Революция

РЕВОЛЮЦИЯ
1
    Куакен, сотрудник Государственной Специальной Службы Гейомии, в который раз осмотрел переполненный конференц-зал. Помещение, любезно предоставленное собравшимся одним из правительственным учреждений, было рассчитано на более чем пятьсот сидячих мест, и ни одно из них не осталось свободным. Люди, а также гуманоиды – и даже некоторое количество негуманоидов – толпились в проходах, возбуждённо жестикулируя и споря о том, кто из них по какому праву здесь находится. Большинство присутствующих являлись деятелями искусства и аккредитованными журналистами; были здесь и общественные деятели, не считая вездесущих сотрудников специальной службы Гейомии, сегодня подчинявшихся непосредственно Куакену. Последние то и дело подходили к наиболее разговорчивым и ставили им неожиданные вопросы жёстким тоном, не терпящим возражений. В результате возникали противоречивые, порой скандальные ситуации: сперва опрашиваемый на секунду словно терял дар речи, а затем долгое время приходил в себя, будто от полученного удара. Только тренированные люди отвечали без запинки, впрочем, им был специальный учёт, обычно же всё происходило иначе. Куакен, недавно произведённый в подполковники, знал всё, что думает по поводу эффектов, производимых спецвопросами, каждый из собравшихся и народ Гейомии в целом. Кое-кто из «знающих тайны» ГССГ поговаривал, что речь идёт не о гипнозе, а об умелом манипулировании поведением подозрительного лица, осуществляемом при помощи группы подставных собеседников. Те якобы – а Куакен знал наверняка, что именно так и было – размягчали психику «подозрительного», уже пребывающего в «сером», а то и в «чёрном» списке, предварительным разговором, и когда ему вдруг смотрел в глаза всезнающий «специал», он терял способность к сопротивлению и порой даже не мог вспомнить собственного имени. Металлические нотки в голосе «специала» уже сами по себе свидетельствовали о том, что в биографии человека что-то нечисто, и подозрительность эта и тревожность немедленно передавалась всем окружающим, и несчастный в мгновение ока оказывался окружённым кольцом негативной энергии, сжимающей его подобно невидимому обручу. У некоторых в такие моменты не только ускорялось сердцебиение – даже если сердец было больше, чем одно, – но и перехватывало дыхание, словно пресловутый обруч существовал в действительности и приводился в движение мощнейшим гидравлическим прессом. Люди, неоднократно видевшие, как работают «специалы», утверждали, что были свидетелями дыхательных спазмов и даже инфарктов со стороны несчастных, которым задали спецвопрос в подобных обстоятельствах. Подобные истории порождали многочисленные слухи о применяемом специалами тайном оружии, которое способно незримо воздействовать на подсознание собеседника, и о наличии у них сверхъестественных способностей. В последнем случае разговор – а они обычно велись навеселе, в укромных местах – вдруг переходил на пониженные тона, пока кое-кто, приняв позу, свидетельствующую о гордости за родную Гейомию, не утверждал авторитетно, что всё дело в кадровом отборе. Действительно, отбор в госслужащие, которые получали заработную плату, пищу, воду и развлечения по утверждённому централизованно плану-графику, был невероятно строгим. В большинстве случаев граждане, относившиеся к так называемым широким народным массам – Иррегулярам, – вообще не подозревали о том, что такой отбор существует, а те, кто каким-то чудом узнавал о нём, немедленно попадали под подозрение специальной службы. Подозрение, для начала именуемое проверкой личности и поведенческого стереотипа, постепенно превращалось в официальное подозрение в шпионаже и подготовке мятежа, если Иррегуляру не хватало ума остановиться и прекратить бесполезные расспросы. В конечном счёте, наиболее упорные могли добиться формального ответа, в котором указывалось, что отбор на государственную службу осуществляется в результате многофакторного анализа, включающего происхождение, генетический код и социальный статус кандидата. Те, кто умел читать то, что им пишут, понимали: должности являются наследственными. Для тех же, у кого имелось свойство быть чрезмерно настойчивым, текст содержал дополнительный абзац: «Методики отбора кандидатов, а также проводимые ответственными органами профильные проверки профессиональной пригодности являются государственной тайной, доступ к которой предоставляются при наличии соответствующего допуска. Попытка овладеть информацией, составляющей государственную тайну, относится к тяжким преступлением и карается, согласно статье 1, пункту 855 Уголовного кодекса Гейомии, исправительными работами на срок от десяти до ста двадцати пяти лет».
    Наконец, из зала были выдворены немногочисленные лица, пребывавшие в «чёрном» списке, а те, кто находился в «сером», либо последовали за ними, либо «обелили» себя; в последнем случае вокруг них информаторами формировался иной тип кольца, именуемый «голубым» – кольцевое воздействие членами группы осуществлялось так, что выхватить оружие или бомбу и осуществить покушение не представлялось возможным. Вообще, считалось, что человек с ярко выраженным мортудо, инстинктом убийства, не сможет спокойно пребывать в «голубом кольце» и неминуемо утратит самоконтроль, настолько сильным был позыв к его либидо, половому влечению. Тонкое знание психологии и было основой поразительных успехов специальной службы. Умноженное на количество сотрудников и информаторов, а также на количество приборов внешнего наблюдения, оно составляло весьма внушительную величину, используемую для исчисления так называемого коэффициента влияния. Последний исчислялся как соотношение количества социо-бит информации, производимых специальной службой бит, к общему количеству, производимому социумом. Коэффициент наблюдения (процент отслеживаемых социо-бит), если он составлял значительную по сравнению с коэффициентом влияния величину, свидетельствовал о снижении контроля над социальными процессами. В таких случаях руководство специальной службы обычно с позором выгоняли.
    Мероприятие, проходившее в переполненном зале, относилось к так называемому третьему уровню обеспечения безопасности («известные лица, обладающие значительным социо-влиянием, которые не относятся к числу госслужащих») и имели, по отнюдь не редкому совпадению, такой же уровень социо-возбуждения («событие, не представляющие непосредственной угрозы обществу, но привлекающее потенциальных мятежников»). В целом, ГССГ справилась со своими задачами, и никаких срывов не намечалось. Куакен решил в который раз проверить показания постов контроля взрывчатых веществ, металлодетекторов и энергоисточников – пять минут назад, если верить им, в зале не было ни бомб, ни моледиссемблеров, ни плазмомётов. Куакен мысленно произнёс кодовое слово, заложенное в его подсознание при помощи психотерапии – оно вызвало мимолётную судорогу мышц правой ягодицы, что активировало соответствующий участок коры головного мозга и включило подсоединённый к этому скоплению нейронов наноскопический передатчик. Вживлённый непосредственно в мозг Куакена ещё до его рождения, когда он пребывал в утробе матери, передатчик подчинялся командам, отдаваемым всё тем же подсознательно-судорожным способом. Поиграв дельтовидной – икроножной – широчайшей мышцами спины – и ещё десятком мышц помельче, Куакен вызвал размещённые то тут, то там системы слежения. Межгалактическая знаменитость, потомок выходцев с Гейомии, в это время находилась среди сотрудников национальной компании голографического вещания – вокруг толпой хлопотали визажисты и стилисты, наводившие последнюю ретушь на лицо, которое десятилетия пьянства и курения превратили в подобие отёкшего фрукта. Действительно, Роже Ле Саж выглядел более чем скверно: скорее, высохший, нежели худощавый, с более чем заметной лысиной на внушительном куполе лба, который подтверждал наличие у своего владельца незаурядных умственных способностей – в общем, этот изношенный развратник никак не внушал восхищения. Тем не менее, Ле Саж был знаменитым писателем, и на многих планетах Межгалактической Конфедерации зачитывались его романами. Несомненно, оппозиция, вызревшая в среде Иррегуляров, постарается использовать визит Ле Сажа в своих интересах, но для того и существует ГССГ, чтобы все события были в пользу правительства. Куакен знал, что Конфедерация давно пытается навязать Гейомии иную, более демократичную, форму правления, без деления на Регуляров и Иррегуляров, как знал и то, что на деле всё объясняется стремлением взять под контроль выгодный в экономическом отношении космопорт Гейомии, расположенный на пересечении нескольких важных подпространственных маршрутов. За всем этим была большая стратегия, и именно ГССГ предстояло защитить Гейомию от происков коварных внешних врагов. Куакен, прямой потомок семи поколений специалов, был полон решимости доказать, что руководство не зря доверило ему обеспечение информационной безопасности общества во время пребывания Ле Сажа на родине предков.
2
    Зал представлял собой неправильную пирамиду, сходящуюся к вершине – сцене. Роже Ле Саж, занявший место за полупрозрачным столом, погладил полупрозрачную крышку из сине-зелёного бериллогласса. Этот минерал, экспортируемый с Гейомии даже в наиболее развитые миры Конфедерации, широко использовался в качестве отделочного материала и был одним из немногих источников поступления твёрдой валюты в национальный бюджет. Любуясь переливающейся поверхностью, Ле Саж понимал, что внимание публики сейчас приковано к нему, об этом свидетельствовала и форма зала: такая могла возникнуть только в авторитарном обществе, где каждое слово оратора ловят сотни ушей, внимая с благоговейным почтением. И вот он, всегалактически признанный мастер слова, имеет возможность, ранее не представлявшуюся ему – изрекать вербально-смысловые массивы информации, которые эти провинциалы высекут золотом на священных скрижалях и поместят в музеи и храмы. Ведь он – едва ли не единственный за последнее столетие человек, которому местные власти предоставили возможность говорить, не сковывая никакой цензурой. В том числе – говорить о свободе слова.
    Ле Саж посмотрел в зал, расходящийся в перспективе подобно свету, рассеиваемому карманным фонариком. Сверху над треугольным первым уровнем нависала ложа для особо важных гостей, переполненная госслужащими – те были хорошо одеты, на их упитанных лицах светилось довольство и уверенность в себе. Ле Саж подумал о том, что, должно, быть, это очень странно, когда писатель становится объектом столь пристального внимания со стороны власть предержащих, ожидающих от него чего-то экстраординарного, едва ли не волшебства, в то время как читатели, подлинные поклонники его мастерства, толпятся на улице, пытаясь рассмотреть происходящее при помощи голографических проекций, плывущих в воздухе. Воздух! Ле Саж фыркнул: назвать воздухом эту загазованную среду было явным преувеличением. Испарения, поднимавшиеся от канализационных люков, дизельные и радиоактивные выхлопы разнообразных видов транспорта сочились прямиком в атмосферу. Смешиваясь с токсичными выбросами промышленных предприятий, эти составляющие формировали тот неповторимый коктейль, один вдох которого мог привести более слабого человека к потере сознания. Расцвеченное лазерными лучами голографических проекторов, принадлежащих городским властям, это облако принимало самые невероятные формы, до неузнаваемости искажая транслируемые картины.
    Ле Саж ещё раз потёр столешницу и приветствовал публику. Ему ответили громкими, энергичными аплодисментами, словно оркестр барабанщиков выбил затяжную дробь. Ле Саж, рассмеявшись, откровенно заявил, что впервые слышит столь слаженные аплодисменты. С балкона для очень толстых персон, разукрашенных безвкусными и дорогими – по местным меркам, конечно – драгоценностями, послышались смешки. Будто действуя по чьему-то сигналу, партер разразился овацией – словно древнее варварское племя, по призыву вождя ударившее в там-тамы и медные литавры. Ле Саж ощутил звук почти физически, словно тот переливался в пространстве, подобно ртути. В какой-то момент, представив себе его в красном цвете, он даже действительно увидел – или ему показалось, что он видит – тугие огненные струи, хлещущие, терзающие его слух.
