Клеймённый одиночеством

                Клеймённый одиночеством.
                Глава первая. Анонимное общество.
   Я смирно сидел и был, казалось, сам себе на уме.  Не могу, конечно, исключать возможность того, что пребывал в состоянии лёгкого испуга, вызванного сложившимися обстоятельствами. Но это, скорее, был не столько страх, сколько некомфортная скованность перед небольшим количеством совершенно незнакомых мне людей, перемешанная с тихим отвращением. 
   Комната, в которую меня поместили силой убеждения и неподдельной, но корыстной заботой, казалась мне довольно маленькой. Даже не так. Она была крохотной. Я, помнится, ещё, когда зашёл внутрь, подумал, что Олег намеренно выбрал именно её, потому что это было идеальное место для претворения его задумки в жизнь.
   Под потолком, в самом центре пространства, уберегаемого от жестокой реальности четырьмя стенами, висела небольшая лампа. И она как нельзя лучше вписывалась по всем пропорциям в эту комнатушку. Свет, исходящий из неё, не был, конечно же, таким же мощным, как у прожекторов на футбольных стадионах, но на то, чтобы все смогли детально рассмотреть каждого из сидящих, его бесспорно хватало.
   Все остальные внутренности комнаты были тоже весьма незамысловатые. Возле небольшого изношенного окна стоял громоздкого вида квадратный раскладной столик, один из тех, которые сейчас можно назвать отголосками советской эпохи. Стены были абсолютно нагие: ни обоев, ни полок, ни светильников, ни постеров, ни пятен, - ничего, что могло бы хоть как-то рассказать о том, кто и чем занимался здесь до нас. Из мебели, не считая стола-пенсионера, в комнате имелось шесть, заключённых вокруг свисающей лампы в нерушимое кольцо, стульев, на каждом из которых лежало по дохленькой подушечке.
   Мы с Олегом, как ни странно, пришли первыми, потому что, собственно, он это всё и затеял, а меня вовлёк в эту, как мне казалось, авантюру то ли ради забавы, то ли из-за серьёзно не дающего ему покоя дружеского чувства беспокойства, то ли, что более всего вероятно, для утоления собственного любопытства.
   Всю дорогу до этой комнаты, находящейся в каком-то непонятном и совсем не вызывающем доверия здании, помещения в котором должны были разойтись под офисы, я шёл практически молча. Только изредка угукал в ответ на бесконечные воодушевлённые речи Олега.  Он был несказанно рад тому, что буквально совсем скоро, минут через пятнадцать-двадцать начнётся его эксперимент. Именно по этой причине он постоянно восторженно хлопал меня по плечу, махал руками, оживлённо, даже несколько по-детски жестикулировал и говорил так громко, будто он побывал в космосе и спешит скорее поведать мне об этом потрясающем приключении. Таким я его уже давненько не видел. В обычном для него состоянии я знаю этого человека как спокойного, уравновешенного и размеренного практически во всём. Иногда эта его умиротворённая жизненная позиция, признаюсь, выводит меня из себя и толкает в некое непонимание или даже недоумение. Мне кажется, что Олег будет пребывать в безмятежной эйфории даже в тот момент, когда его квартира, начинённая всеми его важными документами, работами, личными памятными вещами, сгорит до горстки пепла. Но потом я вспоминаю, что он как-никак психолог, и моё недоумевающее удивление притупляется.
   Кстати говоря, идея его авантюры (так я называю его эксперимент) идёт как раз таки из рода его деятельности, потому что он, как говорится, настоящий психолог со всеми вытекающими. Если поподробнее, то ещё на четвёртом курсе в университете в светлую головушку Олега закралась неприметная вроде бы мысль. Суть её была в том, что в современном информационном обществе психологическим синдромом (если это можно так назвать) одиночества в толпе страдает примерно каждый третий человек. На ком-то это практически и не сказывается, кто-то всерьёз этим озадачен, к кому-то это пришло с возрастом и самосознанием. У кого-то это длится неделю, месяц, у кого-то один день или пару минут. Но всё это есть, хоть и немногие замечают. И, когда Олег рассказывал мне об этом, то упомянул ещё и о том, что если у каждого третьего имеется этот синдром, то каждый десятый из всех одиноких в толпе людей никогда от этого не избавится, что бы с ним ни произошло, как сильно бы этого ни хотел. Он будет намеренно или нехотя отталкивать от себя людей, а они в свою очередь неизменно будут от него отворачиваться. Таких Олег называл «клеймёнными одиночеством». Говорил, что у этих людей есть два жизненных пути: либо они добиваются чего-то такого в своей жизни, что способствует изменениям в лучшую сторону окружающего их мира, либо они сдаются и заканчивают жизнь самоубийством. Помню, ещё поймал тогда на себе его нездорово заинтересованный взгляд. Мне это очень не понравилось. Потому что я знал, что это за взгляд. Он означал именно то, что мой друг уже на тот момент стал безвозвратно одержимым тем, чтобы проверить, не я ли один из тех его безнадёжно заклеймённых.
   Позже я, конечно, подзабыл об этой его мысли, да и он мне не напоминал об этом. Но вот буквально пару дней назад раздался телефонный звонок. Затем - упрашивания, всевозможные излюбленные Олегом психологические штучки и его невыносимое умение убеждать сыграли свою роль…
   Кроме Олега на собрание анонимного общества одиночек пришло пять человек, включая меня. И откуда только эти бедные люди узнали об этой авантюре, и какая дурная мысль сподвигла их ввязаться в это? Тут я сразу же ответил сам себе на поставленный разумом вопрос. Конечно, Олег нашёл всех их самостоятельно. И, естественно, у этих бедолаг не нашлось сил отвертеться от его напористости. Думаю, ни один из них даже не смог изощриться и придумать стоящую отговорку, потому что Олежа всё предусмотрел и просчитал. Он знал, на какие места следует давить, и где нужно погладить, чтобы добиться своего.
- Итак, всем добрый вечер. Каждый из вас уже знает, кто я. Но, если кто забыл, напомню. Меня зовут Олег. Моё отчество вам знать необязательно, поскольку я хотел бы, чтобы в нашем тесном кругу из стульев утвердилась дружеская атмосфера. - Олег говорил совершенно спокойно, его речь воспринималась всеми вполне благоприятно. Он был уверен в себе и в меру раскрепощён, при этом его поведение никому не казалось наигранным. - Если кто-то чувствует себя неуютно в этой комнате, то говорите, мы что-нибудь придумаем. Хотя мне кажется, что она почти идеальна для наших встреч, здесь нет абсолютно ничего лишнего. Но давайте начнём. Я собрал здесь всех вас, потому что вы похожи. Не внешне, конечно. У вас у всех есть одна проблема, если можно так это назвать. Каждый из вас одинок. И не просто одинок. По мере моего с вами общения я пришел к выводу, что каждый из вас страдает синдромом одиночества в толпе.
   В этот момент я заметил, что девушка, сидящая слева от меня, начала нервно постукивать пальцами руки по своей коленке. Я тогда подумал, что она со стопроцентной вероятностью должна оказаться ипохондриком. Видно было, что её припугнули слова психолога о том, что у неё имеется какое-то заболевание. И совсем не имеет значения, что она совсем ничего не знает об этом синдроме. Страшно же. Вот и начала нервничать.
   А я, заметив её постукивание, признаюсь, усмехнулся немного и подмигнул Олегу, чтобы тот обратил внимание на неё. Он быстро отреагировал и принялся понемногу понижать уровень страха за своё здоровье у бедняжки.
- Нет-Нет, Нина. Это ни в коем случае не страшно. Это не рак и не СПИД. С тобой практически всё хорошо. Со всеми вами ничего плохого и губительного не происходит. Просто это ваша психологическая, скажем, особенность. Ваше отличие, от которого лучше было бы избавиться. И я хочу вам в этом помочь, - Олег говорил это с мягкой, еле заметной улыбкой. Это было подобно тому, как заботливый дедушка пытается объяснить своей внучке, что скоро её коленка заживёт, и ничего страшного не произошло.
