Журналистка и чудовище

                1

     Время в это утро предназначалось в вершителя определённой судьбы, а именно её судьбы. И потому она спешила. Спешила, как никогда. Не на свидание, но было это чем-то сродни с этим всегда волнующим явлением. Она спешила на работу. Вот бы кто удивился. Но это было именно так.
    Сегодня самый волнительный момент в её жизни. И оттого, что она успеет, вовремя предстанет к намеченной аудиенции не перед каким-нибудь шефом конкретного отдела, и даже не перед генеральным директором нового журнала, а перед о, самим основателем, создателем, отцом, перед самим медиа-магнатом, перед таким вот олигархом –  «владельцем фабрик и заводов», зависела, в общем-то, её судьба. Не больше, не меньше. И потому она спешила.

    Журнал «Удивительное обозрение» недавно взошло на небосклоне республики, стараясь основательно занять определённую нишу. Да, ладно. И так определились, как положено, но вот в неимоверной дали, в далёком зарубежье, а если точно, то в Европе, в Германии также протискивался к вожделенному месту под сияющим светилом один журнал такого, же, направления. Да ладно бы так, но выходило так, что они оказались тёзками. Но там, во Франкфурте-на-Майне, он, «Wunderbare Beobachtung», вряд ли обратил внимание на тёзку, если бы на него не вышли сами. И это благодаря истинному проныре, каковым и является олигарх, такой вот «владелец газет, пароходов», но точно владелец нового журнала, в котором она проработала уже год после окончания университета.

    Да, приехали они – зарубежные гости из далёкой Европы как бы узнать что-нибудь такое вот таинственное, экзотическое, что возможно на земле потомков Чингисхана по его материнской линии, но и отдохнуть, конечно, как следует, оттянуться на берегах жемчужины планеты. А что? Самая главная и сокровенная достопримечательность родной земли! Скажи название и встрепенётся дух у каждого образованного человека. Одним словом – Байкал, и сказано этим всё.
    Они приехали, отдохнули, оттянулись, как следует, подышали чистейшим воздухом берегов истинной жемчужины планеты, что вот так и окунулись в ореол уж очень, очень возвышенных настроений. И вот под желаемую струю или под такой поток низвергающихся эмоций от блаженности взял и подкинул олигарх такую вот идею о сотрудничестве, о таком вот обмене опытом, на что те, прилетевшие из далёкой Европы вот так взяли и согласились, нисколько не задумываясь. Хотя, что задумываться. Да ради бога! Пусть приезжают в супериндустриальный город Франкфурт-на-Майне!

    Вот потому она и спешила в этом данном отрезке биографии, вот в это утро на работу. Кандидатов вроде бы определили. И их двое – она и он. Именно он! И потому оставалась одна маленькая формальность – получить благословение от самого хозяина, владельца журнала, журнала, ставшего для неё родным, ибо и определилась она сразу, после того, как получила диплом университета – такое вот истинно задокументированное свидетельство приобретённой мудрости, такой вершины знаний, но конечно, специальности.
    Она спешила на остановку микрика, что притаилась за углом этой, довольно таки, невзрачной пятиэтажки. Вот сейчас она завернёт и окажется там, дождётся микрика, который объявится примерно через пять минут, для того чтобы и покатить её навстречу сокровенно вожделенной мечте, навстречу Европе, и не с кем-нибудь, а именно с ним, и только с ним. Ох, азиатка!
    Она обогнула пятиэтажку и, можно сказать, так и выпорхнула на остановку. Осталось подождать.

    Ждали микрик и ещё два конкурента на вожделенные места – парень и девушка, которых связывали узы самой возвышенности, которые ощущает и она сама именно с ним. И, скорее, завяжутся они ещё теснее там, в той далёкой земле, в том далёком городе Франкфурт-на-Майне. И всё-таки, у неё какое-то туманное представление об этом городе. Конечно, далеко не Берлин. Конечно, город высокой индустрии, как и вся территория, вся земля одной из самых высокотехнологичных стран мира. Так и есть. 
    Смотря на мило воркующую пару, скорее из категории студентов, конечно же, представила себя на их месте вместе с ним. И у них выйдет ничуть не хуже, чем у них, а то и лучше, намного лучше. Они лишь в начале этого пути.
    Вот так и длилась бы идиллия ожидания микрика в блаженно волнующем спокойствии. Но…, неведомо каким-то нависшим роком, зловещим роком и может случиться непредвиденный случай, такая вот случайность бытия, уж точно как самый неожиданный снег, что может выпасть в начале июля знойного лета.

    Неподалёку от остановки не то, что притулился, а выпятился самым нескромным, наглым образом такой вот продуктовый киоск ли, павильон ли, мимо которого чуть раньше её спешного прихода на остановку, как раз проходилась загулявшая компания, скорее отходящая от бурной ночи. Что ж, такое имеет место быть в убого серых кварталах родного города.
    Именно в какой-нибудь важный момент, да подвернётся такое. Вот и в это утро этого дня. Но почему в этот час? Загулявшая компания не преминула опохмелиться с утра по давней традиции менталитета. Так и случилось. И теперь из страдальческой группы молодых людей мужского происхождения она превращалась в весьма шумную компанию. Да ладно бы так. Зарождалась весьма агрессивная группировка, готовая в любой момент спустить пар, оторваться, как следует. Вот тут-то и ждать пришлось им недолго, ибо и была замечена вот эта милая парочка на остановке, наверное, из среды студентов. 

    Что они, снующие бесцельно в пространстве жизни, случайно и увидели таких, которые им совсем не по пути в этой весьма уныленькой никчёмности. И, конечно же, взыгралась и злость, и подсознательная зависть. Да ладно девчонка, но вот на парне-то они и оторвутся, как следует.
  - Эй, курить не найдётся?! – в спокойное пространство ворвался такой окрик ли, но просьба весьма вызывающего тона от одного из этой группы, над которой, как пиратский флаг, развевалась зловеще чёрная аура сгущено пакостного свойства, что вовсе и не походило на просьбу, даже отдалённо не напоминая. 
    Скорее, это было грубое вторжение на территорию личности этого парня, который постарался ответить побыстрее, чтобы как-то и оградиться, отгородиться.
  - Не, нету у меня, – постарался ответить не тихо и не громко, как можно вежливо, дабы и не вызвать чего-нибудь такого лишнего.
     Но всякого лишнего уже хватало, хотя бы в том, что он, вот такой чистенько интеллигентный со своей девушкой уже присутствовал, существовал на остановке.
  - Не куришь? Спортсмен что ли? – раздавался уже другой голос такой же агрессивной направленности.
  - Да нет, – поспешил ответить паренёк, тогда как забеспокоилась его девушка, что не выделялась такой уж дерзостью женской.
    Тут-то она и собралась, ведомая такой вот женской особенностью, да ещё духом дерзко благородным, потому и постаралась как-то защитить.
  - Ребята, идите своей дорогой, – так и сказала она, стараясь выдерживать, как можно, спокойный вид, ибо уже взыграло тут вот это самое высшее образование.

