Царь Кирьян и старая ведунья

В незапамятные времена в некотором государстве правил злой царь по имени Кирьян. Страну свою держал он в ежовых рукавицах, поскольку нрава был крутого, и все подданные его до дрожи боялись, только лихим словом поминали.

Вот пришла пора государю семьёй обзаводиться, о наследниках подумать. Поехал Кирьян по городам невесту искать. Только никого там не нашёл: горожане всех девиц на выданье попрятали – и красавиц писаных, и замухрышек распоследних. Хоть и любая из них хотела бы супругой царёвой стать, но известно же – молодые девки, глупые. А старшим-то жалко было их царю отдавать: все наслышаны о жестокости и бессердечии государя!

Поехал тогда Кирьян по деревням. Да и тут от него невест попрятали – не только красавиц, но даже дурочек деревенских! Даже на удалённых хуторах царь не нашёл ни одной девицы, ни единой молодицы, чтоб в терем свой жену ввести.
Опечалился царь – словно грозовая туча небо закрыла. Смотрит его советник: быть беде! Вот и говорит он Кирьяну:

- Слыхал я, царь-государь, что в глухой чащобе, куда даже звери тропу не протоптали, где птицы гнёзд никогда не вили, живёт старая ведунья. Всем-всем она помогает – и богатым, и бедным. Сходил бы ты к ней, поклонился, совета попросил.

- Чтоб я, царь, да кому-то кланялся?! – разгневался Кирьян. – Ради совета какой-то старой ведьмы??? Ты у меня советник – ты и советы давать должен!

- Хочешь – казни меня, хочешь – в темницу брось, а другого совета я тебе дать не могу! – ответил советник.

Подумал царь, поразмышлял, остыл немного и не стал ни казнить советника, ни в темницу бросать, а решил к его словам прислушаться. Собрался в дорогу, сел на коня и поехал в дремучий лес. Ехал долго – уже и дороги людские закончились, и тропы звериные в зарослях затерялись, и начались впереди буреломы такие – коню не пройти. Спешился Кирьян, коня стреножил, оставил на поляне пастись, а сам полез в самую чащобу. Пробирался он через завалы из деревьев, обросшие лишайниками, сквозь кусты колючие продирался, по топким болотам брёл – уже и голоса птичьи слышать перестал. Долго ли, коротко ли – вышел царь Кирьян на лужайку. На лужайке избушка покосившаяся стоит, вся крыша мхом заросла, паутина окошки затянула: вроде как и не живёт давно никто в ней.

Нахмурился Кирьян: зря такой путь проделал! Но всё-таки решил в избушку заглянуть. С трудом щербатую дверь приотворил, согнулся в три погибели и внутрь пробрался. Смотрит: в избушке темно, не прибрано, печь давным-давно не топлена. А на холодной печи лежит древняя-древняя старушонка – еле дышит. Увидала она царя и проскрипела:

- Здравствуй, гость нежданный!

- Здравствуй, - ответил Кирьян. – Это ты что ли ведунья самая сильная?

- Может, и я, - отозвалась старушка.

- Какая ж ты ведунья, если я для тебя нежданным оказался? Знать, не ждала, не ведала, что приду? – никак Кирьяну не верилось, что эта бабка немощная ему чем-то поможет.

- Так сил у меня сейчас совсем нет, всё моё ведовство отступило, пока хворь с ног свалила.

- Неужто сама себя исцелить не можешь, ты ведь ведунья! – не отступал царь.

- Могла бы я исцелиться, да только надо мне отвар из трав целебных сварить, - ответила ведунья. – Да вот подняться не могу – ни дров нарубить, ни печь растопить, ни воды принести. Помог бы ты мне, добрый человек?

Видно, совсем старуха обессилела, царя в Кирьяне не признала – такое просит! Только не бросишь ведь её одну тут помирать. Нечего делать, отыскал Кирьян в избушке заржавевший топор, пошёл в бурелом, кое-как неумелыми руками сухих толстых сучьев нарубил, в дом принёс, огонь в печи развёл. Потом взял ведёрко, к ручью сходил, воды принёс, в котелок налил, на огонь поставил. Как только вода закипела - набросал туда пучки сушёных трав, которые под потолком висели и на которые старая ведунья указывала. Сварил зелье, в кружку налил, остудил малость и напоил старуху.

И прямо на глазах чудо случилось! Бледные щёки старушки налились румянцем, глаза заблестели, она на ноги поднялась, и увидел Кирьян, что не такая уж ведунья старая и дряхлая, как ему показалось вначале.

