Легионы Лама

               

               

- Как называется эта речка? – спросил Рем, когда они с Эддом спустились по склону оврага и оказались на равнине сплошь покрытой цветами.
Справа вдалеке виднелась сине-зелёная полоса леса, слева изумрудными волнами катилась гряда пологих холмов, а в центре, втиснутая в туннель из плотных зарослей камыша, бурелома и старых наклонившихся верб, протекала тихая, почти неподвижная речушка.
- Не знаю, - Эдд поправил съехавший на одно плечо рюкзак, - на карте нет названия, тоненький, голубой завиток, прикреплённый к жирной, синей кривой с надписью Одина. Безымянный приток.
- В таком случае, мы можем сами придумать ей имя. Представь себе, что мы первооткрыватели, конкистадоры, вступившие на неведомый континент…
- Подумай лучше, где мы разобьём палатку, конкистадор. Местные жители, наверняка, уже давным-давно, ещё во времена Ледникового периода как-то окрестили этот ручей, просто картографы не обозначают такие мелочи, экономия места или ещё что, у них там свои правила…
- Кстати, а сколько до ближайшей деревни?
- Судя по карте, километров десять.
- Нормально. Значит, местечко здесь должно быть относительно диким.
- Ещё бы! – Эдд огляделся. – Следов цивилизации и человеческой деятельности не видать.
- Глухомань! Благодать!

На равнине они не заметили ни одной тропинки, будто здесь люди никогда и не ходили. От ароматов луговых цветов и трав и благодаря полному безветрию воздух напоминал свежий мёд, который хотелось пить маленькими глоточками, ибо от больших становилось приторно и муторно. Если бы ни минималистские симфонии насекомых, тишину можно было бы считать идеальной. Она плавно опускалась с безоблачных  монументальных, величественных, ярко-синих почти до неестественности небес и медленно растекалась густой прозрачной патокой, обволакивая летаргией каждую молекулу пространства.
Берега речки густо поросли осокой, чертополохом и крапивой. Вперемешку с грудами сучьев, этот зелёный жёсткий ковёр представлял почти непроходимую преграду.
- Да тут и упасть негде, - Рем разочаровано исследовал взглядом берега речушки.
- Ничего, надо походить, может быть, найдём пологое место, заводь, по течению реки всегда есть такие места.
- А палатку где будем ставить?
- Палатку можно и подальше от речки, палатку на бугорке ставить надо, а вот чтобы покупаться и рыбку половить, надо найти хорошее местечко с удобным подходом к воде…
- Гляди, вон там возле вербы…

Место Рем заприметил неплохое: берег образовывал плавный полумесяц, и течение намыло здесь небольшой песчаный пляжик. Добраться до него было делом нехитрым, если не считать мелкие порезы от осоки и ожоги от крапивы на руках. Пышная крона вербы отбрасывала спасительную тень, в которой укрылись туристы-рыболовы от начинавшей набирать обороты июльской жары.
- Классно! – Рем сбросил рюкзак. – Да тут прямо рай.
- Сад Эдемский, - подначил Эдд, - только вместо яблони верба.

В тёмном зеркале вод отражались переплетённые между собой ветви деревьев, коричневые султаны камышей, гротескные абстракции коряг, являя идиллическую картину, достойную классика-пейзажиста девятнадцатого столетия. Отполированную тишиной гладкую поверхность реки не нарушала ни единая складочка. Болотистые запахи речной ботаники, подгнивающей древесины и листвы, смешиваясь с луговыми пряностями, образовывали непередаваемый букет, надышаться которым, кажется, было невозможно. На листьях и стеблях прибрежных растений сидело множество разноцветных стрекоз: тёмно-синих, светло-голубых, прозрачно-зелёных, малахитово-серых, огненно-красных, лимонно-жёлтых, словно русалки украсили оригинальной мозаикой монохромную гущу берегов. Вечно созерцать в философской атараксии эту совершенную умиротворяющую мистерию – вот высшая радость.