    Были бы ребята, просто опохмелённые, но нормальные по жизни, то и пошли бы они своей дорогой догуливать этот ясный день с раннего утра. Но нет. Его величество случай подкинул ей и этой паре искреннего чувства таких, что ни на есть. отъявленных отморозков, которые и проявятся на территории какого-нибудь убого серого квартала, который-то и слывёт криминогенным.
    Конечно же, у этих подвыпивших ребят взыграло то чувство, что и дано им по жизни самое лучшее, так это вот так и опохмелиться с утра. И, конечно же, тупая низкая огранка души туда же, в которой и просветится тусклым светом всякая, всякая мерзость. Потому, под воздействием, всё же, крепкого напитка и ополчилась группировка на само злодеяние. Но конечно, же, сыграл не последнюю роль такой вот поведенческий навык к насилию, укоренившийся в сознании и подсознании. Потому и надвинулась она – опохмелённая компания, одержимая яростью на алкогольном пару, на них с намерением оторваться, как следует, на этом безобидном парне, именно на парне, объекту, на котором с лихвой используют силу. И потому что у них в подсознании рулит вот это понимание своей численного превосходства. А что благородство? Да, плевать им. Ну а если что, то и девушкам перепадёт в одной куче (хрен с ними по разумению пакостной души да зловещего разума), а это значит и ей тоже.

    Какие мысли, думы могли прийти ей в голову, да и в сердце тоже? Ведь впереди мечта, Европа, Франкфурт-на-Майне! Да что творится такое?! Она не должна опоздать. Не должна ни за что! Может, воспользоваться правом слабого пола, да дождаться микрика и покинуть побыстрее это место сгущённого зла. А что до полиции, то вряд ли дозовёшься её в этот зловещий миг, что и продлится какие-то минуты. Но какие? Ох, нежданный миг опасности и подлости! Но знать ли, что игры случайности продолжаются…

    Вдруг неожиданно разорвалось что-то в ушах и сразу вспышкой одного мгновения и разразилось атакой в мозг, что и отступило всё далеко, далеко на задний план. Что было это? Крик? Или гром? Или голос дьявола? И, скорей, волей инстинкта, чем разума, но повернулись все: и агрессоры, и будущие жертвы в ту сторону, откуда и могло свершиться такое, что и не успели переварить рассудком. Но лучше бы и не взглянуть…
    Страшный образ, которое и отобразило лицо бойцовского проявления. Но главная черта – глаза, как глаза дьявола, глубинное дно которых и выразило настоящий ад. Что эти отморозки? Ягнята на заклание! И это лишь прелюдия наступающего армагедона в отдельно взятой ситуации отдельного пространства…
    Этот истинно страшный человек стоял неподвижно. Откуда взялся, откуда занесло? Вопрос застыл, ибо что-то начинало происходить на этой остановке этого квартала в это ясное утро наступающего дня. Но что?

    Тихая грусть истошно сдавливала сердце. Само явление омерзительной меланхолии, укачивающее волной болезни морской. Серое поле, серая ковыль под тусклым сиянием бледной луны. Но где, же, свет ясного дня?
    Казалось, что разбомбили мозг, оставив тело наедине с реальностью, а, может, с ирреальностью бытия. Полная парализация воли и духа. И шло это оттуда, где и стоял он…
    Знание сила! И пришло оно на выручку молодой, но профессиональной журналистке таким вот проблеском молнии в ещё не заиндевевший мозг. И потому она успела крикнуть напуганной паре голосом, едва имевшим силу, но подав наглядно собственный пример:
  - Заткните уши!
    Девушка и парень из последних сил в измождении рассудка, но повиновались, последовав её примеру, прикрыв плотно ладонями уши.

    Природа представила невероятно широчайший диапазон частот. Но дано человеку улавливать звуки лишь в границах от 15 до 22 тысяч Герц. Но ещё уже диапазон, когда он и может издавать эти самые звуки. От 500 до 4 тысяч Герц. Но животные превосходят частотным голосовым спектром, владение которых и составит от 1 до 100 тысяч Герц.
    170 – 180 децибел – смертоносная мощь оружия, что и разбомбит, разорвёт истинно суть мозга.
    Инфразвук – неосязаемая энергия инфернальных миров, как секретное оружие на фундаменте электромагнитного излучения особого, особенного диапазона, как призрачный дар от физики электромагнетизма и сама суть от невероятной акустики, который и наведёт направленный поток ужасающего страха в психическом плане. И поведёт в ничтожное лоно деструкции и парализации, снеся на пути башку от всякого, всякого разума.
    Частота в 5 Герц бьёт по печени.
    6 Гц навевает меланхолию и подобие морской болезни.
    7 Гц останавливает сердце.
    И понимала она, что именно этот человек издаёт невероятный звук, извергает такой вот направленно «дрессированный» инфразвук.

    И, кажется, слетела напрочь хмель из голов этих, минуту назад бравировавших парней, которых и обдало ледяным душем и мерзким прикосновением неведомого страха…
     И нет у них знания. Потому и подпали, примерно, под волну 6 Гц, которая и заволокла печалью чёрной, неотвратимой…
    А этот человек, облачением всесильного монстра, так и продолжал повелевать в этом данном пространстве и самим пространством. Невидимая сила нахлынула всей гигантской мощью на оппонентов, каковыми и являлись эти отморозки утерянной совести и благородства. И подпали они под власть таинственного оружия…

    Направленно обострённый, «дрессированный» инфразвук, способный снести разум, воцарился безраздельно, что и подавит, раздавит оружием всесильным, что и не найти спасения. 6 Гц – суть наполненной меланхолии, что укачает подобно болезни морской.  Инфразвук – всплеск проявлений энергии инфернальных миров, свершил выброс негатива самого разного рода.  Но был ли инфразвук в интервале от 6 до 9 Гц, мерзким звоном отдающий по альфу ритму мозга, что возьмёт, да оцепенеет до самых глубин само надёжно, не надёжно укрытое подсознание, что заиндевеет всякая интуиция на неведомых территориях вот такой страшно таинственной частоты 7 Гц? И думать, не думать, что был ли удар молниеносный по хилым мозгам вот этих бравировавших парней, таких вот отморозков, которые совсем недавно и бахвалились таким вот преимуществом в силе и наглости, самой вершиной пьедестала, что, иногда, да и подкинет совсем никчёмная жизнь без всякой вдохновенной цели? Или же превратились в совершенно примитивные существа, сердца которых и сковались льдом под самый омерзительный холод ужасающего страха? Как и есть. Но был ли это синоним акустического оружия, основанного на электромагнитном излучении особого диапазона? Как знать. Но навёл ужас в психическом плане, парализовал действия, воздействовал деструктивно и разрушающе, чего и не было с ними, да и знать не знали до самого этого утра наступающего ясного дня.

