Мальчик с девочкой дружил

- Ты уже достаточно взрослый, Никси, чтобы выслушать меня, - с экрана компьютера смотрел усталый отец. Я оглянулся на мать. Она сразу подняла голову, её глаза успокаивали – смотри и слушай, всё нормально. Отец умер два месяца назад. “Твоему отцу некогда было бороться с раком. Он спешил доделать…” – тогда услышал я от неё. 

- Всегда приходится чем-то жертвовать, - продолжал отец. – Я торопился, поэтому всё кончается быстрее, чем могло бы. Но речь идёт всего лишь о годе-двух. Может чуть больше – вот что я мог выиграть, сядь на больничный режим. Зато мы успели. И в школу ты пойдёшь вместе с сестричкой. – Я опять посмотрел на мать. В этот раз она не отвела взгляд от рук, что-то перебирающих на коленях. 

- Можно было и брата. Но я решил, что поскольку ты у нас один, то тебе надо научиться заботиться о ком-либо. Ну а София тебе точно поможет при необходимости.
Это не игрушечная модель для малышей, что уже продаётся. Это то, ради чего так напряжённо работала вся наша фирма, спешил я. София будет развиваться вместе с тобой. При желании ты узнаешь у матери – что и как. Осталось ещё кое-что проверить, но к школе всё будет готово.
Целую тебя, Малыш.
                ***
- Вот здесь теперь будет жить София, - мама завела меня в мою комнату и показала рукой на боковую стену. Та вдруг исчезла, и появилось продолжение комнаты. А там – белобрысая девчонка с двумя  торчащими в стороны хвостиками на голове.

- Я – Софи, - затараторила она. – Я всё знаю – кто я и кто ты. Хочу тоже звать тебя Никси. На самом деле стена никуда не делась. Но моя часть квартиры появилась. Если не против – я тебе её покажу, - она замолчала и уставилась на меня. От неожиданности я присел, где стоял, и лишь кивнул головой.

- Это моя комната, - девочка обвела рукой помещение, в котором находилась. – А там кухня, - по коридору она прошла в небольшую кухоньку, веселую, разноцветную, с множеством разных приспособлений. Я сидел, где сидел, а квартира за прозрачной стеной передвигалась вместе с Софией. Девочка вприпрыжку перемещалась по кухне, открывая шкафчики, выдвигая ящички. Посидела на стуле за угловым столиком, помахивая ногой в кроссовке. Заскочила в ванную, отделанную голубовато-зеленой мозаикой. Открыла кран, брызнула в мою сторону водой и засмеялась. 

- Я знаю, что это пространство виртуальное. Никси, ты знаешь это слово?

Я зачарованно смотрел на неё.

- Значит – понарошное, - она опять засмеялась. – Но я – не понарошная. Папа сказал, что у меня есть мозг, но нет тела, как у тебя. Но мы с тобой сможем его сделать. Ты как?

Ошеломлённый, я закачал снова головой, чем вызвал новую порцию её смеха. И тогда вспомнил, что могу говорить: “Сделаем. Но сначала надо окончить школу. А ты…”

- Мы с тобой вместе начнём учиться в школе, у одних учителей. Только ты будешь в неё ходить, а я – отсюда.

Любопытство взяло верх, я встал с пола, подошёл к границе между нашими с Софией комнатами и попробовал просунуть руку на её территорию. Пальцы мои заскребли по обоям. Она тут же очутилась напротив, постучала кулачком по невидимой стене и, закинув голову, расхохоталась.  Я успел рассмотреть конопушки возле носа и белые мелкие зубы.

- Никси, ты дурачок или невера? Смотри! – она повела рукой вдоль невидимой стены. Лёгкая занавеска от пола до потолка разделила наши комнаты и скрыла Соньку. – Ты тоже так  можешь. Когда захочешь побыть один.

Я повёл рукой в обратную сторону. Но с другой стороны покатилась ещё одна занавеска. “Ты где?” – крикнул я.