    Ле Саж рассмеялся невпопад и, надеясь, что никто не заметил его неудачной реакции, начал торопливо произносить приготовленную заранее речь. Как и большинство своих романов, многими из которых восторгались критики, он написал её в состоянии наркотической эйфории. Вызываемая дымом растения, которое обычно именовали мага-марихуаной, она стала источником его вдохновения, музой, живущей в курительной трубке. Благодаря Мага-Мэри он писал прозу, по качеству слога сопоставимую с поэзией. Напевная, страждущая, волнующая, она неизменно очаровывала поклонников литературы. Сверкающие грани слов, вышедших из-под пера Ле Сажа, ослепляли и восхищали…Он был новым пророком Слова и Творцом Сути. Ему покорились аллюзии, гипертексты и метафоры. Он был Роже Ле Саж, и его прапрадед родился на Гейомии.
    Чтение, уже было умершее много веков назад, заново возродилось, как ни странно, именно благодаря научно-техническому прогрессу, который её некогда почти убил – но на сей раз история повернулась к книге лицом, выбросив теленовости за борт. Правительство не видело смысла в трансляции на отдалённые системы, которые примут сигнал тысячелетия спустя. Даже подпространственные ретрансляторы задерживали сообщения на долгие недели, но и эти сигналы встречались с куда более грозным препятствием – бюрократией местных властей, отстаивавших право на собственный эфир с упорством, достойным сожаления. В таких обстоятельствах, когда курьерская почта стала основным источником знаний о далёких мирах, вновь возродилась литература. Издаваемая на крошечных электронных чипах, она распространялась при помощи почтовых кораблей, доставлявших подписку во все закоулки Вселенной. Поощряемое правительством Конфедерации, чтение стало любимым досугом центильонов людей, включая эволюционировавших гуманоидов, представителей родственных и смешанных рас – и даже некоторых культур, не имевших с человечеством ничего общего. Все они, даже жабо подобные обитатели заболоченного Барзеджа, могли именовать себя людьми, читая произведения, написанные человеком – и Ле Саж был этим Человеком, наиболее известным автором своего времени.
    - … должен сообщить вам, что давно мечтал посетить родину моих предков, однако тяжёлые труды на писательской ниве отнимали всё моё свободное время…
    Ле Саж скромно умолчал о кризисе, тяжким грузом опустившемся на его творчество в последние годы. Дымная Мэри являлась ему уже не в виде очаровательных тончайших вербоконструкций, поражающих своей ажурностью и хитросплетениями подтекстов – нет, то были тяжкие визиты, подобные встречам с его бывшей женой, превратившейся в усталую, сварливую женщину. Несколько издательств вернули последний роман Ле Сажа, попросив «доработать» его, а литературный агент, прямо сказал, что в писательстве нужно сделать перерыв. Разговоры с влиятельными  людьми, к которым поторопился обратиться взволнованный Роже, быстро прояснили положение вещей: продажи его книг действительно падают, и мода на него проходит, но всё можно вернуть, если…тут наступало красноречивое молчание. Только старый приятель из отдела психологической войны Космического флота Конфедерации, покурив доброй «дури» на одном приёме для избранных, впал в благодушное состояние и разговорился. Ле Саж сразу заподозрил, что именно косморазведка и перекрыла ему кислород, но он был слишком умён, чтобы высказывать недовольство. Разговор, становившийся всё более доверительным, убедил его в том, что появление на Гейомии, как раз накануне ожидающихся там «политических событий», встречи с несколькими доверенными лицами – всё это создаст вокруг него ореол борца за права человека и демократические свободы и даст мощную рекламу новому роману.
    - Гейомия…мой пра-прадед или пра-пра-прадед был родом оттуда. Сущее захолустье, просто дыра, я однажды даже был там.
    Ле Саж, двадцать лет назад посещавший Гейомию во время транзитного перелёта, почти ничего не помнил о своём визите, так как не выходил из космопорта; почти всё время до пересадки он провёл в баре, поглощая спиртные напитки.
    - Вот и отлично. Во второй раз всегда легче.
    Коктейль, газированный Дымной Мэри…лицо бармена, переливающееся всеми цветами радуги…проститутка, подсевшая рядом за барную стойку…её ноги, затянутые в чулки, выглядят чересчур полными…Он предлагает ей выпить…Нет, два виски с содовой…какая у тебя гладкая кожа…Ей этого ещё никто не говорил, улыбается она в ответ, эта ложь возбуждает его…он спрашивает, есть ли у неё рядом комната…оставив щедрые чаевые, он уходит, обхватив рукой её массивное бедро…
    - Однажды, когда международный климат был не столь благоприятным, я посещал Гейомию, господа. – В ответ слышны одобрительные возгласы, их немедленно пресекают суровые взгляды сотрудников специальной службы. – Однако за время непродолжительного визита лишь немногие из прелестей Туфы открылись мне. Увы, звёзды звали меня, и лишь многие годы спустя зов родной земли, горстку которой я намереваюсь захватить на память, стал непреодолимым.
    Он ждал барабанного боя аплодисментов, и тот разразился. Ле Саж, умело жестикулируя, вставляет отдельные слова, короткие фразы… он уже дирижирует этим причудливым оркестром, и дробь то стихает, то становится громче… превращается в мелодичную звуковую волну, бьющуюся о стены его черепной коробки…Прилив затопляет его сознание…превращается в бравурную мелодию…Одним резким жестом ладони, тренированной в единоборстве хай-чи-вэй, он прерывает её последний могучий аккорд.
    - Я хочу оказать содействие молодым гейомским авторам в их стремлении достичь высот писательского ремесла и окажу всю возможную помощь с тем, чтобы мои соотечественники прославили своё имя и имя нашей – если вы позволите мне это слово…– Пауза, восторженные аплодисменты – и несколько оргазмов среди слабой половины публики.
    -…нашей маленькой планеты. Да, в моих планах – учредить конкурс моего имени, награждать его победителей ценными призами и позитивными рецензиями… – Последние слова, вырвавшиеся под влиянием Курящей Музы, вынуждают его неловко пожать плечами в попытке загладить необдуманное высказывание. Секунду спустя он замечает, что это лишнее, и никто не возмутился, хотя бы для виду – похоже, непотизм здесь действительно является нормой и основой социоструктуры.   
    …Слова текут, подобно звонкому ручью, их темы обретают плоть, тебя опутаю, свяжу, любимый друг, и станешь ты, сражён и очарован, мой, навеки мой… Это написал кто-то из авторов Голубой волны, пока на них не прошла мода и не обрушились репрессии, Ледни или Боб Линч. Ле Саж неоднократно задумывался о судьбе этих поэтов, когда уровень продаж его произведений снижался. Часть его мозга, как обычно, замкнулась на меланхолических размышлениях, пока губы, шевелясь, словно автомат, продолжали рассказывать о том, как много он потерял, пока жил вдали от родной Гейомии, её неприхотливого быта, скромных трудолюбивых граждан и красот первозданной природы.
    - Чему будет посвящён ваш следующий роман?
    Настало время вопросов зала, поправил себя Ле Саж и вновь сконцентрировался на внешнем мире. Спрашивало существо, более всего похожее на доберман-пинчера, чуть пританцовывавшее на задних лапах. Чувствовалось, что ему требуются немалые усилия для того, чтобы поддерживать вертикальное положение, однако он явно старался во всём походить на людей. Слова, к которым примешивалось рычание, он произносил отрывисто, словно вот-вот не выдержит и перейдёт на лай. Pincher sapiens, как их окрестил исследователь, открывший планету Баркера – сам он, конечно, носил ту же фамилию, – были одной из многочисленных рас, которым Межгалактическая Конфедерация присвоила статус разумных, хотя решение это, весьма противоречивое, злые языки объясняли попытками ограничить права некоторых воистину разумных рас, обитавших на тех или иных планетах или в четырёхмерных секторах. Возвышая разного рода говорящих животных, люди вынуждали конкурентов считаться с теми, ограничивая таким образом все попытки экспансии. Баркерианин, прибывший несколькими днями ранее, числился журналистом «Орион Пресс» и работал, как сообщили Ле Сажу, на косморазведку.
    Ле Саж посмотрел в оранжевые глаза баркерианина. Там читалась подавленная агрессия и постоянный, навязчивый страх, что его подлинную сущность разоблачат. Ещё несколько столетий назад предки пинчероида, как их ещё называли, охотились на человекоподобных обезьян. Стремясь контролировать развитие последних, Конфедерация признала разумными обе расы и следила за соблюдением мира и обоюдным уважением прав. Ле Саж улыбнулся хищнику – всем было отлично известно, что пинчероиды являются отличной, послушной прислугой .
    - Я ещё не решил, но, полагаю, вы вправе рассчитывать на микроэкземпляр с моим личным вензелем и адресованным непосредственно вам предисловием.
    - Благодарю, – пинчероид всеми силами старался демонстрировать покорность, всё же его клыки, не менее пяти сантиметров длиной, угрожающе лязгнули.
    Ле Саж вспомнил, что ему напоминает это выражение морды – или лица – именно так смотрел на него литературный агент, возвращая последний роман, «Колдун и воин».
    - В таком стиле пишет Румк, вульгарность, примитив и насилие, ты сам это неоднократно заявлял.
    Ле Саж придал лицу весёлое, располагающее к себе отношение.
    - Его романы хорошо продаются, потому что в них много крови, ты сам это неоднократно заявлял.
    Раздражение его агента на сей раз стало нескрываемым. Ему было не до шуток, а может, у него был просто тяжёлый день.
    - Румка читают его читатели, а твои – Румка не читают. Если ты им напишешь что-то в стиле Румка, они этого читать не станут, а читатели Румка попросту рассмеются. Роже, если у тебя кризис, не забивай мне базу данных разной дрянью, а возьми отпуск, отдохни…Может, напишешь двенадцатую часть «Без памяти, но жесток»?
    - Я устал от насилия и жестокости.
    - Вот видишь, тебе нужно отдохнуть.
    -…
    - Перезвони мне.   
    Ле Саж обратил внимание на движение в зале. Какой-то русоволосый юноша, маша рукой, пытался привлечь к себе внимание; окружённый плотными, угрюмыми людьми с военной выправкой, но одетыми в штатское, он, даже привстав на носках, едва выглядывал из-за их спин. Роже почувствовал, что сейчас ему предстоит принять участие в политической жизни Гейомии.
    - Молодой человек…
    - Благодарю. – Мужчины в костюмах одинакового покроя расступились, и парень, тряхнув кудрями, сделал шаг вперёд. К нему протянулся извивающийся провод с микрофоном и мини-камерой, производимый из полимеров, сокращающихся подобно гладким мышцам беспозвоночных, и, достигнув лица, больно щёлкнул по носу, прежде чем принять неподвижное положение.
    Телеоператор извинился, но парень, одетый в красную клетчатую рубашку навыпуск и простые джинсы, ответил ему ругательством, впрочем вполне цензурным.
    - Такое всегда случается, если вы не аккредитованы от государственной службы, – проворчал он. Реплика вызвала лишь жиденькие смешки в зале, похоже, здесь никто не собирался поддерживать его.
    - Уважаемый гражданин Ле Саж, – парень использовал официальную форму, принятую в Конфедерации, – вы бы не хотели написать что-то о Гейомии? Об этом ужасном мире, разделённом на одушевлённый скот, рабов и господ?
