К морю

1
Большой автобус  мчался по узкому шоссе. Солнце заливало салон. Девчонки в дальней половине уже час что-то пели. Я же сидел впереди, у окна. Панамка, как могла, защищала голову от слепящих лучей и рвущихся в форточку воздушных струй. Я дремал, зная, что на поворотах проснусь.

Наконец пошёл серпантин. Сразу обнаружились пропасти и крутые горные подъёмы. Дрёма отступила, послушно уступая место страху. Дорога вилась по склонам. С моей стороны то зияли бесконечные провалы, то мы почти цеплялись за торчащие из вертикальной стены валуны. Иногда попадались скрюченные деревья. Ветки противно скребли стёкла и крышу.

Несколько раз казалось – вот оно… Наконец глаза ухватили самый синий лоскуток и уже не отпускали, хотя минутами он исчезал за очередной горкой. Я не заметил, как при этом мы взобрались на самую верхотуру. Автобус замер на секунду, испустив последний усталый рык. А я…   

Вся верхняя половина мира – сплошная синь, с едва приметной линией горизонта. Внизу всё топорщилось пиками, рассыпалось зеленью деревьев, таилось под загадочной фиолетовой тенью.

Дальше - только состояние восторга. Ни страшный спуск под противный визг тормозов, ни бесконечная череда старопоместных оградок, чуть оживляемая бодрыми названиями пионерлагерей, ни суета за одной из таких вывесок, смешавшая нас с полчищем подобных и разделившая на отряды, не уменьшали его.

Намерения воспитательницы и пионервожатой противоречили моим: вместо моря нас завели в опрятный четырёхэтажный корпус, определили, вывели, построили, объяснили… В общем с ещё одним перцем мы смылись и рванули к морю. Но и со стороны моря был непреодолимый частокол металлических прутьев, а попытка проникнуть сквозь ворота была успешно пресечена.

Взрослая дежурная с двумя пионерами в галстуках и при барабане отвели нас обратно. Как ни странно, восторг ещё более укрепился. А вечером мы с этим перцем – Юркой Титовым - уже были лучшими друзьями и прошептались почти всю ночь.

Боже, как нас мучили оттягиванием моря. После завтрака – разучивание песен, потом еще какая-то фигня. Наконец повели на море. Я скинул сандалии, ступив на песок за воротами,  и ступни сразу обожгло. Но я уже видел его – самое синее в мире. И – терпение, откуда-то появилось терпение. Нас уложили на лежаки правильными рядками. Каждые пять минут по команде мы переворачивались. По команде встали, взялись за руки и цепочкой двинулись к морю. По команде остановились на глубине по пояс, окунулись с головой. Держась за руки, разрешили плескаться. Но здесь моё терпение лопнуло.  Я стал нырять, пытаясь что-то разглядеть во взбаламученной воде.  Не видно – ладно, ощупывая дно, стал искать ракушки. И нашёл, и вытащил, показал ближней девочке. Визг, писк, ах так – тогда ещё и брызги вам.  Юрка добавил.

Конечно, пионервожатая дала команду выходить,  оказав нам с Юриком персональное внимание. Уже на выходе, отряхивая с ног налипшие водоросли, какие-то палочки, я оглянулся, удерживаемый за руку пионервожатой. Умиротворённое штилем море, ослепительно бликуя,  простиралось в бесконечность. Я был уверен – на той, безбрежной стороне - конец света.  Я впитывал эту красоту, запах, губы ещё помнили солёную воду. Гам и шум со всех сторон не перекрывали лёгкое шуршание прибоя. Из ниоткуда небольшая волна набегала на берег. В пяти метрах уже гладь. Пионервожатая, видимо, тоже прониклась, и придержала другой рукой Юрку, рвущегося на берег. И я решил - больше не буду её обижать. Что она красивая. И имя тоже красивое – Тоня.
                2    
В шесть тридцать июльского утра я вышел на автостанции Геленджика, а Икарус, вёзший всю ночь из Пятигорска, через несколько минут отправился дальше в Краснодар. Касса открывалась в семь. Кроме меня, на скамьях под навесом мостились ещё две тётки, явно местных, потому в кофтах. Я же слегка ёжился в водолазке – забыл про утреннюю свежесть у моря.  Билеты в Краснодар взял на два часа дня – и морем наслажусь, и к вечеру успею в родительский дом. Как уехал поступать в новосибирский универ, так больше дома не появлялся. До городского пляжа было рукой подать, и  через несколько минут я уже входил в огороженную зону.               

И сразу замер: “Здравствуй, - сказало открывшееся море. – Давно тебя не видело”. А может и я эти слова сказал. Как раз пробились из-за невысоких гор первые солнечные лучи и всё озолотили: искрящийся песок, узкой полосой окаймляющий сжатое берегом бухты море. Многочисленные курортные постройки, идущие также ровной дугой. И главное – поверхность моря, ровным зеркалом отражающую лучи. Золотое на синем.

Я стоял, смотрел, впитывал в себя цвета, запахи, тепло солнца. И чувствовал, как память открывает потайной ларчик, с самым ценным содержимым. И звуки дополнили запахи и краски моря пионерских времён. Детские голоса заполнили абсолютно пустой пляж. Ожили разбросанные беспорядочно лежаки. Какое-то время глаза видели, не видя, уши слышали, не слыша, ноги стояли и... Я не ощущал себя чем-то целым, только чувство восторга. Выплывшее из ларчика оно заполнило всё во мне и вокруг.