- Ну.. ладно. Я спокойна. А как же вы хотите нам всем помочь? И почему мы должны сюда приходить? Я вообще-то знаю про всякие общества анонимных алкоголиков, наркоманов там.. ну а это что-то непонятное для меня, - мне хорошо видно было, как по Нининому богатырскому лбу неспешно стекали одна за другой капли пота. Она явно начинала становиться озабоченной развитием всей этой авантюры.
   Несколько секунд я даже чувствовал по отношению к ней какой-то намёк на сопереживание или, может быть, сострадание в глубине своей души. Но это, к моему счастью, мгновенно прошло. Я, если честно, не очень-то люблю людей. Не то что бы я их ненавижу или желаю всем им смерти. Нет. Это чувство довольно сложно описать. И оно донельзя напичкано противоречиями. Думаю, это вся моя нелюбовь примерно к девяноста восьми процентам окружающих меня людей идёт от того, что моё мнение по поводу всевозможных жизненных аспектов, если не во всём, то во многом расходится с их суждениями и многовековыми постулатами. Я просто не понимаю их. Я будто бы переместился сюда из одной из альтернативных реальностей. И просто потерялся здесь. Не понимаю, как этот мир может быть настолько примитивно, бесполезно и бессмысленно устроен. Но в то же время я безумно хочу, чтобы нашёлся такой человек, который сумеет меня переубедить.
- Ниночка, здесь всё обстоит гораздо проще, чем ты думаешь. Можешь считать, что, приходя сюда, ты будешь посещать некий тренинг, что ли. И, несмотря на то, что мы все будем встречаться, я надеюсь, этим же составом, я буду стараться помочь каждому в отдельности. И я предлагаю не разводить пустые разговоры о том, что мы будем или не будем делать, а приступить к знакомству. Пускай каждый из вас в удобном для всех порядке расскажет нам, кто он такой, и что его сюда привело, что бы он хотел поменять в своей жизни, чего, может быть, добиться, приобрести и т.д. Думаю, принцип этого своеобразного самопрезентования всем понятен, - Олег поправил свои очки, скрестил на груди руки и приготовился наблюдать за предложенным им действием, - Желающие начать имеются? Ну, может, начнём с мужчин?
- Если позволите, я бы хотел. Меня зовут Павел. Мне ни много ни мало сорок пять лет. У меня свой бизнес, который приносит мне вполне себе приличный доход. У меня есть семья. Жена и две дочери. Я рос в детдоме и с ранних лет привык добиваться всего своими силами. Выбивать, скажем, своё местечко под солнцем. Наверное, это и помогло в некой мере мне добиться всего, что я сейчас имею. А, собственно, сюда меня привело.. хм.. думаю, не смогу точно ответить, что именно меня сюда привело. Наверное, мне чего-то не хватает. А точнее, у меня всё есть. И во всём мне не хватает чего-то особенного. Возможно, это всё кризис среднего возраста, или как его там, - высокий мужчина, гладко выбритый и одетый с иголочки, сидел и несколько грустно робел перед шестью парами глаз, прилепленных прямо на него и стыдливо пытающихся потихоньку скрыть свою зависть.
   Встретив его на улице или при каких-либо других заурядных обстоятельствах, я бы, скорее всего, даже не стал задерживать на нём своё внимание. С виду этот человек выглядит среднестатистическим вполне себе успешным предпринимателем с экономически мыслящим серым веществом в черепной коробке. С любящей женой, манерными детишками и, думается мне, с любовницей за пазухой.
- Паш, а скажи нам вот что. Когда ты едешь на работу, ты чувствуешь прилив сил, энтузиазм, желание работать, как-то модернизировать то, чем ты занимаешься? - в глазах Олега я видел тот еле заметный блеск, который наблюдал за ним в те моменты, когда он хотел услышать от человека ту правду, которую он уже прекрасно знал сам.
- Нет. Иногда такое бывает. Но очень редко.
- А что же ты тогда чувствуешь?
- Я чувствую себя.. - выдержав сомнительную паузу, вызванную страхом раскрыться перед незнакомыми людьми, Павел неуверенно и будто бы безнадёжно произнёс это неприятное для себя, пугающее слово, - одиночество…
- Хорошо, пойдём дальше. Твой коллектив, твоя рабочая команда, люди, которые рядом с тобой по восемь часов в сутки пять дней в неделю. Что они? У вас же, думаю, должны быть в некотором роде приятельские взаимоотношения. Что ты чувствуешь, находясь среди них, разговаривая с ними, обмениваясь историями о весёлых семейных выходных, анекдотами, вычитанными в журналах и газетах за утренним кофе или в туалете? - Олег не собирался останавливаться, ему нужно было больше. Больше правды. Больше того, что он и так понимал. Больше признаний. Больше вывернутой души.
- Одиночество.
- Что ты чувствуешь, возвращаясь домой, к своей любимой, как ты привык думать, семье?
- Одиночество.
- Что ты чувствуешь, когда улыбаешься своей жене? Что чувствуешь, когда говоришь, что любишь её, а она вторит тебе в ответ?
- Одиночество.
- А что ты чувствуешь, когда говоришь жене, что задерживаешься допоздна на работе с горой бумажек, а сам мчишься что есть сил к своей невообразимо божественной любовнице только для того, чтобы поскорее попасть в очередную женскую клетку, замок которой выкован из пьянящего аромата духов, шёлковой кожи и мягкого, будто порхающего голоса? - не повышая интонации голоса, Олег хладнокровно продолжал цеплять мужчину за его слабые места.
- Одиночество… - на пятом признании преуспевающий бизнесмен проронил скупую мужскую слезу.
   Все замолчали. Олег продолжал в упор смотреть на то, как первая жертва его эксперимента будет вести себя дальше, какие эмоции вырвутся из его сконфуженного тела.
   В нашей маленькой комнате одиночества повисла атмосфера молчания, осторожно выжидающего подходящего момента, чтобы взорваться в наших ушах чьими-то словами. Тяжёлая, грузная атмосфера.. Ощущение, которое, думаю, испытывал не один лишь я, было сравнимо с погружением на глубину моря без кислородного баллона. Череп сдавливается, становится трудно дышать, возможность вдохнуть глоток воздуха стремительно отдаляется от тебя, нет ни единого шанса. И ты стараешься изо всех сил, машешь руками и ногами, как умалишённый, толкаешь себя всё выше и выше к поверхности. И тут..
- Паша, скажи нам всем, что ты чувствуешь сейчас? - вот оно. Тот долгожданный вдох, которого нам всем не хватало, чтобы выйти из этого эмоционального оцепенения и вернуться к привычной нашей, спокойной, серенькой реальности.
- Пустоту. Я чувствую себя выпотрошенным, вымотанным и выжатым. Это всё.. в общем, всё это.. ну, я не знаю.. вся эта жизнь.. она меня поймала, что ли. Засунула меня в сети стабильности и однообразности. Я словно муха, пойманная в банку маленьким озорным ребёнком. Только банке моей название жизнь… И бьюсь я об её стенки без углов, выбраться пытаюсь, чтобы посмотреть, что там, за её пределами.. но не знаю, как это сделать… Живу, следуя какому-то установленному расписанию, графику, плану-пятилетке.. Живу, ни чуть при этом не живя… - после этого серьёзного, а что самое главное, важного для самого Павла признания, он как-то весь поник. Взгляд прилепился к полу. Но не думаю, что бизнесмен засмотрелся на невероятнейшей красоты узор линолеума. Нет… Эти глаза смотрели, отнюдь, не в пол. Они только что закрались в самую-самую глубь сознания, в самые потаённые уголки души и не собирались оттуда уходить.