    Человек этот, производящий адские комбинации определённых звуков, немного зашевелился, преображаясь на глазах, выказывая повелительно, что он никакой не каменный идол, такой вот застывший памятник. И сделал шаг вперёд. Затем ещё и ещё в направлении агрессивной группировки, у которой, скорее, напрочь слетело такое поведенческое подобие. Хотя, как знать. Пока никто не знает, что и предъявит, направит он силу, порождённую концентрацией его мысли через физическую мощь  в один устремлённый поток, что и раздавит, уничтожит. Но это за недалёким поворотом времени. Осталось немного ждать…
    Может интуитивно, но понимала она в данный миг, что и закончилось воздействие страшного акустического оружия, потому и разжала руки, давая ушам свободу слуха. Видя это, последовала за ней вот эта парочка, эти парень и девушка, скорей студенты. И окунулись в тишину застоялую, гнетущую. А этот монстр продолжал неспешный ход вперёд, как предпосылка не ветра, урагана… И это лишь пролог. Затем и случилось то, что и пожалеешь…

    То был ли взрыв пронзительный до неистовости, до истошности невыносимой, до самой невероятной интенсивности? Кто знал, что и раздался «умертвляющий» крик от направленного потока железной воли, от самой сконцентрированной мысли. Разорвалось ли через неведомо «замочную скважину» вздыблено взметнувшейся волны между частотами от 16 Гц до 20 кГц, доступных для человеческого уха? Как знать. Но, то была та высота тона, та пронзительность, от которой и погибнет мелкая живность в виде крыс, сусликов и тому подобных. То была ментальная энергия, что и подавит, раздавит разум того, кто и оказался на пути. Но это лишь вступление.   
    Действие последовало сразу же и мгновенно за этим криком, режущим сердце, что тело полной парализацией да отделится от сознания. Старт спринтера, а затем тренированное движение живо представило лихо завертевшийся волчок, но скорее начало, такой вот оборот стремительности в триста шестьдесят градусов, но в высоту.  Он оказался почти на втором этаже. И в конце оборота «раздался выстрел» правой ноги точно в голову того оппонента, который и оказался на самом краю территории агрессивной группировки, который и опрокинулся быстро, словно пешка от резкого щелчка на шахматной доске. Да и любая другая фигура тоже. То был приём кун-фу «Усиро-гери». Но откуда знать ей? Вот так мгновенно и воспринял её разум, как разум в роли стороннего наблюдателя, которую и подкинул такой вот неожиданный изгиб судьбы. Но и поняла, что видит она сейчас, в секунды эти всесильного мастера, который и представился богом и дьяволом единоборства одновременно.

    Большинство постаралось, как можно, быстрее отстраниться, а то и убежать, что и явилось благоразумием для них. Но и нашлись двое из группировки, которым не чужда была смелость, такое вот преодоление страха, что один из них и выхватил нож наизготовку. И, конечно же, это было решение скорее инстинкта, чем разума. И понимала она, что жестоко поплатится этот парень за такой подлый проступок. И тем же мгновением почему-то, независимо от сознания, пронеслась какая-то жалость к нему, вставшему на такой путь глупости.   
    То было движение неимоверное по резкости, едва доступное взору смертного, сравнимое с ушедшим бликом далёкой молнии, в котором глазомер и подыграл ювелирно точно такую роль, что запястье руки, посмевшей совсем не во время ухватить холодное оружие, и оказалось в руке этого чудовища, как в тисках железных, подобных плоскогубцам. И также резко последовало дальнейшее движение, отчего запястье вывернулось вправо, отдавшись болью пронзительной мгновенно, что и вскричишь истошно помимо воли и сознания. Что и было так. Но могла ли она непрофессиональным взором знать, понять, что от движения из арсенала айкидо локтевой сустав и оказался в положении параллельности не свежему асфальту. Но и нанёс в этот миг истинно монстр единоборства неуловимо взору хлёсткий удар другой рукой, внешней стороной ладони по очень хрупкому локтевому сочленению, после которого опять и повторился крик, но уже от боли, пронзающей насквозь. Вот она – реальность драки на асфальте! Суровый лик суровой истины.

    Но оставался ещё один, последний из когорты безрассудно смелых. И что же он собрался предпринять? Но ответ оказался прост, банально прост. Этот отморозок доставал пистолет, против которого должен быть бессилен и сам дьявол единоборства. Потому и сжалось у неё сердце сочувствием теперь за этого монстра,  за этого человека ли, который, по большому счёту, и явился неожиданно здесь, И он не прошёл мимо, как многие и сделали бы это ореолом равнодушия. Нет, он остановился, чтобы спасти их от самой омерзительной, но страшной ситуации. И потому чудовище чудовищем, но в груди его такое вот сердце под гордым флагом отваги и благородства.   
    Но всё ли просто в мире этом? И увидела она глаза этого монстра с невероятным духом благородства. Но что выразил взгляд чудовища? И взметнулось неведомо таинственное в этом до предела заострённом миге…
               
* * *

    Ковыль, серая ковыль в диком поле иной долины. Едва всколыхнулась в тени, гонимых ветром, чёрных облаков унылого неба иных горизонтов… 
    Но где, же, мир, мой мир?

* * *

    Знания её в этот миг не явились силой, ибо то, что происходило дальше, было за пределом, за гранью того, что могло представиться реальностью.
  - Не успеешь нажать на курок, как будешь лежать на асфальте, и не встанешь, никогда не встанешь. Мой удар быстрее пули, – голос как закалённый металл, как нож заострённый скрежетал словно по сковороде безжалостно невыносимо, что и заиндевели души тех, которые услышали…
    Да, он владел в пространстве и владел пространством, потому и зарябил волнами воздух ясного дня, нагнетая истинно провал сознания от тона, властительного тона властителя. Но кто знал, что тигр далеко запустил свои когти, и что от истинно голоса преисподней и заиграл зловеще, да с новой силой отставленный эффект «дрессированного» инфразвука. Потому и парализован оппонент. Но и остальные тоже под сверкающим огнём ужаса, что потоком источаются от глаз всесильного монстра. Потому и выпал пистолет.