    Ряды мужчин в однотипных пиджаках всколыхнулись. Они стремительно окружили парня, его красная рубаха словно вывернулась наизнанку, а джинсы, взметнувшись на мгновение, исчезли под множеством тренированных тел. Подстрекателя вывели; удерживаемый за руки, он брыкался и выкрикивал какие-то фразы, судя по всему, лозунги некоего запрещённого движения.
    Ле Саж задумчиво смотрел вслед. Наконец, вопреки своему обыкновению, он решил высказаться, хотя это и стоило ему немалых усилий над собой. Чувствуя, что на лбу его выступила испарина, он сказал, аккуратно подбирая слова и вместе с тем рассчитывая так, чтобы они звучали как можно более мужественно:
    - Я не собираюсь писать ничего ни о Гейомии, ни о её политическом устройстве. Но я хотел бы…
    Пот выступил и на его ладонях, но Ле Саж продолжал, несмотря на столь явные сигналы опасности и страха, подаваемые его организмом:
    - Я хотел бы, чтобы граждане Гейомии, и даже этот молодой человек, который покинул нас…чтобы он имел возможность написать всё, что он считает необходимым.
    Шквал вопросов, заданных прямо с места, люди в пиджаках мечутся по залу, пытаясь схватить возмутителей спокойствия.
    - И вы бы это читали? В Конфедерации бы это издали? Они бы прислали нам всё необходимое? Космический флот?..
    Ле Саж, привыкший писать остросюжетные романы, ожидал, что ещё немного – и начнётся стрельба. Вместо этого произошло обратное: сотрудники службы безопасности отказались от прежней тактики и, собравшись в проходах между рядами, сбились в небольшие группы; теперь они лишь улыбались в ответ на всё более резкие выпады в адрес правительства. Наконец, один из присутствующих вскочил, выпрямившись во весь рост. Хотя на нём не было пиджака, аккуратная стрижка и ясный взгляд выдавали в нём сотрудника специальной службы.
    - Приветствуем Роже Ле Сажа в Туфе! Вся Гейомия рада вашему приезду! – выкрикивая эти фразы, он громогласно хлопал в ладоши. – Люблю вас, Ле Саж! Обожаю!
    К выкрикам и аплодисментам присоединялось всё больше людей. Люди в официальный костюмах, а за ними и все остальные, включая и недовольных, которые теперь стремились растаять в толпе, начали хором приветствовать Ле Сажа.
    Он так и не понял, в чём была их проблема.
3
    Вид из окна гостиницы «Борт-Хелл», самой роскошной в Туфе, был замечательным. Высотой в два с лишним километра, она имела семьсот пятьдесят этажей и удерживалась в вертикальном положении лишь благодаря антигравитационным модулям, вмонтированным в конструкцию, разделённую на отдельные сегменты, подобно позвоночному столбу. Верхние этажи сверкающего хромом и медью здания располагались выше уровня облаков, и дополнительный обогрев этой части постройки обходился владельцу в немалую сумму, не считая специальных устройств, компенсирующих воздействие мощных ветров, которые раскачивали здание. Однако превосходные виды на поднебесный мир с лихвой возмещали все расходы: номера в верхних этажах, несмотря на их баснословную стоимость, всегда были заняты.
    Номер Ле Сажа, расположенный на семьсот сорок втором этаже, был забронирован за несколько месяцев до его визита. Все расходы, которые он нёс, оплачивала одна из фиктивных фирм, существующих за счёт косморазведки. Это ведомство, никогда не стеснявшее себя ни в чём, располагало огромными суммами, и Ле Саж имел возможность прикоснуться к его власти и богатству, достигшему воистину астрономических размеров.
    - Добрый вечер, уважаемые граждане. – Светский раут, ограниченный небольшим кругом избранных лиц, был посвящён исключительно одной теме – революции. Тайна, окружавшая собрание, сохранялась простейшим способом, применяемом фокусниками – всё делалось на виду у зрителей и с их разрешения. Ле Саж, впрочем, не чувствовал себя ни фокусником, ни заговорщиком, и у него вновь начали потеть ладони. Он обвёл взглядом собравшихся. Пинчероид из «Орион Пресс», которого звали Дейб, сидел на кушетке, нисколько не смущаясь того, что люди назвали бы наготой. Он поселился в соседнем номере и, судя по всему, взял на себя функции телохранителя Ле Сажа. Николас Никод, или Ни-Ни, ректор одного из столичных вузов, стоял с коктейлем в руках посреди комнаты. Никод был низкого роста, поэтому стремился доминировать над окружающими, используя для этого разнообразные психологические уловки: когда все садились, он стоял, выпрямившись и приосанившись. Когда все стояли, он садился в кресло и требовал внимания, вынуждая присутствующих сесть, поскольку предстоит разговор на важную тему. И как только все садились, он вставал и продолжал говорить, то и дело пронзая вызвавших его недовольство взглядом, острым, как рапира. Ле Саж заподозрил, что необычные усы, постриженные «щёточкой», Никод также носит с целью создания впечатления о себе, как о человеке необычном, вернее, экстраординарном – да почему бы просто не исключительном, даже выдающемся…небожителе?..
    Гар Гаспар, выигравший несколько престижных турниров в неэвклидовы шахматы, был местной спортивной знаменитостью; ему недавно исполнилось сорок лет, и он прославился практически полным отсутствием хорошего тона, манер и воспитания. Более заносчивого человека было трудно себе представить. Сейчас он полулежал на диване, широко раздвинув ноги и запрокинув массивную, округлую голову. Непринуждённо вытянутые в стороны руки растянули ворот его рубахи, демонстрируя обнажённую грудь, покрытую курчавыми седеющими волосами. Ле Саж подумал, что заработков Гаспара как шахматиста, должно быть, недостаточно для того, чтобы оплатить дорогостоящую процедуру генного омоложения; возможно, материальные затруднения и стали одной из причин его участия в революции. Словно почувствовав, что на него смотрят, Гаспар осмотрелся и нашёл взгляд Ле Сажа прежде, чем тот успел отвернуться. Чуть улыбнувшись краешками толстых губ, он приподнял свой стакан, наполненный бренди; не оставалось ничего другого, кроме как улыбнуться ему в ответ и поприветствовать тем же жестом.
    Русоволосый парень, которого на днях арестовала специальная служба, сидел в кресле напротив Гаспара; на нём были всё те же джинсы, только клетчатую рубашку навыпуск он сменил на кожаный пиджак. Белая шёлковая рубашка и галстук-шнурок дополняли его образ жиголо. Русые волосы, покорившие публику своей непокорностью, сейчас были аккуратно зализаны лаком и уложены в хвостик, стянутый заколкой с каким-то сверкающим камнем, слишком крупным, чтобы быть драгоценным. Этого парня звали Вик Шимрон, и он действительно работал жиголо в этом самом отеле.
    Ле Саж пристально перевёл взгляд на единственную женщину в их компании. Она производила впечатление умственно отсталой, хотя, возможно, это впечатление было ошибочным – ведь она могла вырасти в хлеву, где её научили общаться исключительно при помощи слов «ну» и «э». Девушку звали Френни; одетая в длинное платье, она находилась в дальнем углу, где тени скрадывали её неуклюжую фигуру; высокая, ещё сохранявшая черты подростковой угловатости, она, тем не менее, уже начала понемногу заплывать молодым жирком. Её присутствие здесь было не вполне понятно Ле Сажу; Шимрон, который привёл её, сказал только, что она связана с неким Морридом, весьма влиятельным в преступном мире Туфы.
    - Уважаемые граждане…
    - Это отвратительное обращение – первое, что я повелю запретить, когда мы скинем скинем правительство Рихтера! – тут же высказался Гаспар. – У нас не будет никакой лжи и коррупции, и мы честно будем называть господ господами!
    Судя по реакции окружающих, это мнение разделяли и остальные заговорщики. Для Ле Сажа такой поворот событий стал неожиданностью.
    - А демократия, равноправие, вы ведь этого добиваетесь? – он искренне надеялся, что исказившая его лицо гримаса выражает недоумение и восторг одновременно.
    - Ах, Ле Саж, – махнул на него рукой Гаспар, – не будьте ребёнком. Это лишь лозунги, необходимые для того, чтобы увлечь массы. Деление на Регуляров и Иррегуляров давно изжило себя, фактически наше общество разделено на Господ и Лакеев, и мы лишь хотим придать этому процессу более официальную форму.
    Такой цинизм удивил даже Ле Сажа, привыкшего рисовать портреты злодеев вполне чёрными красками.
    - Вы – благородный человек, Роже, – умиротворяюще поднял свободную руку Гаспар, заподозривший, что сказал лишнее. – Вы, как и все иностранцы, конечно, всегда будете в почёте здесь, вы узнаете, что такое подлинное гейомское гостеприимство и уважение к господам…
    Раздались приветственные возгласы. Никод, ступив на середину комнаты, отчеканил:
    - Благородство происхождения! Благородство поведения! Это и определяет значение слова «господин»!
    Ле Саж, который уже почувствовал, как разочарование охватывает его, стряхнул это чувство, подобно дремоте. Что он знает о Гейомии, о её проблемах, о путях Революции?
    - Господа! – сказал он, приветственно разведя руки в стороны. – Я рад, что вы согласны взять на себя всю полноту ответственности за происходящее и за народ. Поверьте мне, рад всей душой!
    Не успел он закончить, как Никод шагнул к нему и пожал руку, придерживая второй за локоть, словно тисками. Не выдержав наплыва эмоций, ректор, который был старше Ле Сажа на добрых полтора десятка лет, прослезился и крепко обнял его.
    - Как хорошо, Роже, что вы нас понимаете!
    Пинчероид Дейб, до этого не вмешивавшийся в разговор, тихо зарычал, но это не остановило Никода. Наоборот, утерев слезу, он на радостях начал целовать писателя. Лишь совместными усилиями Шимрона и Дейба его удалось угомонить и едва ли не силой усадить в одно из пустовавших кресел.
   В мозгу Ле Сажа возникла формула: «Революция – это целующиеся вожди, рыдающие вдовы и окровавленные трупы». Первой его реакцией было убежать – как отбрасывают найденный на улице бумажник. Но уже мгновение спустя, воровато оглянувшись по сторонам, прохожий видит, как его рука сама тянется обратно. Отбросив ханжескую мораль, он обнаружил, что ему нравятся революционеры и нравится быть одним из вождей. Он почувствовал возбуждение, как в первый раз, когда обнял девушку…Руки Ле Сажа снова начали дрожать, и он поискал взглядом выпивку.
    - Роже, – продолжал Никод тоном наставника, – вы себе не представляете, в насколько жутком состоянии пребывает наше общество, его духовные ценности. Как ректор я имею доступ к информации о государственной службе, поскольку именно нам они присылают квоты на служащих-Регуляров. С каждым годом они уменьшаются, Роже, в то время как количество просвещённых молодых людей, обучающихся в университетах, наоборот, растёт. Скажу вам по секрету: учебная программа настолько устарела, что я уже перестал контролировать учебный процесс, по крайней мере, я не имею ничего против, если студенты списывают. Главное, чтобы они принимали участие в социальных проектах, формирующих будущее Гейомии.
    Он вопросительно посмотрел на Ле Сажа. Тот отхлебнул из своего бокала.
    - Удивительно, господин Никод! – произнёс писатель с восхищением. – Надеюсь, их старания вознаграждаются?
    - Конечно, Роже! – Ни-Ни пришёл в возбуждение, его усы, казалось, встопорщились. – Я сам распространяю среди них правильные  ответы на тесты – настолько правильные, насколько они разделяют нашу мечту о свободной Гейомии.
