Мустанг и Чика. Глава 1

1.
*_*
Вижу склонившуюся надо мной испуганную пацанячью морду, на которой написан немой вопрос. Довольно быстро этот вопрос стек на его язык и сорвался вскриком:
- Ты чего, Чика?
Эта моська смутно кого-то напомнила. Почему-то знаю, что его зовут Медик. А вот почему он меня так назвал? Красный галстук напялил еще, юный зюгановец. Вдруг я с ужасом осознал, что мое собственное тело без моего участия спросило этого пацана:
- Медик, чего это со мной?
Конкретная шиза: сказал не своим голосом. Какой-то он пацанский, мелодичный.
- Ганс с дружками на тебя напали… Ты че, не помнишь ничего? – пояснил Медик.
Тело покачало головой. Потом осторожно поднялось с пола туалета. захотелось взглянуть на себя в зеркало. Подошел к умывальнику и увидел там вместо себя незнакомого хмурого мальчугана с шишкой на голове. От неожиданности я заорал:
- Мать твою… Кто это?
Медик еще сильнее сбледнул и снова вякнул:
- Ты чего, Чика?
- Как я оказался перед зеркалом? – в свою очередь испугалось изображение.
- Щас пацаны медичку приведут, - опасливо высказался Медик.
Так, мне нужно собраться с мыслями, осмотреться и хоть что-то понять. Я себя прекрасно помню. Прогулка с Лоркой, пожар и… этот сюр с Чики-пуки-медиками. Ах, да! Еще был свет в конце тоннели и похожее на меня существо. Получается, что я сдох и реинкарнировался в тощего засранца.
Пока я вспоминал, мое тело уже куда-то поволокли. С правого бока меня держала молодая рыжеволосая женщина в белом халате. Слева поддерживал, вернее, сам держался за меня пацан с ником Медик. Как же все происходящее казалось нереальным? Отчаянно захотелось проснуться. Правая рука подчинилась мне и щипанула меня же за ляжку. Затем, после паузы, зловредно тяпнула женскую ягодицу.
- Медведев, еще раз нечто подобное выкинешь, оторву руки и засуну их тебе в задницу, - сквозь зубы шипит женщина.
Медик обеспокоенно вытаращился на медичку.
- И вообще, Медведев, иди в класс. Без тебя тут справятся.
Медик отчаянно запротестовал:
- Но, Людмила Николаевна, мне его домой еще придется провожать…
А я все никак не просыпаюсь, наверное, вся нога уже в синяках от щипков. Где ты теперь, мое солнышко? Все ли с тобой в порядке? Милая Лорка…
Не в силах преодолеть нарастающее отчаяние, я завыл и забился в истерике:
- Не хочу! Не хочу этого! А-а-а…
Очнулся на линолевом полу коридора школы. Медик зачем-то уселся на меня сверху. Врач умчалась. Вскоре она появилась с двумя старшеклассниками.
- Берите его осторожно и тащите ко мне в кабинет, - скомандовала она ребятам.
- Я сам дойду, - вякнул своим пионерским голоском.
Итак, триллер с главной ролью Чужого в теле пацана, не собирался заканчиваться. По комсомольским значкам догадался, что мое сознание перенеслось по времени лет на тридцать-сорок назад.
Меня завели в медкабинет и приказали раздеться до пояса. Врач его осмотрела, проверила рефлексы и заставила выпить какую-то бурду. Финал всего действия – шприц в тощий зад под сочувственным взглядом Медика. Надо ведь подкормить хрупкий организм подростка витаминами. Ой-й-й-е-е-е! С трудом сдерживаюсь, чтобы не завопить матом. Этой Людмиле надо в Гестапо зверствовать, пытать несчастных партизан. Чуть нога не отвалилась. За все мои мучения - освобождение от физры на две недели и завтра вместо школы сходить в поликлинику, проверить голову на всякий пожарный случай.
