Светит месяц, светит ясный...

СВЕТИТ МЕСЯЦ, СВЕТИТ ЯСНЫЙ

«Кому суждено быть повешенным, тот не утонет» ©

Люди забавные существа. Интересно за ними наблюдать. У Бога в подчинении есть, должно быть, какой-нибудь людовед, вроде нашего натуралиста Дроздова, который присматривает за людьми, следит за их поведением, повадками, нравами, миграцией и ареалом обитания, ставит с ними эксперименты и делает о том соответствующие записи в специально для того заведенной книге.
Со временем человек мало меняется. С младых ногтей видно, каким он сделается. И нипочём со своего пути не свернет. Хоть его в соляную кислоту опусти целиком. Как кому на роду написано, так оно и случится.

***
Поступивши в первый класс городской школы, я был нимало удивлён наличию в мире других ещё, незнакомых мне детей. Это были совсем иные, непривычные мне мальчики и девочки, не те, с которыми мне до сей поры пришлось иметь дело. В нашем дворе жило довольное количество разнообразного детского народу. Но так, чтобы одного года рождения да враз тридцать штук, да обряженные в один и тот же костюм – такого еще небывало. Мальчики все поголовно были обязаны носить серые тужурки и мышиного же колеру штаны, девочки же, по задумке деятелей Наробраза, изображали дореформенных гимназисток, на них красовались коричневые платья, поверх которых насовывались черные сатиновые фартухи с крыльями, как у бабочек, а волоса убирались в косички, заплетенные черными или белыми шелковыми лентами. Партикулярное наше платье тоже, прямо скажем, не блистало разнообразием, но так, чтобы все в одном – это была для меня новость.

Где-то в конце первой ступени учебы, над нами, мелкотой, поставили начальницу, вроде пионэрвожатой. С той поры руководила нашей жизнью девушка Света, кстати будет сказать, сестра нашего однокашника, Сережки Слабунова, к той поре твердо определившегося хулиганом и хроническим двоечником. Не знаю, по какой причине школьные власти доверили руководство сестре, не справившейся с таким бесшабашным братом, но у нас всё, как известно, поставлено с ног на голову. И в птичницы определяют самую что ни на есть рыжую Лису Патрикеевну. Так что вот, что сделали то сделали. Парми прочего Слабунова была призвана привить нам начатки общей культуры и эстетики поведения. В частности, чтоб мы умели петь, танцовать, представлять живые картины и громко декламировать стишки со сцены.
Сказано – сделано. Примерно через месяц вступления в должность Слабунова только, что верёвки из нас не вила. Работа прям-таки кипела. Три девицы самого маленького росту, что нашлись в нашем классе, мелко перебирая и шаркая ножками по полу, голосили: «Све-етит ме-есяц, све-етит ясный, све-етит по-олная луна…». Другая же часть нашей публики, незадействованная в хороводе, представляла постановку известной пиэсы «Кошкин дом», вещи по трагизму и внутреннему напряжению сопоставимой разве что с шекспировским «Макбетом».

Мне, в силу сравнительно высокого роста и осанистости, досталась роль дворника, кота Василия. Кошку играла прелестно картавившая миловидная девочка, Таня Фурсенко, котят взяли на себя Иванов и Шуринюк. Мама сшила мне из подкладочной ткани отменный дворницкий передник и навесила на него скрученный с двери нашей квартиры эмалевый номер. Превосходные яловые сапоги достались по наследству от братниного карнавального костюма. Настоящий картуз с лаковым козырьком пожертвовал сосед-армянин. Мама украсила его пунцовым тряпичным цветком, получилось очень красиво.

Параллельно с тем ставилась инсценировка сказки о хитрой лисе. Это там, где «битый небитого везёт». Рыжую играла круглолицая Ирка Левинсон, ставшая впоследствии валютной проституткой. Волка изображал картавый на все буквы любитель и заводчик голубей, Володька Мележик. Его, через год после окончания им школы, зарубил топором собственный отец. По пьяной лавочке. Не поделили остаток выпивки. Вот он его и того, порешил, чтобы допить водку в одно рыло. Младшему удалось спастись – спрыгнул с балкона второго этажа, сломал обе ноги, зато остался цел. Один из «кошкиных племянников», вечно коротко стриженный мальчик с ясными голубыми глазами, Игорь Иванов, стал бандитом. Скитался по тюрьмам, выходил на свободу, гнул пальцы, опять чего-то там мутил, снова садился. Потом как-то сам собой исчез из виду. Говорят, застрелили. Шуринюк расшибся о мостовую. Пришел пьяный к любовнице, та его не пустила. Срезал на чердаке бельевую верёвку, придумал спуститься по ней с крыши на балкон своей пассии. Сорвался и сверзился сверьху вниз, только зубы в разные стороны. Фурсенко выгодно вышла замуж. Потом развелась. Тоже удачно. До сих пор, говорят, живет на счет бывшего мужа. Постарела, конечно, поблекла, супротиву прежнего, но старается держаться… Такие дела.

***
Случилось мне, в приличных уже летах, быть по делам в городе моей юности. По привычке срезая дорогу, я нашел старую прореху в ограде и пошел через школьный двор. Всё кругом выглядело, как прежде. Даже поясной памятник вождю мирового пролетариата красили всё той же кладбищенской серебрянкой. И треснувшее ещё до потопа стекло туалета для мальчиков во втором этаже, как и раньше, было заклеено полосками тетрадной бумаги. Проходя мимо окон рекреации, я услыхал тоненькое многоголосье: «Све-етит ме-есяц, све-етит ясный…» Слабунова, - подумал я, - дай тебе Бог здоровья!