    - Действительно, как я мог вас недооценивать, господин Никод!
    - Вы многого о нас не знаете, господин Ле Саж, – улыбнулся ему Ни-Ни и перевёл взгляд на Френни, которая  бессмысленно смотрела в потолок. – Наше гостеприимство, наша любовь, наше уважение…
    Гаспар, который терпеть не мог, когда говорит не он, скривился, словно скисшее яблоко.
    - Господин Ле Саж, вам многое может показаться дикостью, но я хотел бы рассказать вам, что из себя представляет государственная служба. Они запретили нам даже говорить об этом, за неудачно сформулированный вопрос на тему трудоустройства можно угодить за решётку. Тем не менее, многое о государстве, созданном безумием Рихтера, нам удалось разузнать, мы ведь, в конце концов, тоже люди, и…
    - …Господа!
    - Я понимаю вашу иронию, я сам бывал на других планетах. Но вы можете себе представить, что должности являются наследственными? А вам приходилось слышать о том, что на специальную службу зачисляют сразу же после рождения? Дети ведь растут вместе с родителями-специалами, слышат государственные тайны, значит, и им нужно иметь соответствующие права…В общем, все поручения, которые им дают родители – вы ведь знаете, что родители дают детям поручения? – считаются поручениями госслужащих, следовательно, дети действительно пребывают на госслужбе…Понимаете?
    Ле Саж почувствовал, что действительно понимает. У него закружилась голова, как в первый раз, когда он принял галлюпан.
    Неэвклидов шахматист вытянул руки в стороны, словно разминаясь, а потом сложил их на животе, заткнув большие пальцы за пояс.
    - В общем, Роже, к четырнадцати годам – а у нас это возраст, когда наступает совершеннолетие – дети специалов имеют выслугу лет, необходимую для производства в офицеры. Вы не поверите, офицеров-специалов у нас больше, чем солдат и сержантов армии, флота и полиции!
    Ле Саж не нашёл, что ответить.
    - Ладно, Га-Га, вы запугаете нашего гостя, – Ле Саж никак не мог привыкнуть к обычаю гейомцев составлять прозвища из инициалов.
    Гаспар, нахмурившись, промолчал. Он размышлял над ответом не более нескольких микросекунд.
    - Вик, лучше скажи нам, будут ли эти подонки? Ни-Ни выведет студентов, они почти не уступают специнформаторам из КСИР, мои парни выставят кликуш, которые чуть-чуть расшевелят сонных обывателей, но этого не хватит – без мрази из канализации нам не обойтись.
    - Ты не должен так говорить о Морриде, – улыбнулся жиголо, тряхнув светлым хвостиком волос. – Впервые за долгое время у Иррегуляров-помойников есть настоящий лидер, который разделяет наши цели. Но берегись – он очень горделив.
    - Гордые люди не живут на помойке, – поморщился Гаспар. – Мы дадим ему какую-то должность, я думаю, ему вполне хватит этого, чтобы заткнуться. Я знаю, что вся канализация подчиняется ему беспрекословно. Он выведет их на улицы?
    - Вывести их на улицы нетрудно, гораздо труднее будет загнать этих уродов, которые питаются мутакрысами – представляете, не мутакрысы ими, а наоборот! – обратно.
    Реплика Никода заставила Ле Сажа стряхнуть с себя оцепенение и принять участие в дискуссии.
    - Помойники? Моррид? О чём вы, чёрт возьми, говорите?
    - Вы действительно многого не знаете, Роже, – загадочно улыбнулся ему ректор Туфинского университета. – Канализация скрывает много людей, очень много, и они совершенно иррегулярны, как мы говорим, не признают никаких законов, кроме собственных.
    - Варвары? – Ле Саж решил продемонстрировать знание истории.
    - Скорее, животные, – фыркнул Гаспар. – В любом случае, я бы не мог назвать их людьми, по крайней мере, этого Моррида.
    - Он необычен?
    - Необычен! Да, необычен, иначе не скажешь! Я бы ни за что не обратился к нему за помощью, особенно после того, как увидел, что он из себя представляет. Ирония заключается в том, что именно такое чудовище нам и нужно.
    - Чудовище?
    Ле Саж принял из рук Гаспара пластинку – вроде рекламных буклетов. От прикосновения его руки к сенсорной зоне картинка ожила, приняла трёхмерную форму. Зрелище, представшее его взору, шокировало писателя.
    - Мы получили это от одного нашего приятеля-специала. Он сделал копию для нас, хотя за такие вещи ему угрожает смертная казнь.
   Ле Саж ещё раз посмотрел на голографическое изображение великана, играючи расправляющегося с несколькими вооружёнными соперниками. Его рост был не менее трёх метров, а сложением он напоминал, скорее, существо, вышедшее из мифа. Восемь рук, находившихся по обеим сторонам могучего торса, были налиты невероятной силой – бицепсы, превосходящие размером шары для боулинга, казалось, были способны раздавить обычного человека. Длинные чёрные волосы, заплетённые в косички, спадали на широкие, как дверь в парадное, плечи. Кожа светло-голубого цвета не принадлежала человеку, равно как и любому иному представителю известных гуманоидных рас. Во лбу Моррида сверкал третий глаз, а возможно, линза какого-то прибора.
    Ле Сажа осенило.
    - Биопластика!
    - Конечно, Роже! – Никод улыбнулся, словно посредственный студент вдруг дал верный ответ на чрезвычайно сложную задачу. – Иррегуляры являются подпольем нашего мира, но одновременно создали собственный, в котором властная верхушка не ограничивает себя ни в чём.
    - Самое интересное, – перебил ректора Гаспар, – что тело это несколько лет назад принадлежало другому криминальному авторитету, который именовал себя Шивой. Тот заказал его в какой-то секретной лаборатории, возможно, даже государственной, стремясь добиться религиозного поклонения собственной персоне. Ему самому этого не удалось, он погиб, как и его заклятый враг Ргот, в день, когда этот Моррид появился на сцене.
    - Он взял себе тело мертвеца? – Ле Саж почувствовал, что ему не по себе от местных порядков.
    - Не совсем. Мозг он оставил собственный. Что самое смешное, тот у него ущербный. Как мы выяснили, и Моррид, и Френни, – Гаспар кивнул в сторону девушки, тупо смотревшей на них, – являются питомцами школы для детей с врождёнными дефектами биоимплантации.
    Теперь Ле Сажу стало понятно. Мода на биоимплантанты охватила обитаемые системы несколько веков назад, но на такой отсталой планете, как Гейомия, наверняка, пользовались различным старьём, купленным по дешёвке.
    - Я вижу, вы понимаете, – улыбаясь, кивал Никод.
    - Он – настоящее божество для всех отсталых, деградантов и отбросов, – добавил Шимрон.
    Ле Саж опустил лицо, чтобы скрыть его выражение, и отпил из своего стакана.
    - Он является господином для тех, кто лишён нормальных условий жизни? – Гейомцы согласились. Даже Гаспар, отвернувшись, не смог удержать улыбку.
    - Тогда кто же, если не он, первым выступит против властей? Как вы, Никод, с вашим выдающимся умом, с вашим образованием, не заметили этого ранее? Вам следует сделать очевидные выводы.
    Ле Саж говорил, избегая откровенных фраз и того, что можно назвать призывами к мятежу. Впрочем, его новых товарищей такие мелочи явно не волновали.
    - За революцию! – Шимрон поднял свой бокал.
    - За революцию! – поддержал его Гаспар.
    Никод чокнулся с ними обоими, а Френни захлопала в ладоши. Дейб, решив высказать одобрение, не удержался и залаял.
    Ле Саж отпил виски, надеясь, что тост не сильно повлиял на вкусовые качества.
4
    Куакен напряг мышцы руки в сложном, неестественном жесте, и имплантант, подключённый к его зрительному нерву, передал в головной мозг ряд сигналов, воспринимаемых как изображение циферблата. Ещё один жест – и перед глазами поплыло расписание запланированных встреч, мероприятий, совещаний и заседаний. Отметив необходимую строку, он перенёс её на следующий час. Руководство прислало гневное сообщение, в котором указывалось на то, что осуществить техническое сопровождение вечера, проходившего в номере Роже Ле Сажа не удалось по неизвестным причинам. Вполне вероятно, сбой аппаратуры наблюдения произошёл как раз по причине противодействия собравшихся, а значит, их собрание имело целью заговор против властей Гейомии, и содержание их беседы должно быть немедленно представлено наверх в виде доклада, и где Куакен раздобудет необходимую информацию, никого не интересовало.
    Куакен заказал секретарше горячий кофе и, почесав брюшко, устроился в кресле поудобнее. Для него не было ничего невозможного, особенно когда начальство требует. Достаточно перенести плановую встречу с необходимым агентом – и все данные пойдут наверх.
    Ровно через час он встретился с нужным ему лицом в ближайшей точке для любовных свиданий. Они представляли собой пластиковые будки, разделённые надвое гибкой прозрачной мембраной, в которой было проделано единственное отверстие. Войти в будку можно было с двух сторон, обеспечив таким образом все условия для нормального безопасного секса. Партнёры зачастую знакомились буквально за несколько минут до акта и шли в кабинку, оплата работы которой включала все необходимые пошлины, отчисления и штрафы. Секс поощрялся властями Гейомии как нормальное средство против стресса, усталости и напряжения.
    Заметив, что с другой стороны кабинки приближается чья-то тень, Куакен вставил кредитную карточку, зарегистрированную на чужое имя, в щель и вошёл. В случае чего, никто не сможет доказать, что он здесь был. По крайней мере, так думал его партнёр, который опасался, что его друзья-революционеры однажды получат разоблачающие материалы.
    - Привет, – сказал Куакен.
    - Здравствуй, – ответил его агент. – До чего гадкое место для встречи.
    - Это место для встречи, и притом встречи приятной, ведь она несёт радость тем, кто вошёл.
    - Любовной встречи, если уж точнее, – раздражённо сказал агент.
    - Вот видишь, а ты говорил – «отвратительное».
    Его агенту пришлось признать, что он попался.
    - Это правда, что вы все – сплошь гомосексуалисты в вашей Специальной службе?
    - Иначе не получается, – улыбнулся агенту Куакен. – Ведь всегда приходит кто-то со стороны, кто подставляет задницу и просит принять его на работу. Если мы хотим удовлетворить начальство, нужно быть, как минимум, не хуже.
    - Понятно. Вот то, что тебе нужно, – сквозь проницаемую часть тонкой, но невероятно прочной мембраны проскользнул микрочип. Мембраны были одноразовыми, и выпускались автоматически после того, как дверь кабинки открывалась. Главной их особенностью была невероятная эластичность – но не более, чем в нескольких точках ограниченной площади одновременно. Остальная часть мембраны, наоборот, затвердевала. Это позволяло влюблённым беспрепятственно ласкать друг друга, всё же не разрешая наиболее агрессивным посетителям задушить партнёра в своих объятиях.
    Куакен проверил содержимое чипа. Там была информация, достаточная для того, чтобы посадить участников встречи как минимум на сто лет.
    - Этот инопланетный, Ле Саж…
    - Он вёл себя очень сдержанно, выбирал слова и выражения.
    - Но…
    - Он шпион, это вне сомнения.
    - Как и ты.
    - Я – будущий президент, ты же знаешь.
    Куакен улыбнулся и начал раздеваться.
    - Я заплатил за кабинку, и сегодня я – твой президент.
    Его собеседник горестно вздохнул.
    - Разве это необходимо?