    Она понимала, осознавала, что вот этот паршивый гад заслуживает большего. В это мгновение это были её, именно её мысли, что немного, да опередили действие, произведённое мастером. А заключалось оно в том, что левая нога его от бедра до колена произвела подъём вверх уж очень сверхбыстрым взлётом, одновременно от колена до ступни произвела настоящий «выстрел», таков был удар, как молния. Носок ступни по воле тренированного движения в содружестве с глазомером и пришёлся точно в челюсть, которая мгновенно и раздалась треском, что помрачнеет надолго, очень надолго зловещий разум, тогда как тело, от удара взлетевшее в высоту наискось, да и обвалится бесполезным мешком на поверхность далеко не свежего асфальта.
    Всё это и выразилось такой вот тончайше филигранной работой, а то и вдохновенным творчеством истинно виртуозного мастера высочайшего класса!

    И понятен ли был смысл данного момента? Когда всё было очищено, он повернулся, чтобы пройти мимо. Этот человек ли, монстр шёл медленно плавно, оттого походка его была лёгкой, но упругой, и какой-то величественно торжественной. Он шёл, навевая силой и мощью своей особенную ауру, что изгнала напрочь вот это гнетущее состояние самых отрицательных начал, что воцарилась недавно. Но ведь и миг соответствовал этому явлению торжественного стиля, такой вот искрой откровенности от самой истины прекрасной. И, скорее, была, присутствовала музыка соответствия, что лила журчанием чистого ручья, что навевала тихую грусть, может, что-то от печали неведомой и скрытой, как мелодия нежных звуков, мелодия светлая, как сияние, как декорация. Но ведь и само истечение времени явилось как бы провидением высшей действительности, неожиданным как порыв ветра, как миг ускользающий, как искра. Но поймает ли она?

    Ох, бурлящая кровь журналистки! Потому, ведомая инстинктом профессионализма она и достала мобильник, чтобы зафиксировать. И успела включить на видео, когда он проходил мимо, но удостоил взглядом. И увидела в глазах его, что вовсе не потух, не поблек страшный блеск, блик холодного огня, как признак проявления какого-то дьявольского духа. Невольно и подумаешь так. Но и заметила, подметила, что что-то не так, не так, как совсем недавно, вот так зажигающий властно волю, что и заставит согнуться, встрепенуться дрожью от потока, несущего страх. Нет, нет. Другое, другое. Скорее, что-то и обозначилось от иного философского значения, иной концепции, но  как-то и выказалась неприкрыто какая-то неведомая мудрость от таинственно далёкого глубинного мира, как от другой вселенной, что понять не суждено. Но ведь и не узнать ей никогда, никогда. Случайный миг, случайный, по сути невообразимо страшный, но и величественный одновременно. Первая и последняя встреча.
    Ох, журналистка! Пока записывала на вечность, подкатил микрик, куда и прошмыгнула быстренько эта парочка, и пока она, увлекшись моментом, провожала взглядом этого монстра, уходящего за угол пятиэтажки, микрик и укатил, кажется, навсегда похоронив её мечту. Вот тут-то и наступило истинно осознание реальности, что да обдало холодным душем.
    Она опаздывает. Она опоздала…

                2 

    В коридоре было тихо. Не всегда так бывает, но бывает. И если редко кто из сотрудников, сотрудниц и проходил, прошмыгивал суетливо по делам из кабинета в кабинет, то не могли не бросить, вскинуть какой-либо взгляд на неё, в котором отражались и удивление, и сочувствие, стоящую вот так просто не при каких делах, одинокую, как будто лишнюю. Что уж говорить, когда и знали почти все, что она и он – сложившиеся кандидаты без всяких альтернатив в этот далёкий Франкфурт-на-Майне. Может, хотя и было так, что кое-где да всходили ростки некоторой зависти. Но это так, а когда на деле оборачивается совсем по-другому, принимая иной оборот, то, если судить по безмолвным взглядам некоторых, источали, однако, лишь сочувствие, но отнюдь не злорадство. Всё, таки, не тот контингент.   

    Видать, буря прокатилась недавно, и теперь улеглось, устаканилось. И связано это непосредственно с ней, именно с ней и вокруг неё. Надо же, в самый последний и ответственный миг взять и вот так совсем банальным образом опоздать. Да не куда-нибудь, а на аудиенцию к самому владельцу, держателю всех акций, который и знал про результат, что оставалось лишь одно благословенное напутствие. Но в том-то и дело, что капиталист никогда не стерпит вот такого отношения и к делу, и к нему самому, никак не стерпит, ибо у него и нет никаких любимчиков. И потому никогда и не будет пустовать свято место. И кто же тогда вместо неё? Но ответ не так сильно будоражил, ибо сам факт опоздания само по себе и загнал всю душу на самое дно моря беспокойства и отчаяния.
    Вдалеке, на том конце коридора и открылась дверь, откуда выходили не шумно и не тихо коллеги, переговариваясь о чём-то, что слышен невнятный гул голосов. И этот тихий гул приближался. Она же, призвав всё мужество, оставалась ждать, предсказывая сочувствие к ней, но прежде упрёки самого разного характера.

  - Сарюна! Ты где была? – подбежал Роллан, будто запыхавшись после марафона, едва, едва переводя участившееся дыхание от переживания, которое ещё далеко не улеглось.
  - Вот так опоздала. Его величество – случай, – отвечала она тихо, обречённо. 
  - Но как, как…? – взволнованность продолжала править им, который и не в силах был что-то изменить, ибо, и не дано.

