День эмансипации

Сегодня — первое августа. Сегодня исполнился ровно год с тех пор, как Василина устроилась работать продавцом в ларек молочных продуктов на центральном пустошевском рынке.
— Сегодня! — думает Василина, машинально обслуживая разноцветные животы, то и дело подплывающие к крошечному прямоугольному окошку ларька. — Скажу все, что о нем думаю, и уволюсь!
Реализовывать продукцию молокозавода «Белый рай» Василина пошла тогда, когда окончательно потеряла надежду реализовать собственные мечты — стать ландшафт-дизайнером и благополучно выйти замуж.
Перед «бойницей» появился выпуклый красный живот, перетянутый тонким ярко-желтым ремешком.
— Сметана свежая? — громко спросил живот.
— Свежая, — глухо отозвалась Василина и протянула в окошко холодный скользкий пакет.
— Точно? — настаивало опоясанное брюшко.
— Точно.
«Не первой свежести». Эта фраза украшала переписку Славика Ивашина с приятелем. Если бы не другие фрагменты корреспонденции возлюбленного, а именно — «зануда», «необъятный кузов» и «шурпу готовит лучше узбеков» — Василина и не поняла бы, что речь идет о ней. На страницу Ивашина в социальной сети она отправилась по его личной просьбе.
— Зайка, быстрей, быстрей! — возбужденно командовал Славик в телефонную трубку. — Зайди в мою переписку с Геной и продиктуй номер его шефа. Там в последнем письме. Шевелись, а то потеряю заказ! Что? Пароль? Пароль — Ивашин четыре ноля.
Будучи ли обладателем короткой памяти, или просто заработавшись, Славик забыл, что Гена среди его собеседников был не один. И по закону «нужного автобуса», который приходит первым только тогда, когда он не нужен, также известному как «закон бутерброда», Василина выбрала совсем не того Гену.
— Дайте, пожалуйста, однопроцентный кефир, — вежливо попросила тонкая талия в белом прозрачном платье. Сквозь газовую ткань на Василину с упреком глядел темный пупок. Какую часть зарплаты она тратит на глазированные сырки с ванилином, жирность двадцать три процента? Не меньше четверти, пожалуй. В эту сумму входят также сырки со сгущенкой, черникой, карамелью и красной смородиной. А ведь пупок еще ничего не знает о пирожках с подслащенной капустой, которые жарят на рыночной площади.
Ну и пусть! Все равно у нее теперь одна дорога — вернуться к маме в деревню. От Ивашина она съезжает, это решено. На зарплату реализатора в Пустошеве не снимешь и собачью будку. Хотя, в конуру, может, кто и пустит, но питаться придется одними костями. А Василина любит поесть. Можно сказать, другой радости в ее жизни и нет. Без сладких сырков и баранины она никак не проживет. Однопроцентного кефира хватит разве что на питание одного процента Василины. Пальцев ноги, например, или коленки. Остальные девяносто девять тоже хотят жить. Любить. На отдых ездить.
— Опять молоко подорожало, что ли? — проскрипело в окошко пивное пузцо.
— Подорожало.
— С ума сошли! Геноцид! — возмутилось пузцо и приказало. — Дайте три литровых в бутылке.
Василина отерла холодные слезы, ползущие по белым пластиковым бокам, и по очереди передала бутылки в руки покупателя.
— Безобразие! Что дальше-то будет? — не унимался тот. — Так дорого!
Интересно, сколько стоит путевка в край Василининой мечты? О существовании этого места она узнала всего год назад. Желая выяснить как можно больше о продукции, которую предстояло продавать, ввела в поисковик словосочетание «белый рай» и обомлела: вместо однообразных прайсов, изображений кефиров и ряженок на мониторе развернулся пейзаж настолько магический и притягательный, что трудно было поверить в его реальность.
— Один из лучших пляжей мира, — говорил рекламный сайт. — Тихая лагуна, кварцевый песок в мгновение ока заставят вас забыть обо всех проблемах.
В полдень «металлический рай», в котором сидела Василина, нагревался, словно парник, и ей казалось, будто из вспотевшей кожи вот-вот полезут шершавые зеленые побеги, которые уже к вечеру дадут мелкие кислые плоды. Тогда она брала пульверизатор, наполненный холодной водой, зажмуривалась и несколько раз брызгала на раскрасневшееся лицо, представляя, будто сидит на кварцевом песке, а лазурная волна щедро сыплет в нее солеными каплями.