    - Я могу оставить тебя здесь, и это сделает кто-то другой, а возможно, и не один, ты же знаешь, как устроена кабинка.
    - Проклятые эксплуататоры! – агент Куакена начал снимать штаны.
    - Деньги нужно отрабатывать.
5
    Его огромное, покрытое буграми выпирающей мускулатуры, тело покоилось во сне. Клетки, из которых состояли ткани и органы, не развились естественным путём, так как тело это было выращено в особых условиях, и они нуждались в постоянном уходе. Несмотря на то, что его выносила и родила смертная женщина, тело никогда бы не достигло таких размеров и не смогло бы поддерживать себя, если бы не обслуживающие его системы, постоянно впрыскивавшие в кровь гормоны и питательные вещества. Когда же и это не помогало, начинавшие разлагаться волокна или даже целые органы быстро и безболезненно удалялись, а вместо них имплантировались новые, созданные, молекула за молекулой, в нанорепликационном блоке.
    Сейчас тело проходило плановую диагностику. Разум же, воспользовавшись благоприятной возможностью, отправился в места, недоступные людям. Трудно назвать это «разумом» или «душой» – это был просто сигнал, отправившийся по оптоволоконному кабелю, чтобы подсоединиться к удалённому модему. Сигнал, состоявших из нескольких кодированных импульсов, двигался, осторожно обходя серверы службы безопасности, избегая подозрительных интерфейсов и подолгу задерживаясь у релейных полупроводниковых переключателей. Наконец, соединение, завершавшееся в месте, где находились лишь кванты энергии, несущие информацию, стало устойчивым. Тело абонента, подключённое посредством микроскопического разъёма, расположенного в одной из броневых пластин черепа, в это время находилось за десятки, а может, и сотни километров – или в нескольких метрах, кто знает? – совершенно неподвижное, как в тот день, когда его прежний владелец погиб.
    Разговор, последовавший затем, не был разговором в обычном понимании этого слова, так как не было произнесено ни единого слова. И всё же они разговаривали – два собеседника, у которых не было ничего общего. Возможно, именно по этой причине они и объединились.
    - Твой мозг работает нормально? Тело не отторгает его?
    - Нет, вроде бы замена клеток серого вещества помогла.
    - Чувствуешь какие-то новые желания, возможно, способности?
    - Нет, мир такой же, каким был всегда.
    Собеседник Моррида смеётся, хотя это и не смех, так как он не издаёт звуков.
    - Значит, всё прошло идеально. Теперь у тебя здоровый мозг.
    - Он никогда и не был больным, просто за ним не следили должным образом, и он был травмирован.
    - Когда ты поймёшь, почему так произошло, ты будешь вне себя от ярости.
    - Сговор…вредительство…подлость…
    - Преступный сговор, парень, хотя и замаскирован он под халатность.
    - Это такая одежда?
    - Нет, это неаккуратность. Фактически, что-то среднее между неуклюжестью и членовредительством.
    - Но врачи носят халаты.
    - Да, наверное, эти слова как-то связаны.
    - Мне будет необходимо оружие.
    - Для революции?
    - Конечно. Они говорят, весь народ жаждет покарать тиранов, все эти миллиарды бесполезных червей. Но никто, даже революционеры из Комитета Свободы, не желает сражаться!
    - Они рассчитывают использовать тебя.
    - А потом – халатность…или преступление?
    Смех, не являющийся смехом, воспринимается как несколько очень тихих звуков.
    - Твой мозг действительно выздоровел.
    - Я могу убить любого из них.
    - Так думал и предыдущий носитель этого тела, пока его не завербовала специальная служба. Он действительно попался на убийстве, и и ему имплантировали несколько схем, защищённых от взлома – прямиком в сердце. В любой момент его могли отключить…как микроволновку.
    - Почему этого не сделали раньше, до того, как он осуществил это преступление?
    - Чтобы он научился убивать – и отныне убивал в их интересах.
    - Сложно. Ну, теперь-то эти схемы, вместе с сердцем, удалены. Благодаря тебе.
    - Ты хранишь его?
    - Да, как ты и говорил, в физиологическом растворе.
    - Оно ещё сокращается?
    - К сожалению, нет. На следующий день после разговора с «КомиСвободой» сердце остановилось. Думаешь, эти события как-то связаны?
    - Возможно.
    - Среди них должен быть сотрудник ГССГ.
    - Так бывает не всегда, ведь у них повсюду аппаратура слежения, но в данном случае «крот», несомненно, есть.
    Моррид почувствовал желание возразить. Что-то внезапно открылось его внутреннему взору.
    - «Крот» должен быть, ведь аппаратура – это всего лишь последствия интереса, но не он сам.
    - Ты прав. Люди всегда должны участвовать в собственной судьбе. Госслужба называет это «принципом сохранения доминирующей роли Человека».
    - Я хочу знать, кто этот «крот».
    Последовало нечто, что можно было рассматривать как тяжёлый вздох.
    - Я тоже, парень.
    - Ты не знаешь? – озадаченно спросил Моррид.
    - Я отнюдь не всеведущ. У ГССГ всё засекречено.
    - Тогда как нам раскрыть его?
    - Не подчиняйся КомиСвободе. Не делись с ними информацией. Просто используй их.
    - Оружие. Оно мне понадобится.
    - Моррид, я не торгую оружием. Ограбь армейский арсенал, там обычно всего несколько охранников, включая бракованных роботов.
    - Я рассчитывал на более содержательный совет.
    Ему не ответили. Моррид был один – подключение отсоединили. Он пришёл в себя, ослеплённый ярким светом. Тот лился из лампы, висящей над операционным столом из нержавеющей стали. Часы показывали, что он был без сознания более шести часов. За это время ему заменили около полумиллиона клеток, в том числе – двести семьдесят тысяч в местах крепления искусственных элементов, из них на мышечную ткань приходилось более половины…Моррид отвернулся от экрана и выдернул микроштекер из виска, тщательно задвинув крышку, замаскированную под кожу. Когда он пересаживал свой мозг в этот череп, несомненно, куда более просторный, он первым делом потребовал от своего научного ассистента Чинэля заменить костяные пластины на бронированные, а внешнюю органику – кожу, волосы, капилляры – приказал по возможности оставить нетронутой. Безумный учёный уже по собственной инициативе предложил Морриду смонтировать на внутренней поверхности бронированного купола сферический детектор электромагнитного изучения, который бы позволил таким образом считывать мысли хозяина с целью их дальнейшей передачи. Подключение к внешним устройствам осуществлялось благодаря микропорту в правом виске.
    Моррид пригладил свои многочисленные косички. Подумав с минуту, он приказал компьютеру показать ему расположение военных складов с оружием.
6
    - Какие они, другие миры?
    - Одни похожи на Гейомию, другие – нет. Я не так много путешествую, чтобы посетить все.
    - А их много?
    - Очень много, как звёзд на небе.
    Ле Саж приказал электронному «мозгу» номера, настроенному на его голос, показать ночное небо. Бинарный полимер, из которого было сделано окно, выгнулся и вновь застыл, некоторые из составляющих его многочисленных слоёв приобрели форму линз, обеспечивая увеличение воспринимаемой картинки. Теперь можно было полюбоваться светилами, до которых лучу солнечного света было лететь десятки, а то и сотни лет.
    - Они тусклые, как старинные монетки.
    - До них много парсеков, но вблизи они огромны, гораздо больше Гейомии. Эти светила раскалены, и вокруг них вращаются планеты, некоторые из которых населены.
    - Ты бы взял меня туда?
    - А как же Моррид? – Она вздрогнула и прижалась к нему. Это было лучше любого ответа.
    Ле Саж закурил. Это была простая глупая девочка, мечтавшая жить за чужой счёт, купаясь в роскоши. Такие есть повсюду, и она ничем не лучше других.
    - Те миры – чужие тебе. Здесь вы можете стать большими людьми.
    - Моррид такой…большой, – она всхлипнула. Её мысли, как у кошки, ограничивались несколькими простейшими понятиями, хотя во многом она не отличалась от большинства нормальных людей. Он погладил её бедро, думая о чём-то, что было давным-давно, в этом же отеле, но на много этажей ниже. Проезжий писатель, молодая знаменитость, и проститутка, ещё сохраняющая какие-то мечты о замужестве…Она забеременела, и плод, подвергшийся влиянию алкоголя и наркотиков, не смог нормально пройти процедуру вживления...
    Ле Саж потянул трубку. Дочери всегда похожи на матерей, подумал он, и она сейчас почти в том же возрасте. Судьба удивительна, когда её плетут такие всемогущие Норны, как косморазведка… Пожалуй, ему придётся остаться на Гейомии, а не просто уехать со словами «Я сделал всё, что вы приказали» и улыбкой на лице. Он ещё не знал, почему, не осознавал, зачем, но чувствовал, что должен остаться. Не как отец, нет…
    Она повернулась набок, показав массивные белые ягодицы, холодные на ощупь. Курение и эрекция вступили в соперничество, принудив его выбирать. Мэри, как всегда, победила, и он провалился в тяжёлый сон, в котором к нему пришли все женщины, которых он знал. Они пытались ему что-то сказать, соблазняли, манили, упрекали…
    Утро было пробуждением в перине из вздыбленных перистых облаков, тянувшейся за окном, подобно продолжению постели. Они долго спорили о том, сможет ли восходящее солнце пробиться к ним. Когда яркие лучи стали припекать, он задвигался чаще, и она издала нечто похожее на стон. Наконец, и он, изнемогая, замер.
    Он долго думал, лёжа на спине и куря трубку, а потом убедил себя, что ничего странного не произошло. В конце концов, революция и есть перемена в мышлении, переоценка бытия, не так ли?
7
   - Дай мне бинокль, Радай, я тоже хочу посмотреть! – попросил Вельконн, молодой человек с аккуратно подстриженной бородой, окаймлённой широкой полосой трёхдневной щетины.
    - Нужно было взять свой, – почти рявкнул в ответ Радай, положив руку на пистолет-моледиссмеблер. Его собеседник скрипнул зубами и умолк. В своё время он, носивший «опополамленное» имя Велько, и Радай были членами двух враждующих группировок, и так и не стали настоящими друзьями. Моррид умело использовал эту вражду, периодически натравливая друг их на друга, что не позволяло его подопечным объединиться против него. Он погрузился в воспоминания. Возглавляемые непримиримыми врагами Рготом и Шивой, две банды несколько лет назад разделили между собой канализацию одного из районов Туфы, неоднократно вступая в ожесточённые схватки, разворачивавшиеся в пропитанном ненавистью и зловонием подземном лабиринте. Когда настал день решающей битвы, оба главаря погибли, и имена их канули в Лету; выживших объединил под своим началом дотоле никому не известный четырнадцатилетний мальчик по имени Диммор. В тот день он присвоил себе тело покойного Шивы и сменил имя на Моррид. Так канализация получила единого лидера.
