Фрол, желая переключить внимание на себя, сказал:
    -    Ты же Андрис говорил, что дьявол будет искушать перед принятием вечных обетов. Так вот вчера жену свою бывшую на улице встретил. Жена моя страшная стала, глаза вылезли, все в красных прожилках. Гордится, что сына родила. Сказала мне, что от тебя, наркомана, не могла родить. Странная жизнь,- продолжал Фрол,- Когда-то у неё под дверью спал в подъезде, как собака на коврике. А что сделаешь?! Влюблён был. Коченел от холода, но знал, что за дверью – она.
    -     Фролка, прекрати воспоминания! – перебил его Андрис,- А то сёстры сидят, как куры, рты разинули. Аня вообще, как Мария Магдалина.
    -     Ещё не раскаявшаяся,- тут же подхватила Аня и рассмеялась.
  Фрол исподлобья посмотрел на Аню, потом на Марину, и его большие карие глаза на мгновение воспламенились, но он тут же опустил их и стал смотреть в пол.
    -     Плотские вы ещё все,- с сожалением произнёс Андрис,- Смотреть противно.
  Марина, видя, что раздражение Андриса направлено не столько на брата и сестёр, сколько на опаздывающих монахинь, сказала:
    -     Да что ты так переживаешь из-за этих церковников. Все их Папы, как засушенные цветочки из гербария – вечные незабудки с застывшей улыбкой.
   Аня и Фрол рассмеялись Андрис тоже улыбнулся, но сказал, что говорить так не стоит.
    -     Хотя народ и впрямь не любит церковников,- дополнил он,- Но зато он любит смелых людей.
  В этот момент в стенку постучали.
    -   Это они! – с трепетом в голосе произнёс Андрис, словно за дверь стояли три ветхозаветных ангела, явившихся Аврааму.
    В комнату вошли три высоких женщины среднего возраста. Они приветливо заулыбались и, приоткрыв борта своих пиджаков, как пароль показали серо-синие туники, перепоясанные синим поясом и вышитым на груди символом – сердце, пригвождённое к кресту. Это были монахини, называющие себя «Малые сёстры Ордена Шарля де Фуко».
   По-русски они говорили с акцентом, но довольно внятно. Они сказали, что их мать- настоятельница сестра Магдалена всех приглашает для беседы в автобус, который стоит на одной из аллей парка «Сокольники».
   Когда добрались до аллеи, монахини пошли в свой автобус, а Фрол, Андрис, Аня и Марина встали неподалёку, чтобы проверить, нет ли «топтунов».  Проходившая мимо них старушка в очках в роговой оправе, остановилась, внимательно посмотрела на благообразное лицо Андриса, на иконописный лик Фрола, на Марину в светлых кудряшках, заглянула в голубые глаза Ани и сказала, качая головой:
   -    Ангелы земные батюшек совратили!
   -    Вот и мы с Фролом за попов сошли,- поглаживая бородку, улыбнулся Андрис, когда старушка ушла.
   -     Мне кажется, эта старушка – стукачка,- шутливо сказала Аня,- Она выполняет последнее задание перед пенсией. Придёт сегодня на Лубянку и скажет: «Ну всё, я своё отстучала».
   Тем временем из автобуса вышла одна из монахинь и сказала, что в салон могут войти только двое, а оставшиеся должны стоять на атасе. Фрол и Марина стали изображать прогуливающуюся парочку, а Аня и Андрис пошли к автобусу.
   Когда Аня вошла вовнутрь, то первое впечатление было, что она попала в жилую комнату, только несколько узковатую. На кожаном диване сидела мать-настоятельница сестра Магдалена. Это была пожилая женщина со скуластым лицом и внимательными карими глазами, в которых играли золотые огоньки. Через монахиню-переводчицу матушка Магдалена рассказала, что на этой передвижной квартире она с сёстрами объехала весь мир, что у них здесь даже хранятся Святые Дары, что священники многих стан проводили в этом автобусе мессы и один раз здесь провёл богослужение отец Александр Мень.
  -   Мы були у него в Нофой Дерефне и не успеваль на мессу в костёл Сен Людовик, и отец Александер даль нам причастие,- рассказала одна из монахинь и, открыв створку врезного ящичка в кабине водителя, показала, где у них находятся облатки для причастия. 
   Похвалившись, что ни один чекист никогда их здесь не находил, она демонстрировала конструкцию ящичка, сделанного по принципу двойного дна.  Андрис, обратившись к монахине-переводчице, попросил:
   -    Спросите у матушки Магдалены, привезла ли она письменное благословение от Папы?