   Ох, мне до жути знакомо это чувство.. это состояние, в которое ты входишь, чтобы разобраться в себе, перерыть всё к чертям внутри себя. Как будто впадаешь в кому, только при этом ты продолжаешь жить. А точнее, продолжаешь существовать абстрагировано от всего окружающего. Никого и ничего не слышишь. Никого не замечаешь. Никого не хочешь видеть. Тебе никто не нужен. Ты должен разобрать всего себя на мельчайшие детали, найти поломку и исправить её. Тебе необходимо себя починить и усовершенствовать. Тебе нужно это, чтобы снова почувствовать себя настоящим, живым. Чтобы снова хоть что-то почувствовать..
- Спасибо, Паша. Ты молодец. Я помогу тебе разобраться с твоим одиночеством, мы обязательно придумаем, как это исправить, - Олег был доволен полученным от первого подопытного результатом и приготовился переключиться на следующего человека, - Наташа, думаю, теперь твоя очередь. Расскажи нам, пожалуйста, о себе всё, что посчитаешь нужным.
- Уф.. сейчас.. Меня, как вы все уже поняли, зовут Наташа. Мне тридцать четыре года. Но чувствую я себя, конечно же, лет так на восемнадцать. Детей у меня нет! Мужа тоже. В личной жизни - полнейший ноль. Квартиры своей нет! Я снимаю комнату у одинокой старушки. Работаю я бухгалтером в фирме, занимающейся различными перевозками. Так себе работёнка, на самом-то деле. Но ничего.. я привыкла. Начальство у меня, правда, немного.. строгое. Но и это ничего. Со временем начинаешь привыкать ко всем этим бесконечным и беспричинным крикам, срывам, унижениям.. и к одиночеству тоже… Подруг у меня нет! Так, приятельницы, знакомые. Посидим иногда, выпьем кофе, поговорим обо всём и ни о чём. Всё, как у обычных людей, в общем.. да… Но.. я не хочу так! Не хочу, понимаете? Мне же всего лишь тридцать четыре, чёрт подери! А я зарылась, как серая офисная мышь, никому не нужная, в свои тёпленькие оковы.. хотя было бы, во что зарываться… Олег, помогите мне избавиться от этого непонятного чувства. Сама я, признаться, боюсь лишний раз сделать что-то, что не вклинивается в рамки моей нынешней жизни… - хрупкая, худощавая женщина собрала все свои конечности поближе друг к другу и сидела практически неподвижно. Только маленький её подбородок тихонько подрагивал. И солёная вода текла из застывших глаз, оставляя еле заметную колею на припудренных щеках.
- Ну что ж, спасибо тебе, Наташенька. Конечно же, я тебе помогу. Мы все поможем друг другу. Но теперь я хотел бы послушать тебя, - Олег посмотрел в глаза коренастой, вроде бы, достаточно молодой девушке с наливными, румяными, яблочно-круглыми такими щеками, намекая на то, что пришёл её черёд поведать нам свою историю.
- Олежа, ты это мне, что ли?
- Да, говори, пожалуйста.
- Ну, что б сказать… Меня Ниной звать. Мне двадцать восемь. Живу я с родителями в однокомнатной квартире. Работаю я в овощной лавке. Мне нравится. Всегда есть что перекусить. Но только я этими овощами не наедаюсь, в них во всех вода одна ведь. Ухажёра нету у меня. Нет, ну, были, конечно, женихи всякие.. один даже добивался меня одно время. Но я девушка недоступная, долго его к себе не подпускала. А он и сдался потом.. перестал захаживать ко мне. Но я не расстраиваюсь. Но всё равно грустно как-то мне живётся. Чего-то, что ли, не хватает. Ну я не знаю даже. Не по себе мне как-то. Покупатели стали жутко раздражать, даже постоянные которые.. что-то не то со мной, я раньше другою была, - честно говоря, я не особо внимательно прислушивался к тому, что выдавливала из себя розовощёкая Нина: моё внимание было приковано к одной юной особе, сидящей по левую руку от Олега. И меня достаточно удивил тот факт, что заметил я её только сейчас.
   Она сидела, довольно скромно расположившись на старом скрипящем стуле, и внимательно вглядывалась в лицо каждого из присутствующих. Она ни в коем случае не выглядела напуганной или стеснённой. Её глаза.. Её безумные, глубокие серые глаза смотрели заинтересованно. Она не смеялась над этими людьми, не издевалась про себя, не жалела их и не хотела им помочь. Она всего лишь созерцала происходящее вокруг неё. Казалось,  что для неё это собрание было одним из её многочисленных маленьких приключений, с помощью которых она старается уйти от собственной обыденной реальности.
- Спасибо, Ниночка. А теперь я бы хотел послушать самого молодого нашего участника, а точнее, участницу. Аниса, что ты скажешь нам? – по выражению лица Олега было видно, что он очень хорошо относится к этой девушке. А это означало, что она должна оказаться удивительным человек, я бы даже сказал, исключительным, единственной в своём роде, поскольку психолог наш относился так, как к ней, только к тщательно отобранным, избранным им людям.
- Я, ведь, могу говорить всё, что захочу?
- Конечно, не стесняйся. Мы все во внимании, - Олег отвечал ей, не скрывая своей улыбки. Он знал, что сейчас услышит что-то отличное от ранее сказанного, что-то грустно-тёплое, мягкое, по-детски наивное и в то же время, если вдуматься, по-взрослому серьёзное.
- Ну что же, я Аниса, я только начинаю жить свой второй десяток. Безумно люблю синий цвет. У меня нет друзей. Мне даже иногда кажется, что большинство людей, узнавая меня поближе, пугаются и стараются потихоньку отстраниться от меня. Но меня это ничуть не обижает. Это всё от привычки. У меня их мало. Но слышать от людей, что я странная в их понимании, я привыкла уже давно. А если им не придётся это по душе, то они всегда вправе уйти и не возвращаться. У меня самая лучшая мама. Я очень люблю её. И отца тоже. Буквально за несколько последних лет я многое осознала в этой жизни. Например, что в мире бесконечное множество разочарований. Точнее, не так. Есть такое количество разочарований, которое условно равно количеству ваших целей, желаний, мечтаний и ожиданий. И можно научиться сделать их не столь сокрушающими для вас. Нужно только начать разочаровываться заранее, хотя бы наполовину. Тогда и легче будет пережить что-то грустное. И радость будет намного больше и светлее, если вам случится не разочароваться. Ещё поняла, что религия – довольно странная штука с трудно заверченным и сложным устройством, если рассматривать абсолютно все касающиеся её аспекты. Но это, конечно, для кого как. Я не имею ничего против тех, кто верит в Бога или в кого бы то ни было ещё. Наоборот, я в некотором роде рада за этих людей. Думаю, что у человека обязательно должно быть что-то, во что он будет свято верить. Иначе жить становится куда сложнее и иногда даже невыносимее. Я всегда гуляю одна. Просто потому что мне нравится так. Нравится это моё тихое одиночество. Люблю просто бродить и всматриваться в лица прохожих, пытаясь догадаться, чем они живут, что их тревожит, о чём они думают. А друзей у меня нет, потому что я не вписываюсь в их мир, точнее, в их понятие жизни. У них у всех однотипные приземлённые мечты о престижной работе, на которой они ничего не будут делать, а им за это будут платить невообразимое количество нулей, о семье, о дорогих тачках и домах-замках. Как по мне, так это даже не мечты вовсе. Не знаю. Они так много говорят о всякой бессмысленной чепухе, о которой даже думать не следует, потому что это ни к чему не приведёт.  Я животных люблю, вот что ещё. И улыбки искренние. И.. я, по-моему, устала уже от самой себя.. слишком много в моей жизни одиночества.. я хочу чем-то заполнить свою пустоту внутри, - всё время, пока Аниса говорила, её взгляд неизменно находился на мне. Она смотрела мне прямо в глаза, казалось бы, в самую глубь моей души. Я слушал её лёгкий, в меру сладкий голос, смотрел, как плавно её губы вычерчивают слова, и медленно начинал понимать, что не смогу уйти отсюда без неё.
