На кухне
- И это ты мне говоришь в ответ на мое заявление о возможной беременности? - удивленно и обиженно воскликнула молодая женщина напротив.
Елене было 29 лет, она была хороша собой. Светловолосая, большие голубые глаза, чуть припухлые губы, нос вздернут и от этого ее выражение лица кажется немного высокомерным. Невысокая, чуть полнее своей подруги, но фигура ее была именно стройна, а не худощава. Лощеная, не обделенная жизнью и природой женщина.
- А я Лена, никогда лицемерить не умела, если ты не в курсе, - ответила ее собеседница и шумно выпустила облако дыма в потолок.
Лена встала из за стола, выключила чайник и разлила воду в две большие яркие кружки.
- Фим, тебе чего налить? - спросила она подругу.
- Мне бы коньячку, - со вздохом ответила та.
- Это понятно, чай тебе какой или может кофе? - засмеявшись сказала Елена и весело посмотрела на женщину с сигаретой, сидящую в углу ее кухни возле окна.
- Давай на свой вкус.
Серафима была брюнеткой, волосы ее не были черными, скорее цвета темного шоколада. Серые стальные глаза, правильно очерченные брови, высокий красивый лоб, прямой нос. Ее лицо было немного удлиненным. Рост под метр восемьдесят, худощавая фигура, руки пианиста виртуозно сжимали сигаретку или бокальчик красного, по настроению. Серафима трудно сходилась с мужчинами, и с людьми вообще.
- А Димка хочет детей, - прихлебывая из кружки чай сказала Лена. - Мы с ним часто разговариваем об этом. И я хочу, чего таить. Это нормально, Фим, когда люди заводят семьи и рожают детей. Понимаешь, нормально?
- Нет, не понимаю, - ответила та и затушила окурок в пепельнице. - Ты можешь рожать, моя хорошая, сколь тебе угодно, хоть с десяток, я ж не об этом. Но я больше чем уверена, что твой Димка хочет не детей, а самого факта отцовства, типа я отец, у меня есть сын иль дочь. Ну это как с дорогим галстуком например или крутой тачкой, понимаешь? Это от мысли, что ребенок может быть твоей собственностью. И лучше конечно, чтоб он раболепно подчинялся тебе пока живет с тобой под одним кровом. Вещь же не болтает всякую ерунду, не бегает, не клянчит чего то там. Она мирно стоит на том месте, где ее поставили и ждет того случая, когда у хозяина будет время и настроение на нее обратить внимание. Но ребенок - не вещь. И из за этого непонимания простых вроде истин все проблемы так называемого воспитания. Люди хотели "иметь детей", им нужно было это ради того, что бы говорить "мой ребенок то, мой ребенок се" или "а у меня есть ребенок. хотите фотки покажу?", но они не хотели самого ребенка, живого и настоящего, улавливаешь? - Серафима сидела слегка откинувшись на спинку стула и то брала то опускала чашку с чаем в руки. Наконец взяла ее и поднесла к губам.
- Я как то общалась с одним мужиком, ему уже за тридцать. И зашел разговор о том, что он был раз женат как то. Я спросила есть ли у него дети. Ты знаешь чего он ответил? Сначала он очень тихо сказал: "Да, есть. Сын, пошел в первый класс." А потом очень быстро и гораздо громче добавил: "Но его как бы и нет. Он живет в другом городе, у них сейчас другая семья. Я не хочу мешать..." и прочий бред. Круто, не находишь - он есть, но его как бы нет. Нет, Лен, что не говори, я не верю в отцовство.
- Это возможно от того, что твой отец тебя бросил, - ненавязчиво ответила Лена. - Но не все же семьи распадаются, не все отцы бросают своих детей. Я понимаю твой взгляд, но ты явно переусердствуешь в своем негативном отношение к мужчине, как к отцу.
- Лен, я тебе не раз уже это повторяла, - поставив аккуратно чашку на стол перебила ее Серафима. - Для меня нет такого понятия мужчина - отец, только мужчина - самец, все и точка. Потомство не интересует самца, его интересует процесс его зачатия, ну может еще и само наличие этого потомства. Женщина - мать, это да. Но это опять же лишь инстинкт. Мало какая женщина понимает зачем она хочет детей, точно так же мужчины не задумываются почему они постоянно хотят трахаться. Они просто - хотят, - Серафима весело засмеялась своим словам.
