Что немцу хорошо...

Ваня был типичным ботаном. Любил он, правда, не ботанику, а просто - как-то не любил быстро бегать, поднимать тяжести без острой жизненной необходимости и делать резкие движения ни телом, ни умом. При этом на самом деле ум его не был ни туп, ни медлителен - Ваня любил математику и физику - ту её прикладную часть, которая в описываемые времена обязательно сопровождала аналогичные профессии. Ваня был программистом.

У него была приятная жена - скромная блондинка-библиотекарша. "На филфак придёшь - куда ни плюнь, то девчонка. На физфак придёшь - что ни девчонка, то плюнь"... У Вани был "межконфессиональный" институтский брак, правда он учился на матмехе.

По тем временам Ване ничто не мешало состоять в браке, даже с иногородней общежитской барышней - квартира именитого деда и часть его же пенсии обеспечивали вполне сносное существование. Ваня работал - то есть сутки через трое тестировал оборудование в каком-то НИИ. Остальное время он проводил в своей лаборатории, практически сутки напролёт. В комнате метров четырнадцати против окна стояло потерто-клоповное огромное старое кресло (работать он предпочитал в таком вот, наподобие дивана, кресле, а ножки у стола просто подпилил до нужной высоты). Была здесь и пара крутящихся НИИ-шных стульев, фанерных, покрытых облезающим лаком - для приходящих, таких же как он сам, спецов-программистов в растянутых свитерах и потёртых джинсах, смешивающих день с ночью, говорящих на непонятном языке о неясных вещах. Вдоль стен расставлены были металлические стеллажи, заваленные проводами, сопротивлениями-конденсаторами, винтиками, шайбочками, паяльниками и канифолью, книжками и отдельными страничками. И только редкое в то время - "материнская плата", "память", ...,"флоппи" и ещё что-то, что только входило в массовый обиход, было сложено в обувные, подписанные сбоку, коробки. Здесь Ваня и проводил время, остававшееся от работы. Похоже было, что спал он тоже сутки через трое, как раз на дежурствах в НИИ.

Небольшая спаленка была царством его жены. Здесь приживались самодельные рюшечки-подушечки, многослойные (невиданные в то время) шторы, самошитое покрывало с оборками и трюмо со всяческими девичьими забавами - почти самодельной косметикой, шпильками-булавками, чешской бижутерией. Когда Ваня с Леной встречались в спальне, определить было трудно. Она ходила на работу с десяти до семи, обязательно посещала всяческие литературные чтения, непременно - театр (с подругами), ещё забегала в магазин за продуктами. Только по совпадавшим выходным они непременно ходили в кино и на небольшую прогулку по парку - по дороге туда и обратно. Но они жили мирно и счастливо. И абсолютно доверяли друг другу.

У Вани была не только работа, жена и дедова квартира. Был и дед, и семейные традиции. Правда, поддерживать эти традиции особенно стало некому - дед был двоюродный, потерявший за войну почти всех близких. Ванин дед (брат двоюродного) не вернулся с войны, родители погибли в авиакатастрофе, а бабушка - не пережила гибели дочери и зятя. Двоюродный дед взял Ивана к себе, каким-то образом сумел усыновить (так появился Иван Иванович, ибо назван был в честь этого деда-отца). Традиции, однако, неукоснительно соблюдавшиеся, заключались в том, что ничего в большой столовой "хорошего" сталинского дома никогда не переставлялось, фотографии на стенах не перевешивались, новые обои подбирались по образу предыдущих, старый военно-кабинетный кожаный диван с высокой деревянной и очень неудобной спинкой всегда освещался зелёной настольной лампой, а домочадцы должны были собираться к ужину за круглым, естественно, стоявшим посередине, столом. К этому моменту из своей комнаты, отделённой от столовой двустворчатой со стеклом дверью выезжал на кресле-каталке дед. Он не докучал "внукам" по жизни, бесконечно разбирал какие-то бумаги, что-то там писал и звонил по ветеранским своим делам. В комнате деда стоял основной телефон. В прихожей висел параллельный аппарат, но снимать трубку по звонку на нем было нельзя - звонками распоряжался дед. Это была вторая семейная традиция.

Жизнь в доме Вани изменилась, когда место нахождения его трудовой книжки неожиданно и быстро перестало существовать - НИИ по этому профилю ликвидировали за дальнейшей ненадобностью. Он не очень расстроился; время стало требовать новые формы работы - Иван собирал под заказ уже востребованные у граждан ПК, устанавливал софты, чинил и налаживал - был свободен и занят одновременно и зарабатывал хоть и нерегулярно, но в большем, чем по трудовой, объёме.

