Четверть века эмиграции. 6. Поиски работы

Откровения эмигранта:
№6. Поиски работы

Профессиональные курсы закончились праздничным прощальным вечером с напитками и пирожными, где нам вручили выпускные свидетельства. Мы собрались здесь все вместе, и уже начавшие работать, и пока ещё её – работу – ищущие. Я, самый старый, опять оказывался в пустоте. На курсе  нам выдали справку для Лишкат Аводы (Биржи Труда), где мы должны были перерегистрироваться в новом качестве, уже не как учащиеся, а, как до курса, - безработные. Несмотря на праздничную атмосферу из-за этих справок настроение было подавленное…

Но сын не допустил никаких послаблений и в первый же после окончания день отвёл меня снова в библиотеку. На июнь у меня еще был проездной, поэтому я барствовал и не ходил пешком. А так, все остальное вернулось на круги своя. Только вместо IQ-books мне был выдан толстенный том в суперобложке под названием “Duns Guide Israel”, в котором по словам Даньки содержались систематизированные сведения о всех-всех-всех предприятиях в Израиле. Велено было изучить от корки до корки, выписать в таблицу их адреса, необходимые для рассылки резюме, которое мы с ним готовили по вечерам дома параллельно. Когда отдана  команда любой человек всегда действует более четко и осмысленно. Точно также и я. Принес амбарную книгу, открыл указанный мне справочник, по Данькиным наводкам разобрался с его структурой, понял, как буду работать с материалом, по какой системе записывать в свою тетрадь… И пошло, и пошло… Заодно я посматривал-подыскивал что-нибудь для Зои. У меня до сих пор лежит на полке эта тетрадь с табулированными записями сведений более чем о ста пятидесяти предприятиях, род  деятельности которых имел хоть какое-то отношение к моей профессии.

Уже к концу недели мы подготовили и разослали первые пятьдесят резюме. И теперь надо было ждать отзывов. Но продолжать при этом искать объявления и любую другую информацию, просматривать заявки работодателей в Лишкат Аводе, и узнавать, и спрашивать…
 
Как-то утром я сидел и с карандашом прорабатывал газету с объявлениями, поскольку Данькин приказ с толстенной книгой был выполнен полностью и досрочно. Зазвонил телефон. Спросили на иврите Радомира.

- Медабер. (Говорю.) – ответил я по-израильски, как меня учили.
- Медаберет Джина ми хеврат Алеф-Бет бэ Кармиэль. Дан Маор , меандес роши шелану,    роце   леитпогеш  итха. Махар бэ эсэр бэ бокер матим лэха? (Говорит Джина из фирмы Алеф-Бет в Кармиэле. Дан Маор, наш главный инженер, хотел бы встретиться с тобой. Завтра в 10 утра тебе подходит?)
- Бишвиль ма лэитпогеш? (Для чего встретиться?) – совсем по-дурацки спросил я.
- Реайон авода.(интервью для работы).- засмеялась она.
- Тода, ани эво. (Спасибо, я буду).- у меня перехватило голос.
- Анахну нимцаим бэ рехов Хашмаль миспар эхад  (Мы располагаемся на Электрической улице, дом 1).-
  и в трубке запел отбой.

- Кармиэль, Кармиэль…- крутилось у меня в голове.-  Я же туда ещё ничего не посылал!

Порывшись в своих «амбарных» записях я отыскал под номером 66 фирму Алеф-Бет, располагавшуюся по названному мне адресу, 55 человек работающих, телефоны…,почтовый адрес…, годовой оборот…, продукция: специальные приборы, электромеханические сборки, механообработка, плазменные покрытия…

Позже выяснилось, что секретарь нашего курса разослала по всему Северу список неустроенных выпускников, с указанием в двух строках их профессиональной ориентации. Я помню, что при заполнении списка на её вопрос я написал: высокочастотные и высокоскоростные электродвигатели, электромагниты, управление ими. И этот список попал на Алеф-Бет.
 
* * *
В июле исполнилось  24 года с того памятнейшего дня, когда я, полуторагодовалый репатриант, отмотавший полгода в ульпане и две трети года  на профессиональных курсах, получавший пособие по безработице в размере 850 шекелей на себя и жену,  впервые перешагнул порог фирмы Алеф-Бет в качестве штатного сотрудника. До сих пор живо это непе-редаваемое ощущение. Даже воспоминания о нем трогают сердце и сегодня.