Однажды, пару лет назад, они с Ивашиным отправились на отдых в село Андреевка. Дорога, пролегавшая через опаленную солнцем степь, заняла не больше получаса. Василина улыбалась и смешно щурилась, спасая от хлесткого ветра счастливые серые глаза. Однако радость закончилась быстро, когда оказалось, что от Андреевки до моря также не меньше получаса по пыльной степи, но на этот раз — пешком. У хозяина времянки, в которой поселилась пара, был старый велосипед, но Василина не умела держать равновесие. А если бы и умела, то ее объемистая фигура едва ли позволила бы свободно пользоваться этим транспортом. Ивашина неудачное расположение курорта не печалило: он приехал, чтобы выспаться, и на море не ходил вовсе. После трех дней тяжких походов к пустынному берегу, покрытому сухими колючками, Василина уехала назад в Пустошев, а Славик еще неделю спал в Андреевке. Вернулся лишь тогда, когда в морозильнике закончились котлеты и пельмени.
Образ Ивашина, заливисто храпящего на панцирной кровати под дырявым навесом, встал перед глазами, и к обиде за переписку прибавилось отвращение. Нужно было тогда все съестное забрать, чтоб знал! А она — дура хлебосольная, «огуречно-рассольная». Пирожки, супчики, отбивные, ребрышки в соусе, заливное, борщи, уха. Чего уж только этой свинье не готовила! А он вот как о ней! Зануда, значит. Кузов необъятный. Вот пусть теперь сам поживет.
Василина мысленно подсчитала все свежие и прошлогодние закатки. Кладовая Ивашинской квартиры была буквально набита бутыльками с соленьями и маринадами. Овощи, компоты, куриная тушенка — все до единого разносолы поедут к маме в деревню. Останутся только сухарики, которые она для панировки давила.
— Тетя! Тетя! Дайте клубничный йогурт!
Маленькое веснушчатое личико нетерпеливо подпрыгивало у окошка. Завитки волос на лбу подрагивали, косички торчали, словно уши у шкодливого котенка. Василина улыбнулась и взяла горсть теплой мелочи, которую девочка принесла в крепко сжатой ладошке. Потом достала из холодильника баночку и внимательно рассмотрела дату — не поработал ли над ней с ацетоном и маркером хозяин ларька.
— Вот, бери.
Девочка выхватила йогурт, и темноволосая голова исчезла. Свои лица покупатели показывали Василине редко. Как правило, в трех случаях: были пьяны и, как следствие, игривы; остались недовольны товаром и пришли ругаться и требовать назад деньги; если их животы недостаточно возвысились над землей в силу юного возраста.
Может, хорошо, что все так сложилось с Ивашиным? Что, если бы они уже поженились и детей нарожали? Дома, в деревне, ее и так никто не ждет с распростертыми объятиями: мать кормит двух питомцев — младшую дочку Аньку, которая бросила училище и не хочет работать, и отчима дядю Витю, который очень хочет работать, но не может из-за увлечения горячительными напитками. И вообще, глубинка нынче по контрастам обойдет любой Стамбул: у каждой старушки в кармане халата — мобильный, в домах — плазменные телевизоры стоят, а разведенная женщина с детьми все так же «брошенка с прицепом». Будь у нее дочка, вот хоть бы как эта озорная, с косичками, пришлось бы Ивашину гадости его мерзкие простить. Впрочем, детей он сам не хочет. И хорошо. Хорошо!
Кто-то тихо поскреб дверь ларька, потом ржавые петли скрипнули, и на пороге возникла Гульнар — продавец из хлебного.
— Ну как ты? Держишься? — спросила она, сочувственно моргая ужасно длинными густыми ресницами. Утром Василина не выдержала и рассказала об инциденте с Ивашиным. Уж очень хотелось с кем-то поделиться. И теперь с интервалом примерно в час Гульнар приходила с одним и тем же вопросом и давала один и тот же совет:
— Не надо горячиться, да? Уйти всегда успеешь. У меня и похуже бывало.
И женщина пускалась во все новые рассказы о собственных злоключениях, показывала шрам на ноге, яростно расширяла красивые черные глаза, потрясала в воздухе маленькой смуглой ладошкой.
— А знаешь, как он меня иногда называет?
Она понижала голос и выдавала какую-нибудь фразу на родном языке. Василина не понимала, но по выражению лица Гульнар догадывалась, что значение слов, должно быть, очень оскорбительное. Может даже отвратительное.
Выругавшись, булочница обиженно поджимала губы, стаскивала с безымянного пальца мощное обручальное кольцо, швыряла его в карман фартука и уходила в свой ларек. Там она еще долго раздраженно передвигала на полках обветренные батоны.
Когда на рынок опускался усталый вспотевший вечер, Гульнар зашла попрощаться.
— Слушай, Вась, как жалко, что твой хозяин, Сашка, уже женат. Морда у него страшная, но человек состоятельный. И обходительный.