    Что говорить, но решила всё рассказать, как было, а не строить из себя такую уж неудачницу, над которой сгустились густые облака истерики. И потому старалась представить ему всю картину, что развернулась неожиданно и страшно именно на  пути к мечте, на этом пути в вожделенную Европу. Во время рассказа заметила, что не вдвоём они. Рядом пристроилась в роли внимательного слушателя коллега, вот эта вездесущая Лора, источающая неподдельную радость оттого, что она, именно она сегодня на белом коне. Но как-то эта воссиявшая Лора старалась неуклюже, да прикрыть такую радость, что у неё не так-то ловко получалось. И понимала Сарюна, что переиграли их, переставили. Что ж, кого винить. Но одно но. Вот она-то, эта радостная Лора как раз и была конкуренткой, которую она обошла на этом вираже жизни. Хотя, как обошла, когда она-то и едет вместо неё вместе с ним, именно с ним.
    Она рассказывала, как есть. Что уж там приукрашивать, когда случилось происшествие за гранью понимания, представления. Хотя, не сказать, что вершина необыкновенности, ибо не знаешь, что и пройдётся мимо по многолюдной улице какой-нибудь виртуозный мастер единоборства. А, может, и вершина…

  - Но зачем, же, надо было на видео? Вот эта минута и решила всё, – говорил Роллан никак не обращая на Лору подобающего внимания, но та и без того полыхала вот так нежданно свалившейся удачей, таким вот счастьем, что пока не могла переварить до конца.
  - Не знаю, не знаю… – только так и могла Сарюна вымолвить, и не более.
  - Инстинкт журналистки, – тут-то вставила слово третья лишняя таким уж бодрым тоном, от которой, всё же, не отмахнулись, и потому она продолжила. – Но ты покажи нам это видео.
    Конечно, стоит показать это видео, ещё как стоит показать. Потому извлекла айфон, провела кое-какую манипуляцию пальцами над монитором и представила им так, как есть. Смотрите сами свидетельство её рассказа и оцените…   

   Так и выставились в состоянии шока, что стало такой вот полной неожиданностью. Будто открылось перед ними проявление всевластно будоражащее от неизвестно таинственной сути. То было и для них внезапное открытие, такое вот пришествие знания феерически психического явления, что источал даже из монитора айфона этот взгляд, глубинно устремлённый в пламени огня леденящего холода, будто и взглянул в саму бездну торжествующего исчадия ада. Так и вздрогнула мгновенно вся внутренняя суть вездесущей, но удачливой Лоры. Но и над Ролланом пронеслась едва заметная тень бледности. Хотя, не упрекнёшь его в какой-нибудь трусости, ибо и наделен отвагой стержень его прекрасной души, что отразилась во всём внешнем облике. И потому у неё конкурентка, да притом не одна. Но как они не похожи на себя в этот миг созерцания простого видео. Хотя, происходит действие на мониторе, что ни на есть, такой вершиной необыкновенности, которую внушит страшный вид этого монстра, который, всё-таки, и есть человек. Но какой!?
    Поспешила убрать айфон, не ожидавшая такой реакции от них. Тогда успокоение постепенно да снизошло на них, что могли оценить трезво.

  - Что это такое? Кто он? – выговорила тихо Лора, тогда как Роллан предпочёл промолчать, дабы не выказать то, что и над ним пронеслось такое лёгкое облачко холодного трепета, что так неожиданно взяло, да снесло приподнятое настроение хотя бы оттого, что ожидает его поездка, даже пусть и без неё, в страну высоких технологий, но и традиций, таких вот старинных замков из эпохи Средневековья и много, много ещё чего, что и предстоит увидеть в недалёком будущем в высокоразвитой индустриальной стране Европы, да и мира тоже.
  - Он и есть, – что могла сказать Сарюна о нём.
  - На вид ему за двадцать, но моложе тридцати. В общем-то молодой, немного старше нас. Но какой он злой и страшный, как какой-то невиданный монстр… – однозначно и вывела собственное заключение Лора таким вот журналистским разумом, (он всегда как-то необыкновенен по сравнению с большинством по причине самой профессии) окончательно приходя в себя от неожиданно, молниеносно нахлынувшего шока от увиденного на мониторе.
    Роллан продолжал молчать, может, анализируя саму неловкость состояния души, что не скоро успокоится, ибо выказалось это именно перед девушками, и именно перед ней.

  - Такое лицо, и вот эти глаза любого выведут из равновесия, – словно угадав такое его состояние, и старалась Сарюна как бы успокоить, но ведь трезвость оценки присутствовала при этом также, так точно отображающая впечатление от видео на айфоне, что захватит дух эмоцией самого негативного образа.
    Затем наступило такое вот неловкое молчание, что захотелось ей побыть одной, переварить вот эту неудачу, ибо утреннее происшествие немного отходило на задний план, хотя, может, присниться, ещё как, будоражащим кошмаром, что от одной такой мысли, будто ножом по сковороде, что вздрогнешь невольно.
    Лора уходила, но через несколько шагов обернулась, и обронила несколько слов как бы на прощание:
  - Не знаю, что сказать. Не расстраивайся, а может, когда-нибудь возьмёшь у него, у этого на видео…  интервью.

    В словах её, в самом тоне как-то не выказалось такое вот неприкрытое злорадство или ещё что-то такое из этого порядка. Как будто бы и прозвучала искренность сочувствия. Ну, а если в душе да в голове другое, то пусть будет на её совести. Сарюна не ответила. Спустя немного времени и Роллан будто поспешил уйти или показалось ей так, говоря слова утешения, которые ей напоминали свойство вот такого дежурного порядка. Хотя, мало ли что покажется, но она лишь кивнула и сама повернулась в другую сторону, чтобы выйти на свежий воздух, чтобы постараться, как можно, постараться переварить всё свалившееся на неё сразу в этот знаменательный день, начавшийся с неудачи.
    Вот так и оказалась она заложницей непредвиденного, непредсказуемого изгиба судьбы на данном истечении реки-времени. И отсеклась мечта, взлетев, улетев высоко, высоко в небеса заострённо журавлиным клином…

                3

    Взяла отпуск и уединилась от всего мира, отключив айфон. Родители только и радовались, что видят её каждый день, никуда не спешащую по воле вездесуще строптивой профессии, от которой всегда у дочери глаза пылающих огней. Конечно, же, сожалели о не состоявшейся поездке в далёкий Франкфурт-на-Майне, ну да ладно. Но вот отпуск и как размеренна стала она? И пусть каждый день телевизор да интернет.
    В определённый день, а именно в этот, Сарюна то и дело, но смотрела на часы, представляя аэропорт, восхождение по трапу, и то, как пристёгивают ремни безопасности, и сам взлёт самолёта, и уже облака, несущиеся понизу. Она могла быть там, должна была быть там. Но его величество случай. И нет в этом вины этого страшного монстра, который, на самом деле, спас и её, и эту парочку, которая, однако, успела по своим делам. А вот она? Что потянуло её включить айфон, да фиксировать? Записывать на вечность именно этого человека? Человека…?