    Услышав вопрос, мать – настоятельница ответила, что Папа – лицо официальное, и что письменное благословение он не может дать без длительного существования того или иного духовного сообщества. Далее матушка преподнесла москвичам подарок – Документы Второго Ватиканского Собора, изданные на русском языке и попросила Аню прочитать вслух определённое место.  Аня взяла в руки довольно увесистую книгу и прочитала указанный абзац.
   Там говорилось о том, чтобы те, кто решил стать монахами не переоценивали своих сил, что вопросы пола относятся к самым глубинным наклонностям человеческой природы, поэтому стремящиеся к обету целомудрия, не должны быть допущены к нему без достаточного испытания.
   После того, как Аня прочитала это место, матушка сказала, что Папа в качестве пожелания предлагает обществу «Святой Грааль от богемы» называться пока просто общиной, потому как монашеский Орден – это слишком ответственно.
   -     Но наш Орден уже благословил Папа Павел Шестой, когда был жив. С тех пор прошло уже много лет,- с волнением в голосе сказал Андрис.
   -    Сколько человек осталось в Ордене с того времени? – спросила матушка.
   -     Наш Орден создан по типу ставропигиального, то есть мы подчиняемся только Папе и сведения о количестве я даю только ему,- чётко ответил Андрис.
   -    Я ждала официального благословения сорок лет, -  продолжила матушка, очевидно не доверяя словам Андриса,- Сорок лет я и мои сёстры жили в Африке, служа бедным людям, как и наш основатель брат Шарль де Фуко.
    В качестве иллюстрации матушка показала фотографии, где по пустыне рядом с гружёными верблюдами шла она, будучи ещё молодой женщиной, и две её первые послушницы.
     -    Нам бы хотелось открыть свой филиал и в России,- сказала матушка,- Это наше желание благословили, и Павел Шестой, и Иоанн Павел Второй.
   Андрис, не желая развивать тему филиала, вернулся к своей теме:
     -   Я знаю, что Павла Шестого его духовник называл «мой Гамлет» за его нерешительность, но это качество не помешало ему благословить нас. А Иоанн-Павел Второй вроде бы и лыжник, и бывший артист, чего он боится?
   Заметив, что Андрис расстроен, матушка достала из дорожной сумки книгу об истории своего Ордена и коробочку со швейцарскими часами. Всё это она протянула Андрису.
     -    Книгу возьму, а часы – нет,- сказал он,- Я тут как-то надел на палец серебряное кольцо в знак моих личных обетов, а через некоторое время смотрю у моих братьев и сестёр прибавилось побрякушек, даже золото на некоторых появилось.
     -     Вот видите, как важен испытательный срок,- заметила матушка, - А у вас, судя по вашему Уставу он просто недопустим! Новициат всего один год!  Во всех монастырях даётся три года, как минимум, потом продлевается ещё на годы и только тогда принимаются обеты. Тем более ваша община состоит из мужчин и женщин.
     -     Но мы живём каждый в своём доме и встречаемся только для общей молитвы,- ответил Андрис и с вдохновением добавил,-  Люди к нам рвутся, просятся в Орден!
     -     Рвение свойственно молодости,- ответила матушка.
     -     Да, я уж мальчик в годиках, мне уже тридцать семь,- сказал Андрис.
   Матушка ответила, что ей было семьдесят пять, когда Папа благословил её Орден.
     -  «Наверно, Папа дал ей благословение по причине её преклонного возраста,- подумала про себя Аня,- потому как ей умирать скоро, много не нагрешит, просто не успеет, и Папе отвечать за неё не придётся».
    Желая закруглить встречу, матушка спросила у Андриса, что она может сделать для него.
      -  Вы могли бы читать наш журнал «Кольцо Грааля» по радио «Ватикан» или «Свобода»? - попросил Андрис.
      -    Это сложно,- ответила матушка.
      -    Тогда больше ничего,- разочарованно сказал Андрис, - Просто молитесь за нас. И передайте Папе,- дополнил он с иронией,- что мы будем ждать ещё сорок лет.
     Матушка похлопала Андриса по плечу, словно говоря: «Какие твои годы, парень»!
     Сфотографировав Аню и Андриса рядом с матушкой, монахини стали прощаться. На память помимо Документов Второго Ватиканского Собора, они подарили целую груду пластмассовых чёток и партию рождественских младенцев, сделанных из глины и разложенных в коробке, как конфеты по своим ячейкам, только вместо фольги под младенцами были маленькие овечьи шкурки.