Был йом ришон – воскресенье 20 июля 1992 года. К восьми, как мне было сказано, я  подрулил на Димкиной машине ко входу приземистого бетонного барака, стоявшего в начале ряда -улицы в строю с еще четырьмя такими же и своими железными воротами напоминавшего наши железнодорожные пакгаузы. Он был чуточку аккуратнее пакгаузов, длинной не превышая 50-ти метров. На правом  углу в тени под козырьком пряталась коричневая металлическая дверца со стеклами, через которую мне предстояло пройти в такой новый и незнакомый мир – работа! Представления о нем были мутны и туманны и основывались на рассказах окружающих, больше напоминавших  рыбацкие байки. Первое, на что настраивалось напрягшееся сознание, что все здесь не так,  как там, все иное, все непривычное, но главное – все выше, шире и передовее.

В среде репатриантов того времени ходила присказка-загадка: «Что такое еврейское троеборье?»
Ответ:
- При отъезде -  продать машину, продать дачу, продать квартиру.
- По приезде  - найти работу, купить машину, купить квартиру.

И вот... через полтора года по приезде я подымался на первую из означенных выше ступеней. Но машины у меня ещё не было, поэтому заботливый сын, намного опережавший меня по результативности в этом троеборье, пожертвовав собой и отправившись на работу пешком, выделил мне в этот день свою беленькую “SUZUKI SWIFT”, на которой он уже почти год раскатывал по дорогам земли обетованной.
 
А  предшествовал этому целый месяц каких-то сумбурных интервью, в которых участвовали израильтяне и двое русских. Израильтяне были улыбчивы, но индифферентны, а русские... трудно определить их отношение ко мне в этот момент. Один, лет тридцати двух, смотревший «бычком» изподлобья, внимательно, с оттенком приветливой заинтересованности, периодически, выслушав мои ответы, тихо переводил их. Второй, лет на семь-восемь старше, вид имел по чиновничьи строгий, но по причине ношения огромно-диоптриевых очков, выглядел несколько несуразно. Даже не могу точно сказать почему, но он мне как-то изначально не понравился. Вопросы, которые он задавал, касались неких электромеханических проблем, связанных с двумя полузнакомыми мне вещами – самонамагничивающимся  двигателем и угломерным поворотным трансформатором, который он именовал по-английски, Resolver, и я не сразу уловил и понял, о чем идет речь. Но ко всему еще и форма  его глубокомысленных сентенций была какая-то напыщенно наукообразная, и, как в детстве мы говорили, «задавался» он изо всех сил. Мысленно отделив его от основной группы и оценив его выёживание, как форму «ковки своего счастья путем битья по пальцам окружающих», я почувствовал в нем натуру мелкую и каверзную, но, тем не менее, в данный момент опасную. Говорил он, пожалуй, больше других, однако именно  наукобразная чушь его вопросов была опасна – все остальные не понимали, о чем идет речь, а суть моих ответов ставилась в полную зависимость от его оценок.

Первая беседа имела, пожалуй, только одно последствие: меня попросили рассчитать самонамагничивающийся микродвигатель на частоту 360 Герц в заданных размерах и определить материал для его ротора.  В процессе собеседования один из израильтян, старший по возрасту, Дан Маор, дал мне в руки штангель-циркуль и какую-то круглую серую деталь и попросил её начертить. Поскольку реальным конструктором я никогда не работал, усилия мои быстро всё прояснили, и он меня остановил.

Обменявшись официально любезными улыбками, мы расстались на две-три недели, определенные мною, как время, необходимое для расчетов. В процессе прощания в комнату, где все это происходило, вкатился молодой человек легкомысленного вида, обе руки в карманах. Произнеся традиционное «ма нишма» (что слышно?), он развернулся в мою сторону, извлек правую руку из кармана и протянул её мне с обаятельнейшей улыбкой:

- Филип!

- Радомир, - отвечая на крепкое и приятное мужское пожатие, произнес я.

«Бычок», которого звали Соломон, редкое для русского слуха имя, наклонившись к уху Филипа, торопливо на сносном иврите начал ему что-то говорить. Филип слушал, доброжелательно не отводил от меня глаз, и в конце, еще раз протянув руку, тряхнул мою и сказал:
 
- Бэод швуаим (Через две недели)!