- Бедный Вейнингер, он один начал о чем то догадываться, но не смог вынести всего презрения к самому себе, как к мужчине, ему пришлось проецировать все на женщину, на кого же еще. Но даже это его не спасло. А ведь он был не глуп, он очень глубоко копнул, очень.
- Я его не знаю, - отмахнулась Елена.
- Ну и Бог чей с ним, - добавила Фима.
Какое то время женщины молча пили чай думая каждая о своем.
- Недавно звонила мне мама, - первая заговорила Лена, - ну невзлюбила она Димку и все тут! Начала опять свою шарманку "не женится - значит не любит", "поматросит и бросит", все как обычно в общем. Я ее в принципе понимаю, но не могу же я сама его пригласить расписаться, - невесело улыбнулась она. - Я могу ему как то намекнуть, но предложение то он сам должен догадаться сделать. Может вот если я и вправду беременна, он решится к этому шагу, - Елена неловко вздохнула, пытаясь сделать вид, что все что она сейчас сказала ее не сильно то и заботит.
Серафима сидевшая напротив сохраняла все это время каменное лицо, руки ее были скрещены на груди, этакое изваяние - ни чувств, ни желаний, ни вздоха.
- Чего я могу тебе сказать, - чуть помолчав отвечала она. - Если тебе этого всего действительно хочется, стой на своем. Сыграете свадьбу рано или поздно, а может распишитесь просто. Никуда он конечно не денется, с подводной лодки, - хохотнув добавила она. - Не он так другой, в конце концов, делов то.Только ради чего вот.
- Ну, Фим, ради чего, ради чего! - воскликнула Лена и вздернутый нос ее пошел в атаку, - Пусть мы живем вместе уже 4 года, но брак это все же серьезнее, чем сожительство. Опять же - дети, у нас что будут разные фамилии? А рожать я что незамужней пойду? - Елена сделала последний глоток чая и отставила от себя пустую кружку. - Если ты не забыла, - уже спокойнее добавила она, - нам без пяти минут тридцатник. Я не говорю, что жизнь окончена и скоро на пенсию, но хотя бы семья и дети к такому возрасту естественны.
- Нет, не естественны, Лен, ты хотела наверно сказать, - поправила ее Серафима, - не естественны, а привычны, - ткнула она пальцем в потолок. - Привычны ибо у всех это к тому возрасту имеется, ну или почти у всех, кто то догонит к сорока.
- Привычка, - глубокомысленно изрекла она, - такое знаешь ли дело.
- Мы привыкли, что всегда так жили и сейчас живем уже и не думая, зачем? Все изобрели до нас - государство, религию, институт брака, библию в конце концов, где сказано "плодитесь и размножайтесь..." Зачем нам думать над тем, что уже давно решено. А то, что это может быть решено неверно, дурно, даже губительно для развития человека - неважно. Лучше привычная стабильность и страдание, как зона комфорта. Лучше жаловаться, что муж не любит, пьет, изменяет, но он хотя бы есть, а изменяет, пьет ли, так что, у всех изменяют, а у кого не изменяют, так пьют. Лучше жаловаться, что дети идиоты, не слушаются, и в кого они ироды уродились и чего с ними со спиногрызами теперь делать, но они есть и это главное.
Фима немного помолчала.
- А представь, если б этого не было? Нет мужа, который треплет нервы и детей, которые постоянно что то от тебя хотят, ты один на один со своей жизнью. Почему, ты не задумывалась, уже пожилые родители хотят от своих повзрослевших детей внуков, а? Внуки, как последняя надежда спрятаться от встречи лицом к лицу с этим миром и с собой. Люди готовы на что угодно пойти лишь бы этого не случилось. Лишь бы пронесло. Один раз наткнувшись на свою безысходность в одиночестве, на свое бессилие люди готовы придерживаться любого строя, если он их спасет от самих себя. А у нас вон гляди как все мило устроили - семья, детишки, продолжение рода, очень хорошо. А что в ущерб развитию человечества, как расы, так что ж. Не жаль. Нам давно пора остановиться в количестве, но как то подтянуться в качестве. Да с нашими пропагандами и отсутствием мышления, как такового это вряд ли осуществится.