- Буду обед готовить, - донёсся едва слышно голос. Её занавеска исчезла, и теперь я наблюдал хозяйничающую на кухне девчонку, потряхивающую своими хвостиками.
                ***
Я проснулся и сразу вспомнил про Соньку. Сел на кровати, ожидая увидеть стену или занавеску. Но увидел Сонькину спину. Она сидела за компьютерным столиком и нажимала клавиши. Кровать её уже была заправлена. Я тоже любил играть на компьютере, но он стоял не в моей комнате, а в папином кабинете.

- Сонь, во что играешь?

- Это ты соня. Я не играю, - она повернулась ко мне и облокотилась на столик, открывая мне экран.  Я подбежал к невидимой границе, выставив руки, чтоб не удариться о стену. С этого места я вполне разглядел уточек, курочек, свинок с буквами между ними.

- Что это?

- Просматриваю учебники. Они для дураков. Ты хоть читать умеешь?

- И считать до тысячи.

- Слава богу. Я уж думала – намучаюсь с тобою.

Намучиться пришлось – и ей, злящейся на лёгкую школьную программу, и мне, пытающемуся не отставать от неё, хотя был старше на полгода. Сонька установила на каждый день: сначала - домашки, потом – новое. Мне, конечно, было тяжелее. Добавлялись дорога в школу и обратно, друзья, двор, книжки. У неё тоже были книжки – целый шкаф. Почти все с картинками. Она обожала сидеть с ними на полу у границы с моей половиной. Я приносил ещё из библиотеки, и мы вместе смотрели и читали их. Я переворачивал страницы и читал, Сонька комментировала, почти упираясь в мои коленки.

Третий учебный год мы начали в четвёртом классе. Мама сумела договориться об этом со школой. Но Сонька неожиданно прибавила. Она ещё быстрее справлялась с домашками и успевала учить больше нового. И мне пришлось сократить вполовину время на футбол, двор, друзей. Так что за год прошли двухгодичную программу. И в следующем году – тоже. На пятый год мы уже пошли в восьмой класс. Соньке её десять лет не доставляли никаких неудобств. Мне же в десять с половиной появиться в восьмом классе стоило больших проблем. Пришлось ещё уплотнить день и посещать секцию самбо. Потому как “каратэ и все эти ушу“ мама не признавала.

Пару раз я приходил в синяках. Один раз доковылял с запрокинутой головой – кровь из разбитого носа не желала останавливаться. Уже входя в комнату, закашлялся, разбрызгивая кровь. “Никсик! Сядь! Опусти голову. Опускай, опускай. Зажми пальцами нос и дыши ртом. Вдооох-выдох… Теперь достань вату, намотай на спичку, макни в пузырёк с перекисью водорода и – в нос. Так же – вторую. Теперь опять зажми нос. И дыши ртом”.

Я сидел на полу рядом с чертой. Сонька – напротив. Пол между нами был усеян капельками крови. Я продолжал дышать ртом. Сонька делала глубокие вдохи через нос. Я подумал – поддерживает меня. “Как сильно пахнет настоящая кровь”, - пробормотала она.  На что я не обратил внимания, так как  вытащил одну спичку и убедился, что крови на ней почти нет.  Молодец Сонька, убедив меня держать аптечку поблизости, после первых же синяков. Да и в интернет заглянула, не то, что я.

- Нет, надо что-то делать, - заявила Сонька решительно. И уже со следующего дня мы вместе занимались с каким-то сэнсэем. Поскольку Сонька пользовалась некоторыми платными ресурсами в интернете, мама завела ей счёт. Поэтому теперь нам через день давал уроки по компьютеру настоящий мастер. В остальные дни мы тренировались с Сонькой у черты. Это требовало особого внимания. Надо было и удар нанести и остановиться в сантиметре у черты. Первые дни то один с закушенной губой тряс ушибленной о стену ногой, то другая с глазами, полными готовых брызнуть слёз, дула на ладонь. 
                ***
- Почему ты никогда не грустишь? – я валялся на мате у входа, не раздеваясь с футбола, что гонял во дворе. Сонька в спортивных штанишках и маечке танцевала вместе с группой на экране компьютера. Те были чуть старше – лет двенадцати.

