Тополиный пух

Тополя распоясались – весь город в пуху.
Вьются белые хлопья – метель! пурга!
Горожане форточки торопятся запахнуть,
Пух кляня, как заклятейшего врага.

Со шлангом гоняется за ним узбек,
Другой чиркнул спичкой – не водой, так огнём!
Напасть июньская – тополиный снег.
И никакого сладу с этим хулиганьём.

Такой бы лёгкости беззастенчивой да моим словам,
Тогда я сумела бы тебе объяснить
Многое из того, что по глухим углам
Себя привыкла таить.

Тогда призналась бы, что Рождества
Счастливей и не бывает, чем:
Когда пшённую кашу, встав с постели едва,
Сваренную тобой, ем.

Что прожитых в келье твоей вечеров
И встреченных в ней же нежных утр,
И высмотренных рядом с тобою снов
Не забуду, даже когда умру.

Что повести долгие твои о мелочах
(Хотя что я? – в жизни мелочей нет!),
О том, о сём, о зелёных щах
Готова слушать до скончания лет.

Дождь плещет, стекая с покатых крыш.
В сердце легчайшая и тяжелейшая из нош.
Скажи – и буду для тебя, кем велишь:
Хочешь, женщина, а хочешь, Гаврош.

Так-то я своевольная и себе на уме,
Но своеволие – усмирю.
Вот придёшь ты в праздник однажды ко мне.
И я что-нибудь тоже тебе сварю.