   Когда Аня и Андрис вышли из автобуса и тихим шагом направились в сторону Марины и Фрола, Андрис сказал разочарованно:
      -    Да, не зря Иоанна Павла Второго в Европе называют «деревенский Папа» за его простоту, и он видно недоверчив, как все крестьяне. А скорее всего наш журнал до него просто не дошёл и пролежал у этих монахинь в их ящичке с двойным дном. Ну ничего! – несколько взбодрился Андрис,- Поначалу все Ордена бывают самопровозглашёнными.
      -   Так давай, и мы самопровозгласимся и самоблагословимся,- смеясь, поддержала его Аня,- А пока встанем все в очередь за благословением. Узнаем, кто там крайний, иезуиты или ещё кто, и займём за ними,- шутила Аня,- А можно и на ночь встать, а утром первыми будем.
      -     Хорошо, что есть такой женский смех,- сказал Андрис,- Всё кажется не таким уж безнадёжным. При Сталине меня давно бы расстреляли, а сейчас я, какой-то шибздик, Орден организовал. Жалко только, что для многих очень важны статусы и регалии. Таким, как ты или Марина может и не важно, благословил нас Папа или нет, а вот для ксендзов из нашей общины, да и для Фрола, который собирается принять вечные обеты, письменное благословение очень важно.
      -    Что делать?! Папа не хочет носить на своей совести это благословение, боится, что мы не потянем,- сказала Аня и предложила,- А давай скажем, что благословение пришло и что оно в целях конспирации будет храниться во Французском Посольстве.
      -     Дело в том, что я пообещал Фролу, дать ему хоть глазком на него взглянуть.
      -     А давай его сами напишем. У моей подруги Вари муж был народный художник, он когда-то побывал в Риме и привез оттуда листки с папским гербом.
      -     Боже, с кем я имею дело?! – усмехнулся Андрис,- Ты всё это серьёзно говоришь? Может, ты того, психическая?
      -     А что особенного?   Я всё нарисую, напишу, как надо.
      -     А подпись сама за Папу поставишь?
      -     Стаканчик поднесём дьячку, который у нас позировал в художественном училище, он и распишется,- полушутя продолжала Аня, пока Андрис её не одёрнул.
   Отвергнув идею с подделкой, он предложил сказать Фролу, что благословение пришло, но в виду того, что у автобуса топтались какие-то подозрительные люди, ценные бумаги решили не выносить.  Подойдя к Фролу и Марине, Аня подтвердила, что благословение пришло, а Андрис подарил им по рождественскому младенцу из глины, якобы подарок от Папы, а в общую библиотеку, которая хранилась у Ани -  Документы Ватиканского Собора.
      -    Второй Ватиканский Собор – хорошая вещь,- сказала Марина,- но он опоздал на четыреста лет. Перевели на родные языки Библию, когда её уже читать никто не хочет. Странно, что они нас так быстро благословили при таких темпах.
   

                9


       -    Друзья! Сейчас наступил ответственный момент для всех нас,- торжественно произнёс Андрис, обращаясь к находящимся у него в комнате, Фролу, Ане и Марине, -- Когда-то в такой же день в Португалии, в местечке Фатима было явление Девы Марии, которая пророчествовала об обращении к Богу атеистической России под крепкую руку Папы. Явление Богоматери сопровождалось «пляской» солнца. Сегодня у нас в Москве такая чудесная погода. Всю неделю лил дождь, а сегодня – солнце! Я вижу в этом Божье благословение. Сегодня я и Фрол примем вечные обеты, потому как мы с ним уже прошли новициат. А Марина и Аня пойдут только на испытательный срок, который будет длиться для них три года. К нам сегодня хотела присоединиться Эя, но я решил, что она должна ещё повременить с принятием новициата. Она придёт сегодня позже поздравить нас.
   Андрис задвинул штору и зажёг свечу на столе, где лежали Библия, журнал «Кольцо Грааля», Устав Ордена, ножницы с блюдечком и четверо чёток в знак единения присутствующих. Когда Аня услышала, что позже придёт Эя, она стала думать, как бы взять свои жемчужные чётки со стола, но, учитывая значимость происходящего, решила этого пока не делать.
