станция 316. заключение

Я бы хотел всё вспомнить. Я бы хотел всё вспомнить. Именно сейчас, в центре этого разгромленного супермаркета. То здесь, то там, лежали пустые пакеты, хаотично разбросанные консервные банки, которые были опустошены теми, кто был не менее опустошен.  Так далеко от дома, так далеко от себя. За моей спиной раздался скрип, я испуганно обернулся. Никого. Ничего здесь нет, кроме меня и моего пса, который вынюхивал что-то на полу, задорно виляя хвостом. Я посмотрел в окно. Смеркалось. Ночь сегодня будет холодной, звезды будут яркими, тишина сплетется с отчаянием и породит безысходность. Я пришел сюда с надеждой отыскать хоть немного еды, но уйду я отсюда ни с чем. Время голодной птицей кружило над моей головой. Вчера вечером, в куче старого тряпья, среди своей одежды, я отыскал нечто важное, как мне казалось, но сейчас я понимаю – это всего лишь воспоминание. Прошел ровно год от моего последнего обнуления. Я продержался. Глаза открылись на многое, и теперь я отчетливо понимаю, что боятся было бессмысленно. Нам никто  никогда не угрожал. Никто нас не отлавливал, хитроумные ловушки, в виде автомобильных сигнализаций – просто фикция, что была внедрена в наши сознания нашим же страхом. Мы никому не нужно. Нет никакой тайной организации, которая охотится за нашей памятью. Нет инопланетных тарелок, не существует опытов над людьми. Сейчас 2042 год от рождества Христова. Бог,  мораль, любовь -  все эти слова обрели потерянный смысл. Джек постарел, начал всё чаще прихрамывать. Мой кашель немного утих, хотя по-прежнему разрывает мои легкие, упрямо требуя крови. Вопросы в голове нашли ответы. Я вспомнил, что значит плакать. Я вспомнил, что значит смеяться. Воспоминания не вернулись. Точнее сказать не вернулись полностью. Они всплывают обрывками, словно айсберги, которые несут за собой смерть. Всё стало яснее ясного. Мы, люди, поспешили, совершили ошибку. В общем, всё произошло  как всегда. После внедрения универсальных машин-стирателей на все вокзалы, станции, нам казалось, что вся наша жизнь теперь будет такой, какой мы её всегда представляли. Жизнь, которую мы заслуживали. После столь успешных презентаций, успешных опытов, даже на маленьких детях, мы поняли, что память можно исправлять. Но не поняли, какой ценой. Благодаря исследованиям, величайшие умы нашего времени сделали вывод, что память – это система, которая может и должна работать всецело, не имея гнилых деталей. Все мы упорны, стремились к этому. Чистили всё плохое, словно мусорщики, словно бездомные. Гореть бы им всем в аду. Всем тем, кто посчитал, что нам это  необходимо. Всем тем, кто в эту необходимость поверил. Среди этих глупцов был и я. Была моя жена Эмми, моя дочурка, мои друзья, родители. Как же мы все были рады, когда по всем телеканалам нам объявили, что сделать жизнь лучше можно бесплатно. Стоит только прийти в ближайшую станцию. Не знаю почему, но было принято, что именно на вокзалах люди наиболее уязвимы к душевным переживаниям. Идеальная среда. Именно там и установили машины. Сияющие, белые шкафы, которые чем-то походили на душевые кабины. Даже принцип их работы был почти таким же. Ты просто входил внутрь, плотно закрывал дверь, подставлял лицо под специальный распылитель, и на тебя опускалось облако, которое состояло из токсинов, которые убивали ту часть мозга, которая отвечает за работу памяти. Да, в первое время случались весьма скверные вещи. Некоторые люди теряли способность видеть. Некоторые теряли слух. Дело в том, что эти гребанные, но гениальные корпорации не учли, что каждый человек индивидуален. Мозг – сложнейшая система,  в которой нельзя действовать наугад. Впрочем, спустя каких-то полгода, формулу токсинов доработали, и всё стало значительно безопаснее.  Так нам всем казалось. Да, сначала был трепет, далее страх. Первое обнуление было очень волнительным и пугающим. Все мы знали, что некоторые ослепли. Все мы боялись быть на их месте. Я помню, как Эмми долго собиралась с мыслями и не могла войти в белую кабинку.  Я помню, как  я её уговаривал.
-Дорогая, милая, - Говорил я, -Ты не должна  ничего бояться. Формулу уже давно изменили. Они учли недоработки, они учли ошибки.
-Да, но….-Испуганно щебетала Эмми, - Что если я больше не смогу тебя видеть?
-Сможешь, конечно, сможешь. Я просто хочу, чтобы ты забыла…. - Повторял я и целовал её руки. Я помню, как медленно закрывалась дверь машины-стирателя. Помню её испуганное лицо, и дрожащие губы. Я почему-то был уверен, что всё сработает, ведь Уил на прошлой неделе обнулил себя и сейчас начал совершенно новую жизнь. Я помню, как дверь закрылась, раздался громкий щелчок, я услышал, как внутри раздалось шипение. Это облако из токсинов медленно, но уверенно, обняло сейчас её талию, поцеловало её в макушку. Спустя мгновение дверь открылась. Эмми вышла и со сверкающей улыбкой кинулась в мои объятия. Я понял, что всё сработало. Я понял, что эта машина удалила именно тот фрагмент памяти, в котором скончался её отец, сидя за обеденным столом, во время футбольного матча. Эмми была маленькой девочкой, и не знала что делать. Долгое время она думала, что папа просто заснул. Но потом, когда наступило утро, когда она спустилась вниз по лестнице и увидела, что папа так и сидит за столом, она подошла к нему, взяла его холодную руку в свои крошечные ладошки, прислонила её к своим щекам и заплакала. Нет, она была еще слишком маленькой, чтобы понять, что именно случилось в тот момент. Дети не понимают смерть, но смерть неравнодушна к ним.

