Съезд Глава 3

предыдущая глава: http://proza.ru/2016/06/17/1564

    Тоннель становился всё выше, светлее. Это на стенах и на потолке засветилась реклама. Непонятно чего, но дивы и преуспевающие супермодели в дорогих брендовых одеждах ехали в престижных автомобилях, курили стильные сигареты, пили изысканные напитки. Жизнь эксклюзивно дарилась избранным и успешным. Рекламный яркий свет слепил дорогу. Что дальше? Далеко впереди огни сходились в точку. Он сам своим любопытством затягивал себя в неизвестность.

   Октябрь – прошло полгода, как умер тесть. Андрей лежит бессонной ночью в зале на бывшем тестевом кресле-кровати и слушает завывания в щелях ещё неутеплённой балконной двери. Ветер налетает порывами, объедает листья с деревьев, скулит, водит смычком по нервам.
   Валя уже неделю, обидевшись, в тягостном молчании игнорирует его. Не просто нервирует испорченный «телевизор» – картинка есть, а звука нет. Нет,– вообще: иногда, кажется, что всё рушится и катится без тормозов, и он – лишь безмолвный свидетель.
   Борется она за здоровье сына, выбивается из себя, не высыпается, психует. Бьётся крылами о тесную клетку, пожертвовала собой, подругами, не говоря уже о обычном женском инстинкте, прикрашиваться и следить за собой. А Он!!! Андрей, как водится, у неё – главный враг с несмываемой виной. Всё норовит за дверь.
    В выходные их старая мужская компания традиционно, наперекор ненастью, собирается на даче у Санька, а на этот раз его даже не позвали. «Мы тебя понимаем, завяз ты в семейной трясине, не до нас тебе теперь. Ладно, мужик, держись! Ну, давай».
   Всё болезненнее Валя погружается в летаргию, чаще и чаще проскальзывают в её недовольстве мессианские нотки её несчастий, и тогда явственно оскаливается в её взгляде Егор Степанович, папашка , «которого ты убил!». И духота выталкивает тогда наружу – хотя бы  просто закурить! А не выискивать лекарства, как вызволить её, и вернуть к старой нормальной жизни. Скулит заверть, пронзает каждую прореху, зябкой тоской отзывается в душе. Звякнула, оборвалась, покатилась грохотом оторванная жесть.
   Столько вместилось в эти полгода. Было ГКЧП, и Андрей, как все, с оцепенением уставился в телевизор на потерянных лидеров путча, более похожих на  заложников чей-то провокации, чем на организаторов. «Добром всё это не кончится. Добром всё это не кончится» – резонировало сбывающееся пророчество. Чтобы так реально замаячило вернуться в самые мрачные годы!
   Нынче сидели в курилке и судачили: идя на работу, видели сгоревший, с выбитыми стёклами торговый киоск Жоры Пацанова, бывшего конструктора из третьего КБ. Он нагло расположился напротив своей бывшей конторы, и сослуживцы сходились во мнении, что ему поделом, что нельзя зарываться, что и «там» своим нахрапом он кого-то достал. Большинство же считало, что не дело, когда конструктор из системы, занимающейся важнейшими элементами обороноспособности страны, уходит торговать жвачкой и заморской водой, что любая иная страна в мире давно бы уже рухнула, если так бы позволяла скупать себя колониальным товаром, а у нас просто безграничные ресурсы.
   – Обороноспособность! Государственные интересы. Считай, что каждый наш датчик стоит как многоквартирный дом. Вот мы и проели сами себя. А попробуй по бартеру выручить за это железо жалкий шмат сала.
   – Считал что ли, что треплешься?– и смотрели с опаской на дверь.
   –  А никто не считал. То-то и проблема.
