Сестра милосердия

Сестра милосердия – это что-то среднее между сиделкой и медсестрой. Служение, где на первом месте вовсе не диплом о медицинском образовании, хотя, конечно, он желателен. Здесь больше требуется сердце и особое расположение души.


«Каждая женщина – сестра милосердия. Самой природой предначертана ей должность утешительницы, врачевательницы ран. Несите же к женщине свои боли, обиды, неудачи, свои и поражения. Вдумайтесь! Сестра милосердия! Родная сестра самого Милосердия – что ближе этого высокого родства? Неверно, что женщины любят только сильных. Любят они и слабых, угнетенных, подавленных. Любят от жалости. И жалость эта – драгоценный алмаз самой чистой воды, она не унижает, а возвеличивает» (Е.Городецкий)


Но быть сестрой милосердия не по должности, а по призванию, может, думается, все-таки не каждая женщина, а та, у которой есть искреннее желание отдавать тепло и сердце. Сестра милосердия - это донор  любви, считающая естественным и необходимым отдавать, и вовсе не только на войне.


Накануне женского дня хочу поделиться одним очень трогательным и нежным рассказом "Маша с младенцем". Рассказ - об одной сестричке, милостивой и сострадательной, которая даже не подозревает, что врач, в первый и последний раз встретившийся с ней в полуразрушенном северном поселке Туманный, до сих пор не может ее забыть и жалеет, что тогда не увез ее с собой.


Всё это случилось много лет назад, но не забывается. Жил я тогда в Мурманской области и, закончив ВУЗ, третий год работал в центральной районной больнице весьма общим хирургом. Больница эта располагалась на пересечении двух оживлённых автомобильных трасс и железной дороги. Тут же находилось несколько предприятий, строек, воинских частей и колония строгого режима.


И вот, всё что билось на этих дорогах, падало в пьяном виде на стройках с лесов, обжигалось не предприятиях, уродовалось в зоне, стрелялось в в/ч, дралось, резалось, ломалось, обострялось в быту – везли в приёмный покой нашей больницы.  Ничего не бояться и ничему не удивляться меня научили именно в этой мясорубке - Кольской центральной районной больнице.


В одно солнечное майское утро наш заведующий В.А.З. вызвал меня к себе и говорит: «Ты, я слышал, намылился сегодня первую свою холецистэктомию делать?» - «Так Вы же сами меня поставили и обещали помочь!» - «Сам поставил – сам и отставляю! Успеешь ещё.


Поедешь сейчас в Туманный. Там дура жена закрыла пьяного мужа в квартире. Мужик проснулся. Шланги горят, а из квартиры выйти не может. Привязал он бельевую верёвку к батарее и стал спускаться с пятого этажа. Верёвка сразу лопнула, и мужик грохнулся на асфальт.


Привезли его в больницу Туманного. Стали раздевать, а из его брюк выпал ключ от квартиры! Глянул бедолага на ключ, матюгнулся и потерял сознание! Так до сих пор в себя и не придёт. Звонил только что тамошний главный врач. Хирурга у них нет. Поезжай, разберись».


На дворе – северная весна в разгаре: земля просохла, светит майское солнце, пахнет первыми клейкими березовыми листочками. Сестрички бегают без толку по больничному двору в коротких халатиках. А мы, параллельные всей этой благодати, загрузились в жестяный ковчег на колёсиках под названием «уазик» и повлеклись (иначе не скажешь) по разбитой дороге в посёлок энергетиков Туманный.


В «буханке» нас было, в самом деле, как в ковчеге – «всякой твари по паре». Я, как воплощение всей хирургии района. Операционная сестра, с которой, если верить С.С.Юдину, мне необходимо спать для лучших исходов операций.  Но спать с пожилой Евгенией Васильевной совсем не хочется!


Анестезистка Верочка, что упруго подпрыгивала на ухабах, прижимая к себе свой чемоданчик, гораздо желаннее, но у неё есть свой начальник – толстый анестезиолог Антонян. Сотню километров до Туманного мы тащились три часа.  Сразу за Колой, стоило только чуть подняться в сопки, весна кончилась.


Зелёный цвет исчез – ни листочка, ни травинки. Голые, чуть прикрытые бурым мхом скалы, россыпи камней и свинцовая вода в бесчисленных озерцах. В отлогих местах – снег. Серо, темно, холодно. Представляли мы из себя одинокий отряд идиотов, вообразивших, что они могут кого то спасти в этой пустыне.


Скатись «ковчег» под каменистый откос, да в озеро – и никто нас никогда бы не нашёл! Как истолкуют археологи будущего малый хирургический набор, рассыпанный между костей четырёх медицинских энтузиастов? Напишут ли потом монографию «Бродячие хирурги в период упадка Эпохи Чрезвычайных Ситуаций»?


Городок Туманный сразу начался торчащими из камней многоэтажками: городские поселения на севере лишены пригородов, частного сектора. Когда то здесь планировали строить каскад ГЭС на реке Серебрянка. Наехала тьма специалистов. Туманный процветал. Но потом что-то не сложилось и стройку «заморозили». Специалисты и рабочие разъехались.


Остался небольшой коллектив, обслуживающий единственную построенную здесь ГЭС. Въехали мы в городок в 13 часов, но на улицах – ни души. Многие подъезды заколочены досками. Минут десять разыскивали больницу. Оказалось, что построенный не так давно пятиэтажный корпус больницы, не функционирует.


Только на его первом этаже теплилась какая - то жизнь: тусклый свет за занавесками и при нас санитарка в стеганом халате пронесла туда кастрюли с чем-то съестным: в нос ударил запах пригорелой рыбы. Чуть позже выяснилось, что там расположился специнтернат для брошенных детей.