Я не стал смотреть на часы, когда пришёл в себя. Пляж по-прежнему пустовал. Я прошёл к лежаку у самого ограждения, надеясь найти здесь через пару часов относительный покой и защиту от солнца. Быстро скинул одежду и в обычных трусах побежал к морю. Песок податливо пружинил, вода оказалась парной, солёные брызги попадали на губы, маня, и я нырнул, по-лягушачьи скользя вдоль дна. Песок быстро сменился привычной галькой, пошли камни покрупнее. На автомате я  переворачивал наклонные плитки. Так и есть – один ёрш словно ждал меня, чтоб сказать: “Привет, бродяга. Ты вернулся?!” Я всё тянул и тянул, не всплывая, пока живот не напрягся в предупредительном позыве. Пришлось резко всплывать, метров с пяти, и долго отлёживаться на спине, раскинув в стороны руки-ноги. Успокаивалось дыхание, упорядочивались мысли, солнце ласково обволакивало. Из всех мыслей осталась одна: “Как хорошо возвращаться!” 

С нею я быстро вернулся к лежаку и сразу прилёг. Сказалась почти бессонная ночь. Мокрая голова ещё клонилась к изголовью, а я наверняка уже спал.

Разбудил меня несмелым прикосновением солнечный луч. Я приподнял голову, не узнавая пляж. Переполненный ближе к воде, он гудел, шевелился бесчисленными телами, постоянно сбрасывая перегретые в воду. Вода бурлила в десятиметровой полосе. Дальше от берега численность голов резко уменьшалась. Зато начиналась зона технических средств. Кто-то мчался на лыжах за катером,  кто-то – под крылом. Некоторые и вовсе перебрались в воздух – дельтапланы и даже самолётик захватили вертикаль. Всё это носилось на бреющем над гогочущими на бананах, катамаранах.   

Достал часы из кармана брюк – начало двенадцатого. Я думал, что вернулся домой, в бойкие, но не суетные времена. Ошибся. Эти же лица я оставил в Новосибирске, воспользовавшись возможностью рвануть в командировку, заглянуть в столь любимое прошлое. Пришла простая мысль – что ж ты не отъехал подальше от городского пляжа?
Ну да – это же не мои места. Да и что это за возвращение – на полдня?
Жарко. Понимая, что никому нет дела до моих трусов, побрёл к воде, лавируя меж телами.
                3
- Антон Сергеевич, можем под грозу попасть.

Грузный мужчина лет шестидесяти, казалось, не мог поделить книгу с продавщицей книжного киоска, что приткнулся в углу гостиничного холла. Каждый тянул её на себя. “Иди, Коля, я уже бегу”, - повернув голову, насколько позволяла поза, мужчина кивнул крепкому высокому парню в тенниске и шортах с двумя чемоданами в руках.

Усаживаясь на переднее сидение тёмно-вишневой ауди и вызвав тем весёлое недоумение водителя, Антон Сергеевич буркнул: “Продавщица узнала, попросила расписаться на книжке, - и чуть позже добавил. – Всё ж родные места, хочу рассмотреть”.

Сразу за Краснодаром Антон Сергеевич открыл окошко, впустив тёплый воздух в прохладный салон. Солнце и ветер в лицо тут же напомнили ему большой автобус, мчащий его в нелепой панамке к морю. По этой же дороге, но ближе к морю – за родным посёлком. Мысль о приближающемся посёлке откинула его голову на подголовник, прикрыла глаза. Через пять минут он открыл их и тихо сказал:  “Сбрасывай скорость, сейчас будем сворачивать”, - вызвав теперь озадаченное удивление водителя.

Память не подвела, и через десяток минуток они уже подъезжали по пыльной грунтовке к покосившимся ржавым воротам старого кладбища.

Две могилки за общей оградой выглядели убого и запущенно. Антон Сергеевич даже не стал заходить внутрь – отправил Колю с распоряжением, а сам привалился к хлипкой калитке. Он не собирался тревожить память и заезжать к родителям, но…

Подошедший часа через полтора Коля осторожно коснулся плеча обмякшего тела: “Договорился - завтра начнут. Обещали сделать здесь всё по вышке, - и уже громче взмолился. – Пора ехать. Не улыбается мне кружить в грозу по серпантину”.
…
Антон Сергеевич стоял, погрузившись по щиколотки в мокрую гальку. Где-то недалеко за спиной прятался Коля, не на шутку обеспокоенный поведением шефа. Штормило по-взрослому. Разогнанные грозовым ветром волны с рёвом обрушивались на мелководье и, уже обессиленные, накатывали на прибрежную кромку, всякий раз мощно толкая Антона Сергеевича, окатывая до пояса. Изредка сверкали молнии, добавляя апокалиптические нотки разошедшейся стихии.

С очередной вспышкой что-то щёлкнуло в моей голове. Стало смешным собственное поведение, это противостояние. Кому?  Остро пахнущий водорослями и озоном влажный воздух прочистил, видимо, не только лёгкие, но и мозги. Хотя, конечно, здорово. И море – здорово. И свобода. И стремление к…

- Коля! – крикнул я, не оборачиваясь. – Заводи машину.

- Шеф, - мы мчались по Новороссийску, и настроение Коли явно улучшилось. – Здесь по пути большой магазин. Всё и прикупим?

Часа через два мы вновь остановились у старых кладбищенских ворот.