Конечная форма конченного человека

- Быстро одевайся!
Мать торопливо запихивала в большую черную сумку все, что может понадобиться в первое время: теплую одежду, плед, термос, лекарства. Маленький Денис не понимал спешки. Он смущенно поглядывал на свой велосипед, на котором отец обещал научить кататься на выходных.
- Ну, мама. А как же папа?
Мать прикусила губу, почти до крови, но ни на секунду не прекратила сборов.
- Собирайся без разговоров.
- Почему папа не идет с нами?
- Папа конченный. Он останется здесь сам.
Денис сел на пол и неумело завязал шнурки. Концы были слишком длинными. "Наступит и убьется, - подумала мать, - в лифте перевяжу."
- Готов?
- Да.
Мать взяла две сумки, сын надел рюкзак с игрушками.
- Пошли.
Денис заплакал. Мать прижалась к нему лбом:
- Все будет хорошо. Нам нужно уйти на какое-то время.
- Это из-за папы? Потому что он конченный?
- Да, сынок. Пошли.
Андрей лежал на диване и пытался думать о чем угодно, кроме семьи: о футболе, броненосцах, подушке, соседе снизу, черном Ауди, стульях в комнате, платежах за газ, правительстве. Когда хлопнула дверь - не думать о них стало проще. Сразу стало уютно.
- Ну вот, кажется, начинается.
Всего есть три стадии конченности, через которые необходимо пройти. Первую стадию - всеконченность или гиперконченность, если по научному, Андрей уже прошел. Дальше стадия куколки, когда конченность обволакивает тебя со всех сторон, защищая от окружающего мира и создавая идеальную питательную среду для метаморфозы. И третья, финальная - непосредственно метаморфоза, вылупление из кокона. О ней никто ничего точного рассказать не может. Говорили об одном мужике с Троицкой, ставшем облаком угарного газа. А еще один с Косвенной слился с черной дырой. А еще двое, говорят, постигли смысл всего сущего и научились менять форму по желанию, но предпочли быть всегда скамейками в Горсаду, потому что скамейкам проще смириться со истиной. Но сколько в этом правды? При Брежневе, говорят, стать конченным было проще. А сейчас что-то изменилось то ли в климате, то ли в людях - мало кто и до первой стадии может добраться. Из всего квартала лишь у Андрея получилось достичь гиперконченности. Но ведь сказал Спиноза " В желании выражается сущность человека." Видимо, стать по-настоящему конченным, может лишь тот, кто кончен от рождения.
Какой же будет его конечная форма? Вот что пытало сознание Андрея. Похожее чувство он испытывал лишь в детстве, когда не мог уснуть в новогоднюю ночь, зная что с утра под елкой он найдет коробку с подарком, и стараясь угадать содержимое. Андрей не боялся того, что произойдет. Он ждал этого неделями, месяцами и годами. Еще в школе он понял, что будет конченным человеком, и смирился с этим давно давно. И вот он достиг того, что было предназначено. Кто же дает такие судьбы людям? Боги или демоны, вселенная или фонтаны. Может трамвай, в котором ехала его беременная мамаша, решил что Андрей вырастет конченным? Кто знает. Кто знает.
Андрей пропустил момент, когда простыня плотно укутала его тело. Спеленала точно ребенка. Бесцеремонно и болезненно, вроде ацтеков, уродовавших черепа своих младенцам, передавливая им голову тугими повязками. Слилась с его плотью, стала его кожей, пахнущей лимоном и альпийскими лугами. Несмотря на боль, свежий запах радовал Андрея. Последние годы единственным запахом, который он различал, и которой преследовал его, окружал со всех сторон, был запах кошачьей мочи. Ей воняли улицы, люди, машины, ванная. Кошачьей мочой воняла его жена и сын. Он сам настолько пропитался ей, что удивлялся порой, почему другие люди не гонят его, разносчика вони,  прочь от себя? Простыня оплела его пальцы и уши, руки и ноги, глаза и язык. Оплела все его органы изнутри: печень и сердце, легкие и почки. Оплела нервы и ребра. Простыня текла в артериях и венах вместо крови, сочилась из пор в коже и пульсировала в ногтях. Разум же Андрея был совсем в другом месте, темном и сыром, похожим на самый дальний угол под диваном, куда никогда не добирался веник. Его окружали знакомые образы: люди, предметы, но он не мог вспомнить их имена и названия. Они вились вокруг него по спирали и что-то говорили, но Андрей не мог понять смысла слов. Не мог понять и своих мыслей, которыми был наполнен. Чистое созерцание разума, лишенное чего-либо материального. Финал близился. А может, это и есть финал? Конечная форма конченного человека? Еще нет. Что-то вырывается из его тела. Что-то теплое и понятное, что-то земное, что-то важное, за что нужно ухватиться и держать, потому что это путь назад. И Андрей взялся за это и потянул себя обратно в душную комнату, к телевизору, к дивану, к полке с фикусом, к разбитой бутылке на полу, к чашке с заплесневевшим чаем, к третьему тому Чехова, к прожженной дыре в ковре, к порванной футболке, к счетам за электричество. Кокон рвался.
Мать осторожно заглянула в комнату - диван был пуст. На полу валялась скомканная простыня - это единственное, что изменилось в квартире за три дня, которых их не было. Все находилось там же, где они в спешке оставили, сбегая. И кроме Андрея - он тоже отсутствовал.
- Ма, а где папа?
Денис переступал с ноги на ногу, не решаясь зайти следом за матерью.
- Его нет.
- А куда он ушел?
Мать не ответила.
- Ма! - Вновь позвал Денис.
- Что?
- А откуда взялся второй велосипед?
Мать обернулась. Рядом с новеньким, еще не обкатанным, велосипедом сына стоял, прижимаясь к стене, старый, видавший виды, с погнутыми спицами и затертым седлом, велосипед для взрослого.
- Хоть не скамейка. - Пробормотала она.
- Что, мам? - Переспросил Денис.
- Ничего. Отвезем к дяде в село.