    Понимала как-то, что в этом-то и есть струна журналисткой души, неуемно подвижной, строптивой профессии, вершина которой является любопытство гипертрофированно огромного размера, не такое, совсем не такое как у остальных. Вот это-то и подвело, ибо парочка эта, и, не вздумав поблагодарить, прошмыгнула быстренько в вожделенный микрик. Но ведь и она тоже не осыпала благодарностью этого человека, этого монстра, мастера единоборств, который, конечно же, волей случая оказался в том месте, в то время. А не будь его, то, может, не то что опоздала бы, но, скорее, пожинала бы плоды совсем печальных последствий.
    Наверное, так и промаялась бы в тихом страдании весь отпуск, находя утешение в телевизоре да в интернете, если бы на другой день не заглянула к ней её лучшая подруга, которая была, однако, на два года младше её. Она купалась ещё в ореоле романтической студенческой поры, когда весь мир видится в самом радужном свете. Конечно же, конечно, и будут, останутся эти годы прекрасной юности несравненно радостным сиянием памяти на всю оставшуюся жизнь, навсегда.    

  - Сарюна, никак не могла до тебя дозвониться. Ты что, айфон отключила? – сразу, с ходу начала шустрая Ника, которой в пору пойти в журналистки, а не на факультет иностранных языков, хотя, и это ей подходит, даже очень подходит.
  - Да, отключила.
  - Но почему?
  - Отпуск, потому и решила на время уединиться и забыть всё касательно профессии.
  - Да я знаю, но ради отдыха убраться от всего мира? А кстати, ты же должна была лететь в Европу, но родители твои сказали мне…

    Что ж, она, наверное, права. Но ведь не знает всего. И, кажется, пришла не зря. Но возгорелись огнём любопытства глаза подруги, что придётся и ей рассказать…
    Во время рассказа Ника не обронила ни слова, превратившись, что ни на есть, в слушателя затаённого дыхания, будто внимала лекцию по любимому предмету от лектора, владеющего изощрённым мастерством ораторского искусства. Когда же она закончила повествование того взбудораженного утра, то Ника сразу же проявила буйное нетерпение, свойственное, скорее, подростку, такой уж бойко непоседливой девчонке, чем студентке факультета иностранных языков, притом старших курсов:
  - Ты не стёрла? А ну-ка покажи!

    Тут-то у самой Сарюны проявилось любопытство на будущую реакцию подруги чисто по профессиональной линии. Спустя время она увидела ожидаемое, что подтвердилось напряжением подруги, что так проявилось дрожью некоторой, точно как у Лоры, да и у Роллана тоже, хотя он, дружный со спортом, далеко не из робкого десятка.   
  - Слушай, какой он злой и страшный, это какой-то яростный зверь, монстр из фильма ужасов, – говорила Ника с придыханием от эмоции отрицательного качества, в точности повторив душевное состояние Лоры. 
  - Да уж. Не стоит никому показывать такое.
  - Но ты не стирай, пожалуйста, не стирай…, он ведь спас всех вас.
  - А я и не думаю стирать. И знаешь, как-то не то, не по себе мне, что я тогда не поблагодарила его, вот этого монстра, как говорите вы. А тот парень и девушка, кажется, и не думали от страха. То-то быстро заскочили…
  - Но, ведь они могли попросить, чтоб тебя подождали.
  - Не знаю, не знаю… – только могла сказать так, хотя, конечно, присутствовала досада, ибо и пронеслось по судьбе, ибо и обернулось, чересчур, огромной неудачей, что так и навернутся слёзы самого горького свойства.

    Ника, переварив рассказ, приступила к тому, зачем и пришла к ней. Цель её прихода заключалась в том, что они – студенты, будущие пятикурсницы, будущие выпускники собирались ехать на заработки в далёкое село совсем не близкого района. На две недели. Почти как стройотряд в советские времена. Но не строить, а собирать урожай у одного преуспевающего фермера, который приходится дядей одной студентки, потому как наступала самая страда, так как на дворе уже бушевала вторая декада августа, когда уже поспело, расцвело давным-давно. Ну, а Сарюне, если она согласится, отводилась роль поварихи, потому как знала прекрасно Ника о таких её кулинарных способностях. Но и Сарюна не стала долго раздумывать. Какая разница, где забыться от печали – дома у телевизора, в интернете или же на природе неизвестного села, отстоящего, всё же, далеко, далеко от города. Потому и дала добро, и засобиралась.

                4

      Автобус марки Hyundai, шофёром которого оказался, конечно же, не случайно, далеко не случайно, брат также одной студентки, размеренно плавно катил по шоссе, за окном которого проносились местности, красивые на вид, будто и соревновались между собой, дабы понравиться студентам, но особенно ей, прочно оседлавшей не строптивого коня печали. Мол, чем мы хуже Франкфурта-на-Майне!
    Да, так и было, что струилась гнетуще тихо сама печаль мелодии, как вершина грусти неотвратимой, грусти по ушедшей мечте, и о нём, внешней статью и сутью внутренней являющего собой чуть ли не сам образец прекрасного, каковым и может обладать человек, но особенно мужского происхождения. Да, её Роллан, почти её, спортивный, когда надо и весёлый искренне, когда надо и элегантный искренне, и есть находка самого драгоценного свойства для прекрасного пола. И что когда она шла с рядом ним, удерживая его руку выше локтя, временами, конечно же, прижавшись к его плечу, то видела, то чувствовала волну доброй ли, не доброй зависти, что источались от прохожих одного с ней пола. Да, не раз и оборачивались незнакомки, отчего её могла обуять гордость и ревность в одной узде. Но особенно ревность, что и стремилась сорваться из узды непрочной…

    Однако, одно качество в нём, может, едва заметное, угнетало её, то была какая-то ненадёжность. И понимала как-то, что не так уж сладко будет его будущей жене, то бишь ей, именно ей, ибо и не видела никого, никакую другую в этой вечной роли, именно вечной, как к тому и стремится порывисто влюблённая душа, как того и потребует разум, помешанный на любви. И всё из-за того, что он и есть такой, облачённый в красоту благородную мужского свойства, от которой и встрепенётся суть струны девичьей, такого вот женского порядка. Потому и мысли, сплошь наполненные лишь грустью, печалью от того, что именно на этом изгибе судьбы едет она в какое-то совершенно далёко дальнее захолустье, где совсем не пахнет никакой цивилизацией, тогда как он находится сейчас в самой Европе, и этим сказано всё. Но ведь и не один он там. И понимала, что не задремлет конкурентка по имени Лора. Потому и истерзалось сердце, угнетающе, давяще, что яркие солнечные блики приятно ясного дня никак не в силах помочь обрести гармоничную размеренность, от которой и возрадуется душа. Как и есть.