- А чего мне грустить? – Сонька говорила, не прекращая кружиться и подпрыгивать. – Мне вообще кажется, что это игра. Вы любите играть в эти игры – грустить, любить, завидовать. Вот нравится и не нравится – понятно, - на кончиках пальцев она засеменила к границе и сделала мне рожицу.

- А если я скажу, что ты дура и задавака?!

Она уже плыла по кругу, напевая: “Дууура и задаваааака, – закончив круг, она уставилась на меня. Что-то ей не понравилось. – Ты это серьёзно?”

Я присел и всем видом продемонстрировал – даже очень.

- И ты, и я знаем, что я не дура. Но задавака? - она тоже присела, скрестив ножки. – Ты считаешь, что я много хвастаюсь? Ты думаешь - я ставлю себя выше тебя? Потому что ты начинаешь отставать? – она встала и продолжила танец. – Может, я тебя подзадориваю? Разве соревноваться не интересно? – с прыжка она приземлилась в кровать и затихла. – Не знала, что больно бывает внутри, а не только от удара об стену. Ты – гад. – Занавеска отсекла её комнату.
                ***
К декабрю мы завершили программу восьмого класса, и на семейном совете решили, что я тоже перехожу на заочное обучение. К концу августа, Сонькиному дню рождения, со школьной программой было покончено. Пришлось урезать всё – футбол, походы, летний отдых, игры с друзьями. И всё равно я бы не успел без Соньки. Почти лишённая внешнего мира, она, казалось, не замечала этого, заведя знакомства в сетях, но в основном всё время тратила на учёбу. Она любила учиться и тащила этой любовью и меня. Может потому, что книги, читаемые вместе на полу, у линии, прочерченной Сонькой, по-прежнему  занимали центральное место в каждом дне. Как и ежедневные сражения у черты. 

Так что в одиннадцать Сонькиных лет, и на полгода больше – моих, мы приступили к университетской программе. Заочно. Половину дня тратили на обучение по ускоренной университетской программе, остальное – на работу в нашей компании, после смерти отца возглавляемой мамой. Цель не менялась – выпустить Соньку из виртуального мира в реальный, обеспечить её настоящим телом.

К этому времени мы уже понимали, как работает компьютер в её виртуальной квартире, позволяя общаться с учителями и внешним миром.  Как существует её мозг и она сама. А самое главное – что записанный на кристалл её мозг содержал развивающие программы, находящиеся одна внутри другой, как матрёшки. Через каждые два года включалась новая программа, учитывающая как особенности её нового возраста, так и опыт прожитых двух лет. И плюс – её ускоренное развитие. Отец считал, что возможности человека позволяют развиваться гораздо быстрее и полноценнее, чем это обычно происходит. И использовал, видимо, Соньку как мой катализатор.

В двенадцать у неё произошло включение новой развивающей программы. И мне стало совсем тяжело. Она не просто училась в университете быстрее меня. Она быстрее входила в жизнь, как все девчонки. Я страдал, невыносимо было иногда замечать прищур её серых глаз, странно меня рассматривающих.

- Слушай, крошка, про волшебную страну, куда мы с тобой должны обязательно попасть, - я опирался локтем в диванную подушку, ноги вытянув вдоль черты. Сонька прилегла клубком напротив, головой к моим коленям. - Бездну времени назад север Восточной Сибири выглядел совсем не так. Кому-то надоела идиллия огромной равнины, по которой под ласковым солнышком бродили стада непуганых овечек,  охраняемые добрейшей души динозаврами. Пошурудил пальчик в земных недрах и громыхнуло. Да так, что покрылась равнина бесчисленными вулканами. И залили те вулканы базальтовой лавой весь центр равнины, а сами затихли. И приподнялся весь центр этой равнины на полтора километра, с множеством вершин ещё выше. Образовалось плато Путорана. Изменился климат, само собой. Почти весь год прячутся вершины под снегом, лишь жарким коротким летом сбрасывая белые шубы. И льются ручейки с вершин, заливая всё плато и стекая с его обрывистых краёв. И называют этот Затерянный мир краем десяти тысяч озёр и тысячи водопадов. Из народу на плато – десяток метеорологов.

