Стойбище Бури Глава 1. Шаман Удинкэн

Уважаемые читатели газеты «Пост Хабаровка» и журнала «Aborigen»!
В нашу редакцию на днях пришло письмо, в котором автор его под ником Агуда попросил нас познакомиться с его творчеством и дать ему оценку. О себе автор ничего не сообщает. И на нашу просьбу рассказать о себе ответил, что на данный момент он хотел бы остаться под псевдонимом, но при этом попросил, чтобы оценку его творчеству дали и наши читатели. Мы не стали спорить с автором произведения, поблагодарили за его творчество, где ярко и самобытно показана жизнь коренных малочисленных народов Приамурья, что, по нашему мнению, может стать интересным широкому кругу наших читателей. Со своей стороны хотим поблагодарить всех, кто неравнодушен к истории и культуре коренных малочисленных народов Приамурья и приглашаем вас оценить творчество нашего автора. Надеемся, что ваши комментарии будут способствовать тому, чтобы и дальше люди, которые интересуются культурой и традициями коренных малочисленных народов, видели и понимали, что сейчас интерес к коренным малочисленным народов растет. Желаем вам приятного прочтения!
Автор Агуда
Стойбище Бури
Глава 1. Шаман Удинкэн.
Долго не мог заснуть старый шаман Удинкэн. Видения, что посещали его во время камлания, не предвещали ничего хорошего. Видел он в последний раз уходящих на войну нанайцев, плачущих матерей и рыдающих жён, видел также одиноких стариков и детей, играющих на берегу Амура. Видел собак, охотившихся на большого белого медведя. Огромную рыбу Калугу, выброшенную на берег реки, из живота которой вытекала чёрная икра, которую клевала большая чёрная птица Тори. Весь левый берег был в огне: горели луга, и удушливый дым стелился над Амуром. Мать всех нани танцевала у костра, стуча в бубен, и громкий звук разносился по всему берегу. Утёс словно ожил, невидимые духи, услышав призыв Мамельди, спешили к ней на помощь, а маленький жертвенный костёр разгорался все сильнее, и языки его пламени поднимались все выше и выше, озаряя стойбище Бури.
-Надо ждать больших гостей, - сказал Удинкэн, - кажется, пришло время нарушить мирную жизнь, пришло время, и не будет больше спокойной жизни.
Шаман вышел из дому и пошёл на утёс, к тому месту, где в его ночном видении горел огромный костёр. Стойбище Бури мирно спало, и только собаки изредка лаяли, да ночные птицы кричали в тайге.
- К тебе обращаюсь, великий Амур, что за вести принесут твои воды, кого ждёт Мамельди и её духи? Что ждёт наш народ?
Шаман закрыл глаза и стал слушать, что ответит ему река. Много разных миров посетил он, был в верхнем мире, был в нижнем мире, везде люди есть. Был и в мире, где все нанайцы после смерти встречаются, там живут, как в срединном мире, только лучше живут, правда, солнце в том мире в обратную сторону идёт, и река течёт в обратную сторону. В том мире всего хватает нанайцам: и рыбы, и зверя, нет там болезней, и живут там долго-долго и не стареют, а устанут жить, то и умереть могут прямо, как в этом мире. Нет только войны и горя, счастливы там нанайцы, но живым из срединного мира не рады. До тех пор, пока не умрешь, нет тебе в том мире места. Только шаманы ходить могут туда, и помощники их бывают там, но недолго. Если долго быть там, то уже не вернётся живым никто, только мертвый прийти может, и то, как страшный черт.
- Обряд надо делать, свинью зарезать, духов кормить, к Эндури обратиться. - Так решил шаман Удинкэн.
С этой мыслью пошёл он в свой дом, что стоял на краю стойбища Бури. Спускаясь с утёса к Амуру, почувствовал шаман, что кто-то большой и страшный смотрит ему вслед, да так смотрит, что волосы дыбом встают, а голова, словно огнём горит. Стал Удинкэн по голове руками водить, словно волосы укладывает назад, сам не поворачивается, ждёт, когда легче станет, сам думает о том, что страшный черт смотрит ему в спину, ждёт, когда он повернётся, чтобы испугать, а испугав хорошо, забрать душу и утащить в мир мертвых. Ещё сильнее стал шаман водить руками все сильнее, гладить себя по голове так, чтобы черт видел, что из головы его искры вверх летят, черта пугают. Хотел было Удинкэн повернуться посмотреть, да вот не может, стоит, как вкопанный, голова не поворачивается, тело, словно столб, деревянное сделалось. Стал тогда Удинкэн песню свою шаманскую петь, поёт, сильно поёт, но нет и звука, голос пропал, не может песней своей напугать злого духа. Тогда обратился он к Мамельди, взмолился.