    Моррид перевёл взгляд на второго человека, залёгшего с биноклем в руках. Мощный, рослый мужчина в возрасте сорока лет, Радай являлся дезертиром. Ещё будучи сержантом армии, он организовал под руководством одного предприимчивого офицера бордель, в котором работали солдаты его подразделения, якобы находившиеся в это время на службе. Извращённые фантазии командиров беспрекословно выполнялись в этом заведении, ведь солдаты получали высокую зарплату по контракту, не говоря уже о возможности подработать. Понимая, что в случае неповиновения их выбросят на улицу, если не на помойку, где обитают мутакрысы и подопечные Шивы, Ргота, Моррида и им подобных, солдаты были счастливы отработать положенные им декретки любым возможным способом. В конечном счёте сержанта-сутенёра сгубила жадность: он выставил одного из солдат на «счётчик», обвинив в вымышленном преступлении, и тот взялся отчислять Радаю всю свою зарплату. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, несчастный начал воровать, грабить и убивать. Организация заказных убийств стала для Радая дополнительным источником дохода. В конечном счёте, когда одно из убийств было раскрыто, солдат-асассин на допросе рассказал всё, что знал о Радае и его грязных делишках. Понимая, что ему угрожает смерть, если он даст показания на офицеров, и расстрел, если он доживёт до суда, последний предпочёл податься в бега и с тех пор был членом банды Шивы, одним из ближайших его подручных. Моррид, возглавив банду, оценил таланты и военный опыт Радая по достоинству, назначил его своим заместителем. Сейчас он имел возможность похвалить себя за дальновидность, так как знания бывшего сержанта могли оказаться незаменимыми при штурме арсенала.
    В то время как два его помощника лежали на бетонном покрытии улицы, замаскировавшись содержимым мусорного бака, Моррид едва высовывался из открытого канализационного люка. Он изучал окрестности при помощи своего третьего «глаза» – электронно-оптического прибора, вмонтированного непосредственно в голову. Меняя частоту электромагнитных волн, можно было видеть происходящее как в ультрафиолетовом, так и в инфракрасном диапазоне, даже осуществлять радиолокацию. В самых сложных обстоятельствах «глаз» можно было перевести в режим рентгеновского излучения, смертельно опасного для противника. Моррид выругался про себя. Батарея, питающая прибор, износилась, и начала быстро «садиться», то и дело переходя в режим двойного электропитания. Резервным источником при этом выступала непосредственно сердечная мышца, к которой был подключён миниатюрный термоэлектрический преобразователь. Моррид, вспотевший, словно только что пробежал десять километров, всё же перевёл «третий глаз» в режим радиолокации, отмечая расположение скрытых в сумраке построек, фигуры часовых – и, самое неожиданное, контуры грузовых летающих автомобилей, лет-атомов, как их называли на Гейомии. Грузовики то подлетали, то улетали, освещая улицу сиянием ядерных двигателей. Поднимаемый реактивной тягой ветер нёс рваные полиэтиленовые пакеты и прочий мусор вдоль безлюдной ночной улицы.
    - Радай, что это значит? Армия вооружается?
    Дезертир с сомнением покачал головой.
    - У солдат есть всё необходимое в местах базирования. Это что-то другое. Может, Рихтер хочет вооружить своих пособников Регуляров, может, даже КСИР.
    Корпус специальных информаторов-Регуляров, или КСИР, был инструментом, омерзительным по своей сути, которым пользовалась полиция и ГССГ для поддержания преступного режима существования общества, именуемого «правопорядком». Осуждённым преступникам и выпускникам специальных школ-интернатов, в которых содержали детей, неудачно прошедших процедуру биоимплантации, прямо в мозг вживляли наночипы, позволявшие осуществлять дистанционное управление «бойцами» КСИР. Моррид, в своё время бывший учеником подобной школы, с грустной улыбкой вспомнил, как возмущался, что дирекция отказала ему в «обучении» на спецстукача. Став тем, кем он стал, он не мог не презирать не только КСИР, но и Регуляров вообще. По общему мнению, те только и делали, что паразитировали на остальном обществе, осыпая себя и своих детей всевозможными привилегиями.
    - Но это армейские грузовики. – Вельконн поспешил лишний раз продемонстрировать свою сообразительность. – Гражданские прислали бы за оружием частный или коммунальный транспорт.
    Радай скривился.
    - Не обязательно. Знал бы ты…
    Моррид перестал его слушать. Судя по голосу сержанта-дезертира, даже он понимал истинность слов Вельконна, а значит, появление грузовиков в ночное время, действительно было связано со стремлением Рихтера противодействовать революции. Проследить пункт назначения этих грузоперевозок было необычайно важно.
    Моррид, снедаемый любопытством, связался с Чинэлем. Последний, оказавшийся всего лишь техником-самоучкой, обожавшим ковыряться в сломанных устройствах, слыл среди Иррегуляров учёным.
    - В чём дело? – низкорослый худощавый человечек с неожиданно массивным носом, напоминающим петушиный клюв, смотрел на него с экрана в «третьем глазу».
    - Ты подключился к городской транспортной системе? – спросил Моррид замогильным голосом. По его мнению, такое обращение внушало подчинённым страх и должное уважение. Чинэль, однако, не сильно испугался, видимо, он полагал, что его исключительный статус гарантирует ему неприкосновенность.
    - Да, подключился, хотя управлять не могу. Там стоит мощная антивирусная программа. Я залез со стороны счетов на электроэнергию, потребляемую лазерными трекерами, и могу отслеживать их работу, но, к сожалению, не более того.
    Трекеры представляли собой лазерные лучи, разграничивавшие движение в воздухе: лет-атом, забиравший чуть дальше, чем было разрешено, в сторону, вверх или вниз, натыкался на такой луч и получал предупредительный сигнал. Ходили упорные слухи о том, что с помощью трекеров можно ослеплять неугодных водителей, вызывая тем самым аварии, но подтверждения они не находили.
    - Мы находимся у объекта 231 на улице Блаженной чистоты, 58. – Моррид удивился, насколько название улицы не соответствует её реальному состоянию, а потом сообразил, что её периферийное расположение, удалённое от интереса каких-либо инспекций, позволяло не убирать здесь годами, если не десятилетиями.
    - Да, там полно армейского транспорта. Номера засекречены.
    - Куда они направляются – ты сможешь за ними проследить?
    Чинэль по прозвищу Таблетка задумчиво потёр свой длинный клювоподобный нос.
    - Думаю, это несложно было запомнить. Я как раз тебе сказал, что только это и могу.
    - Ну, сделай это. – Моррид с отвращением посмотрел на грязный халат Чинэля, замызганный реактивами, и, убедившись, что это смутило учёного, прервал разговор.
    Вельконн, нетерпеливо ёрзавший в отходах, гнивших здесь, судя по запаху, со времён основания Туфы, спросил:
    - Ну, что видно, Радай? Может, лучше ударим сейчас?
    - Не торопись, мутакрыса. Кража любит тишину, – повторил прописную воровскую истину дезертир. – Там оружия хватит на всех, это главный арсенал сухопутных войск.
    Вельконн выругался в ответ, но драки, нередкого среди Иррегуляров явления, не произошло. Видимо, оба вполне осознавали, что от успеха предстоящей операции зависит будущее их, Туфы и Гейомии.
    Прошло ещё около часа, прежде чем суета, царившая у ворот объекта 231, окончательно улеглась. Наконец, Моррид, ещё раз осмотрев склад при помощи радиолокации – у него при этом закололо в сердце, – убедился, что посторонние разъехались, и «Грабёж века» можно начинать.
    По его команде множество Иррегуляров, до этого скрытые в канализации, выскочили из своих убежищ с громкими криками и бегом бросились к стальным воротам. Взвыла сирена; тьму разрезали яркие лучи прожекторов, которые стали рыскать вокруг в поисках целей. Часовой с вышки сделал несколько выстрелов, прежде чем его сразил луч моледиссемблера.
    - Заряд! Быстрее! – скомандовал Моррид.
    Вперёд выбежали два подрывника, один из которых нёс в руках кумулятивный заряд, изготовленный Чинэлем; второй прикрывал его броневым щитом, готовый, в случае необходимости, заменить товарища, если тот погибнет или получит ранение. Однако всё обошлось: электромагнит, который представляла собой плоская сторона корпуса бомбы, щёлкнув, намертво приклеился к воротам. Оба подрывника тут же побежали обратно, в то время как третий, до этого удерживавший катушку с проводом, залёг и, убедившись, что его товарищи отбежали на безопасное расстояние, осуществил подрыв.
    Раздался грохот взорвавшегося пластита, приглушенный корпусом мины. Сконцентрированный в одном направлении, взрыв буквально прожёг ворота насквозь там, где располагался замок. Чинэль называл это оружие старомодным, но вполне эффективным, и Моррид, увидев результат его действия, не мог не согласиться: ворота внутрь объекта 231 были открыты настежь.
    Первая группа нападавших, ворвавшаяся во внутренний дворик под командой Вельконна, встретила сопротивление со стороны двух охранников, впрочем, тут же смятых ответными выстрелами.
    Вельконн, вращая стволом моледиссемблера, к которому была прикреплена миниатюрная камера с инфракрасным фонариком, спросил по радио:
    - Радай, трус, ты меня слышишь? – Радай, сейчас находившийся по ту сторону стены, не мог пересечь порога госучреждения с тех пор, как его объявили в розыск. Имплантированный ему при рождении чип гарантировал мгновенную смерть своему обладателю в случае, если тот попробует войти в какую-либо запретную зону. Интересно, что на самого Радая всё ещё распространялась презумпция невиновности, а значит, его нельзя было убивать без суда.
    - Да, слышу. Видно не очень хорошо, ты слишком резко машешь стволом.
    - Вот это видишь? – Вельконн навёл ружьё на причудливую машину, словно порождённую воображением безумца. Изрыгая смерть из многочисленных стволов, торчавших во все стороны из шаровидного корпуса, она убивала одного Иррегуляра за другим. Машина представляла собой металлическое колесо со ступицами двух метров в диаметре, внутрь которого был заключён блок управления и вооружение. Поддерживая равновесие при помощи гироскопов, жуткое колесо постоянно перемещалось – то путём вращения, то при помощи многочисленных «ног», в которые при необходимости превращались ступицы. В такие моменты робот становился похожим на огромного паука, приседавшего, чтобы укрыться от огня противника; порой он, наоборот, резко выпрыгивал, отталкиваясь всеми конечностями, чтобы перемахнуть через высокое препятствие.
    Радай кивнул.
    - Узнаю – это лёгкий робот поддержки пехоты модели «Паяц». Стреляйте по самой защищённой части – по этому шару внутри колеса, всё остальное не имеет значения.
    - Отлично! – с издевкой поблагодарил Вельконн и, показав неприличный жест, отключил связь. По его приказу все члены отряда сконцентрировали огонь на «Паяце». Конечность за конечностью выходили из строя, и передвижения его утратили былую стремительность. Наконец, из пробоины в корпусе повалил чёрный дым, и дико взвизгнув, боевая машина замерла. Некоторые её части, впрочем, ещё конвульсивно сокращались, вызывая непроизвольные приступы страха у проходивших мимо Иррегуляров.
    Сопротивление было сломлено. Нападавшим удалось совершить невозможное – захватить склад с оружием на миллиарды декреток. Воистину это был «Грабёж века»!
    Взрыв ещё одного заряда открыл дверь внутрь арсенала, где пылилось тщательно упакованное оружие. Разделяющие молекулярные связи диссемблеры, стрелковые и клинковые, переносные противороботовые комплексы, ручные и станковые плазмомёты – чего только там не было! Однако наиболее удивительным было открытие, поразившее Радая. Оно касалось пирамиды из новеньких ящиков с надписью «Нова-Стар Армс Индастри» и эмблемой известной корпорации – яркой сверхновой звездой – на боковой стенке.
    - Ого! Импорт из Конфедерации! Держу пари, это как раз то, что они здесь грузили, – возбуждение Радая передалось и всем остальным. Подобно золотоискателям, обнаружившим золотую жилу, Иррегуляры набросились на ящики, стремясь узнать, что же находится внутри. Оказалось, это новенькое оружие, судя по ведомостям – «парализатор-излучатель Р-9», представлявшее собой грозные с виду ружья с прямоугольной коробкой на месте казенной части, переходящей в длинный конический ствол. Оружие имело рукоятку с кнопочным спуском и множество индикаторов, что свидетельствовало о его сложности.