Вдруг из камышей донёсся скрипучий неприятный звук. Ккррррууукктт. Ккккрррууууууккккктт.
- Что это? – всполошился Рем.
- Болотная птица, - успокоил Эдд. – Эти пернатые выдают всякое какофоническое непотребство.
- Угу, - буркнул Рем. Однако хрупкие миры Феокрита были бесповоротно разрушены. Он принялся распаковывать рюкзак, когда услышал сзади агрессивное жъ!жъ!жъ!жъ!жъ!жъ!ззшшжъ! Ни одно насекомое так не жужжало. Рем и Эдд резко развернулись, и необычное жужжание прекратилось.
- Что это было? – Рем подозрительно кивнул Эдду.
Тот пожал плечами: - Жук какой-нибудь…
- Что-то я не припомню, чтобы жуки так жужжали…
- Не припомнишь? А ты что всех жуков знаешь? Ты что энтомолог?
- Ну не энтомолог, только…
- Да ладно, расслабься, - Эдд похлопал Рема по плечу, - сейчас палаточку разобьём, перекусим…
Рем махнул рукой и оборотился к реке. Вдруг слабая, едва уловимая вибрация пробежала по глянцу вод, и микроскопические волны, расходясь концентрическими кругами, помчались к берегам.
- Рыба! – Рем ткнул пальцем, указывая на сморщившийся тёмный атлас реки.
- Да здесь её, наверное, не меряно!
Охотничий инстинкт вытеснил заботы о палатке, еде и странных звуках, и в считанные минуты заставил наладить удочки.
 
Рем и Эдд с азартом переглядывались – у кого же первого клюнет. Даже камыши, казалось, напряглись, ожидая исхода поединка. Рем не мог с постоянной степенью энтузиазма смотреть на поплавок и перевёл взгляд на зелёную кочку, возле корней дерева. В тоже мгновение у кочки появились глаза и лапы, и она стала похожа на огромную лягушку с гадким отвисшим зобом. Лягушка очень странно оценивающе посмотрела на Рема, как бы прицеливаясь к нему, а потом выплюнула из пасти длинный, узкий, извивающийся и блестящий синий язык. От этой противной галлюцинации Рема спас победный крик Эдда.
- Есть! – засиял он и подсёк. Поплавок дёрнулся и глубоко нырнул под воду, леска тенькнула, как тугая струна, круто изгибая удилище. Эдд напрягся, превращаясь в одну сплошную железную мышцу, и упёрся ногами в корневище осоки.

- Сом! Как пить дать! – Рем бросился на помощь товарищу. В это мгновение удочку дёрнуло так, что Эдд не удержался и головой вперёд полетел в воду. Леска и удилище бесследно исчезли в пучине, будто их всосала некая бездонная глотка.
Рем, нашпигованный иглами страха, помог выбраться обескураженному другу на берег.
- Это не сом, а кашалот какой-то, - сказал тот, стряхивая с себя тину и ряску.
- Он сожрал твою удочку, - выпучив глаза, прошептал потрясённый Рем. Мелкая дрожь волной прокатилась по его телу и смыла с лица румянец.
- Что?! – Эдд с недоумением смотрел на широко расходящиеся по воде круги.
В это время задёргался поплавок удочки Рема.

- Гляди, у тебя клюёт… - как-то отрешенно проговорил Эдд, пытаясь осознать, что же вообще произошло. Однако Рем не двинулся с места. Словно скованный неожиданным гипнозом, он стоял и тупо смотрел на скачущий поплавок.
- Так что, он утащил мою удочку на дно? – Эдд неуверенно пытался снять мокрую рубашку и всё ещё не мог понять сказанного Ремом. А тот стоял оцепенелый и диким взглядом провожал скользящее в сторону чёрной воды удилище. Взгляд Эдда последовал за… Увиденное не поддавалось осмыслению – какая-то сила молниеносно втянула снасти Рема под воду. Удочка нырнула в непроницаемую глубину, словно испуганная лягушка. Эдд раскрыл рот, но не мог произнести ни слова. В это время  уровень воды в реке моментально подскочил, почти сровнявшись с линией берега, а потом резко упал. Вода невероятным образом вздыбилась, вспучилась, образуя огромную волну, поднявшуюся над верхушками деревьев и уносящуюся вниз по течению, а на её месте образовался исполинский пузырь, внутри которого что-то шевелилось и росло. Рем и Эдд стояли, словно деревянные истуканы и отказывались верить происходящему.

