Безмеин

   После шестисоткилометрового пробега через юг Кара-Кумов с переправы в Чарджоу до Ашхабада, и ночи в нем, нам предстоял такой же длины бросок, уже по западной окраине пустыни, до Красноводска. С одной водной переправы на другую.

   Назавтра, хотя гостеприимству хозяина дома, как говорится, можно слагать оды, в гостях решили не задерживаться – на переправу должны попасть засветло. У меня уже состоялся опыт ночной езды по туркменским дорогам – живы и целы, слава Богу.   

  И нас предупредили: в городе с утра заторы, и даже в послеобедье груженные арбы с громадными колесами, грустными ишачк;ми и меланхоличными возницами, – в немыслимой величины тельпеках и халатах, подпоясанных белесыми, бывшими в свою лучшую пору цветными, выгоревшими платками – выезжая из дворов и переулков, и вливаясь в уличные потоки, почти останавливают движение. Конечно, утром мы должны были выехать до апокалипсиса на дорогах. Не зная город, как и дорог Туркмении, и, понимая несовпадение реальности и нашего атласа дорог – вера в него пропала после ненужного заезда в Мургаб близ Мары – пришлось согласиться на помощь хозяина. Он решил вывести нас за город, и мне требовалось только следовать за его “москвичом”.

   Проснулись ни свет ни заря, почти на ходу мылись и глотали завтрак, но времени до назначенного рубежа не оставалось.

   – Не отставать, резко не торможу! – бросил он, и машины автомобильным галопом покинули ночевку. Мимо замелькали деревья, дома, перекрестки, люди, авто, ишаки – некогда смотреть – пока не уперлись в арбу, где-то я уже читал подобное, с вихляющим колесом, грозящим вот-вот отвалиться и, может, продолжить неторопливо катиться или свалиться на бок – уже по собственному выбору. 

  Наконец, город, арыки, навьюченные поклажами женщины неопределенного возраста с многочисленными детьми, старик в ичигах, цветном халате, подпоясанный светлым платком, по окраине - странного вида тутовники, вероятно, ежегодно обдираемые на прокорм шелкопряда – всё кончилось, и наш тандем прибавил скорости. Еще не было изнуряющей жары, воздух баловал утренней чистотой и прохладой.

   - Проскочили Безмеин,– сообщил отец, он делал отметки в атласе дорог. И я отметил: Ашхабад кончился, жаль. Мне нравилось бродить в восточных городах, и, пока нет зноя, чувствовать их непривычно сухой воздух – безотчетно полагая, что вдыхаешь воздух близкой пустыни, а не взвесь тысячелетнего праха немытых мостовых. А в дороге – выехать на окраину городка и видеть, не веря глазам своим, как зелень растений по невидимой границе, сменяется серыми песками с кустами верблюжьей колючки, или как буйные заросли осоки, тростника и еще Бог знает чего, пунктиром обозначают убегающую линию, невидимого со стороны небольшого канала. Нравились виноградные беседки во дворах с отмытыми из шланга листьями, и просвечивающие янтарным отливом кисти – они теплы на ощупь и, срезав, их надо остужать водой.

   Дорога шла краем великой пустыни – хотелось хоть что-то увидеть и запомнить. Узкими полосками вдоль трассы, повсеместно прерываясь, –  низкорослая бурая полынь и песчаная осока, дальше пятнами только вездесущая верблюжья колючка. В сотне метров, растянувшись на равнине, перебежками, что-то выискивали овцы. Я не видел пастуха. Огромная пастушья собака, выбежав на трассу и для острастки облаяв, неслась рядом с ведущим. Статная, красивая. Вспомнилось:   
   Милый, милый, смешной дуралей,
   Ну куда он, куда он гонится?
   Неужель он не знает, что живых коней
   Победила стальная конница?

   Нет, не тягаться ей с авто, как и есенинскому жеребенку с паровозом. Отстала, бежит меж машин.

   Тогда я увлекся созерцанием, поздно начал тормозить. Конечно, она не могла долго соревноваться с авто. Да и зачем? Она охраняла своих овец, ей надо было возвращаться… Может оклемается…

 Десяток километров мы выжимали из машин всё, на что они были способны, наконец, ведущий затормозил, в четыре руки потянули режущие покрышку бампер и загнутое крыло, прощаясь, впопыхах пожали руки, и спешно разъехались - мы представляли ценность пастушьих собак.

  … Век назад караванным шагом бежала молва по пустыне, а ныне по трассе?

   Продолжили гонку, догадываясь, что ничего хорошего нас не ждет, если мы ее проиграем. 
   1982,2015