Счастливое тело вынеслось на зимнюю улицу. Медик молча сопел сзади. Странные ощущения для меня. Эмоции захлестывают, голова почти не болит. Еще эта детская истерика, невозможная для меня бывшего. Как бы мне не опацанячиться полностью и стать Пашкой Чекалиным, четырнадцати лет от роду. Вот это да! Я могу узнать про то, что может знать Чика. Оглядываюсь назад. Школа по типовому плану. Дальше будут улицы и однообразные панельные дома. На центральной площади каменный Ленин напротив стекляшки дома культуры. На афише намалевано название фильма «Высокий блондин в черном ботинке» (Франция), 30 января, три вечерних сеанса и один дневной. С фасадов зданий лезут в глаза огромные плакаты «Слава Труду», «Достойно встретим двадцать пятый съезд КПСС», «Тридцать лет Победы». Кварталы панельных пятиэтажек кустились вокруг центральной аллеи. Такие поселки со всеми удобствами стали строить для сельских тружеников еще с шестидесятых годов. Это подчеркивало прогресс советского образа жизни. Самым приятным была близость лесов и водоемов, еще не загаженных коттеджами. В часе езды на электричке манила развлечениями Москва. Итак, я теперь живу в 1975 году, в агрогородке «Родные Просторы».
- Ты чего? – отвлек меня от размышлений Медик.
- Голова… - пояснил, трогая осторожно свой шишак, - Многое позабыл.
- Ух ты! – завистливо протянул Медик, - Теперь у тебя законная отмазка. Контрошу по алгебре в среду можешь не писать. А мне от бати снова влетит.
Чикина память выдала сведения об отце друга. Типичный мент с нулевым интеллектом и фигурой тяжелоатлета. Не верилось, что худенький Медик произошел от него. Месяц назад этот маньяк совершил натуральное надругательство над гордым чикиным телом со своим кожаным ремнем, обосновывая это тем, что пацан растет без отца. В дальнейшем тело не давало ему возможности еще раз проявить таланты воспитателя, перестав появляться у Медика дома.
К «себе» домой идти тоже не хотелось. Память Чики транслировала картинки с видами грязной двухкомнатки и живущей вместе пьющей матерью, которая не стеснялась приводить домой разных типов. Чика старался после школы бродить до вечера по улицам, лазить по подвалам, оставаться в гостях у друзей, если позовут. Если приходилось заходить домой, то он деликатной мышкой прошмыгивал в свою комнатку, пытаясь не прислушиваться к шорохам и возне из темной комнаты. Во многих хрущевках с проходными комнатами рукодельные жильцы превращали кладовку в дополнительную комнату, где обычно размещали кровать. Такая комната называлась темной.
Медик настойчиво зазывал меня в подвал, а я уже сильно устал управлять своим новым телом и оттянулся на задний план. Если кому доводилось ездить на необъезженном, или больном коне, тот меня поймет. Приходится находиться в диком напряжении, постоянно ожидая своевольных действий от жеребца. Так же и с этим пацаньим телом.
Чика очнулся и тут же обругал Медика. Пацаны поорали друг на друга и быстро успокоились, как это обычно бывает у простых уличных пацанов. Решили сначала зайти домой к Чике. Как я догадался, тот собрался полазить по карманам своей мамаши, пока она спит. А она должна спать, поскольку ночью яростно бухала с подружками.
Тело шло по улице пружинистой походочкой вразвалку, смоля папиросу. Медик слева старательно копировал друга. Я угорал со смеху над ними, со своего наблюдательского места. Какие же мы бываем смешными в детстве. Уличные пацаны уважительно здоровались с Чикой. Видимо этот дрыщ имел здесь какой-то авторитет, но меня это мало радовало. Перспектива перманентных драк, отъема денег у мелкоты и попадание рано, или поздно на шконку не вдохновляла.
Чика жил на пятом этаже. Не успелась отвориться входная дверь, как почувствовался затхлый запах. Мать спала в темной комнате одна. В большой комнате располагались обыденный сервант с остатками посуды и статуэтками, черно-белый телевизор на тумбочке, диван, обитый грязной бежевой тканью с пятнами вина и прочих жидкостей. Посередине комнаты лежала ковровая дорожка, заметно грязная. Сверху веселую картину дополняла желтая люстра-тарелка, вся в пятнах от жизнедеятельности мух.