   Насрединов рекламировал свой путь, призывал, чтобы покупали сельские дома. Вон сколько заброшенных стоит в деревнях, даже у самых дорог. Испокон так, что трудное время легче пережить у земли. Приходится  возиться, иногда света не видать, да не зависишь ни от кого, и ребятишки сыты будут!
   «Патриархальная благодать», – старался сомкнуть глаза Андрей. И тут пришла мысль: «Ребёнок! Им нужен ещё один ребёнок». Вначале посмеялся – мало ли у них хлопот. Но мысль возвращалась, становилась навязчивой. – «Вот что вернёт их жизнь в колею! Валя получит гормональную встряску... Идея! Изобретение!!»
   «А сам ты сломаешься? Теперь уже с двоими. А Валька? И теперь не высыпается…» – мозг вошёл в генерирование и теперь не отпуская, штурмовал, не давая уснуть – «Чтобы чувствовать отдачу... Чтобы не тревожиться от лепетания, а умиляться тихой радостью! Вале третьего октября стукнет тридцать! Использовать случай!»
   Подарок, цветы, гости, стол, выпивка. «Валя ничего не захочет устраивать. Нет у неё настроения. Сошлётся на траур. Делаем сюрприз, суетимся в тайне. Значит без стола. Наберусь наглости, попрошу, чтобы принесли с собой. Так, можно. Дальше,  где взять деньги?» –  План детально прорабатывался.
   С Софьей Степановной посоветовался насчёт подарка. Что-то такое запоминающееся. Обещала подумать. Почти незнакомая девушка с третьего этажа принесла посмотреть блузку на Валю. Заграничная, симпатичная, однако не то, нужна не одежда. Потом принесли старинное янтарное ожерелье с серебром. Не из магазина. Софья Степановна убедила, что это самое подходящее.
   Из гостей пригласил обрадовавшуюся Ларису Николаевну с Валиного бывшего отдела, её Ленку, подружку из института, давно не заглядывавшую к ним – понятно, если не потчуют тебя радушием – только постоянно расспрашивающую Андрея про Валю одновременно извиняющим и обиженным тоном. С обеих взял обет о сохранении тайны. «Сюрприз, понимаете?» – Недоверчиво смотрел Андрей Петрович в их женской породы глаза.  Кажется, прониклись, но не его словами, а другим, о чём давно уже перешёптывались. Поколебавшись, пригласил и Галину Дашковскую. Будет играть на гитаре, петь. Да и не последнюю роль она сыграла в их с Валей жизни.
   Шампанское невозможно достать. Ни у кого не было. Что за аристократические замашки, когда водку с матом выдают по талонам, а твоя страна тужится в последних конвульсиях, выжимая из себя капли подсолнечного масла, и сыплясь крохами сахарного песка и муки. Софья Степановна предложила бутылку токая из личного бара, бутылки из недавней жизни, где бар входил в  комплект стенки, где стояли книги и хрусталь – всё, что выражало связи  и блат, то привычное сживание с ложью, от неприятия  которой ещё совсем недавно так просилась душа на митинги.
   – Софья Степановна, оно, правда, приличное? – «Разве оно заменит шампанское, устроит праздник?»
   – Андрей Петрович, как я слышала, будете меня благодарить!– «Я уже не молодая женщина. Вы уж, пожалуйста, меня освободите от всяких там колхозов, субботников. Этого давно не было, но на всякий случай».
   – Андрей Петрович!
   – ?
   – Извините. У вас?.. Вы так любите. Просто Валентина Николаевна в последнее время не звонит. Я уж думала… Извините.
   Ещё проблема: Костик. Народ у них нынче не толкался, уж специфика такая.  Кристина Кузьминична, бывшая нянька, согласилась взять Костика к себе на вечер. Опять траты. Ничего, он поработает извозчиком. Ну а то, что у них вечно всё раскидано и растрёпанно, как ни старалась бы Валя, так будем попроще.