Вопреки босяцкому виду и молодости он оказался вторым по должности  на заводе лицом. Проникновение мое вглубь фирмы для первого раза ограничилось  первым справа от входной двери помещением. Интервью длилось около трех часов.


                *    *    * 

Вернувшись домой, я сел и стал обдумывать результаты поездки. Самым тяжелым было почти полное отсутствие исходной информации, необходимой для расчета самонамагничивающегося двигателя.  Часть моих технических книг пропала в дороге при пересылке, а тех, что имелись в наличии, было явно недостаточно. Двигатели, которые мне приходилось обсчитывать в прошлой «доисторической» жизни существенно отличались от того, что предстояло считать сейчас. В расточку самого малого из них я мог без труда просунуть руку, а через самый большой – проходил согнувшись насквозь. Здесь же предстояло иметь дело со шпулькой диаметром менее 20 мм. Материалы, применяемые в Израиле для таких целей, были просто абсолютно незнакомы... Помощь пришла совершенно неожиданно. Сын Данька, вполне обживший здешнее пространство и уже год и два месяца профессионально трудившийся, обратился к соседу, работавшему в Электрической Компании Израиля, и рассказал про мои проблемы. Сосед, немного подумав, пообещал посодействовать.И наутро, придя на службу, разослал по внутренней сети просьбу о необходимых мне книгах. К вечеру, на мое счастье, он зашел и оставил телефон одного из сотрудников компании, обладавшего заветными книгами. Тот оказался ветераном-ватиком, приехал в 70-х из Ленинграда, привез и сохранил подборку книг по электрическим машинам малой мощности. При этом ещё и был готов дать их мне на некоторое время. Позвонив ему и выпросив у Димки машину, я помчался в северные пригороды Хайфы, нашел этого мужика, жена которого из сострадания еще и накормила меня ужином и арбузом, и под залог теудат зеута (удостоверения личности) получил книги. Вернувшись, просмотрел их и уперся, как корова Майка, в тупик. Книг было несколько, содержали они массу полезного материала, в том числе бесценного расчетно-методического, но требовалось на 60-70 процентов их переписать. Я уже начал обдумывать, как приспособить Зою в помощь, но опять выручил драгоценный ребенок, в этот момент вернувшийся с работы. Он повез меня ночью на их ВЦ, отладил копировальную машину, и за несколько ночных часов я смог скопировать весь полученный материал. Не теряя темпа, на следующий день вечером отвез книги обратно. И за чаем мой благодетель припомнил, что в Технионе на кафедре электромеханики работает его знакомый, тоже питерец, и книг у него должно быть несравнимо больше. А главное, он наверняка лучше, чем я, ориентируется в тамошней библиотеке и сможет помочь в поисках информации по здешним электромагнитным материалам.

На следующий день я уже сидел в небольшой комнатке на электрическом факультете Техниона у милейшего человека Аркаши Годовского и нервно и вожделенно разглядывал стеллаж с книгами, занимавший всю противоположную стену. Еще одна ночь у копировальной машины и полдня в библиотеке –  и вся первичная информация была передо мной. И я  жадно, как с голоду хватаются за еду, вцепился в свою работу.

Вообще-то,  я, лично, за время алии и абсорбции не могу пожаловаться на недостаток встреченных хороших людей.  Мне помогали многие. Но с Аркашей Годовским  я еще и подружился. Мы с ним сотрудничали в ряде его изобретений. Периодически общались по разным делам и, по-моему, всегда оставались довольны друг другом. Забегая далеко вперед, хочу отметить, что в конце девяностых годов он дважды организовывал для меня субсидии на поездки в Москву за книгами и другой научно-технической информацией, которой так не хватало мне в это  время. Я помогал ему, если требовалось, в электромагнитных расчетах. Но в тот момент, о котором идет речь, Аркаша, выручивший книгами, ещё и очаровал меня своей интеллигентностью. А когда, лет десять спустя, в «Вестях» я наскочил на статью о нем, как об известном драматурге, изумлению моему не было предела. И более всего изумила простая человеческая скромность – он ни разу за время нашего общения об этом не обмолвился!...