На кухне громоздилась гора немытой посуды, и повсюду стояли банки с желтой жидкостью. Чика слил эту мочу из разных банок в две кружки и сунул одну Медику. Они прошли в большую комнату, включили телик и развалились на диване. Посасывая пивко, пацаны лениво перебрасывались ничего не значащими словами-эмоциями. Черно-белый экран показывал мероприятие с участием Брежнева. Он принимал в Кремле и целовал взасос негра из недоразвитой страны.
Рука Чики вдруг полезла расстегивать ширинку, его приятель тоже расстегнулся. Я запереживал и решил вмешиваться. С трудом слушающейся чикиной рукой запихнул обратно то, что успело вывалилось из интимных глубин. Медик, уставившись в телик, с пионерским задором теребил свое хозяйство, эротично придыхая. Мама дорогая, куда меня занесло!
Брежнев на экране продолжал свои сексуальные мероприятия с неграми. Медик продолжал подрывать основы нравственности, оглашая покой квартиры все более нарастающими стонами. Я просто охреневал на всю эту красочную акварель.
Наконец, Вовка кончил под протяжный вой, который органично вплелся в храп матери и бубнеж телика. Подозрительно уставился на меня:
- А ты чего не гонял лысого?
- А что, должен был? – мявкнул по-еврейски.
Друган состроил моську, которая давала понять, что я выбился из привычного образа.
- Скажи мне, Медь. Ты Брежнева любишь? – решил кое-что уточнить.
- А кто его не любит? – тоже решил включить еврея Вовка, - Все его любят.
- Ну, не до такой же степени… - вырвалось вдруг.
Поневоле привиделась одна картина. На экране телевизора очередной съезд КПСС. С трибуны толкает речь наш дорогой Леонид Ильич. Заполненный до отказа зал в едином порыве работал правой рукой, исключая левых она… уклонистов. В полной фантасмагории мелькали руки, расстегнутые ширинки, оскаленные в экстазе лица…
- Чика, а ты знаешь, кого я представлял? – вдруг поинтересовался Медик.
- Стесняюсь даже предположить.
- Людмилку. У нее сиськи такие вообще… - реабилитировался друг.
- Классно! – похвалил его.
- Слышь, Чика, может сходим в подвал к пацанам, попыхаем? – решил продолжить мое погружение в новую реальность персональный Вергилий.
- Не по кайфу, - высказался я, снова вызвав заметное удивление своего мелкого друга.
Травить дурью свое новое тело мне лично не хотелось.
- Чудной ты какой-то сегодня, - заметил приятель, - Ну, как знаешь, а я пойду. Домой идти не хочется. Если литра позвонила домой, то опять попадет. Если надумаешь, приходи.
- Ладно, - соглашаюсь, выпроваживая чикиного друга до прихожей.
Есть хочется, но кроме пива ничего другого не было. Приносу остатки пива с кухни и разваливаюсь на диване перед телевизором. Показывали какую-то хрень про комсомольцев, радующихся, что строят БАМ. Решаю до конца разобраться с вопросом: - «Что я имею на данный момент, кроме того, что попал в глубокую-преглубокую...»
Уже понятно, что я – попаданец в тело сорванца-двоечника с криминальными задатками, жившего еще до моего рождения. Заселен, так сказать, в коммунальные условия. Не заслужил, значит, собственного тела. Все помню и знаю о своей жизни. Сведения о жизни Чики могу получить в любой момент, когда понадобится. Пацан не догадывается о моем существовании. В момент моей активности, его сознание каким-то образом блокируется и передается под мое управление. Получается, что я лидер в нашем симбиозе. Хоть какая-то радость, а то быть под влиянием малолетнего недоумка мне, взрослому парню, не хотелось бы. Плохо, что управление телом требует напряжения сил. Устаешь так, что приходится долго приходить в себя.