Ничего не скажешь, обходительный. Василина вспомнила, как перед Новым годом Александр Борисович «обошел» ее сзади и жадно вцепился всей пятерней в правую ягодицу. Сработал инстинкт, и она мгновенно отмахнула правой рукой по уху хозяина. Будучи не совсем трезвым и уступая Василине в весе не менее двадцати килограммов, «хватальщик» ударился о холодильник с такой силой, что с полок посыпались бутылки. Василинино счастье, что тезка хозяина, Александр Паркес, полтора века назад изобрел пластик. Будь тара стеклянной, она дорого заплатила бы за убытки.
Поднялся хозяин не сразу — с минуту стоял на четвереньках в то время, как испуганная Василина улепетывала подальше от ларька. Следующим утром, однако, «обходитель» вел себя так, будто ничего не случилось. Василина тоже никому не рассказала об этом досадном случае. Даже Ивашину. Впрочем, его бы это нисколько не озаботило.
— Да ну его, Сашку. Слушай, Гуль…
Василина уже собиралась спросить у приятельницы, не пустит ли та ее переночевать, как заметила, что со стороны остановки приближается знакомая фигура.
— Смотри! Твой Ивашин! — обрадовалась булочница, будто увидела во плоти любимого киноактера.
— Прощение просить идет. Ну все, я пошла.
Она подергала Василину за фартук.
— Смотри, не горячись! — и быстро убежала, оставив в ларьке хлебобулочный запах.
Василина резко повернулась на табуретке, закрыла дверь на ключ и стала передвигать пустые картонные коробки, точь-в-точь как Гульнар — батоны. Когда в ларьке потемнело, она поняла, что наглая Ивашинская морда пролезла в «бойницу». Раскормила так, что одной харей перекрывает ей весь свет в оконце. Какая дура!
— Вась, а Вась? Привет!
Голос был масляный, как блины с ветчиной.
— Вась, а Вась? Привет!
— Пластинку заело? — рявкнула она, не глядя.
— Василек, ну прости меня. Я пьяный был, когда это писал. И мы поссорились тогда, помнишь? Ну Василий! Ну дружище!
Он просунул в окошко руку и дотронулся до ее плеча. Теперь Василина не поднимала голову не от злости, а чтобы не показывать ползущие по щекам слезы.
— Я от тебя ухожу, ясно? — сказала она коробке под ногами.
— Никуда ты не уходишь! Ты что, с ума сошел, Василий?
Ивашин убрал руку и закопошился в нагрудном кармане. Потом Василина снова почувствовала на плече прикосновение, но уже от чего-то колючего, неприятного. Она подняла глаза. Между длинными пальцами было зажато тонкое золотое колечко с острым розовым камешком.
— Вась, давай распишемся, а? Не уезжай в деревню, пожалуйста. Деток родим, а?
Она некоторое время оторопело глядела на блестящий камешек, потом закрыла лицо руками и разрыдалась.
В единственной комнате ивашинской квартиры горел торшер. На экране телевизора веселая загорелая девушка в коротеньких джинсовых шортах и ядовито-желтой майке без умолку рассказывала что-то, а за ее спиной простирался бесконечный кварцевый пляж.
— И вот мы на Ямайке! — расслышала Василина через тяжелую дремоту. — Сегодня ямайцы празднуют день эмансипации. Первого августа тысяча восемьсот тридцать четвертого года двести двадцать пять тысяч рабов были официально освобождены…
Василина в который раз подняла правую руку и поглядела на колечко, подошедшее ей на мизинец. Но это ничего. Завтра перед работой она зайдет к дяде Коле, ювелиру, и он мигом растянет подарок на пару-тройку размеров.
— Слав, а Слав, — она толкнула его в бок, — зачем ты так потратился? Лучше б джинсы тебе купили. Твои старые совсем уже потерлись.
Но Ивашин не слышал. В ответ он заливисто захрапел. Василина укрыла возлюбленного махровой простыней и выключила телевизор.
© Нина Шевчук
© ninashevchuk.ru


Рецензии
"Писатель" в резюмешном самоопределении автора напрягает. Отвращает от прочтения. Но я попробовал. И, знаете, согласился. Слог очень понравился - сбалансированностью. Плавности течения и концентрации смысла, ясности и оригинальности метафор, мудрой точности деталей и доброй иронии. Истасканный, замусоленый сюжет и банально-карикатурные герои, но у Вас это так внимательно, тепло, правдиво. По-настоящему. Спасибо. Испытал удовольствие. Написанное относится к обоим пока прочитанным рассказам. А по этому ещё есть два вопроса:
— С ума сошли! Геноцид! — возмутилось пузцо и приказало. — Дайте три литровых в бутылке. - тут нестыковка бутылок и литров намеренно, что бы охарактеризовать покупателя?
- бутыльками с соленьями и маринадами. - почему бутыльками, а не банками?
Будем знакомы - слесарь,

Алексей Земляков   04.11.2016 09:12     Заявить о нарушении