                *    *    *

Через две недели, предварительно позвонив Соломону, я повез в Кармиэль, где находилась фирма, тонкую ученическую тетрадку в клеточку, на две трети заполненую расчетами. Соломон довольно равнодушно взял тетрадь и ушел, оставив меня наедине с Виктором, так звали «востроглазого» чинушу, который начал морочить мне голову проблемой с расчетом коэффициента трансформации достопамятного с первой встречи датчика угла. Соломон вернулся, сказал, что им нужно время для изучения моих расчетов, и в качестве дополнительного задания попросил поработать над коэффициентом трансформации и добавил:

- Как закончите - звоните.

 Закончить-то я закончил. Через неделю. Но отвозить результаты мне не очень-то хотелось. Мучила заколодившая в голове мысль: куда и к кому пошла моя тетрадка. Судя по задавав-шимся вопросам и репликам на мои ответы, человека, хоть что-нибудь понимавшего в пред-ставленном мной материале, на фирме не было. Кто же будет «изучать» мои расчеты?

Мудрый сын высказал здоровую мысль, что такие люди могут обретаться только в Технионе или на какой-либо фирме конкурирующего профиля. Но с конкурентами в такие игры обычно не играют. Посему я пошел в Технион. За год учебы на курсе, базировавшемся на его терри-тории, Технион стал для меня близким и понятным. Вход в библиотеки был мне разрешён до конца текущего учебного года. И я отправился в электротехническую. Там, среди внутрифа-культетских пособий и отчетов, довольно быстро отыскались списки трудов сотрудников и преподавателей. Занимавшихся самонамагничивающимися машинами, судя по этим спискам, было двое: профессора Эрлинский и Фронер. Аркаша Годовский помог выяснить, что Эрлинский находится на отдыхе за границей, а Фронер сидит сейчас в своем кабинете на четвертом этаже. Отступать  было некуда, и я начал медленно подыматься, обдумывая первую фразу. На мое счастье, после нескольких упинок в иврите Фронер (он оказался ро-дом из Польши)  улыбнулся и сказал, коверкая слова:

- Говори русским, я умею понимать...

Объяснив ситуацию с интервью и отданным расчетом , я попросил выслушать меня  и поп-равить, если я неправ, так как в этой области не работал, методику скомпилировал, на базе общеизвестных, а материалы выбирал просто по наитию. По взгляду профессора, одновре-менно заинтересованному и лукавому, мне представилось, что тетрадка моя бродит неподалеку, может даже лежит слева в ящиках его стола.

Так, во всяком случае, казалось и так хотелось... Чуть более, чем через  час, я выходил из его кабинета, доброжелательно выслушанный и успокоенный, обласканный тремя преприн-тами его статей, данных в подарок, в ощущении какой-то уверенности, что с отзывами все будет тип-топ... Просто сделать больше того, что уже сделано, я не мог. Кроме того, Фронер, с мелкими оговорками, мои труды одобрил. Указал только на кое-какие шероховатости в выборе материала ротора да рассказал про несколько вариантов применения само-намагничивающихся машин в магнитофонах и изотопных сепараторных центрифугах...

                *    *    *

В это время произошло несколько событий, напрямую с моими мытарствами на Алеф-Бет не связанных. Первое – к нам перебралась из Москвы мама. Брат, тоже готовящийся к отъезду, выслал её вперед, чтобы немного освободить руки. Но нам с ней пришлось повозиться. Начались неизбежные хлопоты по её обустраиванию – больничная касса, банк, пенсионные дела. Она приехала после операции с открытой раной на правой ноге в результате ампутации большого пальца. Небольшой порез и тридцатипятилетний диабет сделали свое черное дело – гангрена. Уже одно это выбило нас из колеи. Данька терпеливо давал нам машину, чтобы доставлять её по различным делам в различные учреждения, ездил с ней и Зоей сам, когда я был занят, или требовался перевод в беседах, например, с врачом по сложным случаям...

Одновременно я продолжал искать иные варианты работы, обзванивал друзей по курсу.

В Израиле среди солидных фирм принято отвечать на письменные обращения. И в какой-то момент, среди сплошного потока отказов на мои письма по поводу работы, начинавшихся словами «Ану мицтаерим..(Мы сожалеем...)» и заканчивавшихся обещанием внести в картотеку, вдруг проскочило два письма с приглашением встретиться и поговорить. По странному стечению обстоятельств адреса различались всего на два номера. Первая фирма именова-лась на иврите МЕХАДЕШ (Новатор), а вторая – по-английски – ELECTRIC LIFE. Ворота их соседствовали в тупичке одной из улиц в промышленном пригороде Хайфы.