Я пил мечтательность в её глазах, наслаждался разгорающимся в них огоньком. И вдруг меня полоснуло холодным изучающим взглядом. “И как мы туда попадём?”

- Но у тебя же будет тело…

- Ты думаешь главная проблема во мне?

Я растерялся. Я смотрел на себя её глазами и… Эта ночь далась нелегко.
                ***
Иногда мне хотелось бунтовать.  В этот раз я пришёл домой за полночь, не так чтоб глубоко, но занавеска была задёрнута. Вчера мы с мамой и Сонькой отметили мои четырнадцать. А сегодня мне захотелось вдохнуть воздуха. Но почему-то я заглянул в первое же шумное заведение, подсел к двум робким девчонкам.  Близняшки оказались весёлыми, неглупыми и даже душевными. Забыл их повод, или они его утаили. Попытались спровадить меня как малолетку, но от шампанского не отказались. Потом мы немного побесились и даже целовались на прощание.

- Какой отвратительный запах! – на Сонькиной половине зажёгся свет, занавеска наполовину отдёрнулась, и на границе нарисовалась Сонька. Она с удивлением разглядывала меня, развалившегося в одежде на кровати.  – Это алкоголь? И даже духи?!

Настроение у меня сохранялось бодрым, я вскочил, оказался напротив неё. “Сонька, ну ты даёшь! Реально чувствуешь запах отсюда? – Голова слегка кружилась, но пьяным я себя не ощущал и сумел отметить презрение на её лице, да и в позе. Что-то новенькое. Может, она и злиться умеет? – Но вообще-то ты права. Я отдыхал душою…”

- Твоя душа устала от меня? Зато отдохнула с девочками… – она взмахнула рукой. Я напрягся – вдруг она и впрямь почувствовала запахи. В общем, приготовился к пощёчине. Но она попятилась. Занавеска вновь задёрнулась, свет погас. И тишина.
               
Мы не вспоминали больше этот момент. Где-то через полгода, перед её четырнадцатилетием, отдыхая от тяжёлого дня, рассматривали картинки подводного мира у какого-то кораллового острова. Вернее, это я отдыхал и вдруг подумал – а она? И спросил: “Ты сильно устала сегодня?”

Сонька странно глянула на меня и после небольшой паузы странно ответила: “А я тебе нравлюсь?”

- Конечно. Ты ж моя сестра.

Она вскочила, плавно повела рукой и закружилась медленно, как балерина. Я вдруг обнаружил перед собой привлекательную девушку. Старше меня. С загадочно блестящими глазами. “Ты очень красивая!”

- Подожди, - занавеска задёрнулась. Непонятные шорохи доносились с той стороны. – А теперь?

Мне казалось, что я знаю все её наряды. Обычные девчоночьи. Откуда взялось чёрное платье? Простое чёрное платье, с полностью открытыми руками, обтекающее её фигуру до середины бёдер. И собранные пучком волосы на затылке.

- Вот это да! - пробормотал я, потрясенный.

- Как приятно пахнет, - Сонька остановилась напротив меня, ноздри её жадно вбирали воздух. – Это, наверное, запах… - Сонька замолчала… - Маленький ты ещё на такое смотреть. – И вновь занавес.
                ***
Дела на фирме у матери шли хорошо. Разработанные ещё при отце компьютерные варианты братиков и сестричек активно раскупались. В отличие от подобных программ других фирм наши были саморазвивающимися, реализованные на особых кристаллах. Не три, к примеру, уровня сложности, переключаемые тумблером, а что-то вроде матрёшек, как я уже говорил. Фирма продавала модели с двумя развивающими программами. Не предусматривая ускоренное развитие. А Сонькин кристалл включал шесть, с ускоренным, – до восемнадцати полных лет. Через каждые два года включалась новая развивающая программа.