Внутри ирреального прозрачного купола вырисовывалось почти не поддающееся описанию существо. Тройная вертикальная спираль чёрно-серой, скользкой лоснящейся плоти, утыканная грязно-коричневыми пульсирующими сферами, узловатыми, бурыми наростами и грибообразными, сложными конструкциями с вплетением мутно-жёлтых волокон, бледно-зелёных бородавчато-коростных напластований, грифельно-фиолетовых обвислых тканей и некротически-гнилостных красно-синих соцветий-язв, пыталась продавить стенки пузыря и вывалиться наружу. Внезапный порыв ветра всколыхнул траву, принося запахи разлагающихся трупов, тухлой рыбы и фекалий, и одновременно выводя из ступора горе-туристов. Испустив синхронный, жуткий вой, они бросились бежать. Но не тут-то было. Ветви вербы превратились в пучок кроваво-красных щупалец с множеством чёрно-золотистых присосок. Бесформенное существо прорвало тонкую преграду и ощетинилось миллионом огненно-рыжих стрекал, будто на нём выросла целая плантация актиний. Трава исчезла, и на её месте извивались, словно недоразвитые бледные поганки, змеевидные твари с зазубренными крючьями и треугольными шипами. Вся эта армада ринулась на спотыкающихся в панике бедняг, хватая, присасываясь, впиваясь. Истошные вопли сотрясли некогда тихую равнину. Эдд и Рем отбивались, как могли. И тут нечто более ужасное потрясло их и без того до основания потрясённое сознание. Из аспидной клокочущей пучины, в которую превратилась сонная речушка, возник колоссальный, чёрный цилиндр с поперечными, алыми полосами, разбивающими жирно-омерзительный столб отвратительной плоти на равномерные кольцевые сегменты. Этот безголовый обрубок гигантской змеи или червя взмыл над деревьями, причём нижняя часть его оставалась в реке, и, описав в небе инфернальную радугу, погрузился в луговой серпентарий, выворачивая и разбрасывая вокруг комья земли. Из его пор стала сочиться чёрная влага, оседая туманными испарениями Стикса на одежде, волосах и коже несчастных путешественников. Концентрируясь и сгущаясь, она превращалась в многообразие миниатюрных существ: пиявок, похожих на морских звёзд, змеевидных клещей, нечто трёххвостое, напоминающее глубоководных рыб,  спиралевидных многоножек, двухголовых сколопендромуравьёв, бескрылых, колючих ос и что-то бесформенное прыгающее и пульсирующее. Всю эту жалящее-кусающе-грызущую массу, которая во всех деталях отпечатывалась в воспалённом сознании, Эдд и Рем едва успевали счищать с себя, как из капель чёрной жидкости появлялись всё новые и новые мерзости. При этом им приходилось обороняться от постоянно вырастающих из-под земли многотелых змей, клешней, челюстей, лап, костлявых рук с железными когтями, экстремального вида эреборастений с жалами, гарпунообразными щупальцами и шипами-пилами. Нашествие было тотальным: со всех сторон, из-под земли, из реки, с воздуха. Гигантские мухи иссиня-стальные, блестящие в лучах не солнца, а громадного тёмно-фиолетового, бесформенного объекта на пепельно-зеленоватом небе, испускали целые дожди белых влажных клейких червей с запахом, выворачивающим кишки наизнанку. От летающих бурых комьев отваливались куски мерзкой тягучей слизи, пауки с крыльями летучих мышей выстреливали наждачной паутиной, разрывавшей одежду и рассекавшей кожу. Многоклювые, многокрылые гиеноптицы обрушивали на головы несчастных целые тонны падали. От всего этого невозможно было укрыться. И невозможно было всё это выдержать. Но каким-то необъяснимым образом Рем и Эдд это выдерживали и медленно продвигались к холму.
 