- Благодарствую, добрый человек, выручил меня! – сказала ведунья.

- Я вот зачем к тебе пришёл… - начал было Кирьян, но ведунья его остановила:

- Вижу, зачем. Вижу, что ты, сокол ясный, высоко летаешь, только вот пару никак не сыщешь и гнездо никак не совьёшь. Вижу ещё, что ты – как меч булатный, всё сплеча готов рубить. Только помни, что и булат о камень ломается. А знаешь, что сильнее и камня, и меча булатного, хотя его и в руках долго не удержать?
Кирьян не догадался.

- Это вода, соколик. Она и камень точит, и железо в ржу превращает, и плотины рвёт. Не руби всё без разбору, будь иногда, как вода. Кое-что и обтекать можно. Если ты мечом срубишь деревце, тот же меч не вернёт его к жизни. А вода, коль и сломает, напоить и возродить может. Ты слушай и на ус мотай! Всё понял?

- Понял, - сказал царь.

- А теперь ступай, сокол, ступай. Зайдёшь за избушку – увидишь тропку неприметную. Иди по ней. Она приведёт тебя к тому, что ты ищешь. Только отныне ни единой живой души не вздумай обидеть! Иначе – быть беде!

Развернулся Кирьян, весь в сомнениях: не сказала ему бабка ничего особо стоящего, даже и времени на неё потраченного жалко! А что помог ей – так это единственное утешение и оправдание пути проделанному. Что там советник говорил? Поклониться бабке? Ещё чего! Молча вышел Кирьян из избушки ведуньи, а сама хозяйка ему вслед только загадочно улыбнулась.

Смотрит царь вокруг: нигде ни просвета, ни прогалины, и откуда он сюда пришёл – совсем не определить. Обошёл избушку и там увидел тропку узкую – в точности, как старуха говорила. Нечего делать – пошёл Кирьян сквозь чащобу по тропке.

Вывела его тропка к поляне; на поляне яблоня растёт, вся наливными яблоками усыпанная – ветки до самой земли склонились. А возле яблони девица стоит красоты неописуемой, яблочки румяные с веток срывает и в корзинку кладёт.

Увидел девицу царь – и полюбил её с первого взгляда. Вот кого он бы хотел в жёны взять и царицей сделать!

- Здравствуй, девица-краса! – тихонько сказал Кирьян, чтоб не испугать её.

- Здравствуй, молодец! – ответила девица. – Кто ты таков, куда путь держишь?
Не признала и девица в Кирьяне царя, и он сам решил не признаваться.

- Звать меня Кирьян, брожу я по свету белому, свою суженую ищу. А тебя как звать, и что тебя в такую глушь привело?

- Моё имя – Марьяна. Прибыла я сюда из дальних краёв по делу одному. Приходила как-то к местной ведунье за снадобьем лечебным, да и судьбу свою узнать. Дала мне бабушка снадобье, платы никакой не взяла, а попросила прийти ровно в этот день и в этот час сюда, к яблоньке, корзинку яблок нарвать да ей принести. И тогда счастье мне будет!

- Правду тебе ведьма сказала! Я и есть твоё счастье! Она и меня к тебе направила. Выйдешь за меня замуж? Выходи – ни в чём беды знать не будешь! Пить-есть на золоте, ходить по серебру, на перинах из лебяжьего пуха нежиться!

- Да разве ж в золоте-серебре счастье? – покачала головой Марьяна. – Можно на тюфячке соломенном спать, из глиняных плошек есть, но если рядом человек добрый и любящий, то весь мир заискрится самоцветами!

- Я буду самым любящим! – воскликнул Кирьян и уже тише добавил: - И добрым – постараюсь.

И в самом деле, решил Кирьян ради Марьяны перемениться. А то, глядишь, так в одиночку и весь век свой прокукуешь! С кем царствование разделить, кому царство в преклонных годах передать?

Подумала-подумала Марьяна, да и согласилась.

- Только прежде, - сказала она, - надо бабушку-ведунью навестить, яблочки ей отнести!

Подал ей Кирьян руку, и пошли они вдвоём по тропке обратно к избушке ведуньи. Шли-шли – уж и полянке пора показаться, а её всё нет и нет. Подивился Кирьян, но ничего не сказал: ведьма – она и есть ведьма!

- Видать, не нужны бабке твои яблочки! – сказал царь. – Значит, пойдём туда, куда она тропу направила.
Тропка вывела их не к тому месту, где старушка жила, а туда, где царь своего коня оставил.