      -    Итак, вам представляется уникальная возможность вступить в Орден «Святой Грааль от богемы», благословлённого Папой Римским – главой Вселенской Церкви,- с пафосом продолжил Андрис,- В наше время сам перст Божий указывает, что именно Папа является наследником Апостола Петра, ибо Православная церковь сейчас парализована, а протестанты разобщены и раздроблены. «Не бойся малое стадо»,- говорит Христос. Я повторю вслед за Ним. Не бойтесь, что нас пока мало. Со временем, может весь мир пойдёт за нами. И для людей будет великой честью состоять в нашем Ордене.
    После общей молитвы Андрис прочитал Устав, где излагались принципы поведения монаха, живущего среди мирян. Особое внимание было уделено главным монашеским обетам – послушанию, целомудрию и бедности. Относительно бедности в Уставе было сказано, что каждый сдаёт в общую кассу столько денег, сколько пожелает, но от этого зависят его права.
   -    Бедность – это не пустой карман,- прокомментировал Андрис,- это способность делиться и жертвовать.
   Целомудрие рассматривалось не только как безбрачие, но и как постоянное очищение и освобождение сексуальной энергии на служение Богу. Касательно обета послушания Андрис прочитал:
    -    «Послушание – это преодоление инерции собственной греховной воли под духовным руководством отца Ордена. Последнее слово в процессе споров и разногласий должно оставаться за отцом, которого нельзя ослушаться или переизбрать».
    -      Разве нельзя вместо тебя выбрать нового отца Ордена? – удивился Фрол.
    -    Но это всё равно что сменить родную мать или отца,- кротко ответил Андрис и добавил,- Можно сменить только в случае моей смерти или тяжёлой болезни.
    Этим ответом Фрол был явно разочарован, потому как он рассчитывал тоже когда-нибудь встать во главе Ордена. После прочтения Устава, Андрис посоветовал Фролу отмести все сомнения и встать на колени для совершения таинства пострижения в монахи. Опустившись на колени, Фрол крепко сжал руки у своего подбородка, его кулаки побелели и слегка подрагивали. Андрис начал задавать ему вопросы по Уставу, на которые Фрол отвечал согласием. В конце Андрис задал ему последний вопрос – осознаёт ли он, что делает? Фрол робко ответил: «Да».
   После этого, не вставая с колен, Фрол пододвинулся к столу, взял ножницы и протянул Андрису, чтобы тот состриг небольшой пучок его волос в знак пострижения в монахи. В первый раз Андрис, взяв ножницы, бросил их на пол. Фрол, достав ножницы, снова протянул их Андрису, якобы упрашивая принять его в монастырь. Так было до трёх раз, пока наконец, Андрис состриг маленькую прядку каштановых волос Фрола и положил её на блюдечко. Возложив руки на голову Фрола, Андрис возвёл к небу глаза и твёрдо произнёс:
    -     Властью, данной мне Богом и Папой Римским, нарекаю тебе новое имя – Франциск.
   Затем он помог Фролу подняться с колен, после чего обнял и, приподнявшись на носочки три раза поцеловал воздух около раскрасневшихся от волнения щёк Фрола. Следующими были Аня и Марина. Так как они принимали только новициат, манипуляций с ножницами не было. Марина, ответив согласием на все параграфы Устава, оставила свое собственное имя.  Когда она встала с колен, Андрис обнял её и сказал:
    -      Ну вот, Мариночка, теперь у тебя есть новый отец. Это я – Андрис.
  Аня решила взять имя Иоанна, так как оно было созвучно её собственному имени.  Когда она на дрожащих ногах встала на колени, то словно печать ощутила на своей голове прикосновение рук Андриса. Сквозь шум в голове она услышала голос, доносящийся будто с неба:
     -   Нарекаю тебе новое имя – Иоанна!
    Аня встала с колен, а Андрис, взяв её за плечи три раза поцеловал воздух около её щёк.
   Затем Андрис, сказав, что он берёт себе имя в честь своего отца - Артур, встал на колени. Фрол стал задавать ему вопросы по Уставу, на которые Андрис отвечал согласием. В конце Фрол задал ему дополнительный вопрос, как отцу Ордена:
     -     Осознаёшь ли ты, что должен управлять послушниками, как детьми Божьими, с уважением к человеческой личности?
     -     Да,- твёрдо ответил Андрис, после чего Фрол, Аня и Марина возложили на его голову свои руки.
   Испросив у Бога на своего духовного отца, Фрол сказал за всех:
     -    Нарекаем тебе новое имя - Артур и принимаем тебя как отца и духовного наставника.
