Саур-Могила

   Подножие Саур-Могилы встретило нас ярким обжигающим солнцем и легким дуновением ветерка. Где-то далеко, практически на вершине холма, передвигались люди-лилипуты. Всё находится так высоко, что теряется четкое видение фигур. Но мы-то знаем, что это не сказка.

   Выйдя из машины, решив размять свои тела от долгой езды через несколько городов в неудобных позах (с нами на заднем сидении толклись две девчушки восьми и двух лет), мы спокойно привыкали к окружающей действительности. Вокруг простиралось поле с изумрудными оттенками. Где-то поодаль виднелась лесополоса, а слева от нас стояла разрушенная подсобка для смотрителей, круглосуточно работающих у подножия Саур-Могилы.
 
   Раньше я думала, что это кафе. А почему бы нет? Здание в два этажа с пластиковыми окнами, красивым фундаментом и металлической дверью всем своим видом говорило о том, что это не пивная и не забегаловка. И почему я никогда и никого не спросила об этом здании? Наверное, не было в этом необходимости.
   Рядом, у крыльца, приходит в чувства дерево. Верхушка кроны срезана снарядами, нижняя часть тоже не сохранилась, за исключением одной ветки, на которой краснеют искусственные цветы.

Приготовившись фотографировать, я попросила старшую внучку подняться на пару-тройку ступеней, а сама отошла подальше, чтобы в объектив вместился весь сюжетный вид. Как страшно это звучит. Как неловко делать снимки на фоне разрушений. Но каким образом научить детей любить свой город, страну, родителей, освободителей? Да, просто, жизнь. Пока дети маленькие, они думают, что всё вокруг вечно: и родители, и дома, и кошка. О себе они даже не подозревают.

   - Бабушка, а что это за здание?
- Думаю, сторожка. Может быть, - место для встречи гостей из разных городов и стран.
 - Вы правильно думаете, - вышел из-за ограждения незнакомый мужчина.
- А вы кто?
- Можно сказать, смотритель Саур-Могилы.
- И как давно вы смотрите?
- Лет шесть, поди, смотрю. И бой первым принял.
- Вы? А как же ополченцы?
- Ополченцы были потом....

**

- Николай. Николай Здержко, - представился мужчина.
- Ирина. Бабушка этой девочки.
- Сам я из Степановки.
- Из той самой?
- Из той. Сейчас я здесь вместо сына. Времена такие, что надо зарабатывать деньги на строительство. Я ведь раньше бульдозеристом работал. В Донецке, на стройке. А теперь мы с сыном ищем любую подработку, только бы на ремонт дома хватило.
- Из Степановки ездили на смену?
- А что здесь удивительного? С транспортом было отлично. А потом начались проблемы с сердцем. Бросил не только водочку, но и курить перестал. Вы не подумайте, что я увлекался пьянкой. Так, в редких случаях. Сидеть без дела не люблю. Только немного оправился от болезни, устроился смотрителем. Меня сюда привел сосед – Перепелица Григорий. Работа здесь какая? Чтобы порядок был на территории, деревья обрезаны по  правилам, документация велась. А главное - трезвость ума и действий. Сюда ведь и делегации приезжают, и старики – ветераны войны, и школьники.

- Работа мне нравилась, - продолжает Николай. – Пойдемте за мной. Хочу показать здание изнутри.
- Лиза, пойдем со мной, - позвала я внучку, вопросительно глядя на смотрителя.
- Пусть идет. Ей надо знать, что здесь сейчас находится. Жаль, что от такого крепкого здания остались руины.


**

- Это было 12 июня 2014 года, - начал свой рассказ Николай. – Мы с Григорием заступили на смену в восемь утра. Приняли журнал посещений, обошли территорию, заглянули в мусорные баки. С передачей смены у нас никогда не возникало проблем. Работа для каждого была в удовольствие. Здесь было тихо, как дома.
И тут прозвенел звонок из Снежного, который поверг нас в шок.
- Мужики, на Саур-Могилу идут танки.
- Какие танки? Война далеко, в Славянске. Оттуда до нас не добраться, - выругался Григорий.
- Все блокпосты уже в курсе. Танки прут через Степановку, Алексеевку, Тараны. Мужики, вы там в подвал на всякий случай падайте.
- Какой подвал? А он есть у нас?
- В щитовую, мать вашу!