    Тем не менее, Радай был разочарован. 
    - Это полицейское оружие. Излучатель генерирует частицы, которые вступают в контакт только с клетками организма, в которых проходят явления биоэлектрического характера. В результате происходит короткое замыкание, вызывающее паралич нервных тканей в поражённой зоне.
    - И насколько серьёзный? – спросил заинтригованный Моррид, так и не покинувший своего наблюдательного поста в канализационной шахте.
    - Не знаю, – Радай поморщился. – Это дорогостоящее, но, скорее, полицейское оружие. Всё зависит от интенсивности облучения и площади поражения. Возможен временный паралич, а возможен и отказ отдельных органов и даже смерть.
    Моррид, тем не менее, чувствовал, что эта находка является добрым знаком, сулящим победу. Хотя он ещё не понимал, почему, но это ощущение не покидало его.
    - Берите и его тоже! И побыстрее – через пару минут здесь будет вся армия и полиция Гейомии!
8
    Штаб революции располагался на главной площади Туфы, именуемой Банковской, как раз напротив планетарной биржи. Формально, офис принадлежал вновь созданной компании «Коммутируемая Связь», однако ни для кого из тех, кто посещал здание в котором якобы шёл ремонт, не было секретом, что здесь поселилась «КомиСвобода». Идея разместить командный пункт в непосредственной близости от центра деловой и политической жизни планеты принадлежала Га-Га. Гаспар, как всегда, самоуверенно, объяснил свою бесцеремонность:
    - Мы должны действовать явно, если хотим победить. Здесь формируются биржевые индексы. Это как огромный ломберный стол, на котором играют крупнейшие финансовые группы. И пусть все видят, что мы не боимся сделать свою ставку.
    Действительно, вскоре после открытия штаба индексы ведущих производителей Гейомии на бирже поползли вниз, а количество заключённых сделок упало до десятилетнего минимума. В воздухе явственно запахло политико-экономическим кризисом. Гаспар, похоже, только этого и добивался.
    - Маклеры паникуют? Так им и надо! Пусть идут и торгуют чем-то, полезным для людей, а не спекулируют цифрами! Вообще, надо будет отправить их в трудовые лагеря, когда я стану президентом!
    Однажды он заявил нечто подобное в присутствии сотрудников ГССГ. Те, сделав ему замечание, тут же поплатились за подобное поведение: нанятая на деньги косморазведки частная охрана попросту вышвырнула их вон, потребовав уважать частную собственность инопланетных компаний. Вскоре весь город знал, что дело Рихтера гиблое, и центр деловой активности мало-помалу начал смещаться с биржы в офис «КомСвязи». Паралич полицейского аппарата, который набухал десятилетиями, превратившись в подлинного «канцелярского монстра», как его окрестил Никод, стал заметен невооружённым глазом. Дозор ГССГ, какое-то время дежуривший в магазинчике напротив, стал вызывать раздражение у деловых людей, госслужащих и прочих личностей, зачастую откровенно сомнительных, то и дело навещавших революционеров. В конце концов, специалов попросту избили, и они исчезли.
    - Когда мы выведем людей на улицы, – заявил Никод , – специалы ещё появятся. Я думаю, они будут сражаться.
    - Поздно, Ни-Ни, – возразил Гаспар. – Дни режима, не позволявшего ни одному гражданину, будь он человек, гуманоид или негуманоид, Регуляр или Иррегуляр, говорить, действовать и зарабатывать в соответствии с собственным мнением, сочтены.
    Ле Саж, сидевший за столом напротив неэвклидова шахматиста, задумчиво поскрёб залысины.
    - А что же предатель? – информация, полученная им от Френни, расценивалась Морридом как очень важная.
    - Предатель? – Гаспар рассмеялся. – Все мы продажны – и люди, и нелюди. Но то, что мы всё ещё здесь, и нас не арестовали, лишний раз свидетельствует, что мы обязательно победим. Все донесения предателя не помогут им, если они боятся принять ответные меры!
    Шимрон хихикнул:
    - Когда прибыл крейсер Конфедерации, у Рихтера поубавилось решимости.
    Прибытие крейсера «Непоколебимый», относившегося к кораблям четвёртого ранга, повергло многочисленных генералов и адмиралов опереточных вооружённых сил Гейомии в панику. Никогда ещё со времён Войны с Р’яан боевой корабль таких размеров не появлялся в пределах Гейомского четырёхмерного сектора.
    Гаспар указал в Шимрона пальцем:
    - Совершенно верно, Вик. Когда тераваттные лазеры и плазмомёты нацелены на все военные базы, которые против мощи Конфедерации – всё равно что детские игрушки, даже Рихтер начинает понимать, что происходит. Маразматик, чтоб его! Я требовал от него создания коалиционного правительства, и он отказался! Теперь я свергну его, посажу в тюрьму и буду судить на виду у всей планеты!
    Ле Саж вновь почувствовал себя неуютно – Гаспар постоянно называл себя будущим президентом, в то время как его ещё никто никем не избрал и не назначил. Он не был даже председателем «КомиСвободы» – эту «опасную» должность занимала Шизофрент, которая всё равно находилась в розыске за побег из Школы для детей с врождёнными дефектами биоимплантации. В любом случае, она была умственно отсталой, и вряд ли могла оказаться полезной при допросе, если бы её вдруг арестовала ГССГ. Однако Ле Сажа удивляло, насколько решительно заговорщики открещивались от каких-либо должностей в Комитете, при этом настаивая на самых высоких постах, которые они займут после революции.
    Никод удивлённо встопорщил свои короткие усы, подстриженные квадратиком:
    - Постойте, Гаспар!.. Вы вели переговоры с Рихтером втайне от нас?..
    Гаспар отмахнулся от него:
    - Не я с Рихтером, а он со мной. Фактически, я разговаривал с нашим контактом из специалов, ну, вы знаете, насколько он нам полезен, когда тот предложил переговорить с Рихтером, который всё равно подключился к разговору. Мне пришлось принять это предложение, чтобы прикрыть нашего человека! – закончил он наполовину извиняющимся тоном.
    - И какие последствия этого разговора? – спросил Ни-Ни, подозрительно сощурив глаза и выпятив вперёд верхнюю губу, словно угрожая собеседнику своими усами.
    - Рихтер всего лишь отстранил его, но не арестовал. Это не так плохо, как может показаться.
    - Да, конечно, – ехидно ответил Никод.
    Ле Саж выглянул в окно на площадь, чтобы как-то отвлечься от их бесполезных споров, которые могли продолжаться, как он уже знал, до конца времён. Площадь представляла собой огромную пластину из бериллогласса, смонтированную между четырёх близнецов-небоскрёбов на уровне тридцатого этажа. Лет-атомы то садились, то взлетали с её полупрозрачной поверхности, огни их термоядерных двигателей соперничали с яркими вспышками неоновых огней, рекламирующих товары – ядерные источники питания, ультразвуковые бритвы, биомплантанты с дистанционным подключением. Вырывавшееся из сопел пламя обычно было бледно-голубым, наподобие ацетиленового, но некоторые модели, благодаря специальным газовым добавкам, выпускали огненные языки красного, зелёного и даже переменного цвета. Ле Саж слышал, что некоторые из новейших лет-атомов могут формировать текстовые сообщения и даже изображения, но на Гейомии таких пока что не встречал. То ли блага цивилизации и технологические новинки доходили сюда не так быстро, то ли специалы блокировали распространение транспорта, который оппозиция сможет использовать как подвижной пропаганды.
    Ле Саж набил трубку и закурил, рассматривая мир сквозь облака тяжёлого дыма. Он ещё не обедал, поэтому Мэри пришла быстро, застлав его глаза призмой из неосознанного, стремящегося к верификации…
    - … Роже!
    Полное темноглазое лицо Гаспара…за его спиной стоит Шимрон…Он нервно курит, и его тень лежит на стене, словно играя свою роль перед зрителями древнего театра, предшественника синетографа Эдисона и братьев Люмьер. Ле Саж смотрит на тень, которая передаёт сущность лучше оболочки, скованной мирскими условностями, и видит искривлённую дымящуюся стрелу, прошившую рот Шимрона насквозь…это сигарета и косичка формируют единую линию…
    - …Роже, вы нас слышите?
    - Нет, Гаспар, простите, я задумался.
    Обвислые толстые щёки Гаспара приводят в движение толстые губы, которые произносят:
    - Как раз есть пища для размышлений; тема, вполне возможно, достойная вашего внимания. Моррид сообщил нам, что захватил на армейском складе парализаторы-излучатели. Ему удалось проследить трекеры грузовых лет-атомов – эти болваны военные заботятся о соблюдении правил дорожного движения, даже когда готовятся к массовым расстрелам! – и оказалось, что ими вооружили несколько батальонов, в том числе нестроевых, расквартированных в окрестностях Туфы. Что вы об этом думаете?
    - Рихтер планирует использовать армию? – пожал плечами Ле Саж.
    - Как раз нет, дорогой лауреат! Никто до сих пор так и не понял, что это – главное свидетельство нашей неизбежной победы! Эти излучатели Рихтер раздал верным ему частям, значит, они малочисленны, мы даже можем определить, где они расположены и предотвратить их участие в боях…
    Ле Саж затянулся, кивком призывая Гаспара развивать мысль.
    - …Но и их он использует не на всю мощь, ограничивая её парализаторами. Я думаю, можно заказывать шампанское!
    Улыбка, искренняя и широкая, озарила лицо писателя.
    - Только держите его на льду, Гаспар, пока Рихтер не капитулирует!
    Комитет Свободы в полном составе рассмеялся. Гейомия выходила на новый виток своей истории, который ознаменуется торжеством демократии и либеральных ценностей. Будущее принадлежало им, собравшимся в тот день в неработающем офисе компании «Коммутируемая Связь».
9
    Революция, как гроза, назревала несколько дней. Люди собирались в огромные толпы, подобные мрачным тучам, и над ними то и дело звучали пламенные, гневные речи ораторов – первые раскаты грома. И когда пролились первые капли дождя, это не были слёзы угнетённых, и это не была кровь, вопреки наиболее мрачным пророчествам. Обманывая надежды самых наивных, дождь этот не был золотым – как раз наоборот, биржа прекратила работу и закрылась при первых его признаках. Если дождь – это жидкость льющаяся с небес, то Революционная Гроза, как и всё, касающееся переворотов, была совершенно обратным явлением. Точно в назначенный день и час в центре раздалась серия взрывов, сорвавших пожарные гидранты. Однако вместо воды вверх ударили тугие струи вонючей бурой жидкости, запах которой вызывал тошноту. Это объяснялось тем, что вода из труб отводилась по предварительно врезанным рукавам в канализацию, вымывая оттуда фекалии и гниль. План, блестяще реализованный подопечными Моррида, которыми руководил Чинэль по прозвищу Таблетка, принадлежал Гару Гаспару. Неэвклидов шахматист, казалось, обладал неисчерпаемым запасом фантазии относительно всего, что касалось вещей, которые у нормальных людей вызывали омерзение и тошноту.
    - Да! Именно этого я и хочу! – возбуждённо восклицал Га-Га. – Это не сказочки для маленьких детей и не подарки в чулке. Мы принесли революцию, бомбы и дерьмо из туалета! Пусть поймут это!