- Спасибо, Аниса. Ну а теперь твоя очередь, Макс. Ты сегодня последний, - Олег еле заметно мне подмигнул, как он всегда это делал. Аниса всё ещё держала меня своим взглядом и не хотела отпускать. Я понимал, что сейчас придётся говорить мне..
- Я Максим, и мне двадцать три. Моя проблема заключается в том, что я не понимаю этот мир. Я знаю, как устроены все проходящие в нём процессы. Но зачем и почему они происходят, я не могу понять. Мне кажется, что весь наш мир, всё, что мы видим, можем потрогать, слышим, знаем и помним, - всё это может оказаться обманом, выдумкой сознания да и только. Вы только представьте, если всё, что сейчас здесь происходит, вообще вся ваша жизнь выдумана вами, а вы на самом деле сейчас находитесь в четырёх ярко-жёлтых стенах, скованные ремешками смирительной рубашки, и весело бормочете какие-то нечленораздельные звуки. Страшно? Вот и мне не по себе от таких мыслей. А, ведь, никто даже и не думает, что всё может оказаться именно так. А я просто один в этой жизни. Сам по себе. Вот и думаю обо всём слишком много. Нет у меня потребности посмотреть в ящик с движущимися картинками после рабочего дня или пойти в бар и напиться там до потери пульса. Но мне ещё хуже, чем другим. У всех хотя бы есть какой-то ориентир в этой жизни. У кого-то есть цель, у кого-то кумир и т.д. А у меня это нет. Я один. Я пришёл сюда и со временем потерялся, заблудился среди всей этой бессмыслицы. Я думаю, что в жизни как таковой нет смысла. В человечестве нет смысла. В смерти тоже нет смысла. Всё это один большой тупик, возле которого мы вынуждены топтаться небольшой кучкой в семь с лишним миллиардов человек. И я ничего не чувствую. Иногда мне кажется, что я нуждаюсь в некоем человеке-спасателе, который в один прекрасный момент придёт в мою пустую жизнь и начнёт заполнять её красками, убедит меня в том, что я не прав насчёт всего, что я сейчас наговорил, и никогда и ни за что не уйдёт…
- Ну, собственно,  вот такое у нас сегодня вышло знакомство. Спасибо, Максим, - и, конечно же, Олег не был ни капли удивлён тому, что сейчас вылетало из моего рта и доносилось до его ушных раковин. Он всё это видел и подмечал самостоятельно, - итак, я всех услышал и хотел бы вот что сказать. Если вы правда хотите изменить свою жизнь и избавиться от чувства одиночества, то я с радостью помогу вам в этом. У нас будет двадцать один день. Ровно три недели на то, чтобы, скажем так, починить ваши жизни. Я буду ждать вас здесь в то же время, что и сегодня через день. На сегодня, в общем-то, всё. Все могут расходиться по своим делам, - Олег сделал небольшой кивок-поклон головой в знак признательности и уважения, затем встал, подойдя к окну, распахнул его и закурил.
    Как только я вышел из здания, приятно-прохладный поток воздуха спешно окутал моё лицо и шею. Было уже достаточно поздно для того, чтобы просто так ходить-бродить по тёмным переулкам. Но для прогулки двух молодых людей время было идеальное. Свет часто посаженных фонарных столбов. Тихий хруст опавших листьев. Длинная, бесконечная улица. И полная, завораживающая, пленяще ледяная луна.
    В этот вечер мы с Анисой ушли вдвоём, и больше не посещали собрания анонимного общества одиночек.
               
                Глава вторая. Вернуть бы ту, что небеса забрали.
      Шёл шестнадцатый день мая. Была до тошноты хорошая погода. Но общая атмосфера утраты вперемешку с безысходностью с немой украдкой окрашивала всё вокруг в тона чёрно-белого фильма. Абсолютно точное сравнение по отношению к похоронам. Всем казалось, что они попали в трагическую ленту. Никто не хотел верить в то, что, прямо вот сейчас, всё это происходит наяву. Ни один разум кого-либо из присутствующих на этом мероприятии не способен был принять то, что Анисы больше нет и никогда не будет в этом мире. Пронзающие человеческое горе солнечные лучи перекликались в спутанных сознаниях чем-то нестерпимо похожим на её звонкий светлый смех.
Её могила почти ничем не отличалась от тех, что были справа, слева, впереди или позади неё. Лишь надпись, выгравированная на плите ниже имени и дат, выбивалась из общепринятого колорита. Это были последние написанные почти обессилевшей рукой девушки слова в её дневнике: "Я поняла, что умирать - не страшно. Страшно жить…в боязни умереть".
Анису похоронили на окраине кладбища. Рядом с этим местом, сразу за оградкой, росла плакучая ива. А прямо возле юной могилы, будто нарочно, разросся раскидистый куст горячо любимой Анисой сирени.
После того, как врачи огласили свой приговор этому юному созданию, Аниса буквально в один миг осознала все помарки своей жизни. Она поняла, что время – ничто, но длина человеческой жизни до невозможности легко сравнима с секундой. На мгновение такие мысли привели её в леденящий ужас. Но потом Аниса решила для себя, что остаток её времени отведён ей совсем не для того, чтобы она впадала в безвозвратную депрессию или смиренно ждала рокового часа, тщетно тратя будни на бессмысленную общечеловеческую ересь. И эта юная девушка, воплощающая в себе все самые невозможно-чудесные людские качества, стала искренне радоваться каждому событию, каждому случаю, каждой встрече, каждой минуте, проведённой в этом мире. И она совсем перестала замечать его безнадёжно затягивающую всех и вся гниль, научившись во всём видеть лишь прекрасное. Именно тогда, в конце мая, первым, на что она обратила внимание и сразу же влюбилась, стал громоздкий куст цветущей сирени…
Скоротечно растущая раковая опухоль погубила Анису всего лишь за один год. Жизнь её матери заполнилась нескончаемым потоком горячих слёз, безразлично текущих из потухших, ни в чём более не видевших смысла глаз. Отец старался держаться настолько, насколько это было возможным. Но он не способен был даже представить, как можно научиться жить в мире, где больше не озаряет бытие его путеводная звёздочка. Словом, эта девушка оставила после своей смерти настолько непоколебимо светлые, ничем не осквернённые воспоминания, что ни одна живая душа не желала верить в то, что Аниса мертва. И пока лишь один человек не знал об этой трагедии…
 Макс. Высокий парень с каштановыми волосами, пальцами прирождённого пианиста, до жути выразительными скулами, бездонной душой, сильным, но ранимым сердцем, с острым и светлым умом и проницательным, пугающе пленящим взглядом. Первая и последняя любовь Анисы. Расстались они так же неожиданно, как и встретились. Их свело друг с другом очень многое. Оба были далеко не глупые, целеустремлённые, движимые необъяснимой силы жаждой оставить свой глубокий след в истории. И, что самое главное, и Аниса, и Макс были чудовищно одиноки, пока не встретили друг друга. Они никогда не разлучались дольше, чем на два-три дня, всё время проводили вместе. Но потом одна из шестерёнок стала тормозить весь механизм их отношений. Что-то пошло не так, и в итоге получились две вновь одинокие, но намертво связанные друг с другом юные души. Несмотря на то, что с Максом у них были очень искренние и доверительные отношения, Аниса так и не смогла сказать ему о своём диагнозе, боясь сильно ранить его. И вот за полгода до её смерти они расстались, и он уехал на постоянное место жительства в другой город, где незадолго до этого ему предложили выгодную должность... 