    Пятнадцать девушек и пять парней веселились от души да под гитару, которым владел искусно парень, создающий мелодии и задорных, и лирических песен, и, по всей видимости, самый что, ни на есть, балагур в любой компании. С ним-то и завязывалось у Ники. Подумала сначала, что началось у них после четырёх лет учёбы в одной группе, но оказалось, что он, притом единственный во всём автобусе, из другого факультета, исторического. И звали его Альбертом, хотя, для всех был просто Аликом. И поехал он ради неё, Ники, что в душе да похвалила Сарюна, вспоминая с горестной грустью Роллана, перед которым и распахнулись достопримечательности Франкфурта-на-Майне.
    Песни, смех и всё такое присущее властвовало в автобусе, затмив, отстранив всякое проявление грусти, которая могла источаться только от неё, над которой и повис отставленный эффект уж слишком большущей неудачи.

    Ближе к вечеру свернул автобус из шоссе на грунтовую дорогу и покатил, слегка потряхивая задорно весёлых пассажиров, среди которых и не распознать её. Ещё час езды, и такой вот длинный, длинный тягун почти до вершины сопки, где возле скалы и обозначился поворот. Ещё десятка минут и позади поворот, и открылся вид удивительно красивым пейзажем. Стоило, ещё как стоило, встрепенуться духу от радостного взора. То была зелёная, изумрудная долина между двух каких-то необычных гор, середину которой изрезала извилистой синевой небольшая речка, предвосхищающая и труд, и отдых, как презент, как дар от девственно изумительной природы, над которой и не пронеслось дыхание цивилизации. И чудное поселение. Такой вот бурят-монгольский улус, такое вот бурятское село, не огромное, но и не малого размера, устроилось по берегу, что лучшего и не придумать, в порядке комфортабельности деревенской жизни. Оттого и смех студенческий обрёл уж весьма повышенно оптимистичный тон, оттого и посветлело в салоне автобуса на самом закате дня, когда огромный багровый диск уже засобирался спешно за горизонт, всё ещё обрамляя чудесную долину в оранжевые тона. Хотя, её-то, Сарюны, и не коснулся такой вот дивный вид. Что поделаешь?

    Поселили их не в деревенском доме, но в довольно просторном летнике, отстоящем чуть в отдалении от села, в котором даже намного лучше в знойный период жаркого лета, и где, как будто и было многое предусмотрено для них.   
    Девушкам досталась большая комната, тогда как парням, согласно численности, меньшая, в которых и речи не может быть о тесноте. Какое там. И успели заметить, что вездесущая глобализация тоже прикоснулась, да ещё как, и этой деревеньки, по улицам которой да проносились иногда навороченные иномарки такого вот крутого свойства, нарушая господство скутеров, мопедов и мотоциклов, на которых  курсировало туда-сюда вот это подрастающее поколение села из подростков да молодёжи. Но катались среди них и детишки, что даже не окончили начальных классов средней школы, которую легко было узнать, по величине её, в самом центре села с дивным названием «Дариата».

    И ещё дополнительное свидетельство всемирной глобализации, это то, что над крышами многих, многих домов покрасовались возвышенно горделиво круглые чаши спутниковых антенн, а половина и вовсе триколор ТВ, как веяние времени новейших технологий. И потому можно было не сомневаться, что за стенами этих деревенских домов на мониторах компьютеров да айфонов, ноутбуков вот так буйно расцвело во всей красе само его величество под очарованно завораживающим именем Интернет.   

    Конечно же, про это событие, под которым подразумевалось прибытие такого вот студенческого отряда, узнало мигом всё село, и, конечно, же, представители мужской половины молодёжи, которые, к явному неудовольствию местной женской, тут же незамедлительно да проявили явно повышенный интерес к прибывшим аж из самого города. И потому заколесили скутеры, мопеды, мотоциклы разных модификаций по территории, источая пышные любезности разного рода, среди которых, однако пошлости имели лишь маленький размер, что делало честь местной молодёжи. Конечно же, были среди них и сами студенты, отдыхающие после сессии в родной деревне на летних каникулах. Но какая там воинственность, ибо и не пожаловали к ним ребята из факультета физической культуры, или, же, из других факультетов, где учатся сплошь одни парни, да и только. О-о, здесь совсем другое дело, а что до этих пяти парней, то заморыши какие-то, что не стоит обращать внимание. Но, ведь, и не очень-то понравилась такая ситуация вот этим пятерым парням, ну а девушки…

    Из пятнадцати студенток, к которым по незнанию местные также причислили Сарюну, большинство прочно входили в категорию видных красавиц, по мнению опять же местной молодёжи, среди которых безоговорочно оказались и Ника, и Сарюна. И, всё же, была среди них и своя мисс Мира, а то и мисс Вселенная, наглядно выделяясь исконно броско фееричной красотой фигуры и прекрасного лика, которая лишь одним мановением кокетливой улыбки и готова вскружить любому голову, что запросто снесётся всякий разум, ну, а у деревенских тем более. Но, ведь, помимо красоты и носила имя из той, же, необыкновенности, что так и ахнула деревенская молодёжь из сильной половины человечества. Ох, Лаура! Многие уже потеряли само подобие сна.   

    На следующий день поработали на славу на поле, пышущему обильем урожая, ибо лето плодовитым выдалось, как никогда. Но помогала им в этом деле одна местная девушка, за плечами которой вполне определённый навык сельскохозяйственных работ. Потому преуспевающий фермер поставил её в качестве бригадира, может, и за голос зычно командирский, но, скорее, за богатый опыт, на что студентки даже не подумали обидеться, ибо, несмотря на громкоголосость, источалась от неё, однако, весьма положительная, да светлая аура. Что ж, если есть опыт, то пусть и помогает, и показывает, и указывает. Но, ведь, она оказалась такой же студенткой, но лишь с разницей в том, что обучалась заочно.

    Вечер повторился точной копией вчерашнего. Но была, всё-таки, одна примечательная деталь. На их территорию вальяжно въезжала навороченная иномарка, как свидетельство собственности не простого, далеко не простого человека. Так и выходило, потому как выходил из неё таким же манером и сам обладатель сокровенного транспорта, такой вот высокий молодой парень весьма представительной статности, что вызовет восхищение у большинства из противоположного пола девичьей поры. Однако, некий оттенок высокомерия отражался на его довольно холёном лице. Потому Сарюна никак не вознесла его на какую-либо вершину, по сравнению со многими из студенток, к которым не прочь была бы присоединиться и её подруга.