До четырнадцати Сонькиных лет мы с ней помогали разработчикам фирмы дошлифовывать эти программы. А после очередного Сонькиного скачка в четырнадцать мама создала экспериментальный цех для неё. И мы переключились на реализацию давней нашей цели – переходе Соньки в человеческое тело. Тем более что часть фирмы давно занималась разработкой материалов для этого тела. 

Она рулила процессом, генерила идеи. В этом деле я ей был не помощник. Уж очень велик стал разрыв в наших уровнях. Я в цехе занимался воплощением её идей, распределял задания, руководил, что-то делал сам. Ее больше всего занимало тело. Это направление фирмой было достаточно развито. Сонькина фишка заключалась в том, что мозг служил передаточным звеном между кристаллом и телом. То есть биологически рулил всем он, но постоянное управление шло от кристалла. Мозг создавался искусственный, и именно он казался самым слабым звеном, поскольку отвечал и за контакты с кристаллом, и за управление телом. Но…

С шестнадцати её лет наши отношения заметно изменились. Она уже не пыталась тянуть меня за собой. Не обсуждала свои задумки и сомнения. Совсем редкими стали наши поединки у черты. Сэнсэй сказал, что он уже не нужен Соньке. И с ним расстались. Наши поединки превратились в спарринги. Если бы не разделяющая нас черта, она бы меня прибила. Почему-то я и в самом деле так думал. Хотя нас ещё объединяли книжки, читаемые вместе на полу, на черте, регулярно освежаемой ею.
                ***
Тридцатое августа считался днём рождения Соньки. В ее семнадцатилетие всё и случилось. Моя комната превратилась в сборочную-операционную и место второго рождения сестры. Я не видел  операции. Меня вообще не было дома неделю, пока Сонька осваивала движения и прочее. Она не хотела, чтобы я видел её такой. Встретились мы на дне ее рождения, справляемом в этом году с запозданием. От того дня в памяти мало что осталось. Мать вручила мне подарок для Соньки от нас, семьи. Я вошёл в шумную комнату, увидел её сияющие глаза и замер. Слова стали комом, пока не услышал такой знакомый насмешливый голос: ”Ник-си, хва-тит соп-ли гло-тать. Что ты там дер-жишь?”"

Я смотрел на Соньку. Всё было то и как бы не совсем. Немного неуверенный голос. Еле заметное разбиение слов на слоги. Практически незаметная, но всё же раскоординация движений. Сонька двигалась по комнате, что-то говорила, и неестественность ее движений и речи проявлялась сильнее.  Хорошо, что я не видел её в самом начале.

Она жила в моей комнате. Я перебрался в отцовскую. И надеялся, что со временем всё нормализуется. Но нет. Месяц пробегал за месяцем, ситуация потихоньку ухудшалась. Она всё видела и понимала ещё лучше меня. Так как чувствовала изменения изнутри. “Я не могу сосредоточиться, — она сидела на полу, прижавшись лбом к боковой стене, где раньше была граница наших комнат и где местами ещё просматривалась черта. И говорила по слогам, не оборачиваясь ко мне. – Такие вот дела, Никси. Раньше мысли носились стремительно и выстраивались в порядок по первому моему зову. Теперь кружат-кружат, словно осенние листья. С телом мы так и не доработали. Оно мешает…”
               
Я видел, что она надеется на скачок в восемнадцатилетие. И сам надеялся. Потому что невозможно было иначе, глядя на неё. Но, оказывается, не верил. Потому что не удивился, когда стало хуже, заметно хуже.

