Эвакуация. Дневник Томочки. Часть 3

               
          Как мы жили в Куйбышеве. Бомбёжки в Москве

          В Куйбышеве мы сначала жили вместе с тетей Олей Михайловной и дядей Петей в деревенском доме на окраине города. Было ужасно тесно и скучно, одни взрослые и степь кругом. Взрослые уходили на работу утром, а приходили ночью и никто с нами не играл. Правда, на второй половине дома жил писатель Катаев, и его жена дала мне книжку интересную про одного мальчика, называется «Белеет парус одинокий», но я ее прочла не сразу, а позже, когда уже в школе училась, потому что толстая очень. Интересно!
 
          Потом дядя и тётя уехали жить рядом с заводом, а  нас переселили в большой серый дом в самом центре города рядом с цирком и пристанью на Волге, на высоком её берегу. Этот дом похож на наш дом  в Москве. Такой же каменный, шершавый, серый и с большими окнами. Только здесь на всех четырёх этажах живут люди. А в Москве на первом этаже никто не живёт – только магазины разные и детский сад. На уровне подоконников громадных окон первого этажа проходит серый гранитный парапет, на него легко можно влезть и ходить по нему или сидеть, в дождь сухо, а когда солнышко светит можно посидеть на тёплом камне. Так что у нас в Москве дом лучше. И этажей больше. Но и в Куйбышеве – не плохой.

          Когда мы переехали, оказалось, что Боря с мамой тоже здесь живут на первом этаже. А мы как раз над ними – на втором. У нас две комнаты, в длинном - длинном коридоре с деревянным блестящим полом, пахнущим  свежей краской. Одна комната выходит в коридор и в ней есть окно, а детская - маленькая, узкая, никуда не выходит, потому что в ней даже окна нет.

          Вдоль одной стены стоят наши со Светкой никелированные кровати, моя – почти взрослая, а Светкина – маленькая и с верёвочной сеткой с одной стороны. Сетка висит на тонком металлическом пруте, продетом  через её ячейки. Прут лежит на крючках, закрепленных сбоку спинок кровати примерно на высоте моего роста. Это чтобы Светка не выпала во сне.
Маленькая часто  по ночам чего-то боялась, я думаю, вспоминала ту бомбёжку в Москве, когда нас с мамой не пустили домой и загнали в бомбоубежище насильно, а Светке пришлось лежать дома одной. Наверное, она ту бомбежку помнит и потому боится. Но мама сказала, что, во-первых, Светка слишком маленькая, чтобы чего-то такое помнить, а, во-вторых, эта бомбёжка была не настоящая, т.е. её не было, а была учебная тревога и нечего было маленькую из-за этого будить. А я-то думала, что мы её по-правде одну бросили!

          Но  однажды ночью бомбёжка была самая настоящая. Разбомбило дом напротив Киевского вокзала, совсем недалеко от нас. В это время мы с мамой и Светкой и дедушкой сидели в глубоком подвале – бомбоубежище в нашем доме на нашей улице.  Иногда как будто песок сыпался-шуршал за стеной и потряхивало, но было весело, потому что детей было много и мы играли, а дядька в будёновке со звездой и с орденом Красного Знамени и без ноги на баяне играл и песни пел громко и красиво:

      Наш паровоз вперёд лети /В коммуне остановка/
      Иного нет у нас пути/ В руках у нас винтовка…
 
           Я вообще революционные песни люблю, особенно марши:
Смело товарищи в ногу/ Духом окрепнем в борьбе/В царство свободы доро-о-огу /Грудью проложим себе…

Красиво…

              Плакса
               
           Светка плакала ночью и спать мне мешала – хорошо хоть этого двоюродного Толика с его мамой в большую комнату  поселили, потому что его кровать к нам в комнату (мама на нашу комнату говорила – чулан) уже не влезала. Мама Светку жалела, потому дверь в нашу комнату всегда была открыта. Она вскакивала, когда Светка начинала реветь, снимала металлический прут с сеткой, клала его на пол и брала сестру на руки и пела:

             Баю – баюшки-баю, не ложися на краю…

       Про волка. Когда мама начинает петь эту колыбельную сонным голосом, на меня сразу спучесть нападает, ни разу до конца не дослушала, засыпаю. Иногда мама забывала поднять прут – он тяжелый, а сетка запутанная – и мне потом приходилось ползти на животе из-под моей кровати под светкину за нашим горшком. Пол сиял и светился голубым светом от луны близко-близко  к глазам, было красиво и таинственно, как в театре.

               Мой домик

        После того случая с песней про Ворошилова, мама сказала, что устала со мной бороться, и я больше не буду ходить в садик. И ещё они с дедушкой говорили, что воспитательница  эта злая, оказалась порядочный человек. Наверное, потому, что разрешила мне в сад не ходить раз уж я все равно не хочу. Скучно в садике. Дети – одна мелюзга. Ну, я и убегала, куда глаза глядят. Мама ловила меня и отводила в сад. Тогда я решила сделать себе убежище. Чтобы не нашли.
 
         А случилось это так. Самой первой зимой в эвакуации было очень холодно. Так холодно, что в нашем чулане стена покрывалась инеем, а одеяло примораживалось к стене. Я растапливала иней ладошками, получались разные рисунки. В этом году наши мамы, дедушки и бабушки  заготовили много дров, чтобы дети не болели зимой. Эти дрова привезли во двор и ссыпали  в огромную гору до третьего этажа.

Однажды мы с Борькой играли рядом, и я увидела, что с одной стороны есть в эту гору вход – как бы пещера. Я убрала несколько толстых берёзовых поленьев и открылся лаз внутрь до того узкий, что даже Борька не смог туда пролезть. Больше лаз не расширялся, и, когда мы дёргали поленья, гора раскачивалась и дрожала. А я маленькая как мышка, я – пролезла. Внутри темно как в пещере, пахнет смолой и деревом, и никто не найдет и не достанет.

 Это мой домик. В него я спряталась, когда мама опять захотела вести меня в садик. Она искала меня по всему двору, волновалась, но, когда увидела меня, почему-то не стала ругать, а села рядом с кучей, наклонилась к лазу так, что я увидела её самые большие в мире и самые красивые в мире серые глаза и тихо сказала:
 
- Вылезай, пожалуйста, дочка, поскорее, ты больше в садик не пойдёшь.

А когда я вылезла, она больно меня стукнула (мамы такие не последовательные), заплакала, и сказала:

- Ну вот - то песни дикие распевает громче всех, то  убегает,-  но в садик меня больше не посылала.

И всё равно скоро в школу – сказала мама дедушке – Пусть погуляет напоследок.