    Джеки звали этого парня местные, что так и не поняли девушки из университета – имя это или же кличка, такой вот псевдоним. Ну да ладно, куда уж вникать в подробности, хотя, некоторые, может, и подумали. Хотя, прознали, что он, этот обладатель роскошной иномарки, – сын городского олигарха, гостивший в данное время у дедушки с бабушкой, потому-то и был для местных совсем не чужим, ибо отец его в своё время вышел из этой деревни на путь, устланный успехом. Ну, а этот, в общем-то, городской парень, подобный принцу или же рыцарю из фильмов, но отнюдь не тёзке из Гонконга по фактурности внешнего различия, так и не спустил свой взгляд оценивающего достоинства с Лауры, которая вовсе не вздумала смутиться, приняв вызов, так и выказав блеск огня, однако, холодного отлива. Что ж, достойны другу друга носители статно прекрасных признаков, что могли бы составить весьма красивую пару. 

    Нужно отметить, что студентки были далеко не первокурсницами, источающими искренне свойства от наивности, а уже с полным правом могли причислить себя к пятикурсницам, которые не более года, как предстанут выпускниками, молодыми специалистами. Потому и не смогли местные парни вот так с наскока да штурмом перехватить инициативу. Но и не стали проявлять какое-либо упорство, столкнувшись с интеллектом. Но ведь у большинства из них, в общем-то, полыхало сердце такого благородного характера, что всякой гнилости и не найдётся места. Потому вздохнули облегчённо эти пятеро парней из университета, потому опять и оживились, и заискрились глаза задорно, потому и наполнились радостью сердца девушек, которые были полны решимости встать на их защиту по праву прекрасного пола. Но нет, ничего такого. Даже некоторые познакомились в дружественном тоне.

    На третий день также работали на радостной волне. Но после полудня  навалилась усталость с непривычки. Да и бригадирша Гунсэн предложила отдых в августовскую жару. Потому потянулись в небольшой деревенский магазинчик, где так слегка отоварились квасом да среднегазированным напитком фирмы «Аква». Тут-то и присоединилась к ним Сарюна, что поварила, купившая дополнительно соль, сахар и ещё кое-что из продуктов.
    И пошли все под тень двух огромных тополей, растущих в отдалении, примерно, в сотню метров. Прилегли в изнеможении, да и приклонило ко сну, поверженных усталостью. Вроде бы и задремали слегка. Если бы не одно но…

    Что было это? Будто тихая поступь отдалённо барабанной дроби, которая и прерывалась, и возобновлялась вновь монотонно завораживающим звуком, к которой, кажется, невольно и прислушались все. Нет, никак не ласкал он слух, в котором будто отображалась некая зловещая суть, что мурашки по спине, ибо не приходилось как-то слышать такое, хотя отдалённо ли напоминало это цокот копыт коня, берущего галоп. Так оно и было, таковым и предстало по мере приближения, по мере нарастания.   

    Скакал конь вороной масти, иссиня чёрный, что и переливался сияющей густой чернотой, выказывая наглядно здоровый дух тренированного тела, тогда как наездник, оседлавший саму неистовость, и преобразился в совершенно правильную форму жокея в этот радостно летающий миг. Так и есть, скакун и всадник, как единый помысел единой сути. Сравнимо ли было это с состязанием на ипподроме? Но отсутствовала всякая соревновательная аура, тогда как скакун, возможно, изысканной породы, самим изяществом своим влюблённый неудержимо в реальную истину грациозного бега, так и порывался в свободно манящий полёт, порывом ветра свежего, воплощая и воплощая саму идеальность красоты движения. Он быстрым галопом, таким вот аллюром, затем и карьером скакал, парил волнующе трепетным мгновением, подминая упруго искромётностью копыт своих расцветшие травы, цветы полевые. Ну, а всадник был падающим дождём, подобен был ковыльному ветру в степи. И когда до магазина оставалось всего чуть-чуть, и когда чёрный конь подбирался к нему иноходью, то и соскочил с него филигранной ловкостью гимнаста, что и ахнули девушки, незамеченные свидетели всего этого действа, сопряжённого с фееричностью необыкновенной, тогда как у парней из университета, так и вспыхнул невольно огонёк неприметной зависти. И если всем он напомнил бравого ковбоя из очень лихого вестерна, то Сарюна, питающая слабость к старым фильмам, мгновенно ярко представила и ковбоя, и великолепных киноактёров Гойко Митича и Пьера Массими в роли индейца Чингачгука, последнего из могикан, и великолепного киноактёра Пьера Бриса в роли вождя апачей Виннету.   

    Странное дело, что никто пока не выразил комментарий ко всему этому, ожидая, выжидая в тени огромных тополей, когда же выйдет из магазинчика этот всадник, тогда как чёрный конь, никак не привязанный, нетерпеливо пританцовывал, дабы ветром и пуститься опять над долиной расцветших трав, цветов полевых. Но недолго заставил ждать коня и притихших свидетелей в отдалении этот всадник, облачённый в саму таинственность. И подошёл упруго плавным шагом, и лишь ухватившись за гриву, и придал феноменально сконцентрированную силу на кончиках пальцев, да и в ногах, напряжённых как пружина, ожидающих старта для прыжка дико взрывного, разрывного. А затем и вскинулся орлом на седло этот парень, владеющий навыком бравого ковбоя, или же тех изумительных киноактёров, как воплощение ловкости наездника истинного, как идеал шедевра филигранности движения. Потому и воцарилось восхищение в душах да взорах этих девушек из университета, к которым как-то присоединилась Сарюна помимо воли, что удивилась позже такому состоянию души, которая давно истерзалась под гнётом не проходящей печали, да и только.

    На расстоянии в сотни метров невозможно было точно определить какие-либо черты лица этого всадника, который ускакал, скрылся за холмом. Потому и обратились взоры к местной девушке, бригадирше, но студентке заочного обучения.
  - Гунсэн. Ты знаешь его, должна знать. Кто он? Где живёт он? – опередив всех и спросила расторопно сама эффектная Лаура, неприкрыто проявившая явный интерес к незнакомцу, что как-то нехарактерно было для красавицы, всегда наделённая вниманием к собственной персоне, всегда привыкшей заправлять, а не наоборот.
  - Он наш, местный. Живёт там, за горой… – отвечала как-то тихо бригадирша, как-то непривычно тихо для обладательницы громко зычного голоса и замолчала, выказывая нежелание что-либо просвещать в этом роде. 
    Заметила Сарюна едва приметную дрожь у этой местной девушки, которая едва ль была доступна взорам остальных, не отошедших от восхищения. Потому и направила взгляд на северо-восток, на невысокую пологую гору, за которой и скрылся таинственный всадник.
    Что там за холмом?

                5

    Продолжение следует...