МЕХАДЕШ занимался ремонтом насосов для Всеизраильской водопроводной компании, а электродвигатели для них отдавал на ремонт соседям. Обходилось это довольно дорого и поэтому, как объяснил мне Момо - совладелец фирмы, они искали возможность сэкономить и начать делать эту работу самим. В свое время я занимался технологией ремонта электромашин, что и отметил в отосланном во все концы резюме. Это их заинтересовало, решили встретиться и поговорить со специалистом. После беседы я пообещал подготовить общую схему технологии и описать набор оборудования и инструментов, необходимый для оценки предварительных денежных затрат. Расчет у них был такой, что сам я с парой помощников смогу этот ремонт наладить и производить.

По окончании я вышел на улицу и постучался в соседнюю дверь. Хозяин ELECTRIC LIFE, встретивший меня, начал выяснять мои инженерные и трудовые навыки и знания, а потом провел по производственному участку. Поражала скученность и теснота. Работающие стояли практически спиной друг к другу. Верстаки были крохотные. Он дал мне возможность поговорить с одним рабочим из «русских». Тот был из Белоруссии,  в прошлом работал главным энергетиком завода, а здесь занимался просто ремонтом генераторов. Вернувшись в контору, я спросил босса, а в чем будет состоять моя производственная функция. Он засмеялся и показал на стоявший  у входа огромный агрегат. Какая ещё функция! Бери вот эту машину и начинай разбирать.

В этом месте своего повествования я хочу остановиться и немного вернуться во времени назад,  к периоду учебы на курсе.

Народ у нас в группе подобрался разномастный – со всех краев и областей нашей необъятной... Табунились, как правило, по принципу землячества. Москва и Ленинград держались немного особнячком. Среди моих однокурсников была молоденькая женщина по имени Светлана из Ленинграда. Собой она была удивительно хороша, с огромной шапкой светлых крупнокурчавых волос волос. Уверенная в себе и независимая, пользовавшаяся вниманием мужской части нашей  молодежи. В какой-то момент она, не знаю уж по какой причине,  пересела за мой стол… У меня в семье среди детей были только мальчики. И соседство молодой женщины, возрастом подходившей мне в дочери,  пробудило во мне совершенно неведомые до того чувства. Я заботился о ней, баловал, покупая ей сладости и сигареты.

Короче, я, правда по-отечески, но влюбился. И она относилась  ко мне уважительно и дружелюбно. Обращалась на «Вы» и  по имени-отчеству – Радомир  Эммануилович. Мы вместе занимались в библиотеке, вместе обедали... Я привел её к нам домой, познакомил с домашними. Светочка им понравилась, хотя я и чувствовал некую ревнивую настороженность со стороны жены. Содружество наше было продуктивным и в плане учебы. Была прорвана сте-на моей глухоты. Светочка , овладевшая ивритом раньше и лучше меня, переводила, а я, быстро схватив техническую суть вопроса, если требовалось, успевал объяснить ей. Да и в иврите я стал продвигаться лучше и быстрее. Иногда мы семьями, она с мамой и трехлетней дочкой, а я с Зоей,  ездили на море купаться. Это было прочное и плодотворное содружество, если не сказать больше. И после окончания курсов мы продолжали общаться, помогая друг другу. Выписывая в библиотеке адреса предприятий, я не забывал и её. Мы вместе искали работу, иногда вместе ходили или ездили на интервью. В описываемом случае Светочка поехала со мной и терпеливо сидела рядом, помогая в трудных местах переводом сложных слов и незнакомых оборотов. И вслед за последней фразой хозяина ELECTRIC LIFE про «иди и разбирай»  вдруг вся взъерошилась, как воробей перед дракой, и зачастила по-русски:

- Радомир Эммануилович! Да что Вы его слушаете, какая разборка. Вы же доктор, а он просто  нахал...

Я легонько похлопал её по руке, чтобы чуточку успокоить, поблагодарил хозяина и пообе-
щал подумать... На улице Светочка продолжила возмущаться:

- И тот, первый, Момо, тоже мне ловкач! Хочет запрячь Вас, как лошадь, и получить за минимум зарплаты и инженера, и рабочего - в одном лице... Два по цене одного – так пишут в ма-газинах на дешевой распродаже! А Вы у нас  не дешевка, и дешевить Вам не к лицу! Я против! – распалившись, всю обратную дорогу шумела она.