Посадил Кирьян свою невесту верхом, сам коня под уздцы взял и направился домой. Шли они через лес дремучий и вышли на дорогу. Тут вдруг конь испугался чего-то, заржал, на дыбы вскинулся, чуть невесту царя не скинул, она чудом в седле удержалась. Смотрит Кирьян – а дорогу змея переползает. Это она его лошадь напугала.

Разгневался царь и затоптал змею сапогами. Хоть и говорила ведунья, чтоб он живой души не обижал – да какая ж душа живая у гадины ползучей?
Добрались они до царского терема, и только тут поняла девица, кто её женихом будет. Значит, судьба её – царицей становиться! Надо же, что ей бабушка-ведунья уготовила!

Вскорости сыграли они пышную свадьбу, пир на весь мир закатили, угощения на всех желающих наготовили. Приходил народ с опаской, угощались все да диву давались: что это такое с государем приключилось, с чего это он такой добрый да щедрый стал?

Отыграли свадьбу и зажили мирно да ладно молодые царь с царицей. Пришёл срок – и родилась у них доченька Софьюшка, чудо-девочка, красавица всем на загляденье. Родители нарадоваться малышке не могли, царица глаз с дочки не спускала, мамки-няньки и день и ночь над колыбелькой сидели.

Вот и год прошёл с тех пор, и решил царь Кирьян день рождения маленькой царевны отпраздновать. Но как только в назначенный день взошло солнышко, крик и вой разнёсся по царским палатам: заглянули мамки-няньки в кроватку царевны и заголосили, а царица Марьяна и вовсе чувств лишилась: вместо хорошенькой румяной девочки в постельке свернулась кольцами змея!

На крики сбежалась стража, а впереди всех – Кирьян. Увидел змею, побледнел, пошатнулся. Хотел было её мечом рубануть, но остановился, пригляделся и понял в ужасе, что никакая это не змея, а дочка его Софьюшка, злыми чарами в гадину превращённая. Тут-то и вспомнил он ведунью из глухого леса, слова её и змею, которую на лесной дороге растоптал. Что теперь делать? Остаётся только к ведунье за помощью идти.

Собрался Кирьян быстро, сел на коня и уже знакомой дорогой в дремучий лес отправился. Опять коня на поляне оставил, сквозь заросли продрался и к ведуньиной избушке выбрался. Смотрит – сидит ведунья на завалинке, травы целебные в пучки вяжет.

- Помоги, бабушка! – закричал Кирьян и в ноги старушке поклонился. – Выручай! На тебя одна надежда!

- Здравствуй, молодец, - ответила ведунья. – Вижу, не послушал ты слова моего, натворил дел!

- Да не думал я, что змея подколодная – тоже душа живая! Ведь холодная она, ни рук, ни ног, ни крыльев не имеет, всю жизнь пресмыкается…

- А вот теперь и дочь твоя такой стала – неужто и в ней души живой не видишь? – прищурилась старушка. – И любить её не станешь и участь как той змейке на дороге, уготовишь?

- Что ты! – воскликнул Кирьян. – Дочь – кровиночка моя, в любом обличье любить и лелеять её буду! Только, ежели она такой останется, нелегко ей в жизни придётся! Все только гадину мерзкую видеть будут! На всё я готов, лишь бы доченьку из беды выручить. Помоги, бабушка, умоляю! – и царь перед ведуньей на колени упал.

- Встань, встань сейчас же! Нечего портки на коленках протирать. Коль уж готов ты на всё, пойдёшь ко мне в услужение, а там видно будет.

Хоть и чудно было Кирьяну из царя в прислужники идти, но согласился он, не раздумывая.

- Скажи, молодец, лёгкий ли путь ко мне лежит? – спросила ведунья.

- Поначалу – лёгкий – по дорогам торным. Потом труднее – по тропам лесным. А дальше и вовсе тяжело – по буреломам да зарослям, где звери лесные не ходят и птицы гнёзда не вьют, - признался Кирьян. – Да ничего не поделаешь, беда через любую преграду пройти заставит.

- Это верно, - согласилась ведунья. – И раньше ко мне люд разный со своими печалями тянулся, и дальше идти будет, только каждому сквозь чащу и буреломы пройти надо, а у некоторых несчастных и сил-то таких нет. Хочешь услужить – прочисть дорогу для других!

Растерялся Кирьян: как же он сможет в одиночку с таким заданием справиться? Но не отступать же! Дома Марьяна вся в слезах ждёт и Софьюшка, злыми чарами в змею обращённая.

