Долгие дни детста. Глава 1. Головные

Елена Булатова
                "Всем вам знакомо громадное время детства, когда
                день длится вечность, и, как ни тратишь его на
                чудесные путешествия и открытия, все еще
                остается вдесятеро! Как бы необъятная ширь
                простирается тогда перед ребенком, и кажется,
                никаких крыльев не хватит долететь до ее края."
                Леонид Леонов "Русский лес"


Замечено, что в детстве время течет медленно. Так хочется поскорее стать большим, а не получается. Еле дождешься, когда же тебя поведут в школу, когда же придет новый год. С нетерпением ждешь весны, дня рождения, летних каникул, братика или сестричку, приезда гостей, первых цветов, первой  любви… И все-таки детство проходит незаметно быстро: оглянулся, а его уж и нет давно, осталась одна память.
 Я посвящаю эти записки своим друзьям – Володе Левиту, Мише Романову, Олегу Власову,Саше Халдину, Тане Титовой, Гале Чистяковой, которые были рядом со мной в долгие дни  нашего замечательного детства.

Глава 1.  Головные.

Жили мы в удивительном месте Череповца, которое называлось «Головные сооружения» или просто – «Головные», а себя мы называли «головновскими». На далекой окраине города, в Заречье, почти на самом берегу Шексны стояли три деревянных одноэтажных дома барачного типа, построенные городским Водоканалом, а чуть поодаль – еще два, как говорили у нас – «дома связистов» (специалистов речной телефонной связи). В наших домах квартиры давали работникам водоочистной станции, по документам называвшейся Головными сооружениями водопровода.  Записанная в паспортах улица Головные сооружения была, наверное, самой  малоизвестной в городе.
 Так или иначе, в нашем маленьком уютном уголке многие люди прожили долгие годы: работали на станции, рожали и растили детей, хоронили стариков. Дети, в свою очередь, создавали свои семьи, которые какое-то время тоже проживали на Головных, пока в 80-х годах и старые, и молодые не стали получать благоустроенные квартиры и уезжать из родных мест. А к началу нового века деревянные дома были полностью расселены,  два из них потом сгорели, и теперь на их месте пустырь. Водоканал успел построить рядом четырехэтажный каменный дом, но это  уже история других людей, которых головновскими не назовешь.
А для нас, проведших на Головных свое детство, это место было особенным миром: вроде бы и не в деревне, но и не совсем в городе. До ближайшего магазина и автобуса – больше километра, до школы километра два, до поликлиники и того больше. С тихой грустью я вспоминаю наш двор, аллею тополей, маленькие полянки с земляникой и грибами, ручьи,  берег Шексны с большими камнями-валунами, одной мне известные места, где росли купальницы и «цыганское мыло»… Здесь хорошо было в любое время года, но особенно раскрывалась душа навстречу природе летом.
В нашем доме было семь квартир и длинный общий коридор. После ремонта в коридоре поставили перегородку: пять квартир имели выход на север, а две, в том числе и наша двухкомнатная квартирка, - на юг. Под окнами каждой квартиры были небольшие садики.  У нас росли три яблони в центре, пять вишен вдоль забора, георгины по стене дома и много других цветов на каждом свободном месте. Бабушка Лида цветы любила и серьезно занималась их разведением в ущерб, как я теперь понимаю, плодово-ягодным кустарникам.
 Овощи многие из  головновских выращивали где-то на другой земле. В разное время грядки с картошкой были за аллеей тополей, на поле за сараями, около ручья за конюшней и даже около деревни Урывково – настоящей деревни, стоявшей от Головных сооружений примерно в километре пути. Теплиц в моем детстве почему-то не строили, огурцы и помидоры высаживали просто в грядках.
Рядом с домом  стоял  металлический гараж для папиного мотоцикла, огороженный забором. Гараж был низкий, на крышу мы постоянно лазали, загорали там. Даже в 18 лет я собирала с крыши вишни.  Здесь же за забором была будка, где всегда обитали собаки. Сюда поздней осенью привозилась с реки деревянная самодельная лодка.
С нашей стороны дома стояла конюшня. На моей памяти там жили кони Зенит и Победит,  на которых выполнялись какие-то хозяйственные работы в Водоканале. За ними ходил конюх. Мне запомнилась конюх-женщина – тетя Шура Митрушина – совсем маленькая, со сморщенным личиком, жила она одна в комнатке, которую выгородили ей из кладовок в нашем же доме. В одной части конюшни стояли кони, а в другой был большой сеновал, в котором, кроме сена, хранились также телеги и зимняя зеленая повозка с полозьями. Сеновал почему-то не закрывался и мы лазали по сену и играли в этой повозке.
 Пока по хозяйству были нужны кони, заготовлялось для них сено.  Рабочие летом косили траву, сушили ее и  набивали  сеновал под самую крышу. Окончание сенокоса традиционно праздновалось на поляне: покупались вино, водка, какая-то еда. Арбузами щедро угощали нас, ребятишек, крутившихся у взрослых под ногами.