Через неделю, в начале сентября, она попросилась съездить вместе на плато Путорана, в Эвенкию. Отказать  я не мог, да и надеялся, что она получит удовольствие от увиденного. Природа подбодрит её.
                ***
- Никси, ты видишь драконов?

Я попросил пилота вертолёта сначала облететь над кусочком плато, чтобы увидеть картину в целом, а потом высадить нас на самом краю плато. Горные цепочки под нами действительно напоминали вцепившихся  друг в друга драконов. Кричавшая мне в ухо Сонька права. Хотя мне больше показались сороконожками, сбившимися в стаю. Но я махнул головой вверх-вниз.

Нам повезло с погодой – было прохладно (сентябрь), но солнечно и безветренно. Белеющее у берега ледяной кромкой озеро поражало синевой. Такие же сине-белые лоскутки раскидались среди мхово-заросших валунов вплоть до горизонта. Зато с другой стороны... Мы были тепло одеты, и Сонька прижалась ко мне не от того, что замёрзла. Я заглянул сбоку в её лицо, и душа радовалась восторгу, страху, чему-то ещё в её глазах. “Боже, как же хорошо!” – она говорила почти чисто. Услышав себя и поверив в чудо, она уверенно пошла к кромке плато. Походка упругая, как у той ещё Соньки. Я тут же её догнал, на всякий случай приобнял.

- Ты помнишь – “И льются ручейки с вершин, заливая всё плато и стекая с его обрывистых краёв. И называют этот Затерянный мир краем десяти тысяч озёр и тысячи водопадов”? – она шептала, а мне казалось – её слова парят в бездне, открывшейся перед нами. Не страшной, впрочем, бездне. Склон напротив нас представлял лестницу великана: резкий спуск метров тридцать – площадка, спуск – площадка. И так – в синеву бездны. Левее, метрах в сорока, звенел водопад. Вода с шумом и брызгами разбивалась о первую нижнюю площадку, образуя небольшое озерко, которое опять низвергалось вниз, до следующей площадки…

- Хочу попробовать, - Сонька двинулась к водопаду. Узкая, но глубокая щель в плато питала его. Сонька зачерпнула воду ладошками, отпила. – Ууу, зубы стынут. Попробуй.

Я наклонился, и тут же меня окатило брызгами. “Давно мечтала тебя обрызгать. Всё что-то мешало”, - Сонька засмеялась, щуря глаза на солнце. Выпрямилась. Я подошёл к ней с полной воды пригоршней.

– Сдаюсь-сдаюсь. Стой. Чуешь? – она изобразила активное нюханье. Вода полилась из ладоней мне на ботинки. – Я опять чувствую этот запах. Запах любви. Помнишь, как тогда, в чёрном платье?! Я в тот раз не сказала, но подумала. Не только звук проникает в мой мир, но и запахи. Только запахи – гораздо слабее. Враждебные – алкоголь, духи; тревожные – крови, ну и любви.

Голос её радостно звенел, как у той Соньки. Я расслабился.

- Спасибо, Никси. Забери с собой кристаааалл, - последнее слово растянулось, потому что она падала вниз. В прыжок я оказался на краю. Она лежала на площадке метрах в тридцати ниже, слегка раскачиваемая водой. Я уже отталкивался, когда эхом прозвучало: “Забери кристалл, Никси”.
 
Я спустился минут за десять. Но она не дышала. Хотя видимых повреждений я не обнаружил. Попытки искусственного дыхания ни к чему не привели. Я тряс её за ноги, но вода не выходила. Давил на грудную клетку… Через три часа должен был прилететь вертолёт.
                ***
- Привет, Никси, - Сонька сидела в своей половине у самой черты и махала мне рукой. Я только что включил её кристалл. – Я рада, что хоть ты не отупел и всё понял. Надо срочно сделать одно дело. А то я опять помчусь вперёд.  Наделала, понимаешь, развивающих программ. Убери их. Выключи временно кристалл, отнеси в экспериментальный и измени…