- Димка как то сказал, что у тебя ум за разум заходит, - улыбнувшись сказала Лена, - и все от отсутствия секса.
- Верно, Лен, сказал, - засмеялась Фима, - Только знаешь в чем еще заковырка то, - просмеявшись уже серьезно сказала она, - секс то я не люблю. Не люблю и все тут. И оргазмы вроде получаю, не фригидна, а не люблю.
Она опять потянулась в сторону пачки сигарет, из кармана достала синюю зажигалку, закурила.
- Знаешь, - сказала Лена, - я вспомнила сейчас Егора, мужика того из тренажерного зала, помнишь ты о нем рассказывала, - Фима кивнула, - так вот, ты же его явно хотела, - заулыбалась Лена, - он уж и симпатишный, как ты выразилась и с мясцом, и все дела. Не хотела бы, а? - игриво подмигнула она подруге.
- Было было такое, отрицать не буду. Но, Лена, душа моя, одно дело хотеть чего то и другое любить. Я например ежедневно, прости что к столу, хожу в туалет, но могу ли я сказать, что я люблю это делать. В какой то момент я просто понимаю, что хочу это сделать и мне необходимо это сделать. Слава Боженьке с сексом проще, нам женщинам по крайней мере. Да, я не отрицаю, я могу хотеть порой секса, могу хотеть с кем то определенным, но это не означает, что он, этот секс будет, и что я его, этот секс, люблю. Мало того, он мне омерзителен, - Серафима выпустила дым изо рта и некрасиво скривила лицо.
- Быть может дело в первом неудачном опыте, как предполагают психологи, - предположила Елена.
- "Быть может дело в неудачном опыте", - смешно передразнила ее Фима, - Тьфу, Ленка! Противная ты баба, - громко захохотала она.
- Ну уж не противнее тебя, дорогая. Еще чайку? - привстала Лена из за стола.
- Да нет, спасибо.
Лена села обратно на свой стул.
- Ну как можно не любить секс, - разводя руками продолжила Лена, - понятно, когда он с малознакомым оболтусом и не пойми где не пойми как, то да. Но с любимым человеком, - она сделала театральную паузу, - нет, не знаю. Это же естес...
- Это же естественно, - закончила за нее Фима, - да, я поняла тебя.
Серафима дотронулась рукой до своего лба, немного посидев так и подумав она сказала:
- А помнишь, как мы были на даче у Петьки Кощеева лет 10 где то назад, пили безбожно и зависли там наверно на неделю?
- Помню помню, - откликнулась Лена на вопрос, - чай не склероз еще. И не 10, - поправила она, - а 12 лет назад. Я помню мне 17 лет через неделю после той дачи исполнилось.
- Так вот, - продолжила Фима, - представь, я недавно вдруг вспомнила всю ту веселую пьянку. И заострилось мое внимание на одном моменте. Там был парень Сашка вроде, что то в общем на С. Я еще по дороге домой тебе рассказывала, что он шутит гораздо лучше, чем трахается, помнишь? - Лена фыркнула от смеха в знак согласия, - Ну и вот, вдруг лежу я тут в постели как то ночью и задумалась, а почему я ему собственно дала, ну почему мы переспали то вообще. Знакомы очень мало, что была у меня страсть безумная не помню, пьяна была конечно, но до состояния "бери кто хочешь" вроде не дошла. Почему я с ним тогда переспала. Я очень долго думала, полночи, блин, наверно. И я нашла ответ.
Лена смотрела в окно, потом молча встала, достала бокалы разлила в них красное вино. Один бокал поставила перед Фимой, села обратно на стул.
- Спасибо. Так вот. Это очень интересная вещь у меня вышла, - прихлебывая вино увлекаясь рассказывала Серафима. Глаза ее загорелись и вся она стала вдруг в возбужденном горячечном состоянии, если не в бреду.
- Я задумалась о том, почему мы женщины порой спим с мужчинами и без своего на то желания. И поняла, что это от осознания их, мужчин т.е., зависимости от секса. Понимаешь? Мы зная, что они голодны даем им кусок хлеба, нам вроде не трудно, но мерзко. При чем мерзко обоим. Мужчина же свое презрение к себе перекидывает на женщину вроде как случайно с ним переспавшую, мол она шлюха и проч. А шлюха то не иначе как милосердна и все. Ты понимаешь, Лен? - смеясь и попивая вино кричала Фима, - Шлюхи то милосердны.