    Когда после таинства посвящения в монахи все сидели за чаем, Аня и Фрол заметно нервничали. Аня из-за того, что с минуту на минуту должна была прийти Эя, а ей всё никак не предоставлялась возможность взять свои жемчужные чётки со стола. Фрола же обуревали сомнения, похоже, он только что осознал, что принял вечные обеты, и пути обратно больше нет. Сделав несколько глотков чая пересохшими губами, он стал сетовать на то, что Аня не взяла имя Святой Клары – подруги Святого Франциска. Размешивая чай другим концом ложки, он спросил у Ани:
     -     Надеюсь, ты взяла имя Иоанна не в честь монахини из фильма «Мать Иоанна от ангелов», в которую вселились бесы?
     -     Брат Франциск,- обратился к Фролу Андрис,- Не стоит в такой день говорить подобные вещи.
  Сам Андрис был возбуждён и весел, его зеленоватые глаза светились радостью.
     -     В начале пути все святые,- говорил он с воодушевлением. Есть такое понятие как конгениальность. Когда я вас всех увидел, я понял, это -  они!  Люди, с которыми я буду строить наш Орден «Святой Грааль от богемы». Весь мир сотворён в любви! Будь моя воля, я в Уставе написал бы только слова блаженного Августина – «Люби и делай, что хочешь»! Но, если не прописать правила, то как объяснить людям, что мы понимаем под любовью. Ведь собачка к собачке тоже по любви бежит.
   Аня и Марина рассмеялись в отличие от Фрола, который с силой давил лимон у себя в чашке. В этот момент в стенку постучали. По всей видимости, это пришла Эя. Аня прекратила смеяться, взглянув на чётки, лежащие посреди стола рядом с другими. И тут, к её счастью, Фрол опрокинул чашку с чаем, и он вылился прямо на чётки. То ли от лимона, то ли ещё от чего, но жемчуг ожил! Розовый перламутр стал как новый, словно явился из рук ювелира. Чётки можно было даже и не прятать, настолько они видоизменились.  Но Аня от греха подальше всё же взяла их и припрятала, выдать могла голубенькая капля на жемчужинке у замочка.
  Эя пришла с тортом «Наполеон» и, поздравив всех со знаменательным событием, стала просить Андриса принять её в Орден с испытательным сроком.
    -   Большинство людей заняты производством детей, я же хочу прожить жизнь по-другому,- с воодушевлением говорила Эя,- Тем более моя холодность в интимных делах склоняет меня к чему-то большему.
    -    Эюшка, а в друг в тебе проснуться сексуальные чувства? – с сомнением сказал Андрис,- В нашем обществе никто тебя не утешит.
    -     Ещё растлишь нас тут всех,- с иронией сказал Фрол.
    -     Брат Франциск, не стоит так шутить. Помни теперь, кто ты,- одёрнул его Андрис и, чтобы разрядить обстановку, попросил Марину почитать её стихи.

                Соберёмся за круглым столом
                Чтобы локоть касался локтя,
                На столе свечу мы зажжём,
                О всех не пришедших, моля.
         
                Тихо капает воск со свечи,
                За окном всё темней и темней,
                Свет и тьма скрестили мечи,
                Сердца жар разжигая сильней.

                Сколько нам отмерено вёрст,
                Сколько будет пролито слёз,
                Сколько прочитано книг,
                Сколько развеяно грёз,
                Сколько ещё впереди –
                Дорог, тупиков и стремлений?

  Слушая Марину, Аня закрыла глаза и вдруг перед её внутренним взором появилась шкатулка с драгоценностями. Из шкатулки тянется жемчужная нить.   На последних трёх жемчужинах лежит женщина в позе спящей Венеры с картины Джорджоне. Эта женщина то ли сама Аня, то ли Маргарита Антиохийская. На её лице была отражена благость некоего иррационального покоя, в недрах которого зарождается творческое дерзновение.
   Когда Аня открыла глаза, она увидела, что на неё смотрит Андрис.
     -    Ты сейчас похожа на девочку, которая только что перестала плакать,- сказал он ей.
   В его глазах Аня прочитала обещание интимности, но какой-то иной, не той, к которой она привыкла.
     -    «Может, здесь и вправду мёдом намазано»,- подумала Аня.
   Между тем, Андрис, светло улыбнувшись, взглянул на сестёр и, воздев указательный палец вверх, шутливо сказал:
     -     Ну что, сёстры?! Мальчишек бойтесь!