- Из последних сил к тебе обращаюсь, Даня, помоги, иначе погубит меня злой дух. Приди, прогони Амбана.
- У-ууу, - раздался крик на утесе, разом завыли все собаки, закричали ночные птицы, с веток деревьев взлетели в ночное небо.
- У- ууу, - повторился крик.
Почувствовал Удинкэн слабость во всем теле, словно мягкими стали ноги, не держат. Повернул голову – посмотреть, кто же его так сильно напугал. Смотрит, а на утёсе стоит огромный мужик и не просто стоит, а на большом камне, руки скрестил, вдаль смотрит, словно ждёт гостей с Маньчжурской стороны.
- Так вот ты какой, на человека похож, но не человек, из железа сделанный, на нанайца не похож, словно из другого мира человек, нет, таких не встречал и в других мирах не видел.
Присмотрелся Удинкэн, а на утёсе дом белый стоит, из дома того весёлые люди выходят, словно пьяные, все в белых одеждах к Амбану подходят, кланяются, рыбу к его ногам складывают. Потом опять в дом идут, там шумят, сильно ругаются. А мужик стоит, словно и не слышит их. Посмотрел Удинкэн на Амур, а в реке много людей плавает, только все они утопленники, их из реки женщина в белом вылавливает и в дом на утёсе отправляет, в руки им рыбу разную даёт, кому сазана, кому верхогляда, разную рыбу даёт, нет одинаковых. Несут эту рыбу утопленники в дом, там складывают, в белые одежды наряжаются и к Амбану на поклон. Что за люди, зачем сюда приплыли, почему рыбу носят. Стал смотреть Удинкэн на стойбище Бури, а его нет больше. Что за чертовщина, где же люди живые, куда ушли, и где дом мой. Стал с большей силой молиться шаман Мамельди, просит её вернуть стойбище Бури и людей вернуть. Опять стал смотреть Удинкэн туда, где стойбище стояло. Только теперь на его месте большие дома каменные высокие стоят, выше Амбана на много выше. Птицы в небе железные с ревом летают, где речки Бури текли - дорога каменная, где тайга была и зверь жил - теперь много людей живет, зверя нет, тайги нет нанайцев нет, все чужое, непонятное, на разных языках люди говорят, все что-то делают, день и ночь работают. Упал Удинкэн без сознания, словно умер, стала душа его летать, искать нанайцев, куда ушли. Зовёт Удинкэн нанайцев, просит вернуться домой в стойбище своё родное. Вот только не идут нанайцы назад. Полетела душа шамана в Буни, там искать народ свой в мире мертвых. Едет Удинкэн на собачьей пряжке, быстро едет, торопится.
- Вот он - мир мертвых, вот Буни, здесь искать буду, - идёт Удинкэн, а навстречу к нему бабка старая, вся согнулась, еле ноги передвигает, тальниковой тростью грозит Удинкэну.
Спрашивает: - Зачем пришёл сюда, нет тебе здесь места.
- Нанайский народ ищу, все ушли, нет больше в стойбище Бури нанайцев, все пропали, я один остался, может, ты, бабушка, подскажешь, где искать мне своих? Вернуть хочу назад всех, вернуть, плохие времена наступают.
Стала старуха шептать, то зовёт кого-то, ругает, руками машет, палой стучит. Смотрит на неё Удинкэн и понять не может, что со старухой случилось, да вот только видит , что не старуха эта вовсе а молодая девушка красивая словно из нанайских сказок.
-Не узнаешь меня, МЭРГЭН, - обратилась к нему Пудин.
- Нет, красавица, но чувствую, встречались мы с тобой в одном из миров, вот только в каком, не помню.
- А ты внимательней посмотри, может, вспомнишь меня.
Стал шаман смотреть на Пудин, и обмер, стаяла перед ним жена его, такая, как в те молодые годы, когда познакомился он с ней и в Бури увёз.