После затянувшегося и до изнеможения утомительного рабочего дня Макс, еле перебирая ногами, медленно продвигался сквозь толпу к вагону метро. Людей было не так уж и много, чтобы можно было жаловаться, но достаточно, чтобы с каждым шагом дышать становилось всё сложнее. Несмотря на все неудобства, имеющиеся в прейскуранте метрополитена, Макс любил передвигаться с его помощью по городу. Ему нравилась эта атмосфера бесконечного потока, который всегда направлен из пункта «А» в пункт «Б» и наоборот. В метро всё было отлажено, настроено, всё взаимосвязано. И Максу очень импонировала эта чёткая и сплочённая система. Тем более, в вагоне можно было передохнуть, перевести дух. Особенно Макс ценил это, когда после рабочего дня ему нужно было ехать в ресторан, где он до трёх, а бывало, что и до пяти часов утра угощал посетителей своей по-настоящему роскошной игрой на рояле. Это было не ежедневное событие. Но парень был поистине счастлив тому, что способен поделиться с другими людьми энергией, бьющей внутри него ключом, которую он мог передать только через игру на инструменте. Самыми любимыми по мелодичности и динамике звука для Макса были два произведения Фридриха Шопена "Мелодия Рая" и "Похоронный марш". Последнее на публике он, конечно же, не играл. Но дома его фортепиано частенько пугало и раздражало этой мелодией соседей.
В этот день после работы Максу не нужно было ехать в ресторан развлекать гостей. Наконец, он добрался до дома. Включив свет и переодевшись, первым делом поплёлся к холодильнику; в желудке со вчерашнего вечера барахталось перекати-поле. Не особо плотно поужинав, Макс включил ноутбук, проверил электронную почту, почитал новости и, сделав вывод, что ничего занимательного найти ему не удалось, пошёл готовиться ко сну. Перед тем, как он окончательно уложился в постель, в его голове мелькнуло воспоминание об Анисе, сопровождающееся ощущением неприятной прохлады вдоль всего тела. Макс немного удивился, но постарался отбросить все мысли и как можно скорее уснуть...
Макс не мог понять, от чего точно он так резко проснулся. В комнате было холодно вопреки тому, что за окном вовсю буянил жаркий май. Да и постель была всмятку, хотя Макс не имел привычки ворочаться во сне. В общем, утро у парня началось странновато. Совсем очнувшись, он, не торопясь, собрал все необходимые бумаги, документы, прихватил с собой свой дневник и отправился в офис.
Рабочий день в компании шёл так же, как и всегда. Куча заказов, проектов. Бесконечная беготня. Крики начальника. Увольнения. Поступление новых кадров. Снова увольнения. Тот позвал. Тому срочно необходима помощь, иначе его уволят. Всё в этой крупной архитектурной компании шло своим чередом с безумной скоростью.  И Максу почему-то это сильно нравилось. Здесь он был явно в своей тарелке. Только обедать в здании компании он не любил. Считал, что работа и прочие радости-потребности должны идти по жизни в разных направлениях, и сводить их воедино ни в коем случае нельзя. Поэтому обеденные перерывы он проводил в небольшом, но уютном кафе напротив здания архитектурной компании.
Там же он сидел и в этот раз. Макс расположился за небольшим квадратным столиком, стоящим у окна в самом дальнем углу помещения. Сегодня обеденный перерыв впервые стал для него по-настоящему спасительным, потому что с самого утра день у него не заладился. Сорвался неожиданно на девушку, столкнувшись с ней при входе в вагон метро, затем чуть не попал под машину и, наконец, всего полчаса назад, вспылив из-за мелкой ерунды, поругался с начальником. С самого утра Макс пребывал в непонятном раздражённом расположении духа. И даже здесь, в его излюбленном кафе, его почему-то тошнило от окружающей обстановки. Есть он не стал. Парень был встревожен своим непривычным состоянием. Просто сидел в углу и смотрел то на проходящих мимо окна людей, то на торчащий из портфеля уголок дневника, стараясь понять, откуда взялось это чувство беспокойства, из-за которого он был сам не свой.
Он давно уже не делал никаких записей. Кстати говоря, вести дневник его приучила Аниса. Она считала, что своими внутренними переживаниями обязательно нужно с кем-то делиться. И, если нет возможности или желания излить душу живому слушателю, следует, хотя бы изложить свои мысли на бумаге. Как ни странно, после этой процедуры Максу всегда становилось хоть немного, но легче. В процессе написания беспорядочные мысли выстраивались в последовательную цепочку, сами собой отыскивались ответы на всевозможные вопросы, и легко находились различные варианты решения тех или иных проблем.
Неохотно переведя взгляд с портфеля на окно, Макс заметил в толпе странный силуэт. Он почти ничем не выделялся среди других прохожих. Но в отличие от всей мельтешащей массы фигура стояла практически неподвижно. Только слабый ветер неосторожно трепал её волосы. Этой фигурой была девушка. Она стояла спиной к Максу возле пешеходного перехода, аккуратно облокотившись на прикреплённый к фонарному столбу почтовый ящик. Взгляд парня был прикован к ней намертво. Максу казалось, что от неё исходит мягкий еле заметный свет, и всем своим видом её силуэт внушал ему чувство защищённости, спокойствия и умиротворения. Парень никак не мог понять, кого же она ему напоминает.
Девушка медленно повернула голову в сторону кафе. Её бледная кожа на солнце казалась почти прозрачной. Зажмурив глаза, она резко прижала обе руки к вискам. По выражению её лица была видно, что её мучает дикая боль. Тонкие бледные пальцы налились кровью от напряжения. Она открыла глаза, и Макс вздрогнул от страха. Её измученный взгляд был обращён прямо на него. На секунду он зажмурился и отвернулся, а когда вновь посмотрел в окно, девушки уже не было видно.
Парень находился в смятении и полном непонимании того, что только что с ним произошло. Ещё несколько минут он упрямо пялился в окно, пытаясь отыскать взглядом напугавшую его девушку. Но ничего не вышло. Лишь на мгновение его взгляд остановился: сознание Макса помутилось. Он неожиданно вспомнил сегодняшний сон. Оторопев, парень снова посмотрел на свой потёртый портфель и достал из него дневник.
Запись в дневнике 17 мая:
"С самого утра я почувствовал что-то неладное, но не придал этому никакого значения. И я вспомнил, от чего так резко проснулся сегодня. Мне снилась Аниса.. Наверное, из-за этого я сегодня не в себе. Боже, как же давно мы не виделись... Сон был какой-то размытый. Всё будто в тумане. Помню, она смотрела своими светло-серыми глазами прямо на меня. И они словно светились от счастья. От неё веяло спокойствием и чувством истинного блаженства. Как она была прекрасна.. Стояла в слепяще-белом платье. В её волосы были вплетены какие-то неизвестные мне, но до боли красивые цветы. А её длинные молочно-белые волосы... Как я любил их... Она просто стояла и смотрела прямо на меня. И так мягко улыбалась. А потом сказала: "Не переживай, у меня здесь всё хорошо"...
Ерунда какая-то. Не хочу больше ничего вспоминать."
После обеденного перерыва Макс вернулся в офис, отогнав от себя все не касающиеся рабочих вопросов мысли. Постарался снова наладить контакт с начальником и со спокойной душой продолжил заниматься своим проектом, до сдачи которого оставался всего лишь месяц.
Рабочий день кончился. По приевшемуся уже пути Макс направлялся к станции метро. Сегодня был один из тех дней, в который ему нужно было до утра исполнять живую музыку в ресторане. Парень был этому несказанно рад. Он не мог дождаться того момента, когда сможет, наконец-то, расслабиться, стряхнуть с себя всю напряжённость, сесть за величественный инструмент и полностью отдаться заботливым чёрно-белым клавишам.
Было уже девять часов вечера, когда Макс добрался до ресторана. Как только он вошёл в помещение, его слух начала услаждать мелодия блюза Рэя Чарльза в исполнение местных музыкантов. Сегодня ресторан был до непорядочности наполнен. Среди всех посетителей было весьма достаточное количество обожателей классики, которые очень любили находиться здесь именно в те дни, когда Макс играл на рояле. Его репертуар всегда был разнообразен, ему нравилось каждый раз исполнять новые произведения. И сегодняшний вечер не стал исключением.