Вдруг земля перед ними взбугрилась, будто по ней прошлись мегалитным плугом, и из разлома одна за другой стали появляться длинные острые иглы, между которыми подрагивала жёсткая полупрозрачная, кожистая перепонка с изображением умопомрачительных рисунков. Земля вздулась ещё больше. Из-под отваливающихся пластов показалось серебристо-серое тело, а затем и голова такой гипермонструозной рыбы, которая не привиделась бы ни Босху, ни Лавкрафту, ни всем сюрреалистам вместе взятым.  Глаза без зрачков цвета кожи утопленника занимали большую часть морды этого чудовища. Между ними громоздилось нечто напоминающее кромлех, под навесом колышущихся кораллоподобных образований, всю сложность которых описать в деталях невозможно. Пасть, источающая удушающий смрад, была обрамлена острыми ледяными четырёхгранными пирамидами, зловеще сверкающими ядовито-синим огнём. Магнетическая сила, сопротивляться которой было бесполезно, повлекла Рема и Эдда в разверстую пасть левиафана. Но когда их истерзанные тела соприкоснулись с грязеклоачной слизистой оболочкой монстра, из его утробы вылетела целая туча всевозможных членистоногих тварей и деформированных рыб с потоком жёлто-бурой, едкой слезоточивой жижи. Обонятельные рецепторы просто отказывались уже воспринимать любые запахи. Пробираясь сквозь эту жуткую массу, Рем и Эдд кое-как взобрались на холм. То, что они увидели внизу, повергло их в безнадёжное отчаяние – вся долина до горизонта кишела  легионами монстров. Многообразие их форм и бесформенностей взрывало психику и бесповоротно сводило с ума. Смерть казалась величайшим благом по сравнению с созерцанием этих тартарических полчищ. Небо пульсировало от летящих, кружащихся и вибрирующих тератоморфов. Ни обороняться, ни взирать на них уже не было никаких сил. Рем и Эдд прислонились спинами друг к другу и приготовились… К чему? Они не знали, и знать не хотели. Они погрузились кататоническую атрофию и стали похожи на двух изуродованных кукол. Вдруг блеснуло нечто похожее на бледную, словно отлитую из плесени,  молнию в полнеба, и скрежещуще-стонущая тяжёлая звуковая волна привела в чувство обморочную плоть, вселив в неё новый ужас.

Холм превратился в конус гноящегося мяса, по осклизлой поверхности которого Рем и Эдд, атакуемые мириадами нечести, медленно сползали в центр образовавшейся воронки. Когда они достигли дна, их стала всасывать внутрь непреодолимая беспощадная сила. Их тела медленно закружились, сплющиваясь друг с другом, а затем разлетаясь по разные стороны инфернальной центрифуги. Тела тряслись, словно под воздействием электрического тока, исторгая из себя последние остатки жизненной энергии. И вот они повисли безжизненными тряпичными трафаретами среди миллионов таких же выжатых и высосанных безжалостными вампирами. Безграничное пространство без признаков неба, тверди и горизонта, без каких-либо узнаваемых земных объектов было плотно утыкано, будто висящими на плечиках плоскими двумерными человеческими телами, вернее тем, что от них осталось после мясорубки дьявольских орд. Но самое страшное в этой адской кунсткамере было то, что в этих жалких остатках плоти теплилось сознание. Бесконечное сознание своего беспомощного нечеловеческого существования.


