На покосе

На покосе 
Я лечу, раскинув руки. Мне легко и радостно в небе. Я вижу внизу наше село, улицу, на которой мы живем, мои друзья играют в футбол, мой дедушка Идрис отбивает косу, девушки идут по воду.
  – Э-э-ге-гей! Вы меня видите? Я лечу по небу!  – кричу я изо всех сил.
Все с удивлением смотрят на меня:
  – Ты посмотри, посмотри на него! Как он поднялся в небо?  – спрашивают мои друзья и соседи друг у друга. Друзья мне завидуют, это видно по их лицам, больше всех раздасован Бакар. Ведь он постоянно со мной в споре: он не может смириться с тем, что я лучше учусь и в спорте сильнее его.
 – Э-э-гей! Смотрите сюда, я в небе!  – смеюсь я радостно.
Неожиданно я слышу голос мамы:
 – Даказ, проснись! Вставай скорей, мой хороший! Нам  уже нужно ехать.
Мама трясет меня за плечо, пытаясь разбудить. Я просыпаюсь  – мой счастливый сон проходит. Сажусь и протираю глаза. На улице уже рассвело, солнце только начало подниматься. Утром время бежит быстро, многое нужно успеть сделать. Мои родители собираются на покос, и меня они берут с собой. Я напросился в помощники, не очень надеясь, что они согласятся. Но отец сказал, чтобы я встал завтра пораньше и был готов к поездке. Сейчас он возился во дворе, запрягая нашего коня Чонкара. Это  дедушка Идрис дал коню такую кличку, когда жеребенок немного подрос и стал есть с руки. Это добрый и сильный конь. Отец накинул ему на голову сумку с кормом, чтобы Чонкар подкрепился на дорожку. Заметив, что я кружусь рядом, отец сказал:
  – Даказ, иди быстро умойся, надень что-нибудь постарее и выходи на улицу. Пора ехать, путь до гор не близкий.
Я спешу в дом, знаю, если отец рассердится, он меня оставит дома. А мне так хочется на покос в горы. Сейчас мы на каникулах, до школы еще больше двух месяцев. Я перешел в шестой класс, об учебе пока не думаю.  А на каникулах так хорошо! Мы с ребятами играем  в футбол, купаемся в  нашей  речке Аргуне, весело проводим время на тутовнике, поедая сладкие плоды и рассказывая самые невероятные истории. А вечерами играем в прятки или в войнушку. Столько развлечений!
Каждое лето мама отправляется с отцом на заготовку сена. Отец говорит, что это не женское дело. Но мама убеждает его, что вдвоем они лучше и быстрее справятся с работой. А мама ведь на самом деле не хуже него косит. Она все делает быстро и не боится никакой работы.
Наш конь несется по проселочной дороге. Кажется, утренний свежий ветерок придает ему силы. Он бежит, закусив удила, и фыркая время от времени. Я пересаживаюсь на сиденье рядом с отцом:
 – Папа, можно я поведу Чонкара?
 – Можно. Держи поводья, только без нужды зря не дергай. Он  сам спокойно побежит.
Я смотрю кругом. Широко раскинулись совхозные поля, на которых зреет пшеница. Видны дома и фруктовые деревья в садах наших односельчан. Горы понемногу приближаются, вот до них осталось уже совсем немного.
Оборачиваюсь к маме, которая, сидя в бричке, и пытается удержать в руках кувшин с молоком. Она улыбается мне, понимая мое восторженное состояние – как же, мне доверили такое важное дело – управлять конем.
  – Даказ, поезжай чуть медленней! У меня молоко в кувшине плещется через край.
Я чуть-чуть натягиваю поводья. Словно, поняв мое желание, Чонкар замедляет бег.
Как красиво  летнее утро! Поднявшись над горами, солнце не спеша простирает свои лучи над землей, ласково взирая на нас сверху: «Доброе утро, люди! Как вы отдохнули? Не соскучились по мне?»
« Конечно, соскучились, наше дорогое солнышко! Здравствуй! Без тебя нам грустно и ничего не хочется делать»,  – так я разговариваю с солнцем. Родители не знают о моей беседе с солнцем, они едут молча, думая о чем-то своем.