Когда саксофонист бережно укладывал свой инструмент в чёрный, с багровой шёлковой обивкой внутри, футляр, Макс почувствовал что-то странное. Какое-то кратковременное и смешанное ощущение, стоящее между лёгким ужасом и негодованием. Ему стало немного не по себе, но, спустя пару минут, его позвал администратор ресторана. Тридцати минутная пауза после выступления исполнителей блюза подходила к концу, и Максу пора уже было выходить к роялю.
Юноша с аккуратной лёгкостью сел за инструмент, мягко улыбнулся ожидающим гостям и с кротким блеском в глазах принялся играть не звучащие ранее в ресторане произведения. Сегодня он начал с работы композитора Людовико Эйнауди "Красивая ночь".
Бесподобная музыка и непринуждённая атмосфера вперемешку с чувством соприкосновения с чем-то поистине прекрасным исполнили свой долг перед гостями ресторана. Ни пианист, ни посетители не заметили, как быстро упорхнуло от них время. И перед тем, как все начали собираться уходить, дабы подарить своим слушателям хорошее настроение, Макс на прощание исполнил одно из произведений Чарли Чаплина.
Юноша был настолько впечатлён сегодняшним днём, что почти не заметил, как оказался дома. Медленно разувшись, он прошёл в душную комнату и в приятном бессилии свалился на кровать, погрузившись в сон.
Долгожданный выходной начался так же, как и всегда, за исключением всё той же вещи: комната снова была заполнена холодным воздухом. Но сегодня Макс проснулся уже не от этого и не от того, что увидел во сне, а от яростно пытающихся испепелить его лицо солнечных лучей. Поднявшись с постели, парень открыл настежь балконную дверь. С улицы незамедлительно подтянулся удушающий запах умирающего в мегаполисе мая. Простояв на балконе минут десять, размышляя о том, как бы получше провести сегодняшний день, Макс вернулся в комнату и пошёл на кухню, намереваясь крепко позавтракать. Он посмотрел на часы и немного удивился: стрелки циферблата указывали на начало четвёртого. Так долго поспать ему уже давно не удавалось.
Включив чайник, Макс неторопливо поплёлся принимать душ. Ласковая тёплая вода окутала всё его тело. Плотно закрыв глаза, он стал прислушиваться к тому, как она стекает по нему и стремительно бьётся о керамический пол. В этот момент его посетило чувство дежавю. Ему казалось, что совсем недавно он слышал что-то, отдалённо напоминающее эти звуки.
Из душа резким напором хлынула ледяная вода, на несколько мгновений у Макса потемнело в глазах. Он моментально вспомнил свой сон и чуть не захлебнулся.
Яро проклиная всю систему водоснабжения, Макс оделся и начал варить себе кофе. Руки его, сжимая рукоять турки, нервно подрагивали. Оперевшись о небольшой изношенный стол, Макс задумался. Оторваться от не самых приятных размышлений его заставила уже выкипевшая из турки и жарящаяся на плите грязно-коричневая жижа. Уставшим, раздражённо-обессиленным взглядом Макс наблюдал за происходящим ещё несколько минут. Но в голове его не переставало мельтешить невообразимое количество спутанных и, казалось бы, самых не нужных ему мыслей. Это его до жути раздражало.
Парень не имел ни малейшего понятия о том, почему ему невзначай начала сниться Аниса, почему он не может держать себя в руках, почему ощущает пусть и незначительное, но ни на минуту не угасающее чувство тревоги и страха. Это буквально выводило его из себя. Макс взбесился и, резко схватив турку, неожиданно для самого себя злостно бросил её в стену. Останки кофе растекались по белой стене, оставляя на ней бежевые пятна, которые впредь только и будут делать, что напоминать о проявившейся наружу слабости юноши.
Макс молча прошёл в гостиную, сел на диван и уставился отсутствующим стеклянным взглядом в пол. Это продолжалось около часа. Потом замученный взгляд обнаружил соблазняюще лежащий на прозрачном журнальном столике дневник. Недолго сомневаясь, Макс, как будто сдавшись, достал из портфеля перьевую ручку.
Запись в дневнике 18 мая:
"Ничего сверхъестественного вроде и не происходит. Но это всё равно кажется мне странным. Или же я просто-напросто накручиваю себя. Не знаю. Но всё это явно мне не по душе. Сегодня снова снилась Аниса. Но так, ведь, не бывает. Чтобы мне кто-нибудь снился два дня подряд. Нет. Такого не было раньше. И она снова просто стояла и смотрела мне в глаза. Её лицо выражало чувство наиполнейшего спокойствия и какой-то детской светлой радости. В ушах стояло какое-то не очень разборчивое звучание, похожее скорее на шум воды, такой тихий и шипяще успокаивающий. Она снова мне улыбалась. Боже, это просто невозможно описать словами. Когда мы были вместе, я не видел у неё таких улыбок. Это что-то поистине потрясающее и невообразимое для моего сознания. Но я решительно не понимаю, к чему мне это снится. Уверяюсь только уже второй день, что до добра меня это не доводит... Я стал чаще нервничать. Внутри меня постоянно какое-то беспокойство, какая-то необъяснимая и не покидающая меня тревога. О, Господи, я ничего не понимаю, но ужасно хочу, чтобы она перестала мне сниться!
Кажется, я начинаю по ней скучать..."
Всё оставшееся время выходного дня Макс, в попытке вернуть нормального себя, просидел за ноутбуком, производя расчёты для своего проекта. Раньше ему в основном заказывали загородные дома, но в этот раз ему попался торгово-развлекательный центр, чему он был не особо рад.
Макс закончил работать около двух часов ночи. Выключив ноутбук, он уложил его в портфель вместе со всеми необходимыми бумагами и, допив из кружки уже давно остывший чай, пошёл в ванную комнату. Когда парень закончил все приготовления ко сну и завтрашнему дню, у него совершенно ни на что больше не оставалось сил. Он сел на кровать и просто упал, растворившись в забытье...
 Прошло пять дней. Общее состояние Макса оставляло желать лучшего. Он выглядел замученным, его раздражало практически всё. Его глаза всё чаще как будто проваливались сквозь реальность в бесконечный терзающий поток размышлений, становясь при этом абсолютно далёкими от окружающего мира. Он стал меньше спать: ему не хотелось снова видеть сны с Анисой, ведь, всё это время они не прекращали его посещать. Макс начал медленно, но верно сбиваться с толку, и единственными вещами, которые отвлекали его от всего этого, были работа и игра на рояле в ресторане.
На работе всё было как обычно, кроме, конечно, того, что Макс частенько срывался, или просто покрикивал на кого-нибудь и кидался канцелярией в стены. В ресторане всё было так, что лучше некуда. Но, в отличие от Макса, гости получали намного большее наслаждение от его игры, нежели он сам. Прирождённый пианист начал чувствовать, что эйфория, испытываемая им во время и после исполнения его любимых произведений, понемногу улетучивается от него, что только подливало масла в огонь.
Придя домой, Макс с совершенно безразличным видом разложил все вещи из портфеля на рабочем столе. Поглядел на них немного и лёг на кровать. Ему не хотелось ни о чём думать, ничего делать, он желал только того, чтобы то, что с ним происходит, поскорее прекратилось.
Макс тяжело выдохнул и, медленно закрыв глаза, уткнулся лицом в подушку.
То, что ему приснилось, заставило его с истошным криком подорваться с кровати. Макс был весь в холодном поту. В его ушах ещё несколько секунд стоял ужасный шум, точно сдавливающий череп. Парень был настолько напуган, что не сразу понял, что всё, что он сейчас наблюдал, было всего лишь сновидением. Вся постель была влажной и помятой.