Лена натянуто улыбнулась и сделав глоток из бокала поставила его на стол.
- Вот представь, идешь ты по улице и к тебе пристает нищий, ободранный, голодный, ходячий скелет. Он просит у тебя хлеба кусок, ну есть он хочет, умирает без хлеба, а у него его нет. И тут ты ходишь мимо него ежедневно с булками, батонами и ржаными, он истекает слюной и напирает: дай хлеба! День орет и клянчит, два, неделю... И вот ты опять идешь со свои хлебом и заведомо зная, что он где то здесь и опять голоден ты вдруг решаешь дать ему этот хлеб. Ну что это если не милосердие? И увидев этого нищего ты подходишь и к ногам его кидаешь эту булку ли батон, в руки не хочешь дать, противно, просто кидаешь и смотришь. А он, этот голодный, трясущимися руками с земли, с землей берет тот хлеб и жадно жрет, как свинья, чавкает, брызжет слюной. Омерзительное зрелище, и на душе мерзко, сама здесь участвуешь в этом действе, и обидно, и гадко, и плакать хочется.
- И вот я значит и думаю, что этот секс, как не подачка женщины мужчине. Я говорю именно о таком, так сказать, механическом сексе. Что ты думаешь об этом?
Лена поправила волосы и покачав головой сказала:
- Не знаю, Фим, честно. Не знаю...
- А еще, я думала уже со стороны мужской. Вот если ты вынужден заниматься сексом, ну нужен он тебе, хотя без оного и не умирают, чисто вот пару минут повозиться и расслабиться. Зачем тебе нужна живая баба? Вот скажи мне, зачем тебе нужен рядом живой человек? Купи себе куклу, ну подрочи в конце концов, зачем вся эта канитель, ради этих двух- пяти минутных пыхтений? Ты думаешь женщине рядом с тобой приятно, она в экстазе? Да ей мерзко, она ждет когда ты кончишь быстрей, чтоб пойти в душ и смыть с себя тебя и твою вонючую сперму. А какой любви речь, где там видели любовь. Два голых животных мечутся по кровати, пыхтят, скрипят и в разных позах сношаются, тьфу, твою мать, противно.
- Смешно знаешь чего, - после паузы продолжила Серафима, Лена подлила им в бокалы вина. - Это все инстинкты, которые мы тащим за собой, так и живем не в силах совладать с ними. Мужики трахают все что непопадя, женщины вьют гнезда и плодятся. У мужчины инстинкт зачать, сам процесс. Женщине процесс неважен, главное чтоб потомство, гнездо, ну и фата там, платье белое, все дела. Мы повязаны этими процессами, мы не знаем зачем и почему мы так делаем, нас что то влечет к этому, что то очень сильное, имеющее над нами власть. И это то нам противно и гадко. Не всем конечно, ну некоторым может. Мне точно.
- Я не знаю, Фим, чего ты взмылилась так на белое платье и детей, чего тебе там так не нравится, чего тебе противно, я не понимаю. Вот честно, - прижав руку к груди наконец решилась высказаться Лена. - Ну не попалось может тебе еще того самого, ну придет, всему свое время, зачем же все так обливать дерьмом то, обесценивать все наши ценности, образ жизни. Так жили веками и до сих пор живут. Сношаются, как ты выразилась и плодятся. И кстати, благодаря этому лишь мы тут сидим, - с укором закончила она.
- Ты знаешь отчего злишься, - улыбаясь спросила Серафима, и сама себе же ответила, - Ты же в себе это почувствовала, поняла о чем я, но не признаешь.
- Ничего я не почувствовала, ладно еще, - резко сказала Лена. - Димку я люблю, хочу от него детей, хочу семью, что б все как у людей, мирно, славно, пусть без всяких глубоких измышлений, но мне чтоб по душе, вот и все.