В лучах утреннего радостного солнца купается какая-то ранняя пташка. Она весело заливается на всю округу – наверняка, радуется жизни, солнцу и этому чудесному утру. Дедушка Идрис как-то называет эту птицу… Подожди, подожди, да, вспомнил – ее зовут жаворонок. Это он утренний певец, гость тех, кто встал сегодня пораньше.
Мы подъехали к горе. Теперь дорога шла по хребту через лес. Родители сошли с брички и пошли пешком.
 – Пусти коня вперед, Даказ, он дорогу знает,  – сказал отец и ударил Чонкара по крупу.
  Я и сам очень хорошо знаю эту дорогу и эти места. Здешние лесные поляны мы с друзьями изучили вдоль и поперек. Весной, летом и осенью мы часто здесь бываем в поисках земляники, лесных орехов и разных фруктов. Здесь на длинных лианах, которые свисают с деревьев, ребята устраивают настоящие качели. Мы любим играть в «Тарзана» на таких висячих стволах дикого винограда.
В старые времена люди выкорчевывали на лесных склонах деревья и устаивали поля для посева пшеницы или кукурузы. Говорят, на здешней земле растет все, что не посадишь. И эти поляны теперь отдают жителям близких сел на покос. Вот на одну такую поляну я ехал вместе с родителями.
Наша поляна была очень большой. Трава на ней поднялась уже довольно высоко.
 – Папа, а мы всю поляну покосим?  – спросил я отца.
  – Нет, сынок, я поделился с нашим соседом Салманом, у нас только половина поля.
Мы с ним распрягаем Чонкара, стреножим его и отправляем пастись на полянку через дорогу. Здесь для него много молодой и свежей травы.
Отец берет из брички две косы и кладет их на траву. Их лезвия сверкают на солнце, они хорошо отточены.
 – Сначала поедим, перед тем, как начать. Идите оба сюда,  – зовет нас мама. Она выложила на белую скатерть пшеничные лепешки, творог со сметаной в чашке, зеленый лук, огурцы, помидоры, вареный картофель, редиску, несколько кусков курицы.
Мы сели завтракать. В лесу в утренние часы такая еда особенно приятна. Мама подталкивает к нам с отцом лучшие куски, чтобы мы побольше поели, а сама ест очень мало.
  – Ешь сама тоже, если собираешься работать,  – говорит ей папа.
  – А я ем,  – мать показывает небольшой помидор, который только что взяла.
Я обращаю внимание на то, что родители подкладывают левую руку под еду, чтобы крошки зря не сыпались на землю. Закончив трапезу, мы дружно встаем.
  – Роза, не старайся меня догнать, иди спокойно, веди свою полосу следом,  – говорит отец маме, когда он, взяв косу, выходит на поле.
  – Я и не буду пытаться тебя догнать, – говорит мама и подмигивает мне, – куда мне до тебя.
Ни слова не говоря, отец начинает косить. Высокий и сильный, он широко размахивает косу, охватывая большой пласт травы. Косу он держит легко и просто, как-будто это игрушка. Слышен шорох срезаемой им травы, ее ряды мягко ложатся на землю. Вскоре мама тоже начинает косить. У нее размах не слишком широкий, но работает она гораздо быстрее. Мне пока косу не доверяют, но я стараюсь время от времени взять ее в руки, чтобы попробовать покосить.
Трава высокая и густая. Ночная роса с нее еще не сошла, поэтому косарям пока не очень трудно косить.
Я сижу под деревом, где мы завтракали. Отец поручил мне сторожить коня, чтобы он куда-нибудь не забрел. Но он  не уйдет, потому что на поляне, где он пасется, еще очень много травы. Как старательно и вкусно Чонкар ест лесную траву. Наверно, в ней есть что-то особенное.
Я наблюдаю за родителями. Отец иногда останавливается, достает из голенища брусок и старательно проводит им по лезвию косы. Сделав 10-15 заточек, он большим пальцем проверяет, как заточилась коса, и продолжает работу. Когда они оказываются рядом, он точит и мамину косу. Они работают слаженно, ровно.