Убитая вонючая квартира. Кругом у засранца, значит и у меня теперь, одни проблемы. Денег нет, чтобы просто поесть. Его мать не просыхает и жахается со всеми подряд. Скоро собак будет домой приводить и на себя затаскивать. Участковый приходил к ней и грозился за тунеядство посадить и материнства лишить. Какая-то гопкомпания толстых теток нагрянула однажды сразу после Нового года. Ходили по квартире, вынюхивали что-то, как крысы. Чику выперли за дверь и срались потом целый час с матерью. Этот пацан реально может загреметь в детдом, и я с ним прицепом. Ай-яй-яй, плёхо. Мне такие расклады не нужны.
Что еще? Батя в бегах, скрывается от алиментов. Старший братец сидит в тюрьме по рецидиву. С самой старшей сестрой все хорошо, но она живет далеко, в Новосибирске. У отца еще были двоюродные братья. Один живет где-то в Москве. Другой работает директором в каком-то санатории, в нашем районе расположенном. С нами они все теперь не общаются по понятным причинам. Учеба на нуле, вернее, на цифре два.
Портфель с дневником за седьмой класс «а» обнаруживается на кухне. Понятно, сплошные двойки перемежаются редкими тройками. Воззвания красными чернилами учителей к родительнице почти на каждой странице. Учебники все разрисованы порноэтюдами. Весело парнишка живет. Учителя наверное специально трояки в конце года натягивают, чтобы не оставлять это сокровище на второй год.
Есть ли хоть что-то положительное для этого оболтуса? Сестра беспокоится, пишет письма и переводы присылает. Зовет жить к себе. Если эта японамать окончательно сбрендит, то у пацана есть запасной аэродром. Друзей мало, но есть. Самый близкий конечно Вовка Медведев.
Гитара еще имеется и не просто так. Несколько аккордов пацан сумел разучить. К спорту не равнодушен. Два года назад участвовал в детском футбольном первенстве. Его команда даже какое-то там призовое место заняла. Физрук за это смог продавить вступление в пионеры. Значит, бегаю неплохо. Ноги должны быть не хуже, чем у меня-паркуриста в моей иной жизни.
Подумав, стал снимать одежду. Раздевшись догола, подошел к зеркалу шкафа и провел тщательный осмотр тела подростка. Никаких подозрительных пятен нет, не считая синяков и порезов в разных местах. Нет никаких отклонений и мутаций, типа шестипалости и жутких родинок. Рост обычный для семиклассника, чуть ниже среднего. Тело поджарое, жилистое. Нормальное такое тело. Ноги действительно мощные, накаченные, как у бегуна. Хмм, кенгуру кривоногое! А вот плечи и грудные мышцы стоит немного подкачать.
Моська очень даже ничего, немного жестковата. Проблема дефицита девичьего внимания, думаю, мне не будет грозить. Копна черных волос, по совковой моде длинных, до шеи. «Хомо лохматикус». Продолговатое лицо дополняет большой нос, впалые щеки, прямой подбородок и большие серые глаза. Хмурый взгляд вприщур. Губы пухлые, мальчишеские. Вполне удобоваримо на первый взгляд. Без спиртного можно обойтись, когда девкам себя придется предлагать.
А на более пристальный взгляд… Предлагать было чего. Святые угодники! Как такое может быть у четырнадцатилетнего пацана? Нет, я не завидую. У меня там тоже все было на зависть окружающим. Но, чтобы в таком возрасте!
Моим прозвищем в том мире было «Мустанг». Не знаю, кто ее придумал и отчего. Может быть, от моей фамилии, а может от излишней активности в половых вопросах. Узнал случайно, что меня так окрестили из подсмотренного электронного письма у одной девчонки. Приятно, что хоть что-то перенеслось с моей личностью в этот мир.
Походил по комнате, раздумывая, сделать ли небольшую уборочку, или оставить все как есть. Решил пока оставить. Пугать аборигенов чистотой пока опасно. На кухне не выдержал и перемыл всю посуду. Блин, тараканы же… Я их не перевариваю. В холодильнике пустота. Мышь скоро повесится. Наверное, уже завещание пишет. Масло растительное, правда, еще там было. Молодому растущему организму не помешало бы еще чего в топку загрузить. От пива мало толку.