    - И что будет, когда они поймут? – поинтересовался баркерианин Дейб, готовивший заметку для «Орион Пресс».
    Гаспар скривил свои толстые, подобно извивающимся слизням, губы в усмешке. Вполне вероятно, он полагал, что выглядит сейчас высокомерно.
    - Дейб, вам хоть косточку давай! Правда, в последующие дни их будет предостаточно…Ну, если коротко.. – шахматист понизил тон и сделал паузу, словно действительно пытался облечь свои сверхсложные мысли в простую, понятную даже пинчероиду форму. – Если коротко…Я хочу их шокировать! Пусть трусы спрячутся по самым дальним углам и не высовываются! А трусов, я вам доложу, в этом мире – большинство.
    Гаспар заговорщицки подмигнул Ле Сажу, словно речь шла о чём-то, понятном только им двоим.
    - Те, кто мог бы выступить на стороне Рихтера, скажем, из глупых предрассудков, вроде верности присяге, чести, благородства – те просто отступят при виде улиц, залитых зловонной жижей. Высокие идеалы несовместимы с ковырянием в дерьме. Те же, кто всё-таки станет сражаться, будут иметь подточенный боевой дух.
    - А наша сторона? Наши люди не разбегутся? – Ле Саж задал вопрос, который ему показался естественным. Похоже, однако, это было наивно, по крайней мере, остальные члены комитета хором рассмеялись. Даже Френни глупо захихикала, хотя, как всегда, не понимала, о чём речь.
     - Нет, конечно, ведь мы – революционеры! – Гаспар ликующе потряс рукой, его сарделькоподобные пальцы, не знакомые с физическим трудом, сжались в нечто, напоминающее кулак. – У нас – всё наоборот! Где они защищают порядок, мы создаём ячейки анархистов! Где они соблюдают законы чести, мы лжём из соображений революционной целесообразности! Где они скованы законом, мы его нарушаем! Ведь революция – и есть тягчайшее преступление! Роже, вы что, не знакомы с законодательством?
    Роже был вынужден и согласно кивнуть, и отрицательно покачать головой одновременно. Действительно, он был знаком с правом, но такая трактовка встречалась ему впервые.
     - Мы взываем к самым низменным сторонам человеческой натуры, и вид дерьма только возбудит наших бойцов и привлечёт на нашу сторону тех, кто хочет поживиться за чужой счёт.
    Ле Саж приложил все усилия, чтобы на его лице не дрогнул ни единый мускул, а потом постарался изобразить на нём восхищение.
    - Невероятно! Вы – просто гений, Гаспар! – говоря так, он почувствовал, что уже где-то слышал подобные интонации.
    Гаспар, от чьего внимания не ускользнули изменения в голосе и мимике Ле Сажа, цинично рассмеялся.
    - Роже, вы становитесь настоящим гейомцем! Хотите, я назначу вас министром образования и культуры?
    - Не знаю, я писатель…
    - Этого делать не придётся, за вас всё напишет секретарь. Или, может, лучше секретарша? – Гаспар посмотрел Ле Сажу в глаза, едва не мурлыча. – Две?..
    Их внимание отвлёк Шимрон, находившийся в углу, где был оборудован узел связи.
    - Началось! Моррид вывел своих подонков на улицы!
    Ле Саж приблизился к одному из голографических проекторов. Переключая изображение с канала на канал, он везде наблюдал одну и ту же картину: из канализационных люков вылезают неприятного вида личности, зачастую в отрепьях, вооружённые новейшим оружием. Крупные планы позволяли увидеть многочисленные гнойные язвы, покрывающие грязные тела, не знакомые с нормальным медицинским обслуживанием и понятием «санитария» как таковым.
    Гаспар приказал согнать демонстрантов, пикетирующих госучреждения, к выходу из «КомСвязи».
    - Пока что прикроемся живым щитом, – как всегда, брезгливо произнёс шахматист. – А когда Рихтер бросит против Моррида все силы и выдохнется, раздадим нашим людям оружие и начнём захватывать жизненно важные точки.
    Ле Саж решительно закивал, поддерживая его. Революция была великим делом, и свершить её мог только человек, способный на великую подлость. Ему начало казаться, что Гаспар является таким человеком.
10
    Моррид лично командовал наступлением. Его подразделения, не имевшие чётко определённого состава и структуры, представляли собой, скорее, шайки, подчиняющиеся признанным уголовным вожакам. Все попытки Радая как-то унифицировать численность «штурмовых групп» и приучить их к армейской дисциплине разбились о непонимание со стороны преступников, привыкших подчиняться лишь собственным главарям. Выдвинувшиеся из их же среды, те были такими же Иррегулярами, накапливавшими свой авторитет годами, и заменить их назначенными командирами «отделений», «взводов» и «рот» не стоило даже и пытаться. Каждый из них сам присваивал своей банде статус части, соответственно её численности и боеспособности. Все стоны и протесты Радая ни к чему не привели; однажды дело зашло настолько далеко, что его самого едва не пристрелили. В конце концов, он умолк и, возглавив собственную роту, пошёл на штурм баррикад, которыми Регуляры перегораживали улицы.
    В сотне метров к северу, на соседней улице, полыхал огромный пожар. Оранжево-багровое пламя гудело, словно адская печь. Даже здесь, в относительном отдалении, было нестерпимо жарко; местами асфальт размяк и прилипал к подошвам, когда на него становились. Токсичный дым горящих полимеров, из которых были построены дома, заставлял глаза слезиться; многие кашляли. Моррид, заблаговременно раздавший своим подопечным кислородные маски, мог не опасаться за их жизнь; одна такая маска, которая была ему чересчур мала, защищала и его лёгкие. Используя инфракрасный спектр, он осмотрел задымлённую улицу, которая вела к космопорту. Все остальные очаги сопротивления уже пали: Гаспар и прочие «комитетчики» принимали поздравления представителей разных госучреждений и компаний, которые спешили переметнуться на сторону победителя. Победа Революции была несомненной, и окончательный разгром войск Рихтера был лишь вопросом времени. Впрочем, она далась дорогой ценой: значительная часть города была превратилась в руины, погибли тысячи, а с учётом пожаров – вероятно, и десятки тысяч людей. Ситуация усугублялась тем, что пожарные гидранты не работали – КомиСвобода  опасалась, что мощные водомёты остановят толпу и настояла на том, чтобы Моррид вывел их из строя. Сейчас же, когда огромный огненный вихрь охватил сразу несколько кварталов, они, наверняка, сами жалели об этом решении. 
    Моррид тяжело вздохнул. Скорее всего, когда бои закончатся, Гаспар свалит всю вину за пожары на него. Га-Га проявил себя совершенно беспринципным интриганом, полагавшим, что в жизнь можно переносить правила настольной игры, манипулируя живыми людьми, как шахматными фигурами.
    Отвлёкшись от печальных мыслей, он снова осмотрел баррикаду, которую атаковали бойцы Радая. Сваленные в кучу обломки мебели, разнообразный хлам, даже выкорчеванные деревья – всё это пошло на строительство заграждения, включая дорогостоящие лет-атомы, повреждённые огнём Иррегуляров. Лет-атомы! Разбогатевшие при Рихтере Регуляры жестоко ошиблись, полагая, что летающий транспорт будет эффективен во время боя в городских условиях. Их сбивали один за другим, пока противник не отказался от их использования. Моррид с удовлетворением отметил, что его воины уже взобрались на гребень баррикады, там завязалась жаркая схватка, местами переходившая в рукопашную. Он подумал, чем бы наградить храбреца, первым выбравшегося наверх, как того тут же сразил меткий выстрел противника.
    Моррид выругался. Регуляры всё ещё сражались. Если деморализованная армия достаточно быстро сложила оружие, то отчаявшиеся служащие ГССГ сражались яростно. Разжиревшие бюрократы, подобно загнанным в угол мутакрысам, понимали, что они обречены, и сражались с удвоенной энергией. Нет, конечно, не сами – но они нашли тех, кто бы сразился за них, пока они ищут пути отхода к «челнокам» в космопорту. Спешно сколоченные из пятнадцати-шестнадцатилетних мальчишек, числившихся офицерами ГССГ, отряды, вступили в бой с частями, ведомыми Морридом и Радаем. Со стороны банковской площади их охватывали студенческие отряды, возглавляемые дальним родственником Никода, Эльцером. Несмотря на это, юнцы сражались отчаянно, компенсируя отсутствие боевого опыта смелостью, свойственной всем, кто никогда не бывал в бою, но верит, что ему повезёт. И им действительно везло – они уходили в лучший мир, так и не поняв, что жизнь их оборвалась, а те, ради кого они умирали, выгадали лишнюю минуту. Возможно, именно нескольких минут им и не хватит, скрипнул зубами Моррид, думая о том, что Рихтер, вероятнее всего, уйдёт. Если ему удастся сбежать, все победы Революции, стоившие стольких жертв, будут бесплодными.
    У него под ногами внезапно задрожала земля; опасаясь, что рядом взорвалась граната, Моррид бросился на землю, и уже падая, понял, что это лишнее. Выждав несколько мгновений, он посмотрел в сторону космопорта, зная, что именно увидит: ревущий огненный факел ракеты-носителя, разгоняющей «челнок» с Самыми Важными Персонами до второй космической скорости. Моррид в сердцах ударил по земле кулаком.
    - Вперёд! – прокричал он микрофон, вмонтированный в маску. – Убьём их всех!
    - Они сдаются, Моррид, – голос Радая, приглушённый статическими разрядами, был едва узнаваемым. – Сдаются не нам, а Эльцеру. Если мы их убьём, начнётся бой уже с его Студенческой Армией.
    Над баррикадой появилось белое знамя – обычная рваная майка, одетая на обломок стальной арматуры.
    Моррид, едва сдерживая злость, пошёл туда, где офицерский полк ГССГ сдавал оружие. То тут, то там попадались трупы, преимущественно Иррегуляров, многие из них были его знакомыми и товарищами. Неподвижные тела были обуглены там, где в них попали разряды плазмы, искромсаны в местах, где по ним прошлись моледиссемблеры, разорваны на части, где их поразил взрыв. Некоторые тела не носили видимых повреждений: лишь из носа или ушей текли тоненькие, уже запёкшиеся струйки крови – как догадался Моррид, причиной этих смертей стали излучатели «Нова-Стар». Многие раненые ещё дышали; их стоны разносились окрест с порывами ветра, поднятого гигантским пожаром, бушующим совсем рядом.
    Когда он взобрался на баррикаду, подходы к которой были усеяны телами его соратников, картина изменилась – среди погибших оказалось немало мальчишек в расшитой золотом новенькой синей форме офицеров ГССГ. Это зрелище несколько успокоило его смятенную душу. Радай, Эльцер и их помощники говорили с каким-то полным широкоплечим мужчиной в форме подполковника. В памяти всплыло его имя: Куакен. Гаспар перед самым боем просил сохранить жизнь этому офицеру, оказавшему Революции неоценимые услуги. Кто знает, не был ли Гаспар его агентом, которого они безуспешно искали – или же теперь всё наоборот?
    Он снова посмотрел на точку, оставлявшую за собой инверсионный след от ядерных ракетных двигателей. Там, в уже почти неразличимом кораблике, находились ответы на множество вопросов, которые он жаждал задать тем, кто правил Гейомией в предыдущие годы. Моррид понял, что сегодня ему не суждено получить от судьбы всё, что он хочет. Однако именно в этот день он почувствовал, что обязательно узнает имена тех, кто превратил его в кретина и отправил в Школу КСИР, и покарает их.