                *    *    *   

А шестнадцатого июля вдруг позвонил Соломон и, спросив про второй расчет, пригласил назавтра приехать поговорить. Первым ко мне вышел Виктор. Получив и бегло просмотрев анализ и расчеты коэффициента трансформации, он свернул мой труд в трубочку, похлопал им по ладони, эдак солидно поморщил лоб, пригласил сесть и произнес явно заранее заготовленную фразу:

- Вы производите впечатление человека знающего, и я буду рекомендовать руководству принять вас к нам в качестве консультанта.

Я сразу сообразил, что своего мнения эта чиновная личность иметь не может, да и не должна, а значит он транслирует где-то от кого-то услышанное. Сообщение меня не радовало, но и  позволять ему так со мной разговаривать не хотелось. Посему я отпарировал в том духе, что не с ним, не знающим даже того, как обсчитывают коэффициенты трансформации, я буду эти проблемы обсуждать. А сам задумался. И в этот момент  в комнату, где мы сидели (а это была уже вторая слева комната), влетел Филип. Виктор, занявший, как выяснилось, хозяйское место, вскочил. Следом за Филипом вошел Соломон и сел. Филип посмотрел на Виктора и на меня и спросил, о чем мы разговариваем. О расчете коэффициента трансформации, по-холуйски переломившись, ответствовал Виктор. Я решил мстить не откладывая, и сказал, что, выслушав Виктора, довожу, что консультантом у них я работать не буду, так как подобная работа меня не интересует, что ищу я работу нормальную и постоянную.

Соломон тихо начал переводить. Филип тяжело перевел взгляд на побуревшего Виктора и сделал легкое движение, как бы смахивая крошки со стола, после чего тот прямо как растворился в воздухе, выпархивая за дверь, в сторону которой  уже предусмотрительно переместился. Филип повернулся ко мне, явно пересиливая что-то внутри, широко улыбнулся и начал четко и членораздельно говорить, записывая почему-то свои фразы в желтый линованный блокнот:

Первое: Доктор! Мы очень рады сказать, что твой расчет нам понравился.
Второе: Мы рады видеть перед собой специалиста, в услугах которого очень нуждаемся.
Третье: Обстоятельства складываются так, что сегодня принять тебя в штат не можем.
Четвертое: Мы не хотим терять связь с тобой и предлагаем…- к этому я уже был готов...- работу консультанта с оговоренным окладом, но не полной ставкой... Со временем, может быть…

На этом месте я резко перебил его и сказал, глядя на Соломона, что даже не хочу тратить время на обсуждение такого вопроса, потому что получаю пособие, будучи лишен которого при частичной занятости, ничего не выиграю, а может и проиграю. Мне очень жаль... И я привстал, делая вид, что закончил и ухожу. Мои собеседники как-то нерешительно переглянулись , придержали меня и начали игру  сначала. Они пытались рассчитывать мои доходы и расходы, доказывая себе и мне, что выгоднее работать, а не сидеть на пособии. Я резонно возражал, что выгоднее сидеть на пособии и, имея свободное время, искать постоянную работу. Припомнил все имеющиеся до того предложения и условия, на которых меня туда приглашали. Добавил, неожиданно для самого себя, про проект модернизации индийских истребителей, куда меня обещают взять, но в ноябре-декабре...Через полчаса стало ясно, что разговор не получается.

Они снова запереглядывались, и видя, что я теряю интерес и терпение, предложили кофе. Репатриантское самолюбие принять подачку не позволило, и я отказался. Тогда они взяли тайм-аут, сказав, что начинается обед, и отослали меня в ближайшую столовку с гордым названием «Рабочий ресторан». Вернувшись через час, я вошел в дверь, а сидевшая за перегородкой секретарша указала мне на пару кресел с правой от входа стороны. Я сел. Мысли были грустные, надежды таяли на глазах, а шансы утекали, как песок в часах. Жалко было сил и времени, потраченных на теперь никому не нужные поиски и расчеты...Может уйти и не ждать? Но тут мне на глаза попались разбросанные по журнальному столику английские журналы "FLIGHT" с яркими фотографиями самолетов на  обложках. Ну, мимо самолета даже в плохом расположении духа  я  пройти не могу (генетика! -  наследственное вкупе с благоприобретенным!), и посему взял первый попавшийся из них. Перелистывая журналы,  на одной из страниц в графе «кадровые перемещения» увидел знакомое лицо...
 