Умывшись ледяной водой, Макс взглянул на себя в зеркало. Его карие глаза казались ему почти чёрными и напуганными, словно у двухнедельного щенка. В состоянии опустошённости Макс протащил себя до кухни, где, заварив крепкий чай, сел на расшатывающуюся табуретку и уставился в запылённое окно, в котором только собиралось просыпаться солнце.
Макс чувствовал себя ужасно. Он позвонил на работу и попросил дать ему отгул. Начальник был на удивление в хорошем расположении духа, поэтому не захотел отказывать.
Около двух часов Макс просто сидел и смотрел в окно, наблюдая за общей атмосферой бетонного городского уныния, разбавляемой изредка пролетающими мимо птицами. Когда же это занятие, наконец, утомило его, он не смог придумать ничего лучше, чем пойти и лечь на чёрный издыхающий диван.
И снова его дневник аккуратно и выжидающе лежал на том же журнальном столике. И всем своим значимым видом он практически не оставлял Максу выбора.
Запись в дневнике 23 мая:
"Я до сих пор не понимаю, что со мной происходит. Все мои мысли заняты только этим вопросом. Каждый божий день я думаю об этом и никак не приду к логическому объяснению. Ну не бывает же так! Просто не может быть!!! Каждый день!!! Я устал! Не хочу больше этого видеть! Почему это происходит со мной??? Что я сделал не так?! Сегодняшний сон был просто ужасен... Мне кажется, невозможно подобрать точных слов, чтобы описать, что я видел... Моя Аниса стояла прямо передо мной. Вокруг неё была дьявольская темнота. Позади неё находились какие-то совершенно незнакомые мне люди. Их глаза были налиты неведомой болью, которая выплёскивалась изнемогающими, пугающими стонами о помощи... Аниса стояла и смотрела. Смотрела прямо внутрь моей души, туда, где не был ещё ни один человек до неё... Я больше не чувствовал исходящей от неё радости или спокойствия... Я ощущал что-то неизвестное мне. Какое-то чувство неописуемо невыносимой атмосферы, от которого хотелось как можно скорее и навсегда избавиться... Я был безумно рад тому, что проснулся, и всё это кончилось... Ужас, охватывающий меня, хоть и не сразу, но прошёл. Но я всё равно ощущаю тревогу. Причём это чувство постепенно растёт во мне, будто в какой-нибудь арифметической прогрессии.
Что меня начинает приводить в бешенство, заставляет нервничать и впадать в депрессивное состояние так это то, что я всё время думаю об Анисе, о том, какой она волшебный человек, и как мне было по-настоящему хорошо с ней... Но самые угнетающие и скребущие моё сознание мысли о том, как бы я хотел всё вернуть, и возможно ли это. Иногда мне кажется, что сейчас вот я сорвусь с места, брошу абсолютно всё и уеду к ней...
Но этого не случится.
Ей не нужен я. Она уже давно кого-нибудь нашла и живёт счастливо. Возвращаться туда, где будешь лишним - глупо. Поэтому я лучше останусь здесь, в этом чужом безрадостном городе, на этой приносящей хороший и стабильный доход работе, за этим радушным роялем в роскошно-уютном ресторане, в этой неплохой съёмной квартире, на этом чёрном мягком диване..."
К тому времени, как Макс принял решение покинуть общество тёплого и дружелюбного дивана, было уже довольно поздно. Он откопал в холодильнике трёхдневной давности рис с тушёным мясом и поужинал, после чего быстро умылся и нехотя, с томящимся в глубине души страхом, лёг спать...
По прошествии четырёх недель Макс стал совсем не похожим на самого себя. Парень похудел за это время килограмм на десять и, учитывая то, что он и так не отличался особой упитанностью, сейчас он выглядел иссохшим, его глаза потеряли былой блеск и приобрели бледно-зелёные синяки.
К этому времени он абсолютно перестал обращать на что-либо внимание, стал ужасно рассеянным. Когда он срывался и кричал, а случалось это теперь ещё чаще, чем раньше, казалось, что ещё чуть-чуть, буквально одно мгновение, и его разорвёт на бесконечное множество мельчайших кусочков. А два дня назад парень вообще чуть ли не упал во время своего очередного приступа в обморок.
От постоянных недосыпаний из-за терзающих его сновидений у него всегда болела голова. Чтобы избавиться от этого недуга Макс каждый раз, когда очередной лекарственный препарат переставал помогать, с одержимость маньяка покупал и глотал новый.
Всем окружающим было отлично заметно, как он мучается, но никто не мог узнать почему. Знакомые и коллеги по работе старались не оставаться в стороне, предлагали свою поддержку и помощь. Но Макс от всего отказывался. Он понимал, что никто не в силах ему помочь. Ничего не могло намертво запаять его боль, жуткий страх, смешанный с навязчивой тревогой, и его обезумевшее отчаяние. Одна только мысль об этом, а подобные постоянно находились в его голове, разрывала его сознание напополам.
Шесть дней назад Макса уволили из ресторана. Он очень сильно напугал гостей: во время своего выступления пианист резко прервался на середине одной из самых прекраснейших сонат в мире, поднялся, вежливо попросил его извинить, снова сел за инструмент и, поменявшись в лице, с чёрными блестящими глазами принялся исполнять "Похоронный Марш" Фридриха Шопена так, как ему ещё не удавалось сделать этого ни разу за всю свою сознательную жизнь.
И удивительно то, что ему было абсолютно всё равно на то, что он больше не сможет играть на том полюбившемся ему рояле. Ему было просто наплевать. Как он ни старался думать о чём-то кроме Анисы и непрекращающихся измотавших его ночных кошмаров, ничего у него не выходило. Казалось, что его жизненный путь уже окончательно превратился в "дорогу в никуда".
Его дневник потёрся и потрепался от частых записей. С каждой новой страницей почерк некогда безумно аккуратного Макса приобретал всё более небрежный, скорый, размашистый и даже вызывающий отвращение характер.
Весь день Макс был буквально на грани того, чтобы окончательно и бесповоротно сойти с ума. Сегодняшний сон не давал ему покоя. Ему снова снилась Аниса. И снова с ней стояли те измученные люди, но в этот раз их было многим больше, чем во всех предыдущих снах. Они медленно приближались к нему, их глаза смотрели прямо в самую глубь его души, будто обнажая все его терзания, страхи, тревоги и переживания, многократно их умножая. В голове засели и не выходили их множественные голоса, вторящие друг другу одно и то же: "Потерпи ещё чуть-чуть, и мы тебе укажем путь..."
 Он метался по квартире от одного места в другое, не способный решить, что ему сделать, чтобы успокоиться. Уже целый месяц его разрывало от желания вновь увидеться с Анисой, высказать ей всё, что так давно наболело и уже не могло им сдерживаться. Но решиться на это ему было невероятно сложно. И вот он остановился возле зеркала в прихожей. Посмотрел себе в глаза и поклялся, что с этого момента он предпримет всё, что необходимо, чтобы любым способом вернуть свою Анису, даже, если её забрал кто-то другой.
Закончив торжественную беседу с самим собой и отойдя от зеркала, Макс достал из кармана брюк свой телефон. На экране высветились дата и время. Макс ужаснулся самому себе. Экран показывал, что сегодня уже подходит к концу двадцатое июня. Парень практически выпал из жизни больше, чем на месяц, чего раньше никак не могло случиться.
Он нашёл в телефонной книжке номер матери Анисы, тупо смотрел на него ещё минут пять, не решаясь позвонить. Затем нажал кнопку "вызов", зажмурил глаза и начал слушать гудки.
- Да?
- А... Вера Николаевна, здравствуйте... Вы не узнали меня? Это Максим...
- Ах! Максим, милый, здравствуй! Как твои дела?
- Спасибо, наверное, хорошо. Скажите, я могу... поговорить с Анисой?
