Свидание

 Мариночка с утра готовит. Сегодня в доме ожидаются дорогие гости. Она уже поранила себе пальцы, разрезая лук, уже испортила маникюр, пока мыла то и дело посуду. Ну что тут скажешь.. Помощников-то у нее нет. Правда, она сильно расстроилась по этому поводу, потому что ее любимый не любит неаккуратные, не ухоженные женские руки. И что это вообще за новости: готовить лук в каком бы то ни было виде. И это он не одобрит. Но Марина пошла на дерзость и все же решила поджарить его. В сочетании с жаренными грибами ей показалось, это будет уместно. Хотя, конечно, кто его знает.. Ведь не понятно любят ли те гости, что собираются придти это самое сочетание.. Не известно. И тут она не молодец. И тут подкачала. Нужно было поинтересоваться заранее. Пойти предварительно и купить все, что нужно в магазине. В соответствии с предпочтениями приглашенных. Донести, в конце концов, эти набитые до отказа сумки. Тогда бы и руки не порезала бы, наверное. Но что теперь-то говорить об этом. Теперь, когда уже ничего другого не придумаешь, а времени в обрез. И режет, режет она этот лук, и слезы струями впиваются в скатерть, и кровоточит рана здесь же, не останавливает поток свой кроветворящий.
  Помимо упомянутых лука и грибов Марина приготовила еще холодец, салат крабовый, пирог с малиной, нажарила котлет, наделала бутербродов. Марина, надо сказать, женщина хозяйственная, к уходу за мужчиной приученная, без просу в его дела не вхожая, вымуштрованная быть прилежной в делах быта. Только последнее время стала от рук отбиваться. И вот уже времени остается все меньше и меньше, Марина накрывает на стол, достает из серванта самые красивые фужеры, ей достались от бабушки, распределяет все как нужно по поверхности стола. Тут тебе и холодец, и салат крабовый, и котлеты с гарниром, и бутерброды (пирог с малиной пока не выставлен), приборы, салфетки, тарелки конечно же. Все как полагается. Гостей только нет. И любимого. Мариночка, имея тайное желание выглядеть подобающе гостям, перешерстила весь свой гардероб. Унылая картина предстала ее взору. Так же как и с руками, которые чаще бывали не ухоженными, у нее все не доходили руки сделать так, чтобы этот гардероб наполнился красивыми вещами, такими, которые удовлетворяли бы вкусу ее ненаглядного. Сам собою наполнился, за счет, конечно, Мариночкиных усилий. Она ведь работает в отличие от ее суженого. Куда ж ему ей делать подарки - пусть сама горбатится, молодая девка еще, кровь, как говорится, с молоком. Правда, с каждым днем в ней все меньше этого молока становится, да и крови тоже. Что ни день, то порезы. Такая уж закономерность. Есть только некоторое печальное обстоятельство. Марине все время приходится тратить деньги на все, что угодно, но только не на себя. То трубу прорвет, то холодильник сломается, то пол поменять любимому вздумается. По паркетному ему не ходится, нужен ламинат. А вся ответственность на ней - она же бытом занимается. Какие уж тут платья.. Ну что поделаешь тут.. Пришлось надеть что имеется. Единственное выходное платье. Его Марина надевает везде. В театр пойдут - она в нем, на концерт - то же самое, в гости какие вечерние - так его же и надевает. Нет у человека другой приличной одежды. Правда, носит она его все равно редко несмотря на то, что оно у нее одно. Вот и сейчас ей не осталось ничего другого сделать, кроме как надеть это платье. Черное, простого кроя, пообветшавшее, оскомину набившее невнятное платье. Украшения тоже не обновляются у Марины. Да и были б там украшения.. Все больше какой-то ширпотреб. Но Марина ничего, не жалуется. Она всем довольна. У них с любимым принцип жизни такой - минимализм во всем. Он придумал. И прическа у Марины не складывается. Все как-то из рук вон валится не понятно почему. И вот на пороге появляются они.