Опустив глаза к тексту, прочитал, что в Московском ЦКБ космического машиностроения заместителем Главного Конструктора назначен Владимир Сергеевич Сыромятников, работавший до этого руководителем Электромеханического отдела предприятия. Мы были когда-то хорошо знакомы, читая по субботам лекции по Электротехнике (он) и Электромеханике ( я) в Московском лесотехническом институте в Подлипках.  Институт этот в те времена  в шутку именовался, как Институт лесоруюов и космонавтов. Сыромятников представлял в электротехнике именно вторую часть названия. В большую перемену мы с ним гоняли чаи с сушками и трепались на общие темы... Он всегда приносил сушки с маком, а я – более мягкие челночки. И мы смеялись по этому поводу, обмениваясь друг с другом.

 - Ты подумай.-  вырвалось у меня. Я никак не ожидал, что в Западном техническом издании может быть такая полусекретная даже в Союзе информация. И в какой-то  момент  почувствовал над собой чью-то тень. Это был один из прошлых моих интервьюеров,  Дан Маор, беседовавший со мной в самый первый раз. Я поднялся...

- Машегу меаньен? (Что-то интересное?) – он кивнул на раскрытый журнал.

  Растерявшись, я согласно кивнул.

- Ве ма? (А что?) – не отставал он.

Я показал на текст и фотографию. Он взял журнал, прочел и спросил:

- Ата макир эт бен адам а-зе? (Ты знаком с этим человеком?)

- Кен (Да).

 - Ме эйфо? (Откуда?)

- Авадти бэяхад ито...( Я с ним работал вместе.) – на большее у меня не хватало слов.

- Бэ Москва? (В Москве)?

- Кен (Да).

- Вэ ма отэм оситэм бэяхад? (И что вы делали вместе?)

- Э-э-э...Арцаот... бэ махон...  ( Э-э-э...Лекции... в  институте...) – запинаясь ответил я.

Внимательно оглядев меня, Маор  задумался, потом резко повернулся и удалился в ту комнату, где мы с ним сидели в первый раз. Я снова сел и взял следующий номер. Вскоре он вернулся, отдал журнал и прошел в комнату напротив. А из правой комнаты появился очень солидный, медленно движущийся, черноволосый южного типа мужчина, который вкрадчивым голосом, но властно попросил секретаршу найти ему какую-то бумагу. Пока же она искала, он довольно бесцеремонно разглядывал меня. Получив запрошенное, удалился.
 
Филип и Соломон, уже четверть часа как вернувшиеся с обеда, продолжали шептаться. Их голоса доносились каким-то шелестящим шумом. Наконец Соломон выглянул из комнаты и окликнул меня. Филип повел заутреню сначала. Добавил к уже изреченному фразу о том, что и я на его месте не мог бы решиться  взять на работу человека, который полдня будет трудиться, а полдня смотреть в стенку насупротив. Выслушав перевод Соломона, я взъелся: 

-  Да неужели же я произвожу впечатление человека, который способен сидеть и смотреть полдня в стену. Если Вы настолько беспомощны, что не можете найти мне работу, я сам её найду. Вы ведь даже резюме мое дальше первой-второй строчки не читали. Я специалист по всему спектру электромеханики: двигатели, электромагниты, постоянные магниты... Мне легче сказать, что я не знаю, нежели перечислять знакомые мне вещи. А специальные приборы Ваши, про которые Вы так гордо здесь повествуете, были моей авиационной военной специальностью. Я знаком с надежностью...

Тут Филип заморщился, остановил меня и попросил перевести. Соломон переводил, а когда дошел до надежности, тот развел руками и сказал, что надежность в России и на Западе – это вещи несомненно разные!

- Кто тебе это сказал? – уперся я.

