Наш смертный грех Глава III

Габриела вошла в огромный зал, который был увешан позолоченными резными люстрами, которые отражались в рассыпном свете только что взошедшей на небосвод луны. Комната была наполнена тысячью ароматами парфюма и радостным всплеском младых фрейлин – они то и дело подносили гостям ликер, свежие кушанья и шипящую жидкость в граненых бокалах. Габриела была здесь лишней – стоило сказать, она никогда не любила роскошные балы, странные танцы, запутывавшиеся в ногах юбки и пристальные взгляды гостей. В воздухе будто нависло незримое раздражение, оно каждый раз давило на нее, погружаясь на плечи и не давая уверенно устоять на ногах. Вот сбоку, недалеко от высоченной извилистой колонны стояла maman, на которой было одето  прекрасное меховое платие, ушитое многочисленными узорами и бусинами. Она строго держала себя при дворе: голова ее, всегда приподнятая немного вверх, держалась ровно, а подбородок, будто вырисовывая прямую линию, находился в неколебимом состоянии. Около нее комплиментами рассыпался король Лоренсо, тот еще чудак. Габриеле он больше напоминал торговца шляпами на местном рынке: проходя сквозь ряды, увешанные полотнами и шелками, он всегда отчетливо выделялся на их фоне. Был он, не то чтобы заядлым торговцем, но всегда умел завоевывать симпатии местных горожан. В его взгляде всегда было что-то такое простое и жалостливое, казалось, эти шляпы стоили всей его жизни, хотя, по давно известным сведениям, этот шляпочник весьма зажиточным человеком имея колхозную ферму и пару десятков овец, с немалой добычей шерсти. Габриеле Лоренсо внушал отвращение: он трижды просил ее руки, оценивая ее «прекрасной девицей, которую не сыскать на белом свете». Позже, на вечернем обеде, сестра Габриелы – Оливия О’Доэрти заливалась ребяческим хохотом оттого, что этот король успел попросить руки у всех трех принцесс одновременно и получив отказ, не желая пасть в глазах двора, определил причину отказа ссылаясь на то, что принцессы слишком юны и немного повзрослев и набравшись опыта он вновь приедет просить их младой руки. И, увы, переждав пять лет, Лоренсо, покинув свое загнивающее королевство, вернулся обратно, привлекая внимания maman некой воспитанностью с его стороны.

Проходя по залу, Габриела пыталась уловить все взгляды и отчетливые лица гостей – все-таки в ее сердце все еще томилась надежда на то, что любовь ее скоро отыщет, что сейчас случится что-то из ряда вон выходящее, что вот оно – незабываемое счастье где-то кроется от нее в тоненьком звуке придворного оркестра.
Немного покружляв среди почетных господ, она, немного опьяненная собственными мечтами, подошла к Денизе, около которой уже трепетала maman.

-Габриела, милая Габриела,- воскрикнула она так, что ее голос донесся на ту сторону зала. Вас уже давно ждет Лоренсо. Оставлю вас, уж пора начинать бал…- с некой настороженностью сказала она и тотчас скрылась в центре пышных платий и зачесанных кверху причесок.

Габриела стояла неподвижно. Все ее великолепие и легкая тревожность будто выливалась в этот зал. Казалось, она была одна такая – с настоящей, нетронутой красотой и младостью, которая наиболее привлекала старых, сморщенных дам. Определенно, она была прекрасна: легкий румянец на ее щеках напоминал цвет только что распустившейся сакуры, тонкие губы на ее слегка полукруглом лице отделяли подбородок и нижнюю часть напополам и простилали тоненькую линию вдоль нее. Глаза ее кремово-каштанового цвета смотрели с прекрасной отчетливостью и неведомой украшающей ее меланхоличностью, а волосы, собранные в прекрасный колос переливались под светом мерцающих свечей.

Лоренсо, подойдя со стороны толпы придворных дам, приклонился к ее платию, и доблестно поцеловав руку, привлек внимание окружающих, осыпал Габриела своими весьма изношенными, тривиальными комплиментами, которые желали получить каждая третья девушка в этом зале.

-Моя принцесса, имею честь находиться с вами на этом прекрасном балу,- с восторженностью проговорил он. Ни одна дама в этом зале не сравниться с вашей по-детски трепетной красотой.

«По-детски!»- подумала Габриела. Он все еще считает меня ребенком! Нет, сударь, детство для меня уже давно кануло в какую-то неизведанную пропасть. Детство закончилось для меня тогда, когда я поняла, что все, что я имею – ни покорные слуги, прекрасную мать и отца, который правит государством, и каждый день плотит гроши нищим чтобы те не умирали с голода, ни двух сестер, способных выслушать и сберечь тайны в секрете, детство закончилось тогда, когда я поняла – все что у меня есть – только я сама. Только я – одинокий, блуждающий среди людей странник, разодетый в роскошные платия и имеющую на душе такую грусть и тоску, которую не вычерпать из нее вовек.

Габриела незаметно усмехнулась и приклонилась к Лоренсо.
-Рада видеть вас здесь. Моя мать многое рассказывала о вас, но думаю, вы сможете рассказать больше. Откуда вы и на кого оставили свое государство?- с невеликим любопытством спросила Габриела.

-Я прибыл из Франции и надеюсь, моя мать королева Марие Фог, вполне в силах справиться с надоедливыми лордами и палатой, об этом не беспокойтесь. Габриела, - продолжал он. Я долго думал и размышлял о том, как бы я был счастлив – найти свою любовь. Вы много знаете о любви?

-Вовсе нет. Для меня она представляет разрушающую силу, которая с легкостью берет в плен сердца людей, одурманивая их. Для меня любовь – нечто непостижимое и сокрушительное, ведь обретая ее, мы прибегаем к страшным мукам и эгоизму.

-Ах, Габриела. Вы чудесным образом напоминаете мне старца-философа из Мельбурна, с такой же глубокой, неподступной душой. Могу я пригласить вас? Лоренсо протянул руку и поймал прекрасную ручку Габриелы, словно только что взлетевшую пташку.

Заиграла музыка и танец, словно вихрь пронесся по всему залу.
Габриела кружилась и вальсировала в объятиях Лоренсо и замечала вокруг себя лишь толпу, которая сосредоточенно глядела на нее. В сей момент, Габриеле показалось, что она освободилась от всех мыслей и тяжкого камня, который мучал ее по ночам. Лоренсо не казался уже таким ужасным: то ли ром, который немного опьянил ее сознание, то ли прекрасная внешность Лоренсо затмила все то ужасное, что находилось в нем. В это момент она жила, что не всегда приходилось ей. В этот самый момент она почувствовала, что свободна…