Однако, помимо НИИ, перестала существовать и библиотека, в которой работала Лена - её работа "пала" жертвой передела собственности (помещений) в исторических кварталах города. И Лена потерялась по жизни...

Месяца три Лена ходила тенью по квартире, опустилась до халата и растрёпанных волос. Она ещё могла бы найти работу - в ближайшей районной библиотеке, в школе... Но её так потряс сам способ ликвидации её работы, что, возмущённая и бессильная что-либо изменить, она ничего не делала. Ваня и дед отнеслись к ситуации и её состоянию понимающе. Особого привара от её оклада никогда не было, а с учётом дедовой ветеранской пенсии и Ваниных частных заказов она вполне могла бы в то время позволить себе остаться домохозяйкой.

Месяца через три Лена вдруг стала уходить из дома. Вскоре домашние заметили, что Лена стала много разговаривать по телефону, всё больше прикрывая трубку рукой. Потом обзавелась мобильником ("надо искать работу") - Ваня спокойно оплатил. Потом её трюмо стало превращаться в рабочий стол. Потом Ваня обратил внимание, что пепельные волосы стали отливать перекисными нотами, что помада стала ярче, а тени - синее. Заподозрив, наконец, у Лены какие-то интересы, помимо домашних, Иван попробовал учинить разборку. Неожиданно твёрдо и спокойно Лена на клочке бумаги нацарапала какой-то адрес и бросила: "Завтра к часу приходи". Ване ничего не оставалось - он пришёл в указанное место и обалдевши узнал, что у Лены, его тихой, скромной Лены-библиотекарши, место в палатке на ближайшем развале - Лена торговала косметикой...

Потом Лена сменила палатку на окошечко на другом развальном рынке, потом увеличила ассортимент, потом появилась парфюмерия, потом... В общем, дела у Лены явно шли в гору, и муж-математик (ну почти) ей совсем не был нужен для экономических и бухгалтерских расчётов. Она справлялась, обеспечивала бесперебойное снабжение холодильника хорошими продуктами, купила шкаф-купе в прихожую для ассортиментного своего гардероба, как будто затеяла ремонт. Дома она бывала не реже, чем раньше, просто раньше она возвращалась с лекций и концертов, теперь со складов и демонстраций. Ване было интересно за ней наблюдать, но так, издали - он не вмешивался, не задавал вопросов, не чинил препятствий - ботан, в общем. Иногда он стрелял у неё денег - на новую свою компьютерную шалабушку, лицензионный софт или электронную приблуду, к которым пристрастился. Все было нормально в жизни.

Надо отдать Лене должное - она не забросила домашние дела и следила за оплатой коммунальных, ибо какой спрос в этих делах с престарелого деда и мужа-ботана-компьютерщика. Иногда с Вани требовались какие-то подписи на бланках, заявлениях, прошениях (по линии домкома, где жена теперь тоже активно участвовала). Он подписывал и продолжал "паучить" в своей домашней лаборатории. Так же спокойно, не глядя и не вслушиваясь в сбивчивые (в этот раз!) пояснения жены, он подписал и эту доверенность.

Иван Иванович опомнился, стал слышать что-то помимо гудения системников и осознал в одночасье последний период жизни своей семьи дней через десять, когда в квартире появились неизвестные ему личности нерусской национальности, дед в неурочное время выкатился из своей комнаты, потрясая палкой и хватаясь за сердце. А Лена сидела на кожаном диване нога на ногу и КУРИЛА!!! И, как оказалось, сиплым торговым голосом, КРИЧАЛА - зачем вам такая квартира, мы разводимся, разъезжаемся и я покупаю магазин! Ваня понял, что дед должен уехать к одиноким своим престарелым сёстрам на Кузнецовскую, он сам - в какую-то окраинную однушку, а Ленка - тоже в окраинную, но двушку. А на магазин пойдёт доплата и средства от продажи семейного антиквариата. Национальные лица были покупателями, уже внёсшими аванс, причём не в агентство, а лично в руки его жены.

Первый раз в своей, очень уже взрослой, жизни Ваня выключил все свои компьютеры и погасил свет в лаборатории. Он даже запер её. Налил деду вместо корвалола 100 грамм, взял мобильник, сигареты и молча пошёл на улицу. Среди его клиентуры были самые разные граждане. Да и однокурсники его не все стали такими же "лаборантами". Был среди его студенческих приятелей совладелец агентства недвижимости. Его Ваня и вызвонил, чётко объяснил проблему с подлогом доверенности и продажей квартиры.