И достал из сумки  прихваченный на всякий  случай  отзыв  о  расчете  надежности  электронной системы, разработанной  СЕНТОПом, который я во время практики на курсе подго-товил по заказу ФИАТа. Доктор Эйтан Розенберг, глава СЕНТОПа хвалил меня всячески, а главное, приложил еще и копию отзыва отдела надежности ЭЛЬБИТа. Филип прищурился и  сделал губы трубочкой, читая поданную мной рекомендацию. Потом, ни слова не говоря, показал мне на кресла при входе и, выскользнув, проскочил в комнату солидного южанина. Соломон просочился вслед за ним. Их не было около 40 минут. Дело шло к четырем. Ярость и злость сменились скукой. Я два раза выходил курить, не обращая уже внимания на укоризненные взгляды секретарши. Кофейку бы чашечка сейчас совсем не помешала, но предлагать мне её, похоже, никто не собирался, хотя сами они в три часа кофейный перерыв устраивали.

Первым справа выскочил Соломон и, молча показав мне на дверь комнаты Филипа, пропустил вперед. Думать я уже не успевал, поэтому просто плыл по течению – устал. Ко всему прочему, оставив в кресле сумку с документами, и, обернувшись, беспокоился, что она лежит слишком близко к выходу. Войдя в комнату и пройдя вглубь, я развернулся и встал так, чтобы видеть её. Но тут на меня налетел-наскочил Филип. Он схватил мою ладонь, сжал, как тисками, долго тряс. Видно было, что в комнате южанина они что-то решили.  И наконец произнес:

- Доктор! Я буду очень рад работать с тобой! С 1-го августа мы зачисляем тебя на постоянную работу с полной ставкой. Я очень рад!

Соломон скромно и приветливо улыбался сзади. И когда Филип успокоился, подошел, пожал мне правую руку, а свою левую положил, приобнимая, на плечо, и  покачивая головой, мягко сказал:

- Ну, ты боец, Радомир. Поздравляю. Устал?

Филип крутился рядом, тер руки, и вдруг, словно вторя Соломону спросил:

- Аев? (устал?) Ми омар леха ше хаим калим?!( А кто тебе сказал, что жизнь легкая
штука!?) – и сам весело засмеялся своей шутке.

От Кармиэля до Хайфы сорок пять километров. Домой я возвращался на трех автобусах с пересадками, измочаленный и выжатый, как лимон. Поднялся на лифте, открыл дверь... В салоне на диване и в креслах сидели Зоя, матушка и Светочка. Они пили чай.

Уезжая, чтоб не волновать домашних, я сказал, что отправляюсь на очередную рядовую встречу. Я ведь и сам не знал, чем все это может кончиться. Поэтому, поздоровавшись, подсел к ним и тоже попросил чаю. Светочка заехала специально, чтобы выяснить результаты моего визита на Алеф-Бет. И первая спросила:

- Как дела?

- Да, вот... взяли... с первого числа на работу! – произнес я тихо, стесняясь выказывать слишком большую радость,   ведь сама она была ещё только на полпути... Ей предстояло бороться ещё аж до первого октября.

Я думал, она опрокинет стол, подскочила, захлопала в ладоши... И почему-то повернулась к жене:

- Зоя Александровна! Как здорово! Поздравляю Вас! – радовалась она под неодобрительным взглядом матушки, которая по причине полуторанедельного репатриантского возраста ещё не была в состоянии понять, что это значит для нас, полуторогодовалых...

Пришедший чуть позже Данька, выслушав специально для него повторенный и прослушанный всеми по второму кругу мой рассказ, подумав немного, спросил:

- А про зарплату ты поинтересовался?

- Нет…- ответил я. -  Неловко как-то было. Сказали полный оклад. И всё.

- Ну-ну. С этого вопроса нормальные люди начинают... - сын мужал и матерел прямо на глазах.

На другой день, в пятницу, неожиданно позвонил Соломон и сказал, что ждать так долго он не хочет, и что я могу выходить на работу в йом ришон, 20-го июля. Забегая вперед скажу, что 9-го августа в день зарплаты  Филип как-то так небрежно положил мне на стол конверт с чеком и ведомостью на первую зарплату. Там было 1671 шекель. За 11 дней работы в июле набежало почти два наших с Зоей ежемесячных пособия. Среднемесячная зарплата в начале пути составляла у меня немногим более 3000 шекелей, почти такая же, как в первое время у Даньки. Благосостояние наше неожиданно возросло, да ведь и налогов с него первые два года у репатриантов не брали!

Вот так она занималась - заря новой жизни.