«Чтобы такое сделать?» –  думаю я. Ведь то, что я видел, сделал надо рассказать дома друзьям. «Подумаешь, поехал на покос. Большое дело что ли?»  – скажет презрительно Бакар. Тогда мне надо будет ему сообщить что-то важное, что-то удивительное, то, что он никогда не видел, не слышал…
Солнце поднялось достаточно высоко, сейчас, наверно, почти полдень. Но еще не жарко. Мои косари работают, пока погода позволяет.
 – Дака-аз! – раздается звонкий голос мамы. «Дака-аз! Дака-аз!»  – разносится эхо по горам. Мне всегда казалось странным слышать обратно чей-то голос. Когда мы с друзьями приходим в лес, вызывать эхо одно из наших любимых занятий. Нам очень нравится, когда эхо повторяет твой крик. Ребята говорят, что это черти нас дразнят. Да,  очень  похоже на это.
 – Дака-аз! Принеси кувшин с молоком!  – кричит мама.
  – Хорошо! Несу!  – отвечаю я. Кувшин накрыт маминой кофтой  и скошенной травой, чтобы молоко подольше продержалось свежим. Я несу молоко маме. Наши голоса слились, и теперь вместо четкого эха слышна какая-то неразбериха. «Ага, взяли? Попробуйте теперь передразнить!»  – обращаюсь я к чертям, не знаю, слышат они меня или нет. Но номер у них не прошел!
 – Отнеси сначала отцу,  – мама вытирает пот с лица, сняв с головы белый платок. Она раскраснелась и тяжело дышит. Отложив косу, мама садится на скошенную траву. Я иду к отцу.
  – За конем смотришь?  – спрашивает он, поднося кувшим ко рту.
  – Да он пасется там же, на поляне,  – отвечаю я и думаю про себя: «Куда он денется? Если что, я быстро его найду».
На черных усах отца осталась белая полоска от молока, увидев ее, я невольно рассмеялся.
 – Ты чего смеешься, чертенок!  – отец делает вид, что рассердился, а у самого смешинки в глазах. Вскоре он тоже смеется, утирая усы. Мама улыбается, наблюдая наше веселье. Я несу ей молоко.
  – Пей, сынок,  – мама протягивает мне обратно кувшин.
  – Нет, я не хочу, мама. Я потом воды попью. Здесь недалеко, в другом ущелье есть холодный родник.
  – Хорошо, во время отдыха сходим с тобой туда.
   – Э, я сам туда схожу, это совсем рядом.
   – Ну что ты, мой маленький Даказ?  – обнимает меня мама. – Как же я тебя одного по лесу отпущу ?
   – Пусти меня, мама!  Что ты меня, как маленького, обнимаешь? Отец еще увидит,  – пытаюсь я вырваться из маминых обьятий.
Мама смеется:
  –  Иди, застеснялся, что мама его обняла. Ты всегда для меня будешь маленьким, хоть через сорок лет, понял?
  – Мама, можно я немножко покошу?
  –  Попробуй. Помнишь, как я тебя учила?
   – Да, конечно, помню,  – я начинаю размахивать косой. Но у меня не очень хорошо получается: то коса цепляется за землю, то я не могу срезать траву. Мама берет у меня косу и показывает как нужно косить. Теперь у меня получается немного лучше и уверенней. Я прохожу несколько метров почти без ошибки. Отец, который очередной раз точит косу, смотрит на мою работу:
 – Не дергай косу, пусти ее плавно, не жми в руках, – говорит он.   
–  Ничего, в следующем году получится еще лучше,  – добавляет отец как бы про себя.
Скоро мама забирает у мена косу:
  – Даказ, иди под дерево, посмотри, не забрались ли муравьи на нашу еду. Сейчас мы докосим начатые полоски и придем отдыхать.
Она думает, что я устал. Я не стал с ней спорить, хотя мог бы еще покосить. Я иду к дереву, обрезки травы колют подошвы моих голых ног, но мне нисколько не больно, как-то даже приятно идти по скошенной траве. А запах от травы какой! Просто можно задохнуться от его пряного духа. Там, где трава еще не скошена, видны самые разные цветы. И синие, и желтые, и красные, как наш ковер в большой комнате на стене. Дедушка Идрис знает названия всех цветов и трав, вот бы у него научиться!