- Как называется эта речка? – спросила Илона, когда они с Яриком спустились по склону оврага и оказались на цветущей равнине.
Справа вдалеке чёрно-синей полосой виднелся лес, слева тёмно-зелёными волнами катилась гряда пологих холмов, а в центре среди старых сумрачных верб, нагромождений бурелома, зарослей камыша и осоки, протекала тихая, почти неподвижная речушка.
  - На карте название этой речки не обозначено, - Ярик снял рюкзак и достал из него блокнот, - однако, покопавшись в гидрографических справочниках, я узнал, что этот маленький левый приток Одины называется Лам.
- Лам? Название такое… похоже на хлам или лом. А что оно обозначает?
- Лам – это древнее божество рек. Этимология этого слова очень спорна. Полагают, что оно возникло ещё в доисторическую эпоху на заре человечества. Некоторые лингвисты считают, что корень лам присутствует в слове ламия. Ламия – это полуженщина, полузмея, чудовище из древнейших мифов, пожирающее детей, да и не только…

В это мгновение позади них послышался шорох травы, будто кто-то шёл по лугу быстрой лёгкой походкой. Илона и Ярик обернулись. Перед ними стоял высокий костлявый старик с абсолютно- белыми длинными, чуть ли не до пояса, волосами, и с такой же длинной жидкой бородой, сотканной, казалось, из тончайших и легчайших паутинок. На нём была неказистая старая рубашка и такие же неопределённого цвета штаны. Лицо его напоминало череп, обтянутый папиросной бумагой бронзовой кожи: выпуклые скулы, отсутствие щёк, заострённый нос и подбородок, тонкая бледная линия рта. Спокойный, отрешённый, но вместе с тем очень пристальный взгляд старика производил двойственное впечатление. С одной стороны в нём не было ни угрозы, ни злобы, ни жестокости, ни вражды и вообще никакого негатива, а с другой стороны дружелюбным и мирным его никак нельзя было назвать. Илоне и Ярику не хотелось, чтобы старик смотрел на них, но он не отводил взгляда, стоя босыми ногами прямо на муравейнике. По его непропорционально большим, похожим на ласты, ступням ползало множество чёрных маленьких муравьёв, от укусов которых он, вроде бы, не испытывал дискомфорта. Эта аскетическая апатия и довольно суровый вид старика, так не гармонирующие с цветущим ярким лугом, неприятно покоробили молодых людей.

- Здравствуйте, - голос старика, которому на вид было лет сто или больше, прозвучал молодо, бодро, звонко, энергично. – Отдыхать приехали?
Молодёжь поздоровалась, удивляясь столь неожиданному феномену.
- Да, - сказал Ярик. – Места тут замечательные…
- Места удивительные, - глаза старика вспыхнули экстатическим огнём, являя взгляд задорного восхищённого юноши, а не древнего отшельника.
- Да, красиво здесь, - улыбнулась Илона, - вот только говорят, что в прошлом году где-то в этих местах бесследно исчезли два парня. Пошли на рыбалку и пропали.
- Не знаю, не слышал, - бесстрастно сказал старик. – Это, наверное, не у нас, это на Одинке. А как молодые парни пропадают дело известное – напились да пошли купаться…
- Может быть… -  скептически буркнул Ярик.
- А как называется эта речка? – Илона указала на тёмный извив среди анфилад верб.
- Лин. Иные называют Линок, - взгляд старика всё заметнее разгорался.
- А может Лам? В гидрографических справочниках эта речка называется Лам, - протокольно заявил Ярик.
- Может по научному и так, да народ переиначил, лины здесь больно хорошо клюют, вот и перекрутили в Лин.
- А Вы давно здесь живёте? – поинтересовалась Илона.
- Да почитай всю жизнь. Лет… уж и не упомню сколько…
- Так значит, на счёт тех парней Вы ничего не слышали?.. – уточнил Ярик.
- Нет, не слышал. У нас таких случаев не бывало никогда. У нас здесь места тихие, райские места…
Старик кивнул, давая понять, что прощается, и зашагал по траве, как тренированный легкоатлет, а не столетний дед, бросив напоследок: «Хорошего отдыха». Глаза его безумно сияли. И это сияние вызвало у Илоны очень нехорошее чувство.
Когда фигура странного незнакомца скрылась за холмами, Ярик сказал: - Кстати, это божество Лам изображалось в виде тощего, похожего на скелет, старика…
- Вроде этого, что ли?
               
               
                13.04.2016