Взял Кирьян у старушки топор, наточил его так, что он дерево как масло резал, и заходился кусты и деревья рубить. Рубит он, рубит – только сучья и щепки в разные стороны летят. Уже вся рубаха от пота вымокла, уже и мозоли кровавые на царских ручках, к труду непривычных, полопались – а царь всё машет и машет топором. Уже и солнышко закатилось, и в лесу совсем темно стало. Не растерялся Кирьян – костёр на прорубленной им просеке развёл и дальше работает. Почти до рассвета он топором размахивал, а потом свалился без сил – пошевелиться не может.

Пришла к нему ведунья, головой покачала и напоила горячим чаем из трав, а к рукам мазь из живицы еловой приложила. Выпил царь чай – и сил в нём во сто крат прибавилось; на руки свои взглянул – зажили вмиг раны от кровавых мозолей!
Тут и солнце взошло, и вновь Кирьян за работу взялся: только кусты колючие в стороны разлетаются, только древесные стволы столетние с дороги валятся! Всё быстрей машет топором царь, работа всё лучше и лучше ладится. Как подумает Кирьян о дочурке – так словно и сил прибавляется. Ну тут уж, конечно, и без старушкиного зелья не обошлось: совсем не ведает царь усталости!

Работает Кирьян, работает – глядь, уже и просвет образовался! Ещё немного – и выведет он просеку к тропе, по которой свободно ходить можно! Но как ни действенно было зелье ведуньи – уже и его срок действия к концу подошёл. Хорошо ещё – до тропы немного осталось! Несколько деревьев, кустов, да ещё коряга замшелая.

Справился царь с кустами и деревьями, до коряги добрался. Вот ещё её с пути убрать – и справится он с заданием! Но только собрался он корягу вывернуть и в щепки топором разнести – глядь, а под корягой гадюка серая кольцами свернулась, да не просто так подремать устроилась, а яйца откладывает – продолговатые, белые, словно в кожицу обёрнутые. Остановился Кирьян и топор занесённый опустил. Вот вроде бы и гадюка перед ним, тварь ядовитая, а всё же – душа живая, мать, хоть и змеиная, и детёныши вот у неё потом из яиц вылупятся. И для неё, матери-гадюки, маленькие гадючки самыми прекрасными детьми на свете кажутся.

Вздохнул Кирьян, взял топор и принялся деревья в стороне рубить, чтоб корягу с гадюкой не задеть. Хоть и пришлось ему крюк большой сделать, теряя последние силы, и раны на ладонях вновь открылись, но всё же проложил он путь мимо коряги и змею не потревожил. А как срубил последнее дерево – так и рухнул на месте и уснул мёртвым сном.

Не тревожила его на этот раз старушка, только мох мягкий под голову подложила, чтоб Кирьяну спать удобнее было. Но её заботы царь даже не услышал – очень уж устал.

Проспал Кирьян до самого полудня, и мох да иголки еловые под боками мягче перины пуховой ему показались. Проснулся он, сел и вокруг оглядывается, не сразу припомнить может, где и как очутился. Видит – на земле он спал, а перед ним – просека в чащобе. По просеке заяц скачет, а в ветвях старого дуба пичужки какие-то суетятся, прутики сносят – гнездо вить собираются.

- Благодарствую, молодец, - это старушка-ведунья к царю по просеке пришла. – Сделал ты дело доброе, многим людям полезное, и урок хороший получил. Ничего больше от тебя не нужно. Ступай теперь домой и ни о чём не беспокойся. А это возьми – дочке подаришь, пусть носит на счастье, - с этими словами протянула бабушка Кирьяну небольшой узелок.

Развернул царь узелок – а там ожерелье из зелёных каменьев самоцветных красоты невиданной. Засмотрелся на него Кирьян, залюбовался, а когда голову поднял, чтоб старушке спасибо сказать, её уж и след простыл.

Пошёл царь по тропе, нашёл коня своего, сел верхом и домой поехал. Подъезжает к терему сам не свой от волнения: что-то дома творится? Что Марьяна с Софьюшкой поделывают?

А тут уж и сама царица с дочкой на руках встречает, и Софьюшка – девчушка хорошенькая, вновь свой облик принявшая, смеётся-заливается, к отцу ручонки пухлые тянет. Взял Кирьян дочку на руки, прижал к себе, поцеловал крепко, подарок лесной ведуньи ей на шейку повесил, и с тех пор зажила царская семья счастливо, горя не зная, а по дороге, которую Кирьян своими руками к ведунье прорубил, ещё долгие-долгие годы народ к старушке за помощью ходил, и все царя отныне только добрым словом поминали.