- Димку ты любишь говоришь, я тебе больше скажу, если б не было Димки, был бы Сашка, не Сашка так Колька, не Колька так Васька. Нам неважно кого любить то. Вот тоже забава, - Фима хохотала во весь голос, как сумасшедшая. - Людям неважно, кто с ними рядом. Мы лишь думаем что любим, мы даже в большинстве своем не знаем, что за человек рядом с нами живет. Нам нужно чтоб он более менее совпадал с тем образом, который мы там где то себе настроили. И если человек спустя пару лет вдруг начинает проявлять себя, нам ох как это не нравится. Обычно говорят "он изменился", "она уже не та" и прочую ерунду. Нам нужно что бы человек был таким каким мы его придумали и все. Нам плевать чего он там из себя представляет, плевать. А не подходит если уж совсем, не беда, людей то много, найдем, дождемся. О какой любви речь, Лена. Инстинкты и иллюзии вот наша любовь. Женщины подают мужчинам секс, мужчина так и быть живет в браке, раз женщинам этого хочется. Мужики потрахивают других баб, жена занята детями - все счастливы и довольны. Я ненавижу семью, ненавижу брак, мне противен секс, и меня тошнит от людской лжи, Лена.
Две женщины молча сидели друг напротив друга. На столе стояла бутылка красного вина, наполовину пустая, за окном шумела жизнь. На кухне все замерло.
- Я наверно пойду уже, - нарушила тишину Серафима, - да, - добавила она, - покурю и пойду.
- Ну что же так, Фим, - залепетала Лена, - давай посидим еще, поболтаем, так давно не виделись. Обсудим может кого из наших, тему мы какую то не ту подобрали для дружеской посиделки, - натянуто и жалко засмеялась она.
- Нет, - уверенно ответила Фима, - тема самая та, дело не в том.
- А в чем? Ну разные взгляды у нас, что ж. Ну мы столько друг друга знаем, мы же подруги уже лет 15, должно же нам быть о чем поболтать, - Лена не поднимая глаз от стола крутила бокал с вином.
- В том то и дело, что не о чем, Лена, не о чем стало нам болтать, как ты выразилась, лет уж и не знаю сколько назад. Чужие мы, далекие. Лежала я значит тоже как то и думала о тебе. Думаю, сколько мы знакомы и правда, и ведь наверно дружили было дело, не зря же сошлись, наверно было что то общее, какие то темы. И знаешь, не помню. Не могла я вспомнить что нас с тобой тогда связывало, о чем мы там судачили, не знаю. Одно поняла, сейчас нам говорить не о чем. Не понимаем мы друг друга, я будто не знаю тебя, ты будто и не знаешь меня. И главное не хотим заново узнавать. Хотим просто факт нашей дружбы долгой сохранить, мол мы так давно знакомы, мы такие верные подруги. Но к чему этот цирк. Какие мы подруги, брось.
Лена сидела молча и смотрела на свой вертящийся в руках бокал.
- Мне кажется ты ошибаешься, - тихо сказала она. - Ты сегодня слишком категорична. Может пройдет, подумаешь и поймешь, что была не права.
- Не знаю, Лена. Не знаю. - Серафима пускала сигаретный дым к потолку кухни. - Я долго знаешь ли думала. Ну не выходит у нас искреннего общения. Я не знаю как войти к тебе, ты не знаешь как ко мне. Мы выросли, мысли поменялись, взгляды, мы отдалились. А вот то что мы сейчас делаем есть не иначе как таскание давно сдохнувшей дружбы за собой по пятам. Уж видимся редко и все равно. Не могу, воняет трупом нашей прогнившей дружбы, прости. Выкинем давай на помойку уже и забудем. Надо признавать очевидное.
-Фим, что ты говоришь... - Лена быстро взглянула на женщину у окна.
- То и говорю, лжи терпеть не могу, тошнит.
Серафима затушила окурок в пепельнице, взяла с подоконника сумку и пошла к выходу. Лена поднялась и пошла следом за ней. Надев туфли и посмотревшись в зеркало Серафима уже выйдя за порог повернулась навстречу Лене, чтоб посмотреть той в глаза. Елена смотрела в пол.
- Лен, это я дура, не бери в голову. Все у вас будет хорошо, - сказала на прощание Серафима, и тихо добавила, - Прости.
Дверь закрылась, щелкнул замок. На столе в пепельнице тлела не до конца потушенная сигарета, стояло недопитое вино. Из окна доносился стук удаляющихся женских каблуков.
Свидетельство о публикации №216061502032