- И тут мы увидели. Вон там, вдоль той лесополосы, к нам шли танки, - махнул рукой в сторону  Николай.
- Это были солдаты?
- Это были «грады», шесть штук, двадцать восемь штук БМД, восемь пушек и машины с солдатами. Думаю, штук триста солдат было. И тут заговорила рация, где спрашивал кто-то: «Бес, где ты есть?», «Еду перекрывать дорогу на Снежное».
У нас с Гришей было время всё разглядеть и посчитать. Кто мог подумать, что вся эта дура прет на нас.

*

Мы с Николаем прошли по разбитой лестнице. Всюду валялись кирпичи, мусор, пыль, пустые пакеты от сухпайков.
- Это наши солдаты питались? – спросила я, повернув к себе зеленого цвета пакет от провизии, на котором было четко написано на украинском.
- Нет. У наших тушенка была. Я так думаю. Хотя, когда им было есть…
Ополченцы примчали быстро. Представляете, с одной стороны наши, с другой – укропы.
- Гриша, нам хана, - заорал я. – Бегом в щитовую!
 Что тут началось! Мы вжались в углы щитовой, прикрыв головы руками, и матерились изо всех сил. Мне казалось, что перед глазами летают мухи. Я пытался отогнать их от себя, а потом понял, что это штукатурка летала вокруг нас от осколочных попаданий. Я не знаю, что нас спасло. Мы ждали своей кончины.
А потом в дверь кто-то постучал. Не знаю, наши были, или нет. Один солдат, весь в кровище, открыл дверь и выгнал нас.
Как мы бежали по открытому полю, не помню. Я ведь не боец. Сердце.
Это уже без нас с Григорием «градами» разрушили крышу. Нет, крышу еще при нас. Остальное…
Вон, металлическое перекрытие прогнулось. Видите? Это такая температура здесь была во время обстрела. Знаю, что наши почти всех положили.
- Эти разрушения в один день были?
- Нет. Это потом еще здесь были смертельные бои. Через два дня после первого боя начался ад на Саур-Могиле. Мы уже не дежурили. Опасно.
Ничего не удалось сохранить. Вся документация сгорела. Кухонька какая-никакая была, и ту разнесли. Да что кухня! Ребят наших сколько положили.

А через два дня в мою Степановку вошли каратели. Я только так их называю. Я в это время сгребал сено за двором. У меня две коровы. Их кормить надо. И тут начался обстрел. Я всё бросил и помчал в дом. Схватил жену и потащил ее во двор в подвал. По наводке, или от нечего делать, из танка пальнули в мой дом…
Весь сгорел. Ничего не осталось. Даже иконы погорели. Не выдержали испытания. Только кусочек моего старого военного билета остался на пепелище, как предупреждение. Осталась во дворе и кухонька в пять квадратов. Мы впятером в ней сейчас ютимся.
Мы ведь не знали, что стреляли в наш дом. Все тогда по подвалам прятались, и мы с женой нырнули в бурячную. Знаете, что это такое? Мы на зиму заготавливаем своему скоту корм. Вот и вырыли подвал для овощей. Так и называем бурячной. Сидим мы в бурячной, слышу, задыхаться начала Люба. Она у меня астматик. Я ей нашел банку от противогаза и приставил ко рту. Так и дышала моя Люба.
Когда всё стихло, мы выбрались наверх. А там…
Дом горит, огород в руинах. И тут к подвалу подбежал солдат и бросил в него гранату.
- Ты что же, гад, делаешь?! – заорал я, еще толком не понимая, что остался без всего нажитого.
- Так вийна, - зарыготал ублюдок.

Потом я ходил искать своих коров. Останки одной нашел. От второй – нога валялась. Или это от Зорьки. Не знаю. Вот так к нам пришла война. А вы не стесняйтесь. Фотографируйте. Надо навека оставить память детям и внукам о фашизме. Разве это не фашизм – заживо уничтожать всех безоружных. А коровку мне потом наши солдаты привели. Где они ее нашли, - не знаю. Я сказал, что не моя. А мне сказали, что теперь будет роднее родной.

Как только освободили Саур-Могилу, я вернулся работать. Ничего пока не ремонтируем. Это здание, как обелиск памяти, стоит и встречает всех приезжих.
- Спасибо вам огромное, Николай. Вы разрешаете мне открыть ваше имя для всех?
- А чего мне бояться. Пусть теперь фашисты боятся. Вон сколько положили наших ребят, но зубы обломали. Саур-Могила не сдается. Ее еще наши деды-прадеды отстояли. А вы приезжайте. Правильно делаете. Здесь у нас тихо, только ветерок играется, словно ангелы летают.
Я почувствовала щекой прикосновение ангела. Ребята, низкий поклон вам от нас, живых.
Помним. Не забудем. Не простим.

14.06.2016

Ирина ГОРБАНЬ