Вера Николаевна не смогла сдержать слёз. И в телефонном разговоре образовалась неимоверной глубины пропасть...
- Вера Николаевна? С вами всё в порядке? Вы плачете?
- Максим... Она не сможет поговорить с тобой...
- Почему? А.. если я приеду? Я смогу зайти к вам, чтобы увидеться с ней? Поймите, Вера Николаевна, для меня сейчас это очень многое значит, ваш ответ буквально способен определить мою судьбу, - Макс продолжал торопливо уверять мать Анисы в том, что ему жизненно необходимо встретиться с ней или хотя бы поговорить по телефону.
- Максим. Её больше нет...
Услышав эти слова, Макс замолчал. Его взгляд остановился, а сердце максимально замедлило свой стук. Так тяжело и убийственно он ещё ни разу в жизни не молчал...
- Как… Как нет?
- У Анисы был рак мозга. Врачи были не в силах больше ей чем-то помочь... Похороны состоялись шестнадцатого мая... Прости, Максим.
Макс ощутил, как всё его тело разом отказало, и теперь он не мог чувствовать абсолютно ничего. В глазах, казалось, разлился целый океан... Ещё несколько секунд он не мог дышать…
- Вера Николаевна… Можно я завтра приеду?..
- Конечно, Максим. Послезавтра как раз будут поминки...
- До свидания...
Максим отключил телефон и вместе с ним окружающий его мир. Он лёг на диван и, добитый новостью о смерти Анисы, сразу же заснул.
День начался с прекрасного солнечного утра. Но Макс этого не видел. Весь его мир окрасился серыми оттенками. Собрав немного вещей, точнее, первое, что попалось под руку, Макс вышел из дома и поехал в аэропорт.
До родного города он долетел довольно быстро. И по дороге от аэропорта до дома родителей Анисы совсем не было пробок.
Макс нажал на звонок. Дверь в квартиру ему открыла Вера Николаевна, расплакавшаяся от одного только взгляда на него. Отец Анисы сидел в кресле и читал книгу. Он редко с кем разговаривал помимо супруги. Поэтому и сейчас он молчал. Ему абсолютно нечего было сказать молодому человеку, который выглядел как измученный на каторге пленник, от одного вида которого душе хотелось плакать.
Этот день вся квартира провела в скорбящем молчании. Макс был полностью опустошён. Он думал только о том, что никогда больше не сможет увидеть Анису. Корил себя за то, что бросил её и сбежал в другой город, как самый настоящий трус и предатель, в тот момент, когда должен был быть рядом каждую секунду.
 Как только Вера Николаевна застелила парню кровать, он пожелал ей и её мужу доброй ночи и незамедлительно лёг спать. Завтра Макс намеревался навестить Анису.
Парень проснулся намного раньше родителей Анисы. Он достал дневник и стал писать так спокойно, аккуратно и чисто, как давно уже этого не делал.
Запись в дневнике 22 июня:
"Мои мысли чисты. Такими ясными, как сейчас, они давно уже не были. Я понял. Всё понял. Сегодняшний сон был самым чудесным из всех остальных за всё это время. Аниса.. Я не помню, что было вокруг неё, во что она была одета или что было с её волосами.. Самое главное, она улыбнулась мне и сказала: "Родной, мне жаль, что мы не вместе. Но я счастлива, потому что мне больше не больно. У меня всё хорошо. "Я проснулся со слезами на глазах... Никогда ещё мне не было настолько плохо.
Не буду много говорить. Скажу лишь, что позавчера я поклялся самому себе в том, что сделаю всё, что будет необходимо, чтобы её вернуть. Нужно что-то делать..."
Тихо выходя из квартиры, чтобы никого не разбудить, из всех своих вещей Макс прихватил только маленькую бутылочку рома, приобретённую им вчера в магазине недалеко от аэропорта. Возле подъезда он дождался такси и уехал. По пути к Анисе он заехал в аптеку, где купил упаковку антидепрессантов. Он выпил всего лишь пять таблеток, и такси повезло его дальше. По дороге к кладбищу Макс заехал в ещё одно место. Это был большой цветочный рынок. Там парень купил огромных размеров охапку сирени и поехал дальше без остановок.
Макс расплатился с таксистом и побрёл по узким тропинкам между могилами. Вокруг было столько людей. И от осознания того, что со всеми ними, будь то старики или дети, случилась эта ужасная несправедливость, у Макса в горле стоял ком. И вот он уже добрался до окраины кладбища...
Макс зашёл за аккуратную оградку, встал напротив Анисы и упал на колени перед её могилой... Его лицо не выражало никаких эмоций, никаких чувств. Только слёзы, не унимаясь, стекали по его впалым щекам, несмотря на то, что глаза были закрыты...
Пока он осторожно устилал Анису густыми веточками сирени, его губы, кажется, шептали молитву...
Макс достал из кармана брюк свою миниатюрную бутылочку. Не спеша открутил крышку и посмотрел на Анису.
- За тебя, родная. Скоро всё будет, как раньше.
Макс улыбнулся и опустошил бутылочку рома за два глотка. Затем убрал её обратно в карман брюк.
Через несколько минут он почувствовал сильное недомогание.
Макс постарался удобнее лечь на одеяло из сирени у ног Анисы. Умиротворённая улыбка застыла на его лице. Он закрыл глаза. И уснул...


                Послесловие.
     Не представляешь, как много я хотел бы тебе рассказать сейчас. Жаль. Мне безумно жаль, что я не смогу этого сделать.
     Знаешь, здесь у всех всё хорошо.
    Наташа встретила своего принца на белом коне и вышла замуж, родила прекрасную рыженькую дочку. Завела себе немецкую овчарку. Они купили коттедж где-то недалеко, живут там. Она писала мне недавно и благодарила за помощь. Говорила, что своим счастьем она обязана мне.
    Павел по-доброму расстался со своей любовницей. И полностью окунулся в семью. Они постоянно путешествую по разным странам. Открытки мне присылают из каждой поездки. А с тех пор, как у него родился маленький наследник, Пашка просто знать не знает, куда счастье своё девать, с кем поделится им.
    А Ниночка! Ох, там один смех. Ну, в хорошем смысле, разумеется. Мы того ухажёра с ней отыскали, который всё никак добиться её не мог. Так я с ними обоими и поговорил. И это оказалось не сложнее, чем помирить двух подравшихся друзей-пятилеток. Они открыли ещё несколько овощных лавок, которые пользуются неплохим таким спросом. Живут вместе, на свадьбу копят, о детишках подумывают невзначай. Я захожу иногда к ней за овощами или фруктами. И она всегда подкидывает мне чего-нибудь сверх того, что я беру. Говорит: «Спасибо тебе, Олег». И смотрит на меня своими глазами радостными. И так каждый раз, представляешь?
    А вас с Анисой я так и не видел после того первого нашего собрания…
    И не увижу больше.
    Знаешь, вы подходили друг другу идеально. Такие схожие и в то же время разные.
    Она сказала мне, что вы расстались. Долго ни с кем не общалась. А потом она так быстро умерла… Я не успел попрощаться…

    А ты.. Как ни грустно мне это признавать, но я оказался прав на твой счёт. Ты действительно оказался одним из клеймённых одиночеством..
    Даже здесь, на твоих похоронах, один лишь я.. Прощаюсь с тобой..
    Большое тебе спасибо за то, что я тебя знал.
    И, если тебя это порадует там, где бы ты ни находился сейчас, я плачу. Стою, смотрю на тебя. А слёзы сами катятся из моих глаз..
    И вот что ещё напоследок.. я помню, как стоял в тот наш последний вечер, курил и наблюдал за тем, как вы будто бы плывёте по улице, усыпанной фонарями, слышал отголоски вашего смеха, чувствовал отблески ваших улыбок, и на сердце так тепло тогда было… И в тот вечер вы перестали быть одинокими…
    И именно такими я вас и запомню..