От этих воспоминаний закружилась голова, и я  снова закашлялся. В попытке найти свежий воздух я выбрался на улицу. Напротив себя я увидел мужчину, который с пустым и глупым  видом повторял, словно детскую считалку: «Кто я? Кто я? Кто я? Кто я?». В дальнем конце улицы, близ почтового ящика, который почти что лежал на земле, женщина, в разорванной кофте сидела на коленях и внимательно читала свой замызганный дневник. Я огляделся по сторонам. Вот она – та самая счастливая жизнь, в которую мы все так верили, которую мы все так ждали. Память. Память. Память. Все мы тогда надеялись, что нам подвластно её изменить. Но невозможно выиграть войну, и обойтись без жертв. Воспоминания, все наши воспоминания – целостная картина нашей жизни. Её фрагменты связаны. Вырвав один, мы вырываем другой, и следующий, и последующий за ним. Именно этого не предусмотрели изобретатели  белых блестящих шкафов. Удаляя что-то плохое, каждый из нас удалил и что-то хорошее. Сами того не понимая, мы убили себя. Мы стирали себя раз за разом, но никто из нас не подумал о том, какую цену нам придется за это заплатить. Изобретатели всё предусмотрели. Я ухмыльнулся и правой рукой полез в карман своей куртки. На дне я нащупал ампулу, достал её и поднес к глазам. Она была наполовину пустой. Густая алая жидкость на дне.

Что же конкретно произошло, спросите вы? Алчность. Желание себя защитить. Бесконтрольность и вседозволенность. Только это.  Я решил вернуться домой. Своего адреса я, конечно же, не знал. Точнее сказать не помнил. Поэтому любой из этих маленьких домиков станет моим прибежищем на сегодняшнюю ночь. Как и всегда. Я открыл дверь и прошел в гостиную. На полу лежал очень пыльный ковер. У стены стоял телевизор, напротив него стоял потертого вида диван. Когда я сел на него, в воздух взметнулось маленькое облако пыли. Я пристально уставился в черный квадрат экрана. В голове снова роились воспоминания:

« -Уважаемые дамы и господа, -Проговорил ведущий телеканала новостей. В тот день я, как обычно вернулся домой, по пути заскочив на станцию 316, чтобы стереть ссору с Уилом. Помню, мы тогда крупно поругались. Я точно так же, как и сейчас, уселся на наш диван и прижал к себе Эмми, - Сегодня стало известно, - Продолжил ведущий, - стало известно, что обнуления имеет недолговременное действие. По данным статистики, более чем к 35% обнуленных медленно возвращаются  те ужасные воспоминания, которые  не позволяют им быть счастливыми. В связи с этим, было решено выдавать дополнительные ампулы с нейротоксинами, которые останавливают сердечный пульс. Его действие абсолютно безболезненно. Если вы понимаете, что не можете жить с воспоминаниями, которые гниют у вас внутри – убейте их изнутри. Дальнейшие инструкции вы услышите в специализированных кабинах стирания памяти на ближайших железнодорожных станциях....
-Так вот что это за штука, - Пробормотал я и показал ампулу Эмми. Она взяла её в руки, покрутила в ладонях, потом встала и выбросила её в камин.
-Они нам не пригодятся, Генри, - Сказала она и взяла мои руки в свои».

Они нам не пригодятся, Генри. Они нам не пригодятся. Они нам не пригодятся.

Я открыл глаза. Наступила ночь. Видимо я заснул. Было холодно. Я закутался в куртку и засунул руки в карманы. В правом нащупал ампулу. Что же мне делать, Эмми? Что же мне делать? Я поднялся на второй этаж, открыл окно и внимательно посмотрел на аллею. Что если  она жива? Что если они живы. Моя маленькая дочка, моя девочка.
-Джек, ко мне. – Крикнул я, и минуты спустя, по обыкновению, услышал топот его тяжелых лап. Он лениво подбежал ко мне и дружелюбно завилял хвостом. Я наклонился и отвязал тетрадку, которая была примотана к его задней ноге. Я так давно ничего не писал. У меня не было желания. Я снова посмотрел на улицу. Внизу какая-то маленькая девочка бесцельно ходила кругами и что-то бормотала себе под нос. Я достал ампулу, открутил пробку и поставил её на подоконник. Голова закружилась. Видимо голод дает о себе знать. Я присел на кровать. Джек склонил голову и прижался к моим коленям. Я легонько потрепал его уши. – Ты хороший пёс, - Пробормотал я, достал карандаш, открыл тетрадку и нацарапал:

«Место сие — долина убиения».

Вырвав чистые листы, я привязал дневник обратно, к задней лапе своей собаки.
-Беги, прогуляйся мой друг, - Прошептал я, и Джек так же лениво исчез в дверном проеме. Я закашлялся, и воздух словно стал жидким. Слюна смешивалась с кровью и лилась на пол. Приложив усилия, я заставил себя прекратить, встал, снова подошел к окну и взглянул на аллею. Девочки уже не было. Видимо она зашла в какой-то дом в поисках еды. Быть может, она  уже была мертва. От усталости и отчаяния я опустил руки и вцепился ими в подоконник. Опустив голову, я наткнулся взглядом на маленькую ампулу.
-Эмми, прости меня за это. –Пробормотал я, схватил ампулу и сделал быстрый глоток. Что ж, на вкус не так уж и противно. Я рад, что величайшие умы нашей планеты всё предусмотрели.