  Марина, выронив полотенце, бегом бежит встречать. А появившиеся имеют какую-то внешность. Мужчина седовласый, лет под шестьдесят. Весь выглаженный, в новой рубашке, в модных ботинках. Он галантно снимает плащ со своей спутницы, которая тут же, рядом с ним, стоит. Она, под стать ему, одета изысканно и так женственно, одним словом с лоском, возраст - чуть постарше Марины, тридцать лет. Вот вам и гости. Марина приветствует их обоих, приглашает пройти к столу. Зовут их Лена и Стас. Конечно, эти гости моментально оставляют в душе Марины зияющую дыру. Сбивают наповал всем своим великолепием. Лена милая, ласково улыбается Мариночке - она лучшая подруга ее любимого. Он столько рассказывал Марине о ней, так ею восхищался, но ни разу еще не представил Марине это седьмое чудо света. Бывает, как усядется в развалочку в своем любимом кресле, и давай Лену вспоминать. И она и умница, и красавица у него, и руки-то у нее всегда при маникюре, и лук-то не ест, и прическа на месте, опять-таки творческая натура, прямо как Стасик (Лена умеет сооружать птичек-оригами). И этот факт почему-то всегда добивал Марину окончательно, опускал на какое-то илистое дно ее, хоть она и гнала эти мысли от себя, хоть и старалась еще держать спину. Марина слышала весь этот пересказ не раз и не два. Это повторялось изо дня в день, регулярно. Заполняло собой все щели и углы Марининого со Стасом дома. И даже иногда Марине чудилось, что именно поэтому то и дело выходит из строя холодильник, поэтому барахлит тостер, и ей вечно приходится есть горелый хлеб по утрам, перед тем как идти в свою контору. А ведь когда-то он был такой, какой нужно - с золотистой корочкой, как она любит. Помнит ли Стас эти времена... Тогда Лена, судя по всему, смогла отодвинуться для него на второй план. Они к тому времени были уже знакомы. Или, может быть, это было вынужденное мероприятие... Уже теперь не соберешь все в единую и цельную конструкцию. И так, преодолевая унижение, Марина все же проводила за стол гостью. Стас, любовно отодвигая стул для Леночки, все списывал на приличия гостеприимного хозяина. Марина стул отодвинула сама. Нежности подобного рода на нее не распространялись. Ни сегодня, ни вообще. Так, наблюдая за этим, Марина все успокаивала себя, все уговаривала.
- Нет, ну ты правда особенная, - повторял одно и то же Стас, глядя на Лену. Та вся расплывалась в улыбке, и без тени смущения принимала это как должное, это внимание. Марина понемногу все больше вскипала, но для нее в принципе было не свойственно как бы то ни было показывать свои чувства. Она была чемпион по долготерпению. Ее редкие всплески негодования по какому-либо поводу всегда встречались Стасом крайне болезненно. Чаще всего он менял местоположение, и разговор упирался в тупик. Вся эта активная жестикуляция и хождение бровей по разъяренной физиономии были свойственны ему. Крик никто не отменял. Да Марина и гасила-то все эти свои припадки, потому что резонно, как ей казалось, приходила в голову мысль: мы ведь не женаты. Как-то жили и жили, вопрос не вставал. Но вот в такие моменты Марина почему-то понимала, что это причина для отступления. Причем как-то даже бессознательно.
  Стас все не сводил глаз с Лены. Он рассказывал ей какие бывают птички, читал лекцию. Надо признать, что он, конечно, имел обаяние интеллектуала. Да еще этот его внешний вид.. Его пластика. Марина иногда усаживалась напротив него, и застывши, смотрела подолгу, как на картину. Говорить он умел. Речь текла плавно, легко, непрерывно. И всегда это был интересный разговор. Всегда содержательный. А сейчас он протекал как бы мимо Мариночки. Их глаза не встречались. Это было натуральное свидание его с Леной, а Марина была кем-то вроде прислуги. И тут образовалось нечто в атмосфере. Марина неожиданно для себя самой стала убирать со стола все угощения. Машинально. Заклеенными пластырями пальцами она цеплялась за все это изобилие, не оставляя на столе ничего, кроме гарнира к котлетам. А он собой представлял жареные грибы и лук. И так ушла. Просидела пол часа на кухне, а никто даже не хватился ее. Потом только еще спустя несколько времени стала она прицеливаться к розетке, откручивать болты. Все чудилось ей, что вот сейчас она проведет опыт над собой, сейчас узнает свою особенность. А сможет ли она устоять перед сильнейшим ударом тока? Еще только пирог стоял на столе, никем не тронутый, ненужный, забытый, даже не выставленный на показ, засохший уже. Бросила взгляд на него, такого никчемного, такого одинокого, и переметнулась от одного дела к другому. Крепкий-крепкий чай заварила себе Мариночка, отрезала кусок пирога. И после этого уж никто больше не готовил подобное в этом доме.