Деньги - это проблема из проблем. Шарить по карманам пьяной тетки я не собирался. Паскуда Ганс все деньги отобрал! Стоп, стоп. Откуда у меня эти эмоции. Умри сейчас же во мне пацан! Как можно так жить? Понимаю, еду и деньги приносили мамкины хахали. Иногда приходили денежные переводы от сестры. Мать брали несколько раз на работу обычной уборщицей, но ее почти сразу выгоняли за прогулы. Надо теперь срочно что-то придумать.
Занятый мыслями, позабыл, что бегаю голышом. Чикина мама в дурацкой ночнушке внезапно вылезла из своего темного убежища и непонимающе уставилась на меня. Маленькая худенькая женщина с испитым лицом и растрепанными волосами выглядела заурядной бомжихой с Трех Вокзалов моего времени, но фигурой обладала вполне стройной. Мать уставилась на мой передок. На ее лице промелькнуло вожделение. Я похолодел. Руки и ноги быстро заработали по поиску и надеванию шмоток.
Взгляд ее приобрел более осмысленное выражения. Наконец-то она узнала сына, произнеся:
- Ты чего?
Блин, в этом городке, походу, все задают только этот дебильный вопрос.
- Жрать нечего, вот и продал последние трусы, - зло схохмил я и добавил, - Кормить сына будешь?
Сказал больше для того, чтобы разогнать напряженную тишину.
- Нечем, сына. Нет у нас денег, - немного гнусавя, высказывается женщина.
- А они с неба не упадут. На работу устройся.
Женщина молча ушла на кухню и разразилась оттуда криком:
- Пашка, скотина! Все пиво вылакал, подлец! Мерзавец, весь в отца!
Телевизор бухтел о всяких успехах, вторя матерщине из кухни. Я стойко высидел на диване, пропуская всю эту хрень мимо ушей. Японамама, наматерившись, заткнулась и прошмыгнула в свою темную комнату.
Живот завывал, как ансамбль помоечных котов перед дракой. Покопавшись в памяти Чики, узнал имена соседей по подъезду. В маленьких поселках люди живут дружно и обычно помогают друг другу. Пришла пора включить свое пацанье обаяние и немного попобираться. Увы, мой партнер слишком наследил в душах соседей. Никто не соглашался одолжить мне ни копейки. Лишь когда возвращался к себе, уныло двигая конечностями, заметил на своей лестничной клетке соседку Таисию Степановну. Старушка передумала и решила дать мне рублевую бумажку в долг. С огромной благодарностью взял денежку и, накинув серую куртку с опушкой и лыжную шапочку, на ноги ботинки, поскакал в сторону магазина. Мороз к вечеру немного спал. По центральной улице гуляли влюбленные парочки и стайки ребятишек. Устав от управления телом, отдал его Чике.
Тело по-видимому стало привыкать к своим необычностям, и прореагировало на пробуждение не слишком эмоционально. Как я и предполагал, после недолгих раздумий, оно устремилось в направлении гостиницы. Да, имеется в нашем маленьком городке такое заведение. Я бы по честнаку этой гостинице не то, что звездочку, даже лепесток от звездочки не дал бы. Типичная общага с запахом кошачьей мочи и тухлых овощей. В отличие от жилых домов, где подвалы забиты всяким хламом и вареньями, здесь кроме крыс и их какашек ничего не хранилось. В торцевой части входа в подвал раньше размещались кабинеты коменданта. Когда он съехал оттуда, помещения достались бородатому дворнику, которого молодняк прозывал Профессором Пердуновским. Он там жил и хранил свой инвентарь. В необлагороженной части подвала заселилась уличная шантрапа. Сначала против желания дворника. Потом враждующие стороны нашли точки соприкосновений и взаимодействий в виде жидкой валюты.
Бодрая, немного танцующая походка Чики начала замедляться, а затем стала напоминать движения кота, охотящегося на голубей. Мдя, этот кот встретил явно не голубей. На горизонте нарисовалась компания из трех пацанов-вэшников с параллельного класса, возглавляемая Гансом, то есть Гешкой Сердюковым. В его лице было действительно что-то от типичного фильмовского немца – белокурой бестии. Пока мое тело растерянно думало над своими безрадостными перспективами, паскудный Ганс заметил его:
- Ком цу мир! – подозвал он Чика.