   Все прошло весело. На людях Валя выглядела польщённой и радушной хозяйкой. С утра букет расточительных роз удивил её, придавил её недоверчивость. Уже при гостях надел Андрей на неё ожерелье. Валя опешила: «Зачем такие траты?», «Ой, как тебе идёт!», «Деньги разойдутся, а вещь останется!»
   Толковали о ЦКБ, о полугодовой давности конверсионном проекте, пока оказавшимся последним, о будущее бюро, казавшимся неясным и тревожащим. Выручила Галина своей гитарой, и песни комсомольской молодости пошли на ура под оливье и холодец. Валя, неглупая Валя, выглядит довольной, ожившей. Но главная цель ещё впереди. И зря Дашковская устраивает посиделки. Лариса Николаевна и Ленка, те давно чинно распрощались, когда привели Костика, а эта, бессемейная,  полуночничает, пьёт с Андреем водку, любопытно лазит по чужим душам. Андрей набрал стопку грязной посуды. Процесс оказался затяжным и изнурительным.
   –Андрей! – в дверном проёме стояла Валя, уже после ванны, в ночнушке.– Что ты натворил? Соображаешь, такие траты?
 «Всё, как он и мыслил. Главное, сохранить праздник».
   – Для тебя дорогая!– «Куй, куй! Пока она горяча!» – Старостин, вытирая о передник руки, подскочил к Вале, стараясь обнять её. Она, чуть хмурясь, и отстраняясь, недоверчиво взглянула.
   – Да ну тебя, ты пьяный.– Она прижалась к косяку.– Подлизываешься? – кокетливо подразнила. И  следом:
   – Спасибо, Андрюша, не ожидала, в правду.
   – Дай твои губки, красавица!
   – Перестань!– почувствовал, как поддалась навстречу Валя. – Я так спать хочу. Знаешь, уже сколько времени.
   – Я приду к тебе, ладно.
   – Мне мамка не разрешает,– состроила плаксивое лицо. На блестящих от ночного крема щеках, с выцветшими веснушками и щербинками, проступили впадинки, почти ямочки. Андрей гладил и щупал через тонкую  ткань грудь. Они снова, как до свадьбы, почувствовали себя заговорщиками, погружающимися в удовольствие, наблюдающими друг за другом со стыдливым щекотанием греха, постепенно растворяющегося в повязывающей их нежности.
   – Костика разбудим, вот красиво будет. Мамка с папкой чем занимаются.
   – Помнишь, ты девочку хотела.
   – Прямо сейчас?– Валя расстроено вспомнила чуть уплывшее напряжение.
   – А что? Давай сейчас! Жизнь... – «Как бы ни обратились тучи слезами! Нельзя упустить инициативу».
   – Ой-ей-ей! Ты такой щедрый... Шуткуешь?.. Мы и в лучшее время не могли позволить.
   «Но, ведь, это счастье!»
   «Нет!»– Отвечал Валин взгляд. – «Ты не плакал от бессилия, не дрожал, как я, от отчаяния, когда оказывались тщетными все старания. Ты мог забыться на работе. Ты не испытывал состояние, когда не знаешь, где достать гречку, или распашонки»
   «Какая ты желанная  моя!»
   «Ну хватит, Андрюша. Поиграли и буде. Пора спать»
   «Ещё!..»
   Валя гасла, застывая в покорной обречённости, не желая после всех подарков воевать. Возбуждённый Андрей неудержимо домогался её среди расставленных табуреток и неубранных вещей. Вдруг вернулся к ней страх, что мучил её с самой папиной смерти, пробирая дрожью. «Пусть насилует»,–  с тоской думала Валя. Только что она была с Андреем, а теперь он безуспешно возбуждал чужое твёрдое тело. Почувствовал глухие сотрясения, отпрянул. «Всё зря! Все планы, старания, деньги!» Валя заплакала.
   – Извини меня, извини. Я не хочу, так получается.
   «Понадеялся! Она больная». Словно экстренно затормозил, и было противно, с мокротой и металлическим привкусом во рту. И  понесло, понесло уже. И в паводке обид и сожалений, уж не устоял и не сдержался, всё ещё неуклюже карабкаясь, и ища стебелек, за который бы уцепится. Какую-нибудь спасительную подковырочку. Сколько раз Андрей потом прокручивал и ругал себя. Так уж привыкли – противостоять с сарказмом, и доброй шуткой приукрашать реальность. Подключаем свой холодильник к радиоточке и наполняем его изобилием. Или бахвалился, домогаясь Вали, какой он – половой гигант, хвастаясь своими несуществующими завоеваниями на стороне. Вот и вроде бы  пошутил:
   – Снюхалась бы ты с Сергицким. Он, поди, тебя от фригидности излечит.
   Со злобой  неожиданной пошутил, теперь уже не склеишь осколки.  Сергицкий, когда Валя работала, был её начальником, единственный в их отделе мужик.
   Слушая Валины всхлипы, расправлял Андрей кресло-кровать.

Следующая глава: http://proza.ru/2016/06/17/1574