- Жена ты моя любимая, давно ушла от меня, вот и забыл я тебя, состарился совсем. Как же ты живёшь, любовь моя ненаглядная?
- Жду тебя, каждый день жду, вот только сто лет уже, как прошло, много воды в Амуре утекло, и мать твоя, и отец твой, все ждут тебя и дети наши, что от болезней умерли, тоже ждут. Мы все в одном большом доме живём, вот как ты начинаешь молиться да нас вспоминать, радуемся мы, здесь праздник у нас сразу большой, а как заболеешь, и мы горюем вместе. Вот и сейчас ты ни живой, ни мертвый лежишь на берегу, только волны тебя ласкают да собака твоя рядам сидит, тело твоё охраняет, лицо твоё лижет, домой зовёт. Наши-то все уже приготовились тебя встречать, и стол накрыли, ждут рыбаки, рыбу принесли, охотники – дичь, шаманы все собрались новости узнать из срединного мира, давно уже к нам шаманы не приходили, пожалуй, лет сто как не было. - А почему ты встречать меня вышла?
- Увидеть тебя первой хотела, посмотреть, ты ли это, не злой ли дух в мир к нам пришёл, а заодно сказать тебе: много народу ждём мы из стойбища Бури, большой праздник готовим во всех домах, жертву приготовили, в каждый дом люди идут, все разом : и старики, и дети, и мужчины, и женщины. Умрет Бури, все сгорит, пустое место будет, зверь его заселит, а потом чужие люди поставят своих идолов везде. Поставят и так говорить будут, что не жили здесь нанайцы, а они первыми пришли на берега реки нашей, их теперь всё, а вам места нет, даже в памяти их вы навсегда будете призраками, а кто вернуться посмеет назад в Бури, того будут искать, а когда найдут, на огне жечь будут и пепел в Амур с костями бросать, на могилах наших дома ставить будут, жить будут на кладбищах, а святые места по-своему назовут, большому Амбану поклоняться будут и время своё отсчитываться станут с то момента, как АМБАН Бурханом станет. Только золоту верить будут, землю нашу рыть станут, все живое истреблять будут, а мертвому покланяться станут. То уже и не люди будут, а злые духи, друг друга убивать станут, без причины сами себя истреблять станут, а когда время придёт от врага защищаться, из домов своих не выйдут, будут на стены смотреть, глазами шарить, молиться станут. Вот тогда все разом нанайцев вспомнят, и загорится земля у них под ногами, придут нанайцы, но не нанайцы это будут, а рабы нанайские Никаны на землю нашу придут, всех убивать станут, в Амуре топить будут живьём, в землю закапывать. Тех же, кто пощады просить будет или на их сторону пойти захочет, рабами своими сделают. Бури новым именем нарекут, то город Боли называться будет и в городе этом все по-новому сделать захотят, только в этом городе не будет места нанайцам, помнить никанцы будут, кто победил их в жестокой битве, в той битве, что предстоит ещё нанайскому народу и о которой ты и должен рассказать людям. Победите в той войне, долго ещё жить будете, проиграете - все в Буни окажетесь и некому больше будет молиться за нас за живых и мертвых ждёт тогда Буни большое горе все умирать станем уходить далеко будем друг друга узнавать не будем словно камни на берегу валяться будем вроде есть, а поднять некому. Так что проснись, Уди, иди домой, спать ложись, долго спи, а когда проснёшься, ступай на утёс, собери нанайцев и скажи им:
-Большая беда ждёт нас, братья и сестры, и выбора у нас нет, либо умереть как герои, либо навсегда уйти, словно и не было нас. А что со мной будет? Погибнешь ты, Уди, геройскую смерть встретишь, за народ свой погибнешь и ко мне вернёшься молодым и сильным, мы ещё с тобой по реке нашей ходить будем на лодке, дом у нас большой с тобой здесь, но пока рано тебе, уходи.
После слов этих Пудин опять в старуху превратилась, обернулась вокруг себя, выдрой сделалась и пропала. Очнулся шаман Удинкэн и виденному не поверил, смотрит по сторонам, все как прежде: стоит стойбище Бури, утёс стоит, нет там ни домов белых, ни Бурхана огромного. Собака домой зовёт, радуется, что живой хозяин вернулся. Встал Уди и пошагал до дому и, как жена его сказала, спать лёг и спал три дня и три ночи.