За последовавшие за этим событием полтора-два месяца Иван привык выходить из дому по своим новым заботам, перезнакомился с нотариусами, адвокатами, регистраторами, работниками ЖЭКов, паспортных столов, узнал много интересного для себя в совсем других областях жизни, нежели те, что составляли ранее круг его профессиональных интересов. Больше всего понравилось его чёткому математическому уму общение с юристами-крючкотворами и самостоятельное вникание в законодательные тонкости и недоработки. С помощью друга из области недвижимости, его службы безопасности и не вполне, возможно, законных действий частных охранных структур, криминальную продажу дедовой квартиры удалось предотвратить. Подавать на жену в суд Ваня не стал, просто развёлся. Квартиру все-таки пришлось продавать, чтобы отселить Елену в коммуналку и вернуть покупателям аванс, который та успела потратить. Ему с дедом подыскали двушку-сталинку рядом с дедовыми сёстрами, а доплату, которая все же случилась, Ваня вложил в своё новое образование - пошёл на платный юридический. Лаборатория ему была больше не нужна.

Иван учился самозабвенно и быстро, сдавал экстерном все, что удавалось. Бакалавриат перемахнул за два года и на практику поехал в Германию. К этому времени он стал общительным добродушным, лысеющим "молодым человеком" и при этом сохранил своё "ботанское" спокойствие. Он неплохо владел немецким (дед заставил учить), подтянул его в институте по профессиональной тематике и прекрасно чувствовал себя на неметчине. Через год он снова поехал туда, но уже целенаправленно, к знакомому тамошнему поверенному одной скромной пожилой судовладелицы, младшим помощником.

В Германии, одному ему известным способом, бывший ботан Ваня сумел остаться пожить "на подольше", пересдал там какие-то экзамены и ещё через пару лет закончил магистратуру. Работал по-прежнему на пожилую свою владелицу пары каботажных судёнышек, приняв дела от удалившегося от дел её прежнего поверенного, что позволяло вполне сносно существовать, пить пиво (шнапс не принимал организм), болеть теперь уже за местный футбол, и пару раз в год - на майские и ноябрьские, по старой советской традиции - наведываться в Питер.

Герр Ифан оброс брюшком, учтиво и хитровато улыбался, танцевал в шляпе с пёрышками, оставался не женат и, приезжая к друзьям на родину, баловал их собственноручно испечёнными ароматными немецкими кухенами... Так продолжалось несколько, увы, не очень много, лет.

Конторка, где служил Иван и где он, собственно, был единственным сотрудником, заключавшим договоры на перевозку небольших грузов, нанимавшим и рассчитывавшим экипажи нескольких небольших рабочих судёнышек, ведшим делопроизводство и следившим за налоговой отчётностью, так вот - эта конторка находилась в порту, непосредственно в начале одного из причалов. Порт был большим, грузовым и терминальным. Подъездные пути для машин пересекались с дорогами для электрокаров и перерезались узкоколейными лентами портовой железнодорожки. Ещё на причалах были дороги для погрузочно-разгрузочных кранов. Местами была теснота и возникали небольшие пробки. Но немецкий порядок и абсолютная логика в логистике, электрификация и "осветофоривание", предупреждающие и предписывающие таблички, "ахтунги" всякие, помогали чётко и безопасно передвигаться, и работать на этой сложной территории. При соблюдении, естественно. И Ваня соблюдал, как человек математически дисциплинированный и уже онемечившийся.

В тот день что-то случилось в порту - то ли забастовка электриков, то ли авария на линии; специальных "ахтунгов" утром ещё не было. Иван подъехал на своей немецкой малолитражке (патриотизм плюс экономическая целесообразность) к очередному перекрёстку всех портовых дорог, перед которым был установлен автоматический шлагбаум, открывавшийся картой доступа, но только в момент, когда система просчитывала безопасность дальнейшего движения. Надпись на щите перед шлагбаумом требовала НЕ выходить из машины и НЕ открывать дверцы автомобиля при любых обстоятельствах. Шлагбаум не открывался слишком долго. Табло не мигало, питания, очевидно, не было. Ваня принял решение поднять шлагбаум вручную, для чего ещё и подъехал чуть ближе стоп-линии на асфальте - нормальное действие нашего хитромудрого мужика. Он на мгновение забыл, что в Германии так поступать не стоит. Что дисциплина здесь превыше всего. И если чего-то делать нельзя, то никогда и ни при каких обстоятельствах не стоит. Через секунду неизвестно откуда взявшийся портовый кран снёс все, что находилось за указанной чертой безопасности...

Через пару недель мне позвонил немецкий нотариус, с извинениями сообщивший, что вынужден поставить меня в известность об аннулировании нашей совместной с Иваном кредитной карты. Что я могу перечислить недостающие средства на известный мне банковский счёт в течение двух месяцев, и что он скорбит о безвременном уходе Герр Ифана.

В голове промелькнула одна дурацкая мысль - что немцу хорошо…