Первая кровь, Дэвид Моррелл, часть первая, 8

У мирового судьи был кондиционер. Он немного гудел, время от времени дребезжал и остужал офис так сильно, что Рэмбо поневоле дрожал. Человек за столом был укутан в синий свитер, который был ему велик. Его звали Добжин, гласила вывеска на двери. Он жевал табак, а взглянув на входящего Рэмбо, перестал.
— Ну и ну, - сказал он и откатился на крутящемся пищащем кресле от стола. – Уил, когда ты позвонил, надо было сказать, что в город приехал цирк.
Вечно идёт какое-то замечание. Вечно. Всё это выходит из-под контроля, и он знал, что лучше уступить, что в противном случае они могут причинить ему множество проблем. Но вот снова в его сторону летят помои, ну никак им не отстать, и, Боже, он не станет это просто так терпеть.
— Слушай, сынок, - сказал Добжин. – Мне действительно нужно задать тебе вопрос.
Его лицо стремилось к идеально округлой форме. Когда он говорил, то заводил табак во рту за щеку, и соответствующая сторона его лица дыбилась. – Я вижу по телевизору, как парни выходят на демонстрации, устраивают беспорядки и…
— Я не хожу на демонстрации.
— Мне только надо знать, от этих волос у тебя шея сзади не чешется?
Вечно они спрашивают одно и то же.
— Поначалу чесалась.
Добжин почесал бровь и подумал над этим ответом.
— Да, полагаю, можно привыкнуть чуть ли не ко всему, если настроиться на соответствующий лад. Но что насчёт бороды? В такую-то жару не чешется?
— Иногда.
— Так какая же сила заставила тебя её вырастить?
— У меня сыпь на лице и мне не рекомендуется бриться.
— Так же, как у меня боли в заду и мне не рекомендуется подтираться, - сказал Тизл у двери.
— Погоди ты, Уил. Возможно, он говорит правду.
Рэмбо не мог устоять:
— Я говорю неправду.
— Тогда зачем ты это сказал?
— Потому что я устал от людей, которые спрашивают меня, зачем я вырастил бороду.
— Зачем ты вырастил бороду?
— У меня сыпь на лице и мне не рекомендуется бриться.
У Добжина был такой вид, словно ему отвесили пощёчину. Кондиционер жужжал да дребезжал.
— Так-так, - тихо сказал он, растягивая слова. – Кажется, я сам на это напросился. А, Уил? Я в дураках. – Он попытался выдавить из себя смешок. – Сам и напросился. Сам, сам. Ох уж, да. – Он пожевал свой табак. – Уил, а обвиняется-то он в чём?
— Два пункта обвинения. Бродяжничество и сопротивление аресту. Но эти два пункта – просто чтобы задержать его, пока я выясняю, не разыскивается ли он где-нибудь. Мне кажется, он где-то чего-то украл.
— Начнём с бродяжничества. Сынок, ты виновен?
Рэмбо сказал, что нет.
— У тебя есть работа? У тебя есть больше десяти долларов?
Рэмбо сказал, что нет.
— Тогда тут не выкрутиться, сынок. Ты – бродяга. Это будет стоить тебе пяти дней в изоляторе или пятидесяти долларов штрафа. Что выбираешь?
— Я только что сказал тебе, что у меня нет десяти, так откуда нахрен у меня пятьдесят?
— Здесь у нас суд, - сказал Добжин, внезапно подавшись вперёд в кресле. – Я не потерплю оскорбительных выражений у меня в суде. Ещё одна выходка – и я обвиню тебя в неуважении к суду. – В следующий момент он уже откинулся назад в кресле и продолжить жевать, размышляя. – Я и так уже не знаю, как не учитывать на твоё отношение к властям при вынесении приговора. Как и с сопротивлением аресту.
— Не виновен.
— А я тебя ещё не спросил. Жди, пока спрошу. Уил, что там с сопротивлением аресту?
— Я подобрал его, когда он голосовал на дороге, сделал ему одолжение и подбросил на окраину города. Понял, что будет лучше для всех, если он продолжит себе идти дальше. – Тизл опёр одну ногу о скрипучие перила, отделяющие офис от мест ожидания у двери. – Но он вернулся.
— У меня есть на это право.
— Ну я снова вывез его за город, а он снова вернулся, и тогда я сказал ему сесть в мою машину, а он отказался. В итоге мне пришлось угрожать ему принуждением, прежде чем он послушался.
— Думаешь, я сел в машину, потому что испугался тебя?
— Он не говорит мне своё имя.
— А с чего бы?
— Утверждает, что у него нет удостоверения личности.
— А нахрен оно мне?
— Слушай, я не могу сидеть здесь весь вечер, пока вы выясняете друг с другом отношения, - сказал Добжин. – У меня жена болеет, и я должен был прийти домой приготовить детям ужин в пять. Я уже опоздал. Тридцать дней в изоляторе или двести долларов штраф. Что выбираешь, сынок?
— Двести? Господи, я ж тебе только что сказал, что у меня не больше десяти.
— Тогда тридцать пять дней в изоляторе, - сказал Добжин и встал с кресла, расстёгивая пуговки на свитере. – Я уж было собирался отменить пять дней за бродяжничество, но твоё отношение к представителям власти недопустимо. Мне пора идти. Опаздываю.
Кондиционер задребезжал сильнее, чем гудел, и Рэмбо не мог понять, дрожит ли он от холода или от ярости.
— Эй, Добжин, - сказал он, останавливая его, когда тот проходил мимо. – Я всё ещё жду, пока ты меня спросишь, виновен ли я в сопротивлении аресту.

__________________________________________________

Перевод романа First blood (1972) Дэвида Моррелла