Пора выручать напарника. Я спокойно вразвалочку подошел к блондинчику и поинтересовался:
- Дальше что?
- Будто не знаешь? Выкладывай из карманов все денюжки, и проваливай, куда хочешь, - проговорив угрозу, Ганс довольно заржал.
- А может, это ты мне сейчас свои денюжки выложишь? – невинно предложил я.
Свита Ганса в недоумении выпучила на меня глаза, а сам он, нервно улыбаясь, злобно заявил:
- Сейчас у тебя вырастет второй рог.
И резко замахнулся. Я присел, увернувшись от удара, и с места врезал ему ногой по голени. Ганс взвыл. Добавляю ему по скуле боковым замахом руки. Второй пацан подскочил, но, напоровшись на удар ногой в живот, упал, согнувшись. Третий, толстенький парнишка, оказался сыкливым и не полез драться.
- Деньги из карманов! – неожиданно для себя, рявкнул на них.
Толстый, помертвев, мгновенно достал две бумажки по рублю.
- Если проверю и найду хоть копейку, убью без разговоров.
Ганс с бледным от боли лицом без слов передал мне деньги через толстого.
- Ладно, гуляйте, - благодушно разрешил им, - Дышите через ноздри.
Пересчитал деньги - восемь рублей.
- Круто мы погуляли с тобой, Чиканос! – пробормотал я, сам офигевший, уходя от печальной троицы.
Не доходя до гостиницы, свернул к магазину. Набрал там жратвы всякой на пять рублей с лихуем: колбасы докторской, хлеба, лука зеленого с большими головешками, бутылочку портвешка три семерки. Ввалился со всей этой радостью желудка в подвал. Кроме Медика, радостно встретившего меня, нагруженного припасами, там сидели еще несколько пацанов разного возраста.
Подвал этот никогда не закрывался, и никто не крал отсюда матрасы на лежаках, старенькую радиолу и гитару-семиструнку. Здесь было тепло зимой и прохладно летом. Здесь пережидали родительские репрессии матерые двоечники. Здесь просто так сидели и общались пацаны, когда им надоедало слоняться по городку и мозолить глаза взрослым и ментам. Чужаки опасались сюда заходить без разрешения. К нарушителям применялись различные меры воздействия, вплоть до набивания морд и пинания других частей тела.
Лампочка светила только в самой большой комнате. В других частях подвала было цивильно только в близлежащих комнатах, но со свечным освещением. Там тоже располагались лежаки. В остальных помещениях было грязно, вонюче и клопно. Для ночевки на всякий пожарный случай место показалось вполне удобным. Удовлетворившись мыслями и немного поев, предоставил телу право насладиться дальнейшим насыщением. Чуть не угробил этим парня. Чика подавился куском колбасы и долго откашливался. Затем принялся упрекать Вовку:
- Ты чего мне в рот сунул? Чуть не сдох из-за тебя.
- Ничего я тебе в рот не совал. Сам откусил, - возмущенно заорал Медик, - Если у тебя мозги отсохли, то это к Перлику. Он клей притаранил. Я не виноват.
- Причем здесь я? – возмутился мелкий веснушчатый пацан, - Я предупреждал. Сами то духло захотели нюхать.
Наоравшись и не переставая работать челюстями и кадыками, подростки переключились на другие темы, которые мне были абсолютно не интересны. Я прислушался к разговору в момент, когда Медик заинтересовался у Чики происхождением еды. Тот с удивлением ответил:
- Зачем спрашиваешь?
- Потому и спрашиваю, что если у матери деньги стырил, рубль мне верни? – терпеливо объяснил Вовка.
- Не, мать я не обносил. Собирался только, да и забыл че-то. Поперся сюда, как обещал, - ответил Пашка.
- А откуда вся эта жратва, бухло? – начал заводиться Медик.
- Мне откуда знать? - тоже завелся Чика.