Вся теперешняя больница поместилась в одноэтажный барак, расположенный по соседству с закрытым больничным корпусом. «Наш» больной хрипел в убогой «смотровой». Без сознания. Правое глазное яблоко - максимально отведено кнаружи. Этот хрип и косящий глаз с расширенным зрачком делал его похожим на бешеную лошадь.


Осмотрели, заинтубировали, санировали дыхательные пути. Диагностировали перелом обеих бёдер и внутричерепную гематому справа. Кома. Шок. Стали выводить из шока и думать, как быть с гематомой. «Что думать! - торопил анестезиолог. - Показания – жизненные! С гематомой он нетранспортабелен. Удаление гематомы в этом случаи – главное реанимационное мероприятие!»


«А где удалять? А инструменты? Трепанационный набор мы не взяли!» - «Какие тебе нужны инструменты для трепанации!? Найдём какие-нибудь «кусачки» – и все дела. Трепанируй за милую душу!» С главным врачом пошли в старый, не функционирующий корпус больницы.


Четыре пустых этажа, но везде чисто и порядок. Лифт – функционирует. В операционной - всё в рабочем состоянии: светильник, операционный стол, коагуляция. Чудеса! «Как это у Вас ничего не разворовали?» - «Кому воровать?!- сокрушенно ответил главный. – А украдёшь, так как тогда вывезти? Кому предложить?» Было ясно, что все варианты он уже просчитал.


Прооперировали мы больного. Осталось оживить его: восстановить дыхание, восполнить кровопотерю, обезболить и так далее. На нашу беду именно дыхательная аппаратура в операционной не работала и мы «дышали» за больного «вручную» мешком Амбу.


Решили, что мужчины будут качать мешок по два часа, женщины – по часу. За окнами операционной выла ночная вьюга. Холодный ветер свободно проникал в помещение через щели в рассохшихся рамах. На подоконниках образовались маленькие сугробы.


Местные медики притащили нам ворох одеял. Накрыли в четыре слоя больного, закутались сами. Хотелось чаю и горячего душа. Часа в три ночи, что бы разогнать сон, я решил пройтись по остальным этажам пустой больницы. Спустился по одной лестнице, ещё по одной и заплутал.


Кругом – ни души. Что-то скрипит, что-то потрескивает… Темно и жутковато. Вдруг - вижу свет, а из-за приоткрытой двери палаты слышу нежный девичий голос: «Ах, ты мой маленький! Спать надо. Закрывай глазки! Я тебе сейчас песенку спою, радость моя. Спи моя радость, усни. В доме погасли огни…»


Я открыл дверь и заглянул в палату. В кресле для перевозки сидячих больных сидела очень красивая девушка в медсестринской униформе. Плечи прикрыты вязаным платком. Красивая девушка держала на руках ребёнка 3-4 лет. Но что это был за ребёнок!


Огромный череп, широко расставленные выпученные глаза, вывернутые веки. Птичий нос навис над тонкими губами. Голова плохо удерживалась на тоненькой шее и клонилась к левому плечу. Увидав меня, урод визгливо захныкал, обнажая рыбьи зубы.


«Не бойся, Федечка!» Мягко заговорила девушка. «Дядя хороший. Он нашего Кузьму Николаевича лечит». – «Вы откуда здесь?» Спросил я. «Мы из интерната. Здесь на первом этаже интернат для неполноценных детей. Со всей области их сюда везут. Даже из Карелии и Архангельской области привозят тех, от кого мамы отказываются.


А это - наш Федюша! Спит плохо и интернат не любит. Я, когда дежурю, ухожу с ним сюда и баюкаю. Он под пение хорошо засыпает и потом до утро спит как убитый! Федя у нас мальчик хороший! Послушный, не вредный. Всё понимает».


Федя расшумелся не на шутку. «Давайте мы ему что-нибудь уколем!», - предложил я. «У анестезиолога хорошие препараты есть. Федя успокоится и уснёт». – «Что вы! Знаете, как он уколов боится! Вот вы сейчас уйдёте, и он уснёт». – «Намёк понял!», сказал я. Но уходить мне совсем не хотелось.


Что бы как то задержаться, спросил: «Вы давно здесь работаете?» - «Это вы так знакомитесь?», улыбнулась девушка. «Что ж, давайте знакомится. Меня зову Маша. Закончила медучилище в Ленинграде. Работаю третий год. Не замужем. А как вас зовут, я уже знаю. Громко уж очень вы все разговариваете… Приходите к нам работать! А то врачей у нас не хватает – бегут. А куда от этого убежишь?»


Федя окончательно разбушевался и, чтобы не мешать Маше, я ушёл. К утру, больной задышал сам. Давление стабилизировалось. После длительных переговоров за нами прислали вертолёт. С ужасным грохотом он спустился с грязного неба на единственную ровную площадку - заброшенное футбольное поле.


Мы стали загружать больного в «уазик», чтобы отвезти его к вертолёту. Уже залезая в кабину машины, я посмотрел на больницу. В окне первого этажа, на подоконнике, сидела Маша, радом с какой-то пожилой медичкой.  Увидев, что я смотрю на неё, Маша радостно засмеялась и помахала мне рукой.


Прошло не много, а очень много лет, а я помню эту девушку так, будто встретился с ней вчера. И такое ощущение, что знал я её всегда. Ещё до нашей встречи…


Авторский блог
http://sotvori-sebia-sam.ru/sestra-miloserdiya/