С конюшней связаны и другие воспоминания. Лет в шесть я упала с телеги, которая стояла рядом с конюшней и сломала ключицу. Примерно в этом же возрасте я первый и единственный раз в жизни ездила на коне верхом и даже без седла. Меня взял с собой отец, посадил впереди себя и придерживал, чтобы не свалилась. Отец любил коней и умел за ними ухаживать. Зимой  с северной стороны конюшни наметался большой сугроб, и мы рыли в нем пещеры. Долгое время чуть ли не единственным фонарем, освещавшим наши Головные, был фонарь на столбе у конюшни. На конюшенном крылечке собирались мы, будучи уже подростками, вечером осенью и зимой – больше было негде – и вели разговоры. Когда коней не стало, конюшня еще долгое время использовалась как склад.
На улице среди трех наших домов была водопроводная колонка, где жители Головных брали воду и полоскали белье. В начале 70-х воду провели в дома, а чуть позже сделали и отопление. Канализация была у нас самодельной и в морозы часто застывала. Около колонки на пустыре сосед дядя Толя Чистяков впервые залил  зимой каток, который  на несколько последующих лет стал местом притяжения для всех ребят. Мой брат Геннадий просто вырос на этом катке: все свободное время мальчишки играли в хоккей. Рядом с катком, тоже старанием родителей, были установлены металлические качели,  которые мы очень любили, причем, любили не столько качаться, сколько сидеть на них и разговаривать.
 Но эти забавы были потом, когда мы стали постарше. А лет до 10-ти девочки были очень увлечены игрой в «классики». У нас это называлось просто: «скакать». Поскольку асфальта в округе не было, мы с нетерпением ждали, когда весной подсохнут грунтовые дорожки, и чертили на них клетки с номерами. Потом нужно было найти круглую банку из-под гуталина, набить ее песком или землей, чтобы лучше летела, и игра начиналась. До сих пор помню это азартное состояние, когда у тебя получалось пройти все классики до 10-го номера, толкая особым движением ноги биту, и не «пропасть». А уж если «пропадешь», то есть не попадешь битой в клетку или наступишь на черту, начинай снова, с первого номера. Обидно было! В ожидании своей очереди «скакать» замерзали так, что ног порой не чувствовали, но домой все равно не уходили. Родители долго были уверены в том, что «свои простуды» я заработала на этих «скакулках», как говорила бабушка.
С западной стороны наших домов стояли сараи для дров и всякой живности: под одной крышей для всех жильцов. За сараями – дорога на реку, а за ней - ЗОНА. Зона была не менее удивительным местом, чем сами Головные сооружения. Большая территория, огороженная в годы моего детства двумя рядами колючей проволоки, с вышками для военизированной охраны по углам. Что огораживали и что охраняли? Внутри зоны стояли огромные металлические баки, как говорили, с мазутом или еще каким-то топливом для кораблей и подводных лодок. Говорили также, что под землей зарыто немало трубопроводов. Зона плавно спускалась к берегу Шексны. У самого берега был открытый резервуар с каким-то черным веществом, а вблизи русла пирс для швартовки нефтеналивных судов. Мы часто видели, как подходило к нему судно и что-то скачивало на берег.
Зона для нас была местом запретным: туда никого не пускали, время от времени вдоль проволоки проходили охранники. Помню, что у них были даже овчарки. В зоне были посажены ровными рядами березы. Там расцветали самые красивые цветы, земляника и грибы-подберезовики стояли нетронутыми. Ну, как тут удержаться? Конечно, в зону мы лазали, царапаясь о проволоку и тревожно оглядываясь по сторонам. Особым шиком считалось пролезть за второй ряд проволоки. Рвали цветы, собирали грибы и ягоды. Охранников сильно не боялись, они были добрыми. Покричат на нас и все. Но далеко проникать в зону мы все-таки не решались. Охранники жили в деревянных домах, стоявших на другой стороне зоны – в березовой роще, которая раньше называлась Макаринский ручей. Там теперь построен величественный храм в честь преподобных Афанасия и Феодосия Череповецких. Дома давно снесены, баки разобраны, убрана колючая проволока, а сама территория зоны много лет ждет, когда ее превратят в парк, а пока зарастает кустарником и травой.