- Все пацаны видели, как ты ввалился сюда весь из себя такой счастливый. Лыба до ушей. Я прямо тебя не узнал сначала. Все это притащил, - орал Медик.
- Да, ладно! – не поверил Чика и вдруг обмер.
Его пальцы нащупали в кармане бумажки купюр. Не веря себе, пацан вытащил руку из кармана. На ладони лежали три рубля.
- Что это? – прошептал потрясенно Чика.
- Деньги, - ответил просто Медик, - Рубль мне верни!
- Ребята, вдруг это нечистая сила со мной играет? Я слышал про такое от маминых подруг. Надо бы эти деньги в святую воду бросить.
Я про себя ухахатывался. Такое ни в одном театре не увидишь.
- Чика, кончай комедию ломать. Будто я тебя не знаю. С первого класса любишь придуриваться. За сегодня несколько раз меня развел. Тренируешься перед контрольной, чтобы математичку обмануть? Давай мой рубль, а остальное можешь кидать в любую воду, - злился Вовка.
Чика без возражения отдал рубль, положив остальное в карман.
- Слышь, Чика. Если тебе деньги не нужны, то отдай мне, - предложил ему Шило.
- И мне… И мне, - загалдели другие ребята.
Тело никому не ответило, продолжая безучастно смотреть в одну точку.
- Ладно, отвалите от него, - решил Медик.
Снова они болтали ни о чем. Кто-то включил радиолу. Полилась песня Джо Дассена «Лете Эндиен».
- А я «Летит би» Битлов научился играть, - сказал Шило.
Ему передали гитару. Он уселся поудобней  и, после нескольких проб, заиграл, подпевая подобиями английских слов и немного гнусавя. Очень сносно, даже неплохо сыграл. Парень имел задатки музыканта. Я очень заинтересовался исполнением и незаметно для себя вылез на первый план.
- А что ты еще умеешь? – спросил его.
- «Естедей» Битлов.
Шило старательно попытался воспроизвести сложную композицию, напевая под нос. Получилось не ахти. Не доканчивая, перескочил на незнакомую русскую песенку, по стилистике напоминающей раннюю «Машину Времени». Оказалось, что я угадал. Незнакомая песня называлась «Продавец счастья». Пацаны с удовольствием подпевали. Подростковые голоса очень органично сочетались с немудрящей песней. За ней последовала «Ты или я». Эту уж я знал. «Солдат», «Наш дом», «Битва с дураками» - все знаменитые песни этой группы. Еще одна неизвестная для меня, про замки в небе. Пацаны смотрели влюбленными глазами на Шило, Сашку Шиловского, длинного, узкоплечего восьмиклассника, с тонкими нервными пальцами, порхающими мотыльками по струнам. Чем-то он напоминал юного Кеану Ривза. По памяти Чики, парень учился неплохо, но предпочитал общение со шпаной.
Из полуприглушенной радиолы полилась знакомая мелодия. Дип Перпл играл свою известнейшую композицию «Дым над водой». Я невежливо прервал Шило, проорав по английски:
- Smoke on the woter!
И жестом показывал желание прибавить звук. Звук усилили, но шорохи и скрипы сводили эффект к минимуму. Музыка с трудом продиралась к нашим ушам. Песня окончилась, на волне заговорили по-немецки. Звук сделали тише.
- Классный музон. К моему стыду, я ее ни разу не слышал, - признался Шило.
Из мозгов Чика выудил информацию про то, что Шило в школе считался знатоком современной музыки. У него дома имелся мафон катушечный. Есть записи Биттлов, Роллингов, Высоцкого, Машины Времени. Его брат, учась в старших классах школы, создал ВИА «Спектр». И теперь, учась уже в вузе, все равно по выходным репетировал с музыкантами здесь в ДК городка. Шило горел желанием влиться в эту группу гитаристом. Сейчас, на глазах у присутствующих пацанов, я его авторитет подшатал.
- Это - Дип Перпл, хардроковая группа. В семьдесят первом у них вышла пластинка «Машин хед». Там была эта песня, - пояснил я.
