Мой друг - домовой. Глава двенадцатая

Глава двенадцатая. Лето. Дача. Домовой.

Домовой на даче, уже сам себе парадокс. За те несколько дней, что мы провели на природе, Нафаня умудрился показать себя во всей красе и даже немного в неглиже.

Дача. Как много противного и прекрасного в этом слове. Когда ты маленький, то обожаешь носиться по маленьким улочкам, среди низеньких домиков с детьми своих соседей. А уж, сколько приключений ждало маленьких сорванцов – тут вам и купание в пруду, и догонялки с прятками, и страшные истории по вечерам, и даже самоличное воровство сладкой черешни из соседского сада.
Зато когда ты взрослел, то отдых уступал место пассивному рытью котлованов под картошку, прополке сорняков, поливке оных, сборе урожая пока не начинала хрустеть спина, да постоянно зудящие над ухом слепни с комарами. Мечта рабочего парня.

Когда я купил небольшую дачу за городом, то решил, что не буду подобно сотням несчастных, гробить свои выходные в позе рака под палящим солнцем. Правда, для осуществления этой мечты пришлось тоже потрудиться.
Зато как все прекрасно выглядит. Я разровнял грядки и засеял их зеленой травой для газона, по периметру дачи шли цветы, которые сажали еще мои родители, когда приезжали ко мне давно, да небольшой фонтанчик, который самолично возвел отец-рукодельник. Сколько мата было употреблено при возведении скульптуры я тактично умолчу. Скамейка под моим любимым дубом, была заботливо украшена кованым орнаментом. Моя дача была создана именно для отдыха.

- Ох и красиво живешь барин! – потянулся Нафаня, вытягивая из мохнатых лапок, острые коготки. Домовой всю дорогу покорно промолчал в большой сумке, а автобус даже не догадывался, кого я везу. Дача произвела неизгладимое впечатление на злого духа, который враз подобрел от созерцания подобной красоты. Нафаня полюбил наши поездки за город.
- Знал бы ты чертушка, сколько пота я пролил, чтобы возвести эту красоту, – я гордо надул грудь. Наф смерил меня недоверчивым взглядом.
- Ты жопу свою от постели оторвать утром не можешь. А тут на тебе. Целое королевство, – поджал толстые губы Нафаня. – Хотя. Что тебе втемяшится в голову то и делаешь. Белоручка ты у меня барин. Так, где тут банька! Я купаньки хочу.
- Банька будет вечером, Нафань. Вначале нужно забор покрасить. Смотри, как жутко смотрится эта красота и старый забор, – я кивнул на облезлые деревяшки по периметру. Дух не замедлил скорчить рожу. Лентяй! Впрочем, отвертеться ему не удалось.

Спустя полчаса, я нарядил Нафаню в старый фартук с дурацким цветочком на груди, и дал в руки банку с зеленой краской и большую кисть. Бес был похож на излишне бородатую версию Тома Сойера. Я не преминул это подметить, чуть не оказавшись в краске от излишне чувствительного домового.
Отправив маляра красить, я решил заняться поливкой газона. Изумрудная мурава на удивление ровно покрыла всю землю, и я не утерпев, разулся и ступил голыми ступнями на зеленый ковер. Ох, эти эмоции. Если вы никогда так не делали, самое время попробовать. Уверен, что у вас будет улыбка до ушей и мурашки, бегущие по спине.
Так и я. Постоял и, зажмурившись, аккуратными шагами пошел гулять по травке. Встряхнув гривой волос, я включил стоящий на крылечке бумбокс и под бодрые звуки группы Зеленый День с их хитом Баскетбольная корзинка, принялся поливать газон. Солнце, попадая на тугую струю воды, образовывало тысячи радуг по всему зеленому ковру. Идиллия же. Оказавшаяся быстро нарушенной.

Резкий рев обиженного бегемота, раздался за забором. Ко мне на всей своей скорости мчался домовой с перекошенной мордой. Фартучек заметно стеснял движения маленьких ножек. Морда Нафани была разрисована зеленой краской. Бумбокс будто почуял себя композитором для фильмов ужасов, затянул песенку Мисс Убийца. Я не удержавшись, расхохотался от увиденного.
- Наф, глупое ты существо! Ты чего себя изрисовал всего?! Отмыться будет очень трудно, – в перерывах между смехом проповедовал я домовому.
- Долбанная пчела! Какого фига ты не сказал, что у тебя там целое гнездо? Я не Винни Пух, чтобы улепетывать от пчел, – яростно скакал рядом Нафаня, пытаясь ужалить меня зеленой краской. – Эти звери, меня чуть не покусали! Я тебя сейчас тоже изрисую, отрыжка Пикассо, недоумок барский.
Нафаня бушевал, а меня просто распирало от смеха, когда юный Халк принимался от избытка чувств высовывать язык. И это при измазанной краской морде. Чуть успокоившись, я потащил духа к гаражу, где стояли канистры и должен был быть керосин. Только он и мог отдраить краску от шерсти Нафани.

Я курил сигарету, не рискуя подходить к пахнувшему керосином, как трактор, духу. Краску удалось содрать, да и Нафаня искупался под летним душем, только вонял теперь, как водитель маршрутки.
- И что? Мне тоже теперь нельзя курить? – набычившись, буркнул домовой, скрестив лапки на груди, и поглаживая коготками соску.
- Можно. Только я не дам гарантии, что ты не улетишь на Луну от первой же искры, – я выпустил в сторону Нафани струйку дыма. Домовой надулся еще сильнее. – Да шучу, я. Кури. Мы же вымыли тебя. Все будет хорошо.
С едкой улыбкой, Нафаня потрусил к сумке и, вытащив из нее пачку папирос, мгновенно зажег одну, потонув в клубе вонючего дыма.
- Ох, лепота, барин, – глухо донеслось из-за дымовой завесы. Я прыснул в кулак.