Я сажусь под дерево, прячу кувшин с остатками молока под кофту и траву. На покосе нельзя пить холодную воду, можно сильно заболеть. Это наша бабушка Халимат советует нам пить молоко во время такой работы. Неожиданно я слышу пение какой-то птицы в чаще леса. Это повторяющиеся звуки: «Фьют! Фьют-фьют!» Через несколько секунда опять эти звуки. Это не пение, а какая-то тоскливая жалоба, будто плачет птица от невыразимого горя. Странная она все-таки. Отец говорит, что это удод. Я узнаю голоса многих птиц, а этот голос особенный, его ни с кем не спутаешь.
Я долго слушаю удода. Он неожиданно смолкает, как будто и не жаловался вовсе. Надо мной закружилась большая пестрая бабочка. «Эх, какая красивая! Надо поймать ее для моей  сестренки Малики. Вот она обрадуется, что я из лесу принес ей такую волшебную бабочку!» Я очень люблю мою сестренку, ей четыре года. Она тихая, застенчивая девочка. Возьмет любую вещь, разговаривает и играет с ней.
 Я пытаюсь догнать бабочку. Она долго увиливает от меня, вот-вот, казалось бы, поймал, ан нет, опять улетела. Но наконец-то мне удается, изловчившись, ее схватить. Я аккуратно беру ее в руки, бережно,чтобы не сломать ее красивые и большие крылья, кладу в кулек из газеты.
Родители должны были придти на обед. Я иду к роднику за водой, взяв с собой  бидон с крышкой. Если спуститься с хребта, на котором мы сейчас находились, в соседнее ущелье, то там находится холодный и чистый родник. Там, где он выходил из-под земли, были выложены старые камни. Они, видимо, лежали здесь с незапамятных времен, а между ними лежала железная труба, по которой и текла вода рдника. За родником люди постоянно ухаживали, очищали его, убирали лишние заросли, расчищали русло. Он всегда был чист и ухожен. А следить за ним и беречь его, и не только его, но и всю природу, нас учили наши родители и старшие. Дедушка и отец всегда мне говорят, к воде, к земле, ко всему, что нас окружает, надо относится бережно, потому что от них зависит наша жизнь.
Недалеко от родника внизу, где вода  журчит по камням, растут лопухи и другие растения с широкими листьями. Несмотря на то, что у родника всегда лежала кружка для тех, кто хочет напиться, мы, мальчишки, никогда ею не пользовались. Обычно ребята сворачивали длинные листья этих растений, и получалось что-то вроде ковшика. Вот из него мы и пили родниковую воду.
Я услышал, что меня зовет мама. Быстро набрав воды, я стал подниматься на горку, к тому месту, где находились мои родители. На прошлогодних листьях скользили ноги, я старался не упасть, чтобы не пролить воду. Вскоре я добрался до них.
  – Почему ты ушел один, без разрешения?  – стала ругать меня мама.  –  А если бы ты наткнулся на зверя, чтобы тогда было?
  – Да брось, какие тут звери? Они давным-давно ушли вглубь леса. Здесь зверя ни днем, ни ночью не встретишь. Ничего, пусть парень будет самостоятельным, он должен быть настоящим мужчиной,  – сказал отец.
  – Это ты его портишь своим воспитанием, – мама была явно недовольна моим поведением. Она взяла у меня воду и стала собирать к столу. Вместо стола у нас была скатерть и на ней вся еда, что осталась после завтрака. Правда, отец разжег костер и сварил замечательный чай.
После обеденного перерыва, как только жара спала, родители вновь вышли на покос. Я тоже как мог старался им помочь, но у меня не получалось косить так быстро и ловко, как это делали мои папа и мама.
День клонился к вечеру, когда мы закончили работу на сегодняшний день. Скосили почти все, осталось совсем немного. Оставшееся можно закончить в следующий раз, когда мы приедем ворошить сено. А потом мы  заберем сено домой. И всю долгую зиму его запах будет напоминать о лесной поляне, о покосе, о грустной птице, жалобно изливавшей свою печаль, о роднике, чей привкус остается надолго в твоей памяти.