- Мой брат со Стасом Наминым из «Цветов» знаком. Обещал и меня с ним познакомить, - зачем-то рассказал Шило. И, немного помявшись, предложил:
- Чика, говорят, что ты на гитаре аккорды разучиваешь? Может, сыгранешь?
Играть на гитаре я умел. Вот только надо определиться с тем, что можно исполнять, а что еще не существует в природе. Я задумался. Пацаны это расценили по-своему и принялись упрашивать. Битлов можно безопасно играть. Сыграю ка я «Рок-эн-Ролл Мьюзик».
Классно гитара настроена. Звук сочный выходил. Я орал по-английски в экстазе. Песенка заводная. У пацанов морды были довольные.
-Еще! - кричали.
- У тебя неплохой голос, оказывается. И лабаешь на гитаре профессионально. Давно обучаешься? – поинтересовался Шило.
- Вроде уже давно, - осторожно наврал от лица еще не умевшего играть Чики.
Сыграл еще им «Мишель», «Хелп», «Энд Ай Лов Хе».
С последней песней немного запалился. Если первые быстрые песни я не проговаривал английские слова. То в последней, медленной, слова проговаривались четко. Хорошо, что никто, даже Шило не знал особо английский. Подумали, наверно, что по-попугайски выражаюсь.
Хотел закончить концерт, но пацаны упросили продолжить.
Решил перейти к русским песням. Высоцкого опасно пока давать. Он в самом разгаре своего творчества. Вилли Токарева? Он только-только эмигрировал в Америку. Некоторые песни еще не родились. Вот и классно. Ничего страшного, что Вилли их сочинит немного позже. Никто про мой подлог не узнает. Но, сначала классика и в музыке и в стихах.
Врезал залихватский проигрыш непманских двадцатых годов.
- Я обманывать себя не стану,
Залегла забота в сердце мглистом.
Отчего прослыл я шарлатаном,
Отчего прослыл я скандалистом...
Да-да! Это он – великий Есенин с невероятной энергетикой стиха, которая разнеслась моим вопящим фальцетом с неведомо откуда-то взявшейся хрипотцой по подвалу. Пацаны умирали от драйва, а Шило сам подключился вторым голосом. Все окрестные коты от зависти сделали себе харакири.
- Давай, еще что-нибудь сыграй, - умоляющим голосом пристал Шило.
Теперь можно и Токарева.
- Я увлекаюся спортивною рыбалкой:
Ловлю рыбешку в холод, дождь, жару и снег…
Пацаны визжали от восторга и подпевали не вполне по тексту:
- Эх, хвост, чешуя...
Не поймал я них…
Заставили, гады, еще раз исполнить. Шило завистливо пытал насчет песни. Назвал автора, объяснил, что эмигрант. Сбацал еще «Небоскребы», опять несколько раз. Напоследок решил исполнить хитовую «Тетю Хаю». Ну все! Появилось новое пацанячье божество в моем облике. Предмет для обожаний и прочих восторгов. Давай еще, - прорыдали ребята.
Блин, я чего, нанимался, - завелся я, но тут же натолкнулся на залп из котошрековских взглядов.
Обреченно взялся за гриф и решил напустить романтики. Объявил следующую песню:
- «Ты у меня одна» Юрия Визбора.
Не понял, что случилось. Видимо, я раскрутил какие-то эмоции у пацанов. Перлик даже шмыгал носом и предательски блестел газами.
Я объявляю другую песню:
- Это из Константина Никольского.
Знаю Костика. Вернее, брат с ним хорошо знаком, - радостно завопил Шило, - В «Цветах» играет на гитаре. Приезжал к нам, вернее к брату на день рождения.
Исполнил первые аккорды, торжественные и печальные…
- О чем поет ночная птица. Одна в осенней тишине. О том, с чем скоро разлучится и будет видеть лишь во сне...
Песня засасывала меня всего. Я словно воспарился ввысь. С каждым словом, с каждым ударом пальцев по струнам, возрастала некая сила.
- …Лети, я песню допою! - орала моя глотка.
Невероятно красивый проигрыш будто вырвался из моих рук, и улетел куда-то вдаль…
Я потерял сознание!