- Так. Ладно, с забором разделались. Иди топи баньку. У тебя это должно быть в крови, – я повелительно взмахнул рукой в сторону маленькой бани на окраине моего участка. Рядом стояла поленница дров, и кипа промоченных дождями, газет для растопки. Свистнув, Нафаня умчался к бане, попутно украв мою зажигалку.
Я же решил просто посидеть спокойно на скамье под дубом. Ветерок был таким теплым и ласковым, что скамья сама манила прилечь. Вздохнув, я забрался с ногами на жесткое сиденье, и, взяв в руки стакан яблочного сока, принялся обозревать окрестности.
К калитке тем временем подошла соседка - баба Мотя.

Баба Мотя была из той породы бабушек, что постоянно сидят на лавке и обсуждают прохожих. Так и на даче, баба Мотя не могла изменить любимому занятию. Я к ней относился ровно, а вот Нафаня ее не любил. Особенно после случая, когда старушка зашла к нам домой со своим пуделем Люцифером. Странное имя для собаки, я знаю. Люцик, как она ласково звала его, умудрился найти Нафанину соску, спрятанную под ванной, и неистово тягая ее по комнате, вызвал-таки бурю эмоций у жадного домового. Тогда Наф и довел Люцифера до первого обморока, рявкнув так, что пудель мгновенно напустил под себя лужу. Я же еле успокоил бабу Мотю, которая после того случая избегала заходить к нам в гости. Хоть иногда и забывала по старости о принятом решении.

- Здравствуй, Андрюшенька. Решил выбраться на солнышко и природку? – баба Мотя умудрялась так коверкать слова, что в гробу явно вертелся первопечатник Иван Федоров, вырабатывая электричество.
- Привет, баб Моть. Как жизнь? - я вежливо махнул старушке рукой, приглашая войти. Она зашла за калитку, а за ней, о ужас, забежал и плешивый Люцик. Я глазами поискал домового. Не хватало, чтобы он еще тут устроил драку.
- А я вот Люцика вывезла на природку. Пусть собачечка погуляет вдоволь. Он нервненький стал последнее время, – сокрушенно покачала головой баба Мотя. Я же хихикнул. Да, после Нафаниного рева, и не таким станешь.
Пока я беседовал с соседкой, пудель умчался разнюхивать окрестности. Я потерял его из виду. Баня была далеко, а домовой не успокоится, пока не растопит ее так, что и всамделишному Люциферу станет жарко.

- Ох, божечки, – заломила внезапно руки, баба Мотя. К ней, вылупив глаза и отчаянно визжа, несся Люцифер, а за ним, конечно, Нафаня. При этом в руках домовой держал здоровенное полено, которым размахивал над головой старого врага. Впрочем, духа видел только я. И это радовало.
- Хрен тебе, а не моя соска, мохнатая тварюга! – орал Нафаня благим матом, пудель же был явно на последнем издыхании. И собрав все силы, пес оттолкнулся от земли и буквально взлетел на руки хозяйке. Баба Мотя ахая, схватилась за сарафан. Люцифер вновь обмочился. Да прямо на старушку. Я не вытерпев, вновь заржал, как сивый мерин. Старушка осуждающе посмотрела на меня:
- Злой вы, Андрей. Бедный Люцик просто с ума сходит, только завидя вас.
Ага. Знала бы она от чего на самом деле сходит с ума Люцик, то вероятно сдала бы собаку в психушку. У ее ног крутился Нафаня, высовывая язык и утробно крича на пса. Люцифер, глянув вниз, снова потерял сознание. Старушка, ахая и охая, выскочила за калитку, а я смеялся, прижимая Нафаню к себе. Дух так и порывался догнать ненавистную псину и попотчевать его поленом. Не простил пожеванную соску, видимо.

Поздним вечером, мы с Нафане парились в баньке. Дух от души хлестал мое румяное тело. Вот что-что, а банщик из домового отменный. Я даже притащил в ведерке, с ледяной водой из колодца, две бутылки Гиннесса. Испить их сразу после бани и можно кувыркаться сразу спатушки. Тьфу. Баба Мотя заразила, не иначе.

- Наф. А ты знаешь, что ты зараза? – я сделал глоток отменного темного эля, и повернул свой расслабленный взгляд к домовому. Нафаня закурив папироску, вопросительно изогнул брови. – С тобой жуть, как трудно. Вон измазал все краской. Довел до истерики и обморока бедную собаку.
- Пес этот - идиот, Андреюшка, – заплетающимся языком пробормотал домовенок, прижимаясь к горячей стене. – Кто его знает, что он захотел бы сделать. Я же хранитель, вот и охранил от бесовской псины, друга. А ты ругаися.
- А краска? Учудил же, – я потрепал духа по макушке. Тот улыбнулся, выставив напоказ зубы.
- Ага. Жутко было. Пчелище гигантское, чуть не сделало из меня девиц из интернетов твоих. С губищей, аки обезьяна, - слова Нафани постепенно складывались в обычную речь пьянчужки. А что вы хотели. После баньки, темный эль. Расслабляет, мама не горюй.
- Ты чудовищен, дух, – рек я с вселенским пафосом и, не выдержав, засмеялся. Домовенок вторил басовитым уханьем.