 Зона значительно удлиняла путь из Головных в город: нужно было ее обходить. Вдоль проволоки среди кустов ивы, ольхи и рябины была проложена  тропа, которая вела в магазин, на автобусную остановку, в школу, в поликлинику, в кинотеатр – «в город», как говорили у нас. По этой тропе нам, детям, разрешалось ходить только осенью, когда листья с деревьев уже опали, и зимой, иначе жди нагоняя от родителей. В кустах в те времена часто попадались  мужчины, которых мы должны были опасаться. Бывало, нарушишь запрет и бежишь домой через кусты, а под каждым из них видится злой дядька. Хотя  меня, и на самом деле, не один раз пугали. Но вот как-то не принято было у нас встречать и провожать детей. То ли взрослые были очень заняты, то ли приучали нас к самостоятельности, но уже практически с самого начала школьной жизни мы ходили на занятия одни. А потом и в магазин посылали, и в поликлинику. Только накажут идти «по дороге» -  там, где проезжал на Головные автотранспорт. Сейчас на месте этой дороги проходит улица командарма Белова. Правда, помню, один раз мама меня встречала из школы: был сильный буран, дорогу замело, ничего не видно. Меня завязали по самые глаза платком и вели, как слепую, за руку, а я только ноги переставляла.
Вот так мы и жили своим хуторским бытом. За редким исключением, взрослые жители Головных работали на водоочистной станции: спускались по тропинке к проходной (дома стояли на горе). Дорога на работу и с работы времени много не занимала: родители уходили около восьми утра, а возвращались после смены в начале шестого вечера, и я из окна видела, как они вместе шли домой.
На проходной сидели сторожа. Все друг друга знали, знали и нас, детей, кто – чей. Помню, что сторожами работали родители Олега Власова – дядя Саша и тетя Аня. Долгое время на станцию своим людям, к которым мы, конечно, себя причисляли,  можно было спокойно пройти. Деревянные зеленые ворота днем обычно не закрывались, а если, случалось, бывали закрытыми, можно было без труда подлезть под ними. Я ходила в гости к родителям: к папе в слесарку, к маме в лабораторию, а потом у нее был отдельный кабинет технолога. Когда еще работала бабушка, бывала у нее в диспетчерской. Там мне очень нравилось: все стены занимали большие приборы со стрелками, а бабушка записывала  цифры в журнал и отвечала на телефонные звонки. Вся станция гудела: так громко работали мощные насосы, которые качали воду. Бывало, не слышно, что тебе говорят. Мы знали, где находится «первый подъем», «второй подъем», «осветлители»,  лаборатория, реагентное хозяйство, столярка, котельная. Между зданиями были красивые ухоженные дорожки, цветники: работал профессиональный озеленитель. Территорию станция занимала немалую. Добежишь до первого подъема, а за забором уже видно деревню Урывково – почти километр прошагала.
Со станцией была связана и одна бытовая подробность нашей жизни: мы ходили туда мыться сначала в ванную, а потом в душевые. А что поделаешь? Бань поблизости не было. Большая чугунная ванна находилась в здании старой станции. Меня маленькую водила туда мыться бабушка. Сначала мы трогали руками бойлер, не холодный ли. Потом я поднималась на второй этаж к оператору за ключом от ванной комнаты. Знакомые тетеньки ключ давали,  да еще и угощали чем-нибудь. Мне нравилось к ним ходить, потому что по дороге в их комнату я шла мимо красивых «озер», в которых отстаивалась вода. Сколько раз рассказывали мне родители технологию очистки  речной воды, да ничего не задержалось в памяти. Только и помню гул насосов, запах реагентного склада, да ровную гладь этих «озер».
 Ванна, в которой мы мылись, была воистину замечательной: такая большая, что мы садились в нее вдвоем и еще место оставалось! Бабушка ее долго чем-то чистила, ополаскивала горячей водой. Теперь мы боимся всяких микробов, а тогда пользовались коллективной ванной и никто не подхватил никакой заразы. После такой ванны душевые кабины, построенные на новой станции, казались совсем обыденными.
Недавно, побывав в родных местах, я увидела, что здание старой станции – двухэтажное, из красного кирпича, с высокой надстройкой посредине – снесли. А именно оно долгое время создавало неповторимый вид Головных сооружений водопровода, особенно если смотреть со стороны реки. Без него Головные стали совсем другими. Впрочем, что жалеть. Другими стали все мы. Осталась только память.
Вокруг Головных, пока не построили новое Заречье, были колхозные поля. Росли овес с горохом и травы на корм скоту. Вдали на северо-востоке виднелся военный городок и еловый лес, куда мы  перед новым годом ездили за елкой на лыжах. Ребята этот лес называли «елочным».
Весной на Головных текли ручьи. Один был небольшим, протекал за конюшней и особого интереса у нас не вызывал. А вот  другой – за дорогой на проходную – разливался весной так, что затоплял всю низинку. Его мы любили: бродили по воде в сапогах, проваливаясь в глубоких местах и зачерпывая воду голенищами. Даже сейчас я не могу понять, откуда эти ручьи вытекали. Был ли выше какой-то ключ или просто это талая вода собиралась с окрестных холмов? Летом ручьи превращались в тоненькие ниточки воды. По берегам росли особые «водяные» цветы  и травы. Из ручьев, если воды было много, мы поливали грядки. Когда к Головным подступил город, ручьи сами собой пропали.


© Copyright: Елена Булатова, 2014
Свидетельство о публикации №214041601512
Